Крестик в дорогу

Каждый год в последних числах мая, жертвуя единственным выходным, Крёстный на своей красной «копейке» с таким же красным прицепом отвозил нас с бабушкой в деревню, которая была расположена в четырёхстах пятидесяти километрах от Москвы в сторону тогда ещё Ленинграда. Когда определялась точная дата поездки, я с нетерпением ждал этого события, считая дни. Было отрадно не только от того, что летние каникулы я вновь проведу в деревне у прадеда, где меня ждут деревенские друзья-сверстники, с которыми мы будем купаться в речке, хулиганить, ругаться, драться и мириться. Но и предстоящая длинная дорога на машине, казавшаяся отдельным незабываемым приключением не могла оставить меня равнодушным. Чего только стоили мелькающие за окном вереницы деревень с одинаковыми, в основном покосившимися избушками, дружно стоящими вдоль трассы Москва – Ленинград. Их названия казались мне какими-то загадочными – Яжелбицы, Ижицы, Ярынья, Гряды, Новая Болотница, Стуковья. Начинаешь считать количество населённых пунктов, которые проезжаем, время от времени обгоняя грузовые машины, но отвлекаешься и в скором времени бросаешь это занятие. Только и успевай по сторонам смотреть. Вот щедро разлилась по обе стороны Ленинградского шоссе река Шоша со своими многочисленными островками, на многих из которых, похожие на грустных, задумчивых великанов, обречённо стоят высоковольтные вышки – разве не загляденье? Не успеваешь отойти от впечатления, как справа от дороги матушка-Волга ненадолго составит компанию путникам, движущимся в сторону Твери, тогдашнего Калинина, как бы дав полюбоваться собой немного. Где-нибудь между Торжком и Вышним Волочком проголодаемся, остановимся перекусить, отдохнуть. Чай, бутерброды с колбасой и сыром, да огурцы. Всё просто, но вкусно.
Несколько раз на моей памяти мы выезжали из Москвы часов в восемь вечера, и тогда часам к двум-трём ночи были на месте. Бабушка такие поездки не любила — оно и понятно. Чего только не бывает на дороге? В одну из таких ночных поездок, в районе посёлка Выползово, у «копейки» забарахлил мотор. Остановив машину на обочине, Крёстный открыл капот и, разобравшись в причине, стал устранять неисправность. Вдруг откуда-то из темноты к автомобилю приблизились две мужские фигуры. С виду самые настоящие рецидивисты. Подойдя к Крёстному, один из мужиков стал что-то ему говорить, другой тем временем пытался рассмотреть, есть ли кто-нибудь внутри салона, и увидел на заднем сидении мою бабушку и рядом с ней беззаботно спящего меня. Разговор длился не более пяти минут. Крёстный что-то отвечал ночным незнакомцам, после чего эти двое так же внезапно скрылись, растворившись в темноте. Наконец, ликвидировав неисправность, Крёстный закрыл капот машины, сел за руль, и мы поехали дальше. Тогда он и рассказал бабушке, что эти двое – очевидно находящиеся в розыске уголовники, которым, во что бы то ни стало, срочно нужно было в Ленинград. Помимо внешнего вида, их выдал тюремный жаргон. По всей вероятности, обнаружив в салоне лишних свидетелей, они решили ретироваться. Ещё не известно, чем бы всё кончилось, будь Крёстный один.

— Господь отвёл от беды – сказала тогда бабушка.

Однако чаще всего выезжали рано утром. Обычно Крёстный заезжал за нами около пяти утра, и в течение часа багажник Жигулей и прицеп до отказа набивались объёмными коробками с пустыми стеклянными банками для варенья и солений, жестяными банками с тушёнкой, рыбными консервами и сгущёнкой, сумками с крупами, макаронными изделиями и другими продуктами. Но самое почётное место в прицепе авто занимал конечно же мой велосипед. Сначала это был «Дружок». Затем, по мере моего взросления, «Дружка» сменил «Кросс-Пионер», а ещё позже аналог известного тогда среди подростков «Салюта», велосипед под названием «Таир», привезённый, как и предыдущий мне отцом из командировки.
И вот около шести утра все вещи погружены. Можно ехать. Меня, сонного целует у подъезда на прощание мама. Я знаю, что не увижу маму ровно два месяца. Она приедет в деревню в отпуск лишь в начале августа. От этого мне грустно. Однако в тоже время я весь в предвкушении поездки. Садимся в машину. Крёстный за руль. На заднем сидении, ровно посередине, что бы смотреть вперёд, сажусь я. Рядом, слева от меня бабушка. «Копейка» начинает своё движение из двора, увозя за собой послушный прицеп. Я оборачиваюсь назад, что бы ещё раз посмотреть на оставшуюся стоять у подъезда маму. Она успевает помахать мне рукой. Мы выезжаем на улицу, машина набирает скорость. Я поворачиваюсь вперёд.
— С Богом. Господи, благослови – вздыхая, произносит бабушка.
Рядом с ней на сидении небольшая сумочка. Бабушка носит в ней документы и кошелёк. Взяв сумочку в руки, бабушка, практически сразу извлекает из неё что-то.
-Антоша – зовёт меня бабушка.
Я молча поворачиваю голову. У бабушки в руках мой крестильный крестик на верёвочке. Я знаю, что это мой крестик. Я уже к тому времени даже прочитал пять томиков замечательных Библейских рассказов для детей, подаренных мне мамой, и ни сколько не сомневался в существовании Бога. Но крестик мне не одевали, видимо, чтобы не потерял, когда гулял и бегал на улице.
— Надо одеть, Антоша, в дорогу – тихо и ласково говорит мне бабушка.
Я покорно сижу. А бабушка, одев на меня крестик, заправляет его мне под футболку. Очевидно, я что-то ощутил в тот момент. Не просто поверил, но и почувствовал, что Кто-то охраняет меня и обязательно защитит в дороге, пока мы едем в деревню. Если бы я ничего подобного не ощутил в своём маленьком детском сердечке, то вряд ли бы всю жизнь так отчётливо помнил это утро.
По приезду в деревню, куда мы благополучно добрались, я крестик не снял. Ни в день приезда, ни на следующий день. Мне вдруг очень захотелось, чтобы этот Кто-то, а я уже знал, Кто Он, заботился обо мне, охранял и защищал меня теперь всегда, а не только в дороге, где вероятнее всего может случиться какая-нибудь опасность.
Только теперь, спустя почти сорок лет, я по-другому воспринимаю смысл этих бабушкиных слов: «Надо одеть, Антоша, в дорогу»… В мою дорогу, длиною в жизнь. Спасибо тебе, любимая бабушка!
А Крёстный в тот раз, как и всегда, отдохнув лишь несколько часов, поехал назад в Москву. Его выходной подходил к концу. Я его всегда в эти минуты мысленно очень жалел, хотя внешне никак не показывал это. Как сейчас помню удаляющийся вслед за Жигулями пустой прицеп.