Мужики

Дед Макар накрыл стол в саду. Так было принято повсеместно: обедать на свежем воздухе, что способствовало пищеварению. Впрочем, три яблоньки и заросли вишни в палисаднике трудно было назвать громким титулом «сад». Но старик гордился им, ухаживал, поддерживая идеальный порядок. Он провел рукой по окладистой бороде и зычно крикнул:
— Мужики! Обедать!
Первым с террасы сбежал Аркадий, в легких брюках и гавайской рубашке. Бросил на скамейку рядом с собой спортивную сумку. Ему предстояло уехать из дома на вахту. Потом из гаража вышел Тарас, и долго умывался под колонкой, громко фыркая и охая. В такие жаркие дни он предпочитал из одежды только шорты и панаму. Потому и загорел так, что напоминал какого-то американского креола.
— Как тачка? — спросил его Аркадий, когда Тарас занял свое место за столом.
— Масло поменял, — пожал плечами Тарас, — а в остальном – полный ажур.
— Малыш! — Аркадий крикнул так, что полусонные от зноя воробьи сорвались с ветки. С ленцой, нехотя, из зарослей репейника и глухой крапивы появился малыш. Пятилетний мальчуган с белыми, как лён, волосами и россыпью ярких веснушек.
— Мой руки, и за стол! — тон Аркадия не учитывал возможности на хоть какое-то возражение.
Наконец-то, все семейство собралось в полном составе. С аппетитом поели холодную окрошку, которую дед Макар готовил просто потрясающе. Да и в такую жару она была просто необходимой. Обычно, они и обходились только этим блюдом русской кухни, но не сегодня. Следовало хорошенько подкрепиться. И потому на второе дед пожарил куриные окорока и отварил картофель. По окончании трапезы, когда со стола убрали всю посуду, Тарас водрузил в его центр огнедышащий самовар. Лишь малыш не принимал участие в чаепитие. Он с недоумением смотрел на взрослых: как можно в такое пекло пить еще и огненный чай? Уж лучше банан из холодильника. Холодный и приятный. Аркадий смахнул со лба бисерки пота, посмотрел на часы.
— Пора. — Сказал он, и малыш бросился ему на шею. Прижался, затих.
— Ну, что, малыш?
— Не уезжай.
— Надо, сынок, надо. Что тебе привести?
— Автомат.
— Какой?
— АКМ. — Серьезно ответил малыш и даже для солидности нахмурил брови.
Взрослые переглянулись, не скрывая улыбок
— Ты главное слушайся деда и дядю? Ok?
— Хорошо. — Малышу явно не нравилась такая перспектива, но деваться было не куда.
Тарас между тем выгнал из гаража белоснежную «девятку».
— Пора! — еще раз повторил Аркадий. Поцеловал сына, похлопал по плечу деда Макара, и, подхватив сумку, направился к машине. Малыш вновь юркнул в заросли репейника, где находилось его тайное убежище. А старик еще долго сидел за столом и смотрел на дорогу.

Машину вел Тарас и, едва выехав на трассу, он прибавил «газ». Стрелка спидометра устремилась к отметке в 100 километров в час, задрожала на ней мелкой дрожью. Каким-то шестым чувством, или же боковым зрением, увидел, как не одобряюще покачал головой старший брат. Аркадий работал водителем – дальнобойщиком, и его профессиональное кредо гласило: осторожность и внимание. Да и машина принадлежала ему, потому Тарас сбросил скорость. Машина плавно катила навстречу городу.
— Завтра сено на дальнем лугу будет готовым. — Сказал Аркадий.
— Да не волнуйся, привезем. На зиму то хватит?
— С лихвой. Славненько мы потрудились.
— Ага. — Тарас лишь на мгновение отвел глаза от дороги. На мгновение, и …, перед машиной возникла девушка.
Сдавленный крик, резкий поворот руля, взвизг тормозов. Воздух моментально наполнился запахом жженой резины. Машина остановилась, и в салоне повисла могильная тишина. Тарас чувствовал, как выпрыгивает сердце из груди, а руки, сцепившие рулевое колесо, дрожали мелкой дрожью. Аркадий откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Губы беззвучно что-то шептали. В салон заглянула девушка. Перед Тарасом возникли голубые, словно полевые васильки, глаза, в которых не было ни капельки испуга. Слова грубые, и далеко не литературные, готовы уже были сорваться с его потрескавших губ, да застряли в горле.
— До города не подбросите?
— Садись, — треснувшим голосом только и промолвил он, чувствуя, как возвращается спокойствие и облегчение. Сердцебиение пришло в норму, руки налились уверенностью и силой. Он завел машину, и вернулся на трассу. Аркадий пришел в себя намного позднее. Смахнул липкий пот со лба, резко обернулся к девушке.
— Тебе, что? Жить надоело?
— Мне в город надо. — Девушка чувствовала себя под его тяжелым взглядом, как кролик перед удавом.
— Даже ценой собственной жизни? — Аркадий нашел в себе силы даже усмехнуться в усы.
— Да, — тихо ответила она, и глаза ее наполнились тоской и болью.
— И куда это так спешат красивые девчонки? — поинтересовался Тарас, не отрывая взора от дороги.
— В военкомат.
— Понятно.
Аркадий отвернулся от нее, принял привычную позу пассажира, и закурил. Потом бросил взгляд на брата:
— Вот тебе и наука. Тише едешь – дольше живешь.
Остаток пути, а он был не близким, в салоне висела абсолютная тишина. Даже музыку не хотелось слушать.
Девушку высадили около военного комиссариата, наотрез отказались от предложенных денег, и поехали на автобазу, где и работал Аркадий. Ему предстоял рейс в Курган, на две недели. Распрощались без всякого жеманства и наигранности. Короткое рукопожатие – вот и все, чем они и ограничились. Тарас еще некоторое время поколесил по городу, делая необходимые покупки продуктов и промтоваров. И уже сворачивал на свою трассу, когда неожиданно он увидел на автобусной остановке знакомую девушку. Её трудно было с кем-либо перепутать: легкий, воздушный, сарафан, золотистые волосы, перехваченные голубой ленточкой в пышный «хвостик», расположенный за правым ухом. Она сидела, низко опустив голову. Явно чем-то сильно опечалена. Тарас остановил машину, посигналил, но девушка не обратила никакого внимания. Тогда он вышел, подошел к скамейке, и осторожно присел рядом. Она даже не шелохнулась. Картина вырисовывалась вполне банальная: опоздала красавица на проводы паренька.
— Не успела?
Она вздрогнула, и, наконец-то, вернулась в действительность. Ее голубые глазки блестели от влаги. Посмотрела на него отсутствующим взглядом, а когда узнала, две крупные слезинки скатились по щекам.
— Его провожала другая. Понимаешь, дру-га-я! — ей явно хотелось выговориться, выплеснуть боль. А вокруг уже образовывалась толпа, среди которых и любопытных хватало. Тарас приподнял ее за плечи, и увел с остановки. Усадил в машину. По городу он ехал очень осторожно. Надо было и на дорогу смотреть, и не упустить нить монолога девушки, у которой сильно накипело на душе:
— Поссорились мы с ним из-за глупого пустяка. И он целых два месяца не появлялся в деревне. Ни слуху, ни духу. Тишина. И на тебе! Как снег на голову – он уходит в армию. Ни проводов, ни вечера. Никто в деревне и не знал. И я, как глупая, лечу в город, чтобы проводить его. Чтобы попросить прощение. И что? Что я вижу? Висит у него на шее новая девчонка. Городская вся такая. Блатная. Расфуфыренная. Подлец.
Она замолчала и, отвернувшись, стала смотреть на пробегающие за окнами картины. А они менялись: исчезли высотные постройки, пролетел быстро пригород с частными домами и палисадниками в цветах, а на смену пришли поля и рощи. Вырвавшись на трассу, Тарас прибавил скорость. Чего греха таить. Любил он быструю езду, когда врывается ветер в салон и поет на непонятном языке непонятные песни. И кажется тебе, что это не ты летишь по трассе, а все пространство летит на тебя, виртуозно при этом тебя огибая. Тарас остановился около остановки деревни, где и проживала пассажирка. Вопросительно посмотрел на нее. Да не проявила никакой реакции. В таком молчании прошло несколько минут.
— Как не хочется домой. — Вдруг тихо сказала она.
Тарас понимал ее состояние. В такие минуты особо не хотелось общаться с родными, которые искренне и активно спешат успокоить, дать какой-либо совет, угодить. Не понимая при этом, что такая опека и забота еще больше усугубляет душевную боль.
— Можно поехать ко мне. — Неожиданно сам для себя предложил он. Девушка резко обернулась и посмотрела в его глаза. Тарас поразился тому, как изменился цвет ее глаз. Были васильковыми, стали темно-синими, как омут.
— Без глупостей. — Он театрально развел руками.
— Хорошо. — Вдруг согласилась она.
Тарас вновь завел двигатель.
Около дома, на лавочке, сидели рядышком дед Макар и малыш. Тарас остановил машину, и направился с гостьей к ним.
— Познакомьтесь. Это дед Макар, это малыш, а это, — он вопросительно посмотрел на девушку.
— Яна. — Представилась она.
— Пошли в дом, — дед поднялся с лавочки, — вечерять пора.
Тарас пошел загонять «девятку» в гараж, а когда вернулся в дом, там все уже сидели за круглым столом. Тарас присоединился. Ужин проходил в молчании. Как в прочем почти все происходящее в этом доме. Говорили тут мало, только самое необходимое. Яна вызвалась помыть посуду, малыш принялся играть в приставку, а дед Макар, ссылаясь на преклонный возраст и болячки, отправился спать.
— Как все запущенно, — тихо, себе под нос, сказала Яна. Но Тарас, наслаждаясь второй чашкой душистого чая, услышал ее замечание.
— Ты о чем?
— Обо всем.
— И все же?
— Во-первых, о малыше.
— Малыш? — изумился Тарас, и тут же испугался. — А что с ним?
Он же не выговаривает «р.». С ним надо серьезно заниматься. Думаю, неделя – другая занятий, и все пришло бы в норму.
— А ты что, логопед?
— Да. Учительница, плюс логопед. — Просто ответила она, продолжая наводить блеск на кастрюли и сковороды. Давая тем самым понять, что и это находится в большом запустении.
— Женских рук не хватает? Да? Это хочешь сказать?
— Да. И это самое плохое для малыша. Вы, взрослые, может и привыкли. А может, вам это и нравится даже, поэтому и не замечаете, что малыш страдает.
Тарас предпочел промолчать. Рациональное зерно в словах Яны, естественно, присутствовало. Тем более, со стороны всегда виднее все плюсы и минусы. Он решил перевести разговор на другие рельсы.
— А ты, вот например, не могла бы позаниматься с малышом? Было бы здорово. Аркаша придет с рейса и удивится.
— Малыш его сын?
— Да.
— А мать где?
— Сбежала. — Тарас налил себе уже остывший чай, принялся, молча, прихлебывать его.
Яна удивилась. Если отец бросает мать с ребенком — было обыденным и повсеместным делом, но мать! Хоть и встречались такие, но довольно редко, и где-то там, далеко. И каждый раз Яна возмущалась. Это просто не укладывается в голове. Как же материнский инстинкт? Да такая женщина не имеет право называться женщиной! В аду и то ей места нет!
— А ваши родители? — вопрос сорвался, а мысль пришла следом: что-то тут трагическое, и не стоит вскрывать раны. Да слово – не воробей.
— Они погибли. — Ответил Тарас сразу осевшим голосом. — Возвращались с сенокоса. Попали в грозу. Молния ударила прямо в трактор.
— Прости.
Тарас подошел к окну, и прижался лбом к прохладному стеклу.
— Говорят, что время лечит. Может, это и так. У кого-то. Может, просто мало прошло еще времени. Не знаю. Иногда мне кажется, что эта боль никогда не пройдет.
В комнате повисла тишина, которую так своевременно нарушил малыш.
— Дядь, я в туалет хочу.
— Пошли.
— Заодно и ведро вынеси, — попросила Яна.
Оставшись одна, Яна закончила уборку на кухне. Конечно, назвать чистоту идеальной было нельзя, тут следовало приложить максимум усилий и времени, но уже запахло свежестью и уютом. Малыш уснул, а Тарас с Яной еще долго сидели на крылечке, и пили чай.
— Может, я заберу мальчика на недельку к себе. У меня все равно отпуск. А заодно и позанимаюсь с ним. Как ты на это смотришь? А дед Макар? Он, наверняка, будет против. Он так ласково и нежно смотрит на внука. А так, сердит больно.
— Он недавно жену схоронил.
— Бабушку?
— Да нет. Он ведь не родной нам вовсе. Сосед. Но после смерти жены, мы с братом пригласили его жить с нами. Одному совсем плохо.
Чем больше Яна узнавала об этой семейке, тем больше удивлялась. Прямо какая-то мужская коммуна. И столько боли! Теперь становится понятно, почему тут царит унылая атмосфера.
— Вам нужно жениться. — Выпалила она.
— Кому это вам? — удивился Тарас, едва не выронив бокал с чаем.
— Всем троим. И деду Макару, и брату твоему, и тебе, наконец. И тогда, — она замолчала.
— Что тогда? — подгонял ее Тарас, заинтригованный до корней волос.
— В этот дом вернется праздник. — Почему-то с некоторой долей зла ответила Яна, и поднялась. — Где мне можно переночевать?
— В моей комнате?
— А ты?
— Я летом на сеновале живу.
— Спокойной ночи, — сказала Яна, и вошла в дом.

Утром Тарас отвез Яну и малыша, который с радостью согласился погостить, как он сам выразился, у красивой тетеньки. Дед Макар не одобрил, но и не воспротивился. А потом Тарас окунулся в пучину домашних дел и забот. А их, как всегда, было великое множество. Закончили, наконец-то, уборку сена на зиму, как тут же пришла горячая пора на огородах. И все время Тараса не покидали мысли о Яне. Особняком стоял их разговор на крылечке. И теперь каждый вечер, когда он сидел на ступеньках с бокалом чая, он все вспоминал его, и думал, думал, думал. И мысли эти были далеко не радужными. «Правильно ли устроена наша жизнь? Например, зачем мы держим корову? Зачем сажаем столь огромный огород картофелем и луком? Конечно, излишки идут на продажу, а это большое подспорье в столь тяжелое в финансовом плане время. Аркадий ведь не обязан содержать на свою зарплату еще и меня. А чтобы окончить институт, нужны деньги. И не малые деньги. Так, что и скотина, и огород просто необходимы. Вот только придется мне, наверняка, перейти на заочное отделение. Ведь наступит осень, дед Макар, после отъезда Аркадия в очередной рейс, не сможет управиться с Буренкой, да и с малышом тоже. А где работать? Совхоз почти развалился. Правда, на ферме всегда нужны скотники. Вот только зарплату не платят годами. Зато буду числиться на работе, и дома всегда. И во дворе уберусь, и дрова заготовлю. А вот после института, можно и о городе задуматься. Продадим дом, скотину, машину, и приобретем однокомнатную квартиру. Заживем. Дед Макар, конечно, не поедет. Трудно будет уговорить старика. А оставлять его одного – бесчеловечно и бессердечно».
— Что, сынок, не спиться? — неожиданно раздался за спиной голос старика. Тарас даже слегка вздрогнул.
— Нет. Устал, наверное.
— Устал, — Как-то нехотя согласился дед, опустился рядом на ступеньку. Не спеша набил трубку ароматным самосадом, и закурил.
— О ней думаешь?
— О ком? — смалодушничал Тарас.
— О дивчине. Как бишь ее? О, Яна.
— Нет.
— Эх, сынок. Чем человек старше, тем глаза его зорче. Нет. Не глаза, а зрение. Внутреннее. Все я вижу, все я чувствую. Запала девчонка, запала родимая. Укатила, а сердце прихватила.
— Да нет, дед, ты ошибаешься. Да, красивая! Да, приятная! Добрая и обходительная. И все. Все, дед! — он широко развел руками.
— Знаю, все знаю. Не вспыхнула любовь в одночасье, и что? Зародилась она крупицею малой. Но вырастит, вырастит. Поверь мне. Многое перевидал я на своем веку.
Тарас ничего не ответил старику, но молчание порой красноречивей любых пламенных речей. И дед Макар между тем продолжил:
— Ты еще не чувствуешь ее. Но поверь мне, сынок, через недельку-другую ты снова захочешь повстречаться с нею. Начнутся терзания и сомнения, муки и бессонница. В конце концов, ты признаешься сам себе, что влюблен. И рухнет вся твоя выдуманная свобода и философия холостяка.
— Я не хочу, — нарисованные перспективы не радовали.
— А никто и не спросит твоего желания. Любовь – сила страшная.
Тарас промолчал, задумался над словами мудрого старика.
А слова те оказались пророческими.
С каждым новым прожитым днем Тарас все чаще ловил себя на мыслях о Яне. С каждым днем росла тяга вновь увидеть голубизну ее глаз, окунуться в них. И говорить, говорить, говорить. Даже сновидения его изменили жанр. Любовные мелодрамы с Яной в главной роли. Неделя тянулась мучительно долго. Целую вечность. И наконец-то наступил столь долгожданный день, когда пришел срок забирать малыша. Тарас волновался, словно перед экзаменом, к которому он не готов. Мучила бессонница и расстройство желудка. Хотел поехать с раннего утра, но тут в деревне появились закупщики мяса. И пока Тарас заколол свинью, пока торговался с армянами, день неуклонно катился к своему экватору. Поехать удалось только после обеда. Трасса была почти пустой, и он гнал машину так, что даже у него дух захватывало. Только когда он притормозил около ее дома, Тарас заметил, что на нем только не первой свежести шорты и шлепанцы. Ругнулся про себя, хотелось же немного пообщаться с девушкой. Но не в таком же виде! Пришлось просто посигналить. Из дома вышла Яна, в топике и шортах. И пока она шла к машине, он любовался ее точеной фигурой, чувствуя, как сердце сжимает невидимые тиски, как в области желудка образовался ледяной комочек.
— Привет! Почему не заходишь? — она белозубо улыбнулась, усиливая впечатления.
Тарас распахнул дверку:
— Я не в форме.
— Понятно. А малыш спит, детям его возраста полезно спать после обеда.
— Согласен. — Тарас даже был рад такому обстоятельству. Не оставит же она ожидать его в полном одиночестве. Яна обошла машину и села рядом, так же не закрывая дверку.
— Посидим?
— С удовольствием. — Он не мог скрывать радости. Но Яна промолчала. Он понимал, что инициатором разговора должен быть именно он, но слова предательски застревали в горле. Впервые он чувствовал перед девушкой робость и смятение.
— Как малыш?
— Он чудесный ребенок. Ты удивишься, когда снова пообщаешься с ним.
— Знаешь, — Тарас решил вернуться к разговору на ступеньках крыльца, — я всю неделю думал над твоими словами.
— Да?
— Да.
— И что ты надумал? — Яна вся обратилась во внимание и заинтересованность, даже села в пол-оборота к нему.
— Ты права. У нас сложилась чисто мужская коммуна, где имеются три потенциальных жениха. Но у каждого из нас своя философия и свой взгляд на жизнь. Дед Макар вряд ли женится. Со своей женой он прожил душа в душу сорок лет. Бог не одарил их детьми, и они дарили друг другу всю нежность и любовь. После такого счастья и гармонии ему будет проблематично ужиться с кем-то еще, даже если она будет с ангельскими крылышками.
— А Аркадий? — Яна прервала молчание, которое образовалось после монолога Тараса.
— После неудачного брака? — Тарас даже поморщился. — После того, как…. — С губ едва не сорвалось не литературное ругательство. — Она укатила с командировочным. Да он просто женщин терпеть не может. В каждой видит потенциального врага своему миру.
— Это не мир. Это мираж. — Тут же возразила Яна. — Он выдуманный и потому не естественный. Это, во-первых. А во-вторых, нельзя всех женщин ставить в один ряд, мерить одним шаблоном. Таких женщин – единицы. В-третьих, он должен, прежде всего, думать о сыне. А малышу нужна мать.
— Да, ты права. — С такими аргументами трудно было спорить. Он даже облегченно вздохнул. — Вот пусть Аркаша и ломает голову. — Он улыбнулся, словно давая понять, что разговор на этом можно и заканчивать, но Яна не хотела понимать его намека:
— А ты?
— Мне еще рано. Институт надо закончить.
— Меня интересует твоя философия.
— Моя? — Тарас поморщился. — А у меня нет никакой философии. Наверное, потому, что до недавнего времени мне не встречалась достойная кандидатура.
— До недавнего?
Тарас смутился, но лишь на мгновение. Уже в следующее он смотрел с вызовом в ее голубые глазки.
— Да.
Теперь пришла очередь смутиться Яне. Хоть и не было сказано ничего конкретного, но его глаза так явно излучали и восхищение, и влюбленность. А когда он осторожно пожал ее ладошку, пелена и вовсе спала с глаз.
— Ты мне очень понравилась, Яна. Со мной такое происходит впервые. Можно я буду приезжать к тебе.
Вопрос остался без ответа потому, как из дома выскочил малыш, и стремглав бросился к машине.
— Дядя Тар-рас, пр-ривет! — с гордостью произнес он.
— Привет, малыш. — Он подхватил его, пару раз подбросил на руках, потом крепко прижал к груди, — Ну, ты даешь! Ах, какой ты молодец!
— Папа не пр-риехал?
— Нет еще.
— Сюр-рприз будет.
— Еще какой.
Он так и не дождался прямого ответа на свое предложение. Но, то обстоятельство, что Яна изъявила желание вновь поехать к ним в гости, говорило о многом