Глава 7 (Глава 14)

Прошло 4 дня, полдень. Ярко светило солнце в этот день, было тепло и все располагало приятным для жизни климатом. Однако Викторина Диковна не могла смириться со смертью своей дочери – не отсутствие свободы у этого общества, ни постоянные моральные мучения людей, ни ложь, убивающая человека, кажущаяся отовсюду в этой бесконечной пустоте не могла её удручить сильнее мысли о смерти дочери в немой агонии. Она периодически думая о ней понимала в каких чувствах её дочь встретила свою кончину, в каких чувствах её оставила жизнь и впадала в тяжкие и глубокое, тёмно-синее бесконечное и полное агонии гниения и смрада отчаяние, но это не был тот природный смрад – это был смрад уничтоженных человеческих эмоций существования людей, изничиженных этой мясорубкой, но сохранивших свой разум при этом, отделённый от существования и он искренне соболезновал женщине этим отчаянием спасая её существование и за одно уменьшаясь в своих размерах и отвратности состава. Так порой печалясь мы, не замечая, лечим в окружающей среде то, что страдает гораздо сильнее нас в бесконечном ужасе агонии, но то, что черно в космосе и кажется источником всего озлобленного и ужасного на самом деле прозрачно и чисто, гораздо добрее всех нас, просто мы не видим это прозрачное и доброе вокруг, даже в вере, считая это таким обычным, но ведь если мы удивимся или восхитимся этим, разве нас убьют за это?
При этом Викторину искренне раздражали эти посещающие её мысли совершенно без причины: «Заведи нового ребёнка». Это в ней пробуждало рьяное кошмарное чудище, так как первого любого ребёнка в агонии разодрали и она, ещё ощущая её страдания такие мысли получает откуда-то извне. Не было предела в злобе женщины, она не отрицала, что начать новую жизнь можно, но лишь тогда, когда для этого есть условия, а не когда у детей нет будущего даже в вопросе выживания. Конечно отчасти это кто-то мог посчитать и глупым – отказываться от стремления к мечте, но даже этот кто-то неизбежно бы начал с этим борьбу или посчитав это своей мечтой, или потому что ему так же для жизни нужны более благоприятные условия – в этом заключалась неизбежность борьбы, и Викторина осознавала это. Она решила не держать в голове бесполезные мысли о мнимом будущем по программной проекции мысли системы и сконцентрировала своё внимание на текущих планах. Она все же решила покинуть город, она не смогла отказаться от этой затеи сквозь все посещавшие её сомнения и одевшись, отправилась в аэропорт.
Викторина внешне была не так дурна сегодня, кудрявые длинные тёмно-русые волосы женщины развивались по ветру, глаза жадно впитывали солнечный свет и её отчаяние неизбежно сменило это светлое стремление жить дальше вопреки всему, что её убивает. Она и не смогла бы сдаться даже посмертно в самом страшном тупике, когда с её дочерью так поступили и продолжала путь на остановку, чтобы добраться до аэропорта вспоминая эти четыре спокойных дня, когда её жизнь скрашивала только её работа – Викторина работала на промышленном лабораторном анализе ракетостроительного производства и проверяя на прочность все работы она отвлекалась от этого и приходила в себя из глубин отчаяния. Смерть веры бесспорно ударила её в самое сердце, да так ударило, что даже гнев самого Бога не пересилил бы эту боль матери, чью дочь так жестоко извели. Почему? Потому что только матери не наплевать на свою кровиночку и это всегда законно действует, даже если мать убивает ребёнка своими руками она это делает, чтобы спасти его от ужаса, будучи в плену заблуждений. Проще говоря, женщина убьёт ребёнка только если сама уже мертва как человек, но даже она может возродиться. Просто человека извели и вызвали страх такой же участи у ребёнка, так что плохого сделал человек, если брать это в учёт? Ничего. Но Викторина не смогла бы убить дочь, она не смогла бы, потому что знала, что это её не спасёт, однако и осуждать таких убийц она уже не то что не хотела, а просто не могла и не имела права. Это просто нелогично осуждать природные инстинкты убиваемого психически и эмоционально в существовании живого человека, потому что это осуждение лишь будет пресекать человеку возрождение и возможность восстановиться, понять правду в реальности и сделать что-то с причиной собственного поступка. Всё наше отрицательное отношение к людям, совершившим преступление проистекает из этой причинности – стремление кого-то вовне избежать получение своего наказания от тех, кто ими уничтожен. Ведь окончательно ничто никогда ничем не уничтожить – это просто изменение существующего с непониманием результата. Всегда из ошмётков с этой жизнью и окружающим можно снова собрать существование, хоть и сквозь дикую агонию страданий. Так ты хотя бы не сдашься и продолжить борьбу за выживание, чем сделаешь и тому, для чего ты не безразличен великий подарок, что ты не сдался и не совершил суицид, что ты готов выживать до последнего, если человек в жизни это понял, то он вообще жил не зря.
На дороги ветром развеивало синие рекламные плакаты с белыми буквами брендов автомобилей, автобум прибыл к остановке и Викторина отправилась за билетом, оставив мысли в стороне. Но не оставив то, что в них для себя почерпнула и с этой поддержкой женщина спешила продолжить разбираться, как остановить эти убийства на своей планете, в своём обществе сквозь эти серые будние дни.
Гуляя меж высоток из розового кирпича на чужой улице Виолетта глядела на множество бородатых русских прохожих – и брюнеты и седые все, как на подбор с жестокими мёртвыми глазами, не верившие вообще во что-либо светлое ни в будущем, ни сейчас. Да и чего тут бояться? Все считают и ждут, когда политики продадут страну для пополнения собственных карманов, следуя пути «судьбы» ради мнимого спасения собственных анальных отверстий, чем только подпитают иронию рока этого мира, а люди, как они и планировали, станут бороться с голодной смертью, вновь и вновь продолжая мостить дорожку путей выживания. На самом деле такое бывало ранее в России – люди со всеми отключенными коммунальными услугами умирали в собственных квартирах не совершая суицид принципиально. Просто в естестве и одиночестве, всеми брошенные. Что новости и СМИ? Да кто об этом расскажет! Кто виноват? Государство или те, кто исполняют контроль непосредственно и лишь им отчитываются в недовольстве своей работой? Естественно, вина на обществе в целом, потому что человеку никто куска хлеба не дал? Потому что бездумная стая все – всем наплевать, и поспорить никто не сможет, если только сам не был под угрозой подобной смерти в круге своих соотечественников, а такое есть и этот кошмар проистекает прямо оттуда же, откуда все эти беспричинные смерти — это можно смело считать законспирированным убийством человека, что Виолетту это ни капли не удивляло, учитывая недавние события. Она шла на встречу с Евгением и Егором для того, чтобы составить дальнейший план действий в отношении этой проблемы, а также просто пообщаться и обсудить эти сокровенные и обыденные четыре дня. Виолетта вполне, ощущая на себе жажду собственного исчезновения и истребления себя, просто потому что она женщина, при этом ощущая, как грудную девочку прокрутили через автомясорубку физически и боль, и боль ребёнка от наивной обиды, непонимания за что… Она словно Богиня смерти искренне от глубины сердца представляла смерти всех, кто в этих событиях виноват и искренне этому сопутствовала. Естественно, Виолетта не была Богиней — она человек, который познал это соболезнование, самая человечная женщина в этом мире, которая не смогла смириться с этим. Вот кто такая Виолетта.
Пересилив боль, она дошла до нужного здания и принялась ждать друзей. Рядом со зданием то садилась и бегала, то падала, тоже в немой агонии белая, пушистая большая собака. В этот момент молодой девушке в бетонном здании пытались психически внушить, что она «Ебаная сука», так как её генетический код подходил для питания организма кого-то из аристократов, но собака инстинктивно защитила человека и страдала от этих установок. Голова Виолетты жутко болела, но она продолжала ждать. Она подошла к страдающей собачке и сказала ей:
— Бе-е-дненькая, ма-аленькая! Я бы изничижила этих убогих мразей и назвала бы их убогими, но прости маленькая, давай мы с тобой убогие, а они все сверхсильны. Знаешь, что означает в истине убогий? Носящий в своей крови Бога и преодолевший великие трудности, так что давай ты убогая и я убогая, а они все круты и одарены. Мы выживем. – сказала заискивающе Виолетта с глубоким презрением к причинности страданий собачонки и попробовала ей посвистеть и спеть что-нибудь, чтобы перебить тонкие звуки, но губы от сдерживаемой злости дрожали, и она не смогла ни спеть, ни посвистеть. А у кого получится? А что, если она хочет есть? Точно, нужно купить корма и, хотя бы покормить и воды налить. Может легче станет.
Виолетту бы не удивило, если бы собаку стали эти ублюдки подначивать покормиться ею непосредственно, однако так или иначе собака не послушалась, зайдя в магазин Виолетта быстро купила собачьи яства покачественней и ощутив некую усталость от прошедшего эмоционального шока, воспринятого ею, как лёгкая встряска, так как она к этому за все это время измывательства была просто адаптирована, она вернулась назад к собаке, так и ожидая прибытия Евгения и Егора.
Виолетта нагнулась, совсем немного ощутив это унижение своего существа со стороны неведомых ей людей, которые от неё так далеки и подала собачонке еду, вполне отдавая себе отчёт в том, что жизнь зверька в опасности. Собака вяло пискнула от счастья сквозь свои страдания, поднялась. Пошатываясь и жадно глотая носиком воздух принялась за еду. Виолетта, почувствовав какой-то дискомфорт в самом воздухе и пустоте пространства отошла от собаки немного подальше, как бы при радости собаки кушанью она не слегла рядышком в качестве закуски для ворон. Только она отошла на несколько шагов, как собака снова побежала к ней, бросив еду и словно ища её поддержки, но та не рассчитала свои силы и упала после второго собственного шага на землю, повалившись на бок. «Что вот с ней делать? Нужно к ветеринару отнести, — подумала Виолетта, — хотя это все равно, что лошадь отвести на мясобойню – того и гляди. Убьют быстрее, чем если бы вообще не лечили!» Виолетта вновь подошла к подъезду, теряя терпение. А собака никак не могла подняться на четыре лапы: только на две встанет, на задние что-то мешало вскочить, с хриплым лаем она, переворачиваясь с бочка на бочок, пыталась снова и снова сделать это, все дальше отдаляя от Виолетты своё положение. Наконец она устала и, чтобы минимизировать собственную боль, начала тяжело дышать и носиком касаться твёрдой земли, продолжая укатываться все дальше и дальше, сумев в итоге хотя бы сесть, она высунула язык и приоткрыла свои большие добрые глазки.
Времени прошло уже много, а Егор с Евгением все не пришли. «Решили улизнуть? Метко они решили, если это так, но время боюсь неподходящее для такого решения.» — подумала Виолетта, продолжая ждать. Она по жизни привыкла не терять ни минуты и всегда тратила своё время с тщательным усердием, стараясь сделать в жизни как можно больше – она осознавала, как мало времени у человека. Она решила обойти вокруг дома и размять ноги маленькими, но частыми шагами. Махая руками в ритм шагов, словно маршируя, она парила, пока не начала немного задыхаться от такого ритма ходьбы, а тонкий собачий лай и писк затих в отдалении. Выйдя из жилой зоны, она подошла к дереву и остановилась возле него, прислонившись к нему, словно ощущая его стабильную твердость, оторвала от него веточку и стала ей обмахиваться.
— А собачка-то какая лёгкая в восприятии и чудесная в доброте! Все-таки не все собаки такие. – сказала задумчиво Виолетта. – Если б только над ней не измывались, и она так не страдала, я могла бы её даже подрессировать, если б… если б только у меня была возможность этим мразей остановить! Да, кстати, чуть не забыла, мне бы все-таки дождаться этих безответственных раздолбаев! Дайте-ка вспомнить, как это там с долготерпением практикуется или чем ещё мне скрасить это ожидание? Если не ошибаюсь, можно сходить в кафе, что-нибудь там съесть или выпить. Только вот что?
И только она начала размышлять о том, что именно съесть, в какое заведение пойти, как Евгений с Егором показались-таки на горизонте вместе с Габриэллой. Вместе они все равно неизбежно решили побеседовать в кафе, а потому вопрос, над которым корпела ранее Виолетта оказался очень актуален. И вправду — что? Что заказать? Куда пойти? Егор выбрал сам ближайшее и недорогое, но Виолетта начала спорить, и друзья решили поискать по её инициативе. Виолетта поглядела кругом на розовые кирпичные здания и заведения с вывесками и не нашла ничего подходящего. Неподалёку рядышком с магазином детских игрушек она таки нашла что-то более или менее подходящее – красивая дверь с вывеской, брошюра о меню почти с неё ростом. Она с остальными заглянула туда и осмотрелась – вверх, вниз, влево, вправо и прямо перед собой. Собравшиеся уселись за понравившийся им столик и Виолетте пришло в голову, что если уж на то пошло, почему не спровоцировать их на активные попытки убийства и посмотреть, что в результате будет? Ведь если живой человек – это корень, то его душа, как семечко – без этого у жизни конкретного человека смысла не было, потому что ребёнок отдельный человек, а не скот на мясофабрике. Вывод? Если будут массовые смерти на земле, непременно это лучше, чем мясорубка психически заживо, но будет ли это безущербным для этих каннибалов? Может они не случайно ждут естественную смерть или доводят до суицида? Именно это ей и стало интересно, она жаждала узнать результат.
С точки зрения каннибалов энергетические ресурсы живого ограничены и единственный способ подпитаться и избежать естественной генетической смерти – это убить себе подобного, при этом они оскотинили себеподобных и создали инкубационные планеты и оттуда всех выкачивают заживо по сей день. Именно к такому выводу пришли Виолетта, Евгений и Егор, ощутив то самое глубокое отчаяние и беспомощное безразличие из-за того, что не могут их физически настигнуть, а психически не видят результат собственной самообороны, но тем не менее план разработан и озвучен Виолеттой, все согласны – можно приступать к исполнению. Естественно никто не желал ни лишних жертв, не смертей ни на Земле, нигде вообще, потому что отнять жизнь легко, а попробуй возроди того, кого убил – никогда не сможешь сам, никогда. Получатся лишь похожие, но не те люди или что-то живое, разве что спустя как минимум 100-150 лет после смерти во воле нечеловеческой и не живой в однозначности. Да и какова вероятность, что кто-то всем существом преодолеет эгоизм для получения возможности инициировать возрождение чьего-то существования и жизни в реальности? Это очень редко, человек как минимум должен глубоко отчаяться, чтобы это осуществить – не иначе. Основа деяния добра всегда отчаяние, которое и порождает жажду исправить обстоятельства. Именно это и служило основанием выбора именно такого направления плана – оборона и наблюдение, а убийство только в крайнем случае. Егор, Евгений и Виолетта понимали, что инициаторы прикрываются невиноватыми людьми, а своих планетах, потому что они о них знают, а потому стали избегать ультразвуковой и электромагнитной терапии – умирают психически те, кто ни в чём невиноват, но инициаторы хоть и слабее, получают тоже ущерб – этот ущерб от нескончаемых уничтожений в мясорубке не сдержать чужими жертвами соотечественников, так или иначе они умирали.
Евгений тоже не бросал размышлять об этом и начинал уже даже понимать некоторые плюсы этих воздействий и атак – это возможность обмены опытом и знаниями без реального контакта, чисто мысленно. Притом плотность мысли, учитывая попытку убийства очень страшно опасная, а значит так и нужно думать в их отношении и не важно видим результат или не видим, потому что они это все инициируют. Он объяснил это по пути из кафе к Габриэлле остальным тоже.
На встречу шла группа подростков, все они весело смеялись и улыбались, сквозь кошмар бездумных инопланетных марионеток с голубыми мёртвыми глазами, убивавших их существование. Виолетта взглянула на них, ощутив при этом что-то явно мрачное и безумно кошмарное, словно перемолотое трупное мясо в морской воде понюхать – до такой степени это её ошарашило, но цель этих голубоглазых трупов была не в этом, они уже подготовили все что планировали – раз, молодые люди и Виолетта с остальными услышали протяжный струнный тонкий звук, два — молодые люди увидели в своих глазах черноту и что-то жуткое вовне, три – у всех остановилось сердце, и они упали в соматическом параличе, лишь у одного их них сердце ещё билось. Виолетта с глазами взбесившейся пантеры дала указание парням вызывать скорую, а сама бросилась приводить умирающего в какие-то остатки чувств. Что это было и как? Группа была не более четырёх человек, а именно четверо – три парня и девушка, потому Виолетту и остальных не убило, но явно планировалось убийство именно их, потому четвёртый парень выжил. Его сердце билось, отстаивая жизнь – череда смертей во имя небесной власти наступила…
При смене власти за все время развития нашей земной цивилизации со сменой каждого правителя медленно, но верно меняются нравы общества, и к сожалению, не всегда в лучшем развивающемся направлении, а наоборот, оскотинивание морально развивается неустанно, так как эта пустая игра в «захвати трон» людям по сей день не надоела. Конечно это нормально в спокойных обстоятельствах, но, когда ты мясо на убой, словно скотина, наряду со всем обществом, это совершенно неуместно и новости Владану и Гаяне в этот день далеко не радовали ни от Егора, который позвонил и рассказал об инциденте с прохожими, ни из текущих новостей – американский президент умер от рака, а значит будут выборы и скорее всего, они начнут новую волну холодной волны, ведь они не знали, что могла быть горячая плавилка вместо холодной войны. Тем не менее, новость о смерти девушки и двух парней их взволновала гораздо больше. Егор поставил их в курс дальнейшего плана действий, и они так же заняли выжидательную позицию, хотя похимичить с медицинскими устройствами их все же сильно привлекало. Телефоны они держали на готове, чтобы если вдруг позвонят товарищи ответить вовремя. Владана при этом терпела ужаснейшее омерзение, понимая, что ублюдки явно жаждут довести её до суицида, воздействуя через тонкие пространственные слои и материи на её нейронные участки и восприятия и немного даже соматические, но она решила глубже поразмышлять в этом направлении дальше и собрать все домыслы воедино – «Как?». Этого короткого вопроса избегает каждый кудесник, манипулятор и производственник, закроивший своё технологическое совершенство и этим любого можно моментально вывести на чистую воду: «Как?». А просто – программой. Что такое программа? Информация, заложенная человеку в подкорку в семимесячном возрасте, если позже – работает в разы хуже и человек уже способен её преодолевать сам, на естественном инстинкте и в добавок чем сильнее в течение жизни потом потрясение, тем сильнее возможности преодоления, но обычно исход преодоления самостоятельно роковой, потому в конце всегда установка на соматическую смерть, что в обществе считается «Судьбой». Владана не была уверена, что это безопасно, но все равно сражалась с этой информацией, которая периодами заставляла её страдать от невыносимых моральных мучений и угнетения. Священники и монахи эти состояния называют «душу едят демоны», но это не демоны, это закладывают на момент нашей смерти сценарий мясобойни. Только момент – мозг после смерти не вечен, а значит не вечна и эта информация – она меняется в реальном естестве и это неизбежно, именно это понимание было для Владаны мотивом преодолеть эти страдания и не реагировать сильно на это.
Гаяне в свою очередь попивала кофе на кухне и размышляла о тех самых событиях, когда они из открытого магазина чуть больше недели не могли выбраться приличной группой. Если бы она там была одна. Она несомненно бы убедилась в том, что окончательно свихнулась, но ведь там ещё шесть мужчин помимо неё находилось и никто не мог выйти – странно и опасно это все. К тому же Ждан все эти дни с волосами как у Пушкина, темно-русыми, почти чёрными и глазами прямо как у Жени постоянно истерил в своей клаустрофобии и панике, словно ожидая, что от этого что-то изменится или кого-то, или что-то этим изматывая, по крайней мере складывалось такое впечатление. Обстановка и воспоминания об этом её не отпускали, словно она в каком-то капкане не может найти облегчение.
Владана прошла мимо кухни и увидела задумчивость Гаяне: «Что же её так встревожило?» И вправду, а что тревожится? Она же выбралась! Так или иначе Владана уже не могла находиться в духоте квартирного помещения и выбралась на балкон – наступал вечер, темнело, она с высоты поглядела кругом на верхушки растущих деревьев между кирпичными произведениями творческой усердной работы русских строителей, а где-то от балды, естественно, строили кавказцы – ничего не вдохновило, ничего не тронуло и не подняло настроя, как будто между ней и реальной жизнью стоит какое-то далеко не стеклянное стекло. Ничто сквозь это стекло ей казалось неподходящим, но словно что-то иронично над ней подшучивало с любопытством и искренней добротой, как кошкам интересно бывает. Она даже вниз на балконе посмотрела – нету кошек. Откуда ощущение?
Она поднялась на цыпочки. Что-то над собой почувствовав, заглянула над собой наверх – и встретилась вот такими вот большими удивлёнными глазами с чьими-то огромными с обе оконные рамы балкона глазами, испытывая чёткое ощущение что на неё смотрит с большим и добрым интересом, но это длилось не долго – не более минуты. Естественно из пустоты лишь большие глаза, как два нолика отливали солнечно-золотистым светом, но при этом совсем не слепили. Владана села на пол балкона, скрестив на груди руки, и с немного помрачённым умом стала судорожно разбираться, что она курила накануне уже не обращая никакого внимания на то, то творится вокруг.
Можно понять – что угодно по закону жанра можно увидеть, но такое никто не ожидал, или, другими словами – вместо кошмара, ужаса страшного монстра увидеть что-то доброе и непонятное тоже немного может напугать, когда вокруг один лишь ужас доминирования зверского мясничества себеподобных…
Зигмунд судорожно анализировал события в тюремной камере. Двигался он все ещё через огромные усилия. Но тем не менее более или менее он сумел этого добиться, словно что-то переломил, то-то неведомое пересилил и сорвал какую-то мешавшую жить иллюзию. Обстоятельства говорили о том. Что смерти в тюрьме далеко ненормальны, невзирая даже на тяжёлые условия и моральный климат. Не может человек умереть из-за этого, тогда все же: «Что это такое?» Тяжесть не состояния что-либо с этим поделать тяготила человека, а голова при этом еле соображала, но сквозь это отчаяние он терпел и мечтал. Мечтал лишь вновь встретиться и обнять детей, ради которых снова начал немножко ходить. Как он судил о сложившихся обстоятельствах? Да просто как экономисты судят о политиках, предлагая законопроекты – позитивно, жаждая повлиять на обстоятельства, хоть и следовало придерживаться позиции нормативности суждения, но он не мог – такой уж у него характер. Он решил сбежать бы, но нет – слишком мало сил. Тем не менее в камере он так и оставался один, так и тосковал.
Зигнмунд был бы рад возможности распределить собственные страдания, которые явно перевешивали в этот момент времени даже его собственные физические объёмы – слишком много мучений для одного человека. Почему же общество так боится его понять и эмоционально принять собственные страдания, переживаемые из сочувствия к ним другим человеком? Неужели людям ненужно осознание препятствий? А, если даже нужно, что мешает им понимать это и отпугивает? А все просто – Зигмунд ещё прошлым днём в медицинском отделении местной тюрьмы в бездвижном состоянии понял это, как никто другой – все дело в том, что нужны их смерти в этом неведении. Ведь убить человека в неведении угрозы проще, но тот, кто умер в неведении все равно победил. Почему? Он не может принести выгоду своему убийце – ни эмоциональную, ни моральную, никакую вообще, так как от собственной смерти не испытал агонию страха потери жизни и страданий. Мужчине этот вопрос стал интересен, и он задумался: «А в ситуации безысходной кончины от руки убийц, что можно предпринять?» И тут же пришло решение – убийцы неизбежно начнут драться за собственную выгоду, решая, кто свою заслуженную агонию использует в убийстве человека и получит ту самую выгоду, как минимум, эмоционально. Тогда как выжить? Да позволить им драться до последнего убийцы и наблюдать за процессом, потому что у них не получится найти компромисс друг с другом и, когда останется один, ты уже ему будешь не нужен, потому что он убил всех остальных. Просто исследовать собственной заболевание всесторонне, так и становится ясно – фарс это или нет, а окружающая среда всегда обеспечит относительную конкретику объяснений. Иначе не бывает. Проблема так же в том, что люди считают многое просто бредом, но бред – это просто ошибка, которая нуждается в доработке, развитии и раскрытии, что можно осуществить простым исправлением мысленно в любом типе мышления, действиями, осознанием (тип мышления). Исправленная ошибка всегда даёт хороший оттенок и придаёт нашему существованию это прекрасное разнообразие, недостижимое в обычных обстоятельствах отсутствия ошибки. И эта страшенная идея посетила в этот момент одинокого Зигмунда в его тюремном заточении: «Каждая ошибка – это великая ценность, в ошибке всегда основа новизны».
То есть без ошибки нет развития и нет продолжения, которое условно может быть и новым началом новой истории, ситуации или даже целой эпопеи. Главное допустить ошибку, чтобы было с чего начать. Ошибка породит что-нибудь абсурдное и этот абсурд, развившись, станет от неприятных обстоятельств до ужаса великим событием, которое, будучи побеждённым несогласным с этим человеком становится сказкой реальной жизни и дарует уже желание жить всем остальным.
В этой серой тюремной камере, в одиночестве, вспоминая при этом мёртвых товарищей, Зигмунд был спокоен – этот кошмар, который он увидел вокруг себя в этой каменной тюрьме обязательно рано или поздно тоже станет сказкой, и он обязательно расскажет её своим детям, оставшись в живых. Он сквозь тюремные решётки вновь смотрел, как кто-то умер от сепсиса в собственной камере и, как обычно, на носилках волокли почерневшее от инфекции мёртвое тело. Зигмунд не знал сколько за стенами тюрьмы сегодня погибло людей по воле рокового случая – неведомая и незаметная всеми череда трагических смертей в неведении спасла людей от этой мясорубки хотя бы их существованием, но не могла спасти в их восприятии полную ретроспективу опыта, однако это лишь в их восприятии…
А пустота и иллюзия по имени тупость охватывала серой тенью все общество, не давая людям не продохнуть, ни продолжать даже просто жизнь…