Анфискины дети

Кому: Л. Л.
От: А. Завьяловой.

Я была обеспокоена. Мотылек, видимо, оживший после спячки, был обнаружен мной три дня назад в спальне, а после бесследно пропал. Благо, сегодня я нашла его: он спрятался за комодом.
Моя сестра Инночка была старше меня на два года. У нас в комнате стоял очень большой шкаф-купе, и в какой-то момент мы устроили там «логово», положили туда подушки и кукол. Частенько Инна будила меня посреди ночи и манила в уютное обиталище. Мы садились напротив друг друга и делились своими находками за весь день: она показывала мне старинную монетку, которую нашла на речке, когда купалась, маленький пустой панцирь улитки (там же). А я показывала мертвых жуков, которых прятала в спичечные коробки (прямо как гробики), но ей мои клады были непонятны.
Моя мать, Анфиса Павловна Завьялова, круглолицая, с алыми кукольными губами, всегда пахнущая персиками, была среднего роста и хорошо сложена. Взгляд ее был очень тихий, но в то же время заинтересованный, знаете, такая вежливая внимательность. Вы, вероятно, спросите, к чему я это все говорю, но мне почему-то кажется, что моя дочь Юлия унаследовала от нее этот взор.
Мы любили играть в лапту и городки. Могли часами носиться по дому или саду, играя в прятки. Мать говорила: «У нее неистощимая фантазия». Я то и дело что-то выдумывала, например, устраивала кукольные спектакли. Няня научила меня шить платья, и все мои куклы были как настоящие артистки в театре.
С детства я питала огромную страсть к рисованию. Больше всего мне нравилось изображать в своем альбоме жуков и тараканов, что никогда не ценила Инночка, ибо, повторюсь, была равнодушна к насекомым. Меня интересовал сам процесс: нужно было точно изобразить животное — довольно маленькая голова, широкое приплюснутое буро-коричневое тело, шесть лапок, длинные усы-антенны. Все это было очень занимательно для меня.
Мне помнятся те чудные моменты оранжево-розового лета: веранда, увитая бусинами винограда, бархатный вечерний ветер, лишающий покоя наши светло-русые волосы, румянец яблока в руке Инны, стрекоза, севшая на мою левую туфлю, няня, заплетающая мои волосы — все это было мне хорошо знакомо, и все это было так далеко от меня. Незримая, утерянная в той зеленой лозе моя беззаботность, мое невинное счастье уже никогда не будет опробовано мной снова, отныне дивный плод превращен в жалкий огрызок.
Там, где вы живете, тетя, всегда тепло, и море баюкает. Я пишу это письмо, пока за окном идет снег, и вальсируют белые мухи.
Мама бережно хранила присланные вами открытки, их очень много. Вот открытка на восьмое марта: большая восьмерка в виде красной ленточки, нарядная девочка разговаривает по телефону. А вот новогодняя: ребята на санках и поздравление с праздником большими цветными буквами.
Недавно состоялась выставка моих картин. Если вы думаете, что я рисую только жуков, то вы ошибаетесь! Я росла и, соответственно, училась и постигала новое. Среди моих работ много портретов женщин, Юле больше всего нравится холст с дамой в шляпе, украшенной искусственными цветами. Весенний натюрморт: сирень смотрит в окно.
В голубом мерцании комнаты — не что иное, как утреннее пробуждение, ощущается столь личной и бесшумной свободой, которую я могла пережить только в отрочестве, когда было совсем еще рано и все спали, а я тонула в бледности потолка.
Моя Юля росла счастливым ребенком. Ее жизнь была наполнена мармеладом, книжками с картинками и плюшевыми зайцами. Она с детства категорически отказывалась позировать мне, говорила, что не любит свои веснушки и не хочет, чтобы я их рисовала.
Вы неоднократно говорили, тетя, и когда мы с сестрой были маленькие, и когда взрослые, и отцу с матерью, и всем-всем: «Анфискины дети — самые лучшие на свете». А когда же я была лучшей? Я с большим трудом позволяю себе называть себя художницей, мне думается, что не достойна этого звания. Может, работы мои никудышные и посредственные? Может, руки мои мне претят? Мнение отца о моих картинах всегда оставляло не ясное послевкусие; его брови, глаза, уголки губ приобретали восхищенный вид, но как-то пресно он высказывался, неискренне.
Не знаю, могут ли бабочки заснуть снова после пробуждения. Боюсь, мотылек долго не проживет. Я кормила его: смачивала ватку сиропом и подсовывала ему, он охотно ел, чует же сладость. Попробую налить в блюдечко воду, ведь хоботок есть, попить сможет… Поищу коробочку для него, она послужит домиком.

Ответ Л. Л.
Заплутавшее солнце в скрюченных лапках дерева — узнаваемый образ из детства, не правда ли? Испытываю большое желание взглянуть на твои картины, Алевтина. Никогда не подвергай себя сомнению, не позволяй горьким раздумьям владеть тобой. Каждый вклад имеет значение, абсолютно каждый. Всегда оставайся ярким светом и озаряй свой путь, затмевая злонравную темень.
Надеюсь, что мотылек доживет до весны.