Глава 4: Свет внутри (Глава 4)

Под действием слов Голоса, Лео слушал, а в его глазах выступили слёзы — не от боли, а от облегчения. Его сердце, долгое время сжатое кольцом одиночества и стыда, медленно начало раскрываться. Он вспомнил моменты покоя, короткие мгновения красоты и утешения, которые раньше считал случайными… Но теперь понял: это был кто-то. Кто-то, кто был рядом.

— Почему ты раньше не говорил со мной? — прошептал Лео.

— Я всегда говорил, — ответил голос, — но ты не мог слышать. Боль кричала слишком громко. Но теперь, когда ты остановился, когда твоё сердце открылось хоть на мгновение — ты услышал меня.

Лео не мог больше сдерживать рыдания. Он сдёрнул верёвку с ветки и обнял себя крыльями, как будто защищая ту хрупкую, но уже живую искру внутри. Он был любим. Всё это время. Не кем-то мимолётным, а чем-то вечным, невидимым, но реальным. И это стало первым настоящим шагом к исцелению.

Лео долго сидел на ветке, в тишине, наполненной светом. Голос больше не звучал словами — он растворился в самом воздухе, в биении сердца, в покое, что медленно наполнял его изнутри. Но семя, которое было посеяно, уже начинало прорастать.

Он посмотрел вниз — на верёвку, соскользнувшую с ветки и теперь бессильно лежащую на земле. И посмотрел внутрь себя — туда, где раньше жили только боль и одиночество. Но сейчас… там было нечто новое. Тихое, нежное, словно крохотное пламя. Оно не обжигало. Оно согревало.

Впервые за долгое время Лео начал задаваться вопросами — не от отчаяния, а от желания понять. Почему он был таким, какой он есть? Почему не мог летать, как другие? Почему оказался один?

Ответ не пришёл сразу, но он начал чувствовать: возможно, его трудности были не знаком слабости, а знаком силы. Не каждый может оставаться чувствительным, когда с ним жестоки. Не каждый способен мечтать о полёте, когда крылья подрезаны с самого детства. А он мечтал. Он всё ещё мечтал.

Он вспомнил, как в самые тёмные дни всё ещё замечал красоту: слушал журчание воды, смотрел на отражение звёзд, следил, как росинка скатывается с листа. Но были и другие воспоминания — те, что причиняли боль. Лео вспомнил, как, устав от насмешек, он сам начинал злиться. Как иногда, не выдержав, огрызался, шипел в ответ, бросал резкие слова, которых потом стыдился. Он не хотел быть таким, но порой боль вырывалась наружу и ранила других.

Он закрыл глаза. Это было тяжело признать, но необходимо. И именно в этом — в честности перед собой — он почувствовал не слабость, а рост.

Разве не сила — признать свои ошибки?

Разве не свет — стремиться стать мягче, даже если сам был обожжён?

Он понял: его путь к свету не был прямым. Но каждый шаг, даже через тьму, привёл его к этой точке — к искреннему желанию быть лучше. Не идеальным, а настоящим.

Он начал видеть, что в его уязвимости скрывалась стойкость. В его слезах — глубина. В его молчаливом терпении — огромная, тихая сила. В нём жила доброта, нежность, способность прощать. Он не был пустым, он был наполнен. Просто долго не верил в это.

Он понял: всё это время он носил в себе нечто драгоценное. И не странность была причиной насмешек, а то, что другие чувствовали: в нём было то, чего они не понимали. Он не был таким, как они. Он чувствовал глубже. Он видел дальше. И это их пугало.

Лео поднял глаза к небу. Луна всё ещё была там — спокойная, внимательная. И он впервые улыбнулся. Не потому, что стало легко, а потому что стал светлее сам. Он уже не просил Луну изменить его. Он просил лишь:

— Помоги мне помнить, кто я есть на самом деле.

И в ответ тишина снова стала голосом. Не словами — а согласием, присутствием, любовью. И Лео понял: он начинает путь, но теперь — изнутри. Он больше не боится быть собой.

Он — свет.

И даже если этот свет не сразу увидят другие, он будет светить. Потому что теперь он знает: свет внутри него — настоящее, живое, и его уже невозможно потушить.