Глава 10.6 (Глава 25)

После этого вся агрессия и пафос вломившихся служителей стороны праведного, лицемерно являющихся марионетками системы подошли к концу, так как их воля освободилась и пришёл миг этого сладостного ступора. Когда человек задаёт себе этот вечный вопрос: «А зачем мне это надо было?» — сопровождаемый великой иронией над проявлением собственной тупости. Мужчины с круглыми глазами смотрели на Евгения. Евгений и Владана с Габриэллой позади него так же не понимали что происходит. Вроде всё сводилось к противостоянию, а тут вообще стало непонятно – причины нет. Просто нет этого, тогда зачем они пришли? Мужчины надумали вариант поздороваться и побеседовать, но искренне не могли разобраться, почему первая мысль была наброситься на Евгения. Тем не менее офицеры и сопровождающий были рады, что опомнились – это явно на руку.
— Здравствуйте, у нас срочный вопрос к Владане Карловне, она дома?
Владана ответила:
— Да, это я.
— Вы были в больнице на первом Узорном переулке нашего города две недели назад? Там как раз был случай суицида изнасилованной женщины.
Евгений опомнился и ответил, перебив уже порывавшуюся ответить на вопрос Владану:
— На моей памяти там был я, и я видел как она выбросилась с окна. Так же там был очевидцем какой-то местный политик. А почему вы столь агрессивно зашли?
Мужчина рассмеялся. Поправив белый мундир. Увешанный почётными значками и орденами в не столь большом количестве, как может преставиться на первом впечатлении не знающему человеку:
— Я что-то увлёкся и не представился, меня зовут Клаус Русланиович, фамилия Фёдоров, а со мной Коре Фалмер Исаакович, который ведёт это расследование и выступает главным инициатором процесса. Нашего сопровождающего зовут Лаврентий Файнс Леонидович, он специально приглашённый для расследования специалист по пространственно-атомной физике. Дело в том, что после суицида той женщины – Виолетты Франке Евгеньевны пошла очень большая волна подобных самоубийств и сумасшествий, не говоря уже о случаях смертей просто так – вообще без видимых причин, предпосылок, предсмертных записок, разговоров и без дефектов организма при этом, словно бы во сне все умерли. Как думаете, в чём может быть причина? Нас посетила случайная мысль накануне о вашей причастности к этим преступлениям, но мы не поверили в это до конца и пришли выяснить каким же образом ваша причастность вообще может фигурировать.
Евгению оставалось лишь смакануть момент истинный и он объяснил:
— понимаете, Виолетта Евгеньевна не сама пришла к этому самоубийству. Человека просто вынудили. Человек просто так не пойдёт на поводу у иллюзии отсутствия возможности жить, к этому принуждение имеет место быть намеренное с чёткой целью, но я даже удивлён такому повороту событий. Я думал, что вы лучше меня понимаете ситуацию и пришли с совершенно иными целями.
Клаус Русланиович жестоким смехом пронзил открытое пространство:
— У них программа не совпала, а мы уже всем коллективом поняли и намерение, и мотив и что нам за это полагается и звонко смеялись и ранее обнаружили, что не может обсудить открыто из-за страха остановки сердца. Смекаете?
Евгений улыбнулся и объяснил:
— От этого помогает музыка и ультразвук, можете прямо в наушниках с небольшой громкостью звука обсудить, даже если страшно – он перебивает их сигналы.
Мужчины рассмеялись и прошли в квартиру. Из собравшихся Коре Исаакович был самым страшим, но даже по глазам ностальгия юности всё ещё не оставила мужчину. Он почему-то сильно беспокоился о сыне, хотя и не удивительно – при таких происшествиях всё что угодно может случиться.
Габриэлла сделала всем кофе и люди начали серьёзный разговор. Евгений объяснил открывшие им меры обороны и что их всех давно пытаются убить, приведя в доказательство случай смерти трёх шедших им на встречу людей – не туда попала атака, но близко было. Рассказал об их исследованиях и даже наличие у них медицинской аппаратуры подобного рода следователям не показалась странной. Они решили на этом не заострять внимание и не ставить гражданам вшивые препятствия ввиду текущей опасности. После Коре Исаакович объяснил, что им стало известно:
— Нам удалось обнаружить только соучастника доведения до суицида, который считался магом высокого уровня, но судя по тому, что мы узнали, это был формальный сговор с инопланетной человеческой цивилизацией. Он под пытками и цели нам озвучил, что женщина была доведена до суицида, так как её плоть не подходила им энергетически или, говоря прямо, в пищу через техногенные аппараты.
Евгений уточнил:
— Вам известно об их аппаратуре?
— Нам не только это известно, нам стало известно, что они наши жизни и плоть открыто продают на аукционах и вытягивая из человека все соки, делают его практически моральным уродом, инвалидом, не имеющим в себе даже права на жизнь и существование, так же маг нам проболтался, что главных там четверо. Они называют себя родами властителей исхода, символизирующие четыре вида разумных рас. Змееподобные, дети золотой звезды, ещё одна ветвь расы змееподобных, жаждущих генетического восстановления исходной формы вида и священный род феникса – вот четыре ветви смерти, которые жаждут свободы выживания и тоже являются частью состава продления жизненного срока техногенного питания. Но что интересно – каннибалы именно аристократия того же вида, а абсолютно все остальные — пища, так как должно быть совпадение ДНК для сохранения стабильности проявления в организме. Цель ведь именно в убийстве похожих людей и прочих существ просто для продления жизненного срока после специальных инъекций, но в отличие от нашей цивилизации там об этом знают единицы, так как у них нет религии по этим вопросам. Если у нас есть хотя бы вера, пусть мы и не все правильно понимаем написанное, то там даже противостояние нормально не могут открыть – так и умирают не в силах двинуться из-за идентичного сходства, как и наши при «каре Небесной». Отсюда и следует вывод. Что есть «Небеса». Можно это считать организацией открыто, просто потому что есть шизофрения. А значит нас открыто убивают и продолжая это отрицать мы просто соглашаемся с этим покорно и кротко. Раньше аристократия многих стран хотя бы с этим сражались невзирая на смирение священников. Теперь вообще никто не противостоит – всем стало страшно, а лучше бы просто было наплевать.
Евгений понял, что имеется ввиду и констатировал факт:
— Ну видно эта технология чисто отпугнуть показной силой. Мне просто интересно, если бы с ними начали открытую войну, смогли бы они и дальше это проворачивать?
Лаврентий Леонидович скептически подметил:
— Естественно, там само общество всё такое, это не ложь. Тех, кто против этой участи там уже единицы. Они считают это естественным – поедание их себеподобными считая, что сохраняют свои гены таким образом. В реальности это пресекает жизнедеятельность. Существование и выживаемость вида, но они не знают об этом. Они дошли до того, что от животных ограничиваются, чтобы не потерять совершенство. Но что нужно учесть – судить следует друг друга по действиям здесь и понимать. Что там для нас союзников нет – всё это обман, чтобы в конце разорвать твою душу на мясо. Усвоив все полезные гены, а шлаки закрыть в гравитационные путы, чтобы не было отторжения. И в этом состоянии и продолжается отражение нашего существования из-за чего люди иногда сразу рождаются или инвалидами, или мёртвыми, потом процесс возобновляется, но отражения существования предков от нас закрыто их существованием чисто вещественно-условно, поэтому мы правильно поступаем, записывая всё, что для нас сокровенно. Однако, что я понял – бывает в конце жизни жутко травят, в этом случае надо понять, что проявленное всё само и забирает — они не знают, что получат в результате своих манипуляций, а потому смерти можно не бояться в любом случае. Отражение существования человека и само его вещественное существование не их собственность — это собственность реального мира, который многограннее, чем мы даже помыслить можем. Вопрос только страха перед страданиями, но ведь от реальности ехать бессмысленно, а значит и от этого бежать смысла нет – нужно просто жить дальше, пока само не начнёт преследовать. Однако техногенное истребление, хоть и не повлияет на жизненный срок, пресечёт все удовольствия практически, излишества и пройдёт адаптация к агонии и ощущению бездушия, хотя в реальности всё на месте. Просто у нас у всех отравлена нервная система, у всех. Мы все инвалиды и всё что остаётся – принять костыли для выживания и жить пока в этих условиях. Лично я другого выхода не вижу.
Евгений согласился:
— Да. Я согласен. Особенно в том, что как угодно нужно жить и существовать дальше без поклонения или противостояния им, если уж это делать без жажды их вымирания, вдруг они не все там бесчеловечные садисты? Просто я не верю в это, что кто-то узнает об этом и смириться, разве что есть более весомая критическая точка, что это уже как способ суицида используется. Тут вариант тоже отличный, потому съев так они определённо не выживут вообще.
— А я это по крайней мере вижу, но то что там не все решают процессы здесь – с этим я согласен. Тем не менее ваши методы противостояния будут приняты нами к учёту. Спасибо.
Мужчины в мундирах покинули помещение, чувствуя ехидное и принудительное втемяшивание личностного превосходства кого-то жутко наглого, богатого и жалко трусливого. Не смотря на кажущуюся великую силищу, но все проявили к этому равнодушие, ощущая светло-зелёную ирландскую, словно фея, таинственность, навевавшую какую-то надежду.
Влада же смотрела на уходящих полными непонятного ей самой отчаяния глазами с агонией сердца и немного жатвой над плотью физического существования. Девушка даже бровью не вела, хоть и чувствовала дикую боль. Она знала, что всё равно с этим ничего не сделать и даже не стала на это реагировать.
Егор брёл на встречу с местным полковником небольшого армейского корпуса и прямо кстати был праздник военной области, хоть он в них и не слишком разбирался, он знал, что к данной части армии это не имеет отношения. Он жаждал посоветоваться как быть в противостоянии с тем, что от тебя очень далеко, но в то же время может давить на тебя психологически. Он уже терял терпение, так как начал чувствовать эти миллионные, буквально витающие в воздухе человеческие суициды, совершённые от правды. Часто людей до этого и доводили ложным, но человек в этом случае облегчил свои страдания, так как с этим решил не выживать, а толпа как правило вязнет в рабстве трусости. Егор это понимал и видел эту относительную безысходность, которой по факту не было, ведь от жадности высшей толпы где-то далеко здесь спасены будут миллиарды, ведь в проигрыше всегда жадный, так как боль жадного от потери сильнее, и сильнее невыносимая травля от того, что он постоянно стремиться единолично иметь. Но с Егором сейчас происходило иное – необходимость отравить его жизнь стояла остро просто так, просто потому что для всех это неизбежно, а он это нагло отрицал и даже не заметил, когда он это сделал. Тем не менее нет ничего несправедливого, так как на самом деле процесс мышления можно достаточно просто не замечать и просто развивать его на большой и относительно стабильной иной скорости что так же в процессе меняется и незрима человеку ввиду ограничения его восприятия.
Шагая по прибранной и аккуратной аллее, он стремился к виднеющемуся вдали военному полигону. На странность, здесь веяло достаточно оптимистичной атмосферой, не характерной для военного учреждения — было вокруг что-то странное и необычное, он ощущал жуткую опасность в этом оптимизме, словно уже готовая яма впереди ему вырыта, но все же дошёл до здания.
В будке сидел охранник и что-то писал в журнале и явно срок службы только начинался у парня. Егор спросил:
— полковник Федосеев на месте?
Парень хмыкнул и уточнил:
— А вы кто будете?
— Я его хороший знакомый и товарищ, пришёл по деловому разговору. Не более.
— подождите секунду, я уточню.
Парень набрал по телефону номер и быстро поговорил, когда спустя пять минут Федосеев пунктуально взял трубку.
— Вы можете пройти – сказал парень Егору и объяснил дорогу.
— Хорошо – улыбнулся Егор и сквозь неясную ему злость и разочарование в искренней надменности, которая ему не свойственна он отправился к товарищу.
Пока он шёл, он не мог не заметить, как оптимистический пейзаж отвевал чем-то явно кровавым и жестоким, столь свойственным для военного полигона при всём вышеописанном здесь в многогранности, что создавало атмосферу чего-то вообще неопознанного и абсолютно нового человеческому осознанию и глазу. Тирания, жестокость и смрад запотевших масс – вот вся атмосфера в этом месте.
Через некоторое время он пришёл к указанной двери кабинета и постучался. Но звук его стука словно не был услышан, либо не существовал вовсе – стучался ли он? По воспоминаниям да, но в реальности стучался ли человек в кабинет товарища? Он ждал, вспоминая татарина в будке на посту и задумался – говорит ли он вообще в свободное время на татарском языке? Не все ведь они говорят и не все знают о том, что всё же им следует практиковать это. Следующей секундой его товарищ всё же открыл и пригласил Егора внутрь. В кабинете царила стабильная, отдающая жестокой экономией и малым уровнем финансового обеспечения обстановка – всё старое и обветшалое, но столь привычное и даже родное, хоть лицемерные чиновники и не торопились к переменам. Со схожестью то ли с итальянцем то ли с французом полковник статно в этой бедноте занимал свой пост и так же, как и все отстаивал собственную службу и работу. Егор начал разговор:
— Как дела, Леон Лоренсович? Давно с вами не встречались во отчею.
— Проблемы с мышцами. Вот мазями всё пользуюсь, лекарствами, обезболивающими. Так же рекомендовал врач дорогую какую-то особая мол, помогает, но как цену увидел, думаю – да что там смерть — как смерч войны, так и тут в обыденности: одно и тоже по существу, если вникнуть.
— Да. Вы правы, пожалуй. Кстати о войне, вы не заметили в последнее время ничего странного вокруг?
— Да нет, так-то не замечал. У все течёт по серой обыденности. Даже нарушений дисциплины нет практически. Я недавно приобрёл музыкальный альбом своего любимого кумира, но цена конечно меня искренне удивила, я бы, если бы мне сильно не потребовалось никогда бы на диск такую сумму денег не заплатил бы. Лучше бы отдал дочери.
— Да у всех имеются пределы трат на развлечения. Я рад, что у вас всё спокойно, но вот у нас на гражданке странные вещи происходят.
— Да. Да, я слышал. Ты про волну суицидов и странных смертей?
— Вам сообщали об этом?
— Да. Сообщали. Мол вещь обыденная, но всё же по 12 человек это делают и практически в одно и тоже время суток, словно их специально вынуждают в определённый миг при определённой комбинации эмоциональных чувств — это совершить — словно бы жертвы кто собирает, так как я не верю, что бог бы стал такое совершать, да ещё и по 12 человек.
— Я кстати выяснил кто это делает – холодно сказал уже было Егор, но тут широко распахнулась дверь кабинета и туда влетел молодой парень весь в поте.
— Там старшой умирает и ещё двое скончались. Они просто начали задыхаться и полегли. Старшому плохо, а у остальных паника – ещё минуту назад у всех всё нормально было, а потом как начали только корчиться.
Егор насторожился:
— Кого-нибудь ещё было видно?
— нет, только наши, посторонних не видал.
— хорошо идём.
Полковник, Егор и молодой солдат прошли к месту происшествия в жилой участок полка, там на кровати весь окровавленный корчился с облезающей кожей старшой, который из-за увечий уже не был похож на человека, а из некоторых ранений виднелось что-то зелёное и явно органического происхождения с каким-то пеплом неизвестно откуда.
Егор спокойно подошёл и осмотрел корчащегося солдата, пока провожающий побежал за врачом в панике. Он побежал в быстрой ходьбе за медиком один. Полковник посмотрел на старшого, которого очень уважал и искренне попытался поддержать сосунка:
— Держись давай, не сдавайся. Что это за мерзота? Не паникуй, спасём. Дышишь — значит есть ещё надежда. Умереть торопиться не надо.
Измученный парень еле промямлил:
— Да мне уже безразлично выживу я или умру. Всё равно что теперь случится. Посмотрите на что я стал похож. Как это вообще может быть реальным? Кто это делает?
Егор спокойно в немом бешенстве спросил:
— Есть зажигалка? Я уже с подобным имел возможность столкнуться. Кто-то видно явно пошёл на немалые жертвы собственного населения, чтобы так его изувечить. Гордись. Всё только ради того, чтобы отнять у тебя одну единственную жизнь, а ты к тому же еще не умер. Давай их проучим?
Парень стал серьёзнее и с иронией подметил:
— Конечно давайте. Но боюсь теперь с такой искалеченной физиомордией мне от романтических ночей с девушками придётся отказаться, либо снимать их платно.
Полковник дал Егору зажигалку и внимательно смотрел, думая, что он прижжёт ранение остановить кровотечение и это в принципе странным не считается, учитывая зелёные выделения. Он поступил иначе и рядом с раскровавленным виском, из которого виднелись вены и артерии на расстоянии чуть больше двух сантиметров просто начал её держать зажжённой. Через минуту солдата начало трясти и полковник, понимая ситуацию начал его держать. Егор тут же понял — кто-то явно просчитался с обедом и обжёг височные венозные сосуды по стечению обстоятельств. А зачем гравитационными полями атаковать российское население? «Невежливо господа» — подметил бы он им факт воочию, но увы атака вшивая и трусливая. Только жалкие ублюдки так поступают.
Ещё немного потрясло парня и подошёл наконец-то врач, к тому времени он уже был более или менее в порядке, хоть и весь в увечьях, но уже не при смерти. Медик, будучи в шоке от этого странного события стал обрабатывать раны больного вообще ничего не спрашивая. Егор продолжал наблюдать.
Где-то кто-то ночью судорожно считал, корчась в агонии во имя наслаждения кого-то её, убиваемый ощущением, что даже жить права не заслужил. Был ли то человек или нет неизвестно, но даже посочувствовал твари бы чистосердечно, так как тоже живой. Так как тоже как мы в мясо испепеляет чистосердечие техногенной их тьмы.
Все эти смерти, которых даже в один момент времени были тысячи отдавались дикой болью в сердцах всех и всего соболезнующего, а всё живое продолжало умирать в изнеможении, пространство пропахивало невидимо кровью и немой агонией, а люди продолжали незримо корчиться в шоке от неощущаемой боли. Смерти были везде и всюду, и религиозные лидеры галактики были об этом в курсе, но держась за собственную власть продолжали настраивать коллайдерные программеры на вымирание живого, имитируя невозможность выживания и «кару божью», истребляя невинных таким предательством. Человек умирал в непонимании даже за что его обили с наивной обидой обиженного ребёнка: «Я жил и меня просто убили». И все эти смерти не находили отголоска предотвращение подобной причины, она только дальше развивалась в том же направлении из-за чего часто массы вели себя несвойственно себе и совершали преступления против человечности и совести инстинктивно, как беспомощный загнанный в угол дракон, пытаясь изменить траекторию потока собственного движения, пытаясь предотвратить противоестественную расправу над собой, не ведая просто даже понятия смирения с наивностью и простотой детей, искренне не понимавших кто вообще Бог такой и почему они должны умирать по указке одного человека.
Егор, наблюдая, как становится легче старшому, при том, что уже наступал вечер и врач обрабатывал кропотно травму уже как шесть часов, вспомнил одну житейскую сказку никем не написанную:
«Как-то Бог, чтобы доказать свою власть решил убить маленькую девочку, узнавшую его страшный секрет. Он явился ей и сказал: «Умри!». Девочка с искренним непониманием спросила: «Вы кто?», на что он ответил ей: «Я Бог! Я повелеваю Небесами и этим миром! Я решил — ты должна умереть! Так подчинись и покончи с собой, нечестивая! Я вижу в тебе дьявольское отродье!». Девочка улыбнулась, так как за его спиной увидела красивого дракона и сказала ему: «Человек не может стать Богом». После чего Бог исчез и больше никогда не появлялся, однако девочка не знала сколько этих Богов и не знала, что это лишь начало череды кровавых смертей и человеческой агонии».
Мужчина стал серьёзней и сказал даже вслух: «Значит мы ещё и в относительной безопасности, но не можем предотвратить что-то действительно опасное. Какой-то важный вид вымирает от их манипуляций, видно всё же хоть противостоянием мы сможет это в небольших объёмах предотвратить и сгладить так, как они не ожидают». Старшой, испытывая облегчение от обработки ран продолжал стремиться к выживанию и был уверен в этом. Его уже не волновала степень собственной изуродованности, всё равно его человеком в реальности мало кто считал, а значит хоть трупом – надо продолжать хотя бы формальное существование даже просто так или в агонии, чтобы просто посмотреть, понять, познать, узнать кому это приятно хотя бы.
Какая-то кудрявая девушка где-то рядом с серым зданием тихо в этот же момент времени прошептала в глубине порыва отчаяния осторожно очередное стихотворение:
На два шиллинга банка – один золотник,
Местный торговец сильно поник,
Он продал на мясо
Миллионы людей,
Миллионы блаженных,
Был продан и зверь.
Всё проданы были
На корм чужой сути,
В порядочность веря,
И даже в распутье.
Все съедены в боли,
Агонии жизни
И были забыты
Живыми при жизни.
Словно бы почуяв отчаяние девушки где-то кто-то кого-то жестоко убил даже не задумываясь.
В современном здании на совершенно незнакомой планете в незнакомой никому цивилизации чётко по плану обсуждали раздел плоти проданного дракона, а также количество людей для конденсации питательных ДНК-признаков, а требовалось много, возможно даже целой планеты было бы недостаточно. Однако подходящие Земляне уже были помечены к продаже, на счастье. Прямо так и называлась процедура – продажа жертвенного счастья. Человека и биологически, и эмоционально, и вообще во всех его проявлениях выжимало другим на пищу, счастье. Удачу и продолжительность жизненного срока, эта услуга считалась самой дорогой, так как включала полную ретроспективу выжимки и при фиксации перспективы проявления выжимка шла непрерывно. Люди радостно с холодными глазами продолжали разговор. Среди них была одна женщина инопланетной расы змиев, которая была грамотным манипулятором и всегда знала, чего хочет, а хотела она достаточный кусок для себя и своей семьи, так как в её глазах борьба за счастье в жизни – это самое важное. Присутствующие люди и не совсем продолжали торговаться, не считаясь ни в чём друг с другом. Жизнь продолжалась сквозь немые потоки чужой крови — красота, скрывающая боль. А ужас всего этого становился обыденностью — Параллельное срасталось и питание становилось всё более вкусным и более вредным для каннибалов.
Егор и полковник тем временем многое обсудили – особенно предположительно возможные методы противостояния катастрофе. Описанные в Библейских источниках для точки раскрытия этого факта, скрываемого сильной конспирацией. Открылась смерть человечности и всего олицетворяющего оборону и ровно пока они об этом говорили это узнавали так или иначе миллиарды живых и мёртвых. Отныне правда была открыта до конца и дальше требовалось только обыденное выживание в открытой холодной войне.
— Мне просто интересно, какова максимальная цена каждой жертвы этого противостояния? — спросил полковник Егора в относительном окончании разговора, чтобы по-настоящему это обсудить.
— Знаешь, во-первых, твой ли это вопрос, а во-вторых каждый такой радужный просвет, сменяющийся кровавым крахом, явно несёт за собой целый мор, при чём далеко не простой. Вопрос только в том, кто ж так сильно наелся человеческими существами, что такая куча трупов проявляется?
Полковник на это рассмеялся в подавленной агонии отчаяния и чуть ли не ультразвуком пропел:
— если честно после этого даже радость становится омерзительной, всё что свято действительно слили прямо в задницу пожирающих и холодных биологических наркоманов, в чьих руках власть и деньги. Не говоря уже о том, что это всё как бы и не нужно, нужно наше мясо, трупы и распад, понимаешь? И каждый из нас, кто платит, не глядя на цену, а плата хоть и не справедлива всё же неизбежна из-за нарушения естества в движении тонко-запредельного (то, что составляет информацию во вторичном проявлении), так что не глядя на цену и выгоду нужно платить – просто на корню отсекать то, что теряемо туда, кто анархически это пожирает. Пусть ужрутся, а мы будем дальше проявлять осуществление в реальности, так как это гораздо ценнее всего, что они пожирают.
— Я тоже это понимаю, но как же получение желаемого товара за продажу по этой цене? Как же удовольствие от жизни? Как же выгода и приобретение?
— А в этих радужных перспективах и нельзя привыкать к удовольствию, да и полезнее так чисто даже для укоренения собственного существования. Любое удовольствие в чрезмерности есть наркомания, а истинное природное – когда долго выживаешь и в отдыхе смакуешь результаты проделанной работы или даже немножко инициативы. Просто бывает приятно испытать облегчение от того, что тебя истязало.
— Но я думаю с этим следует смириться, что нет таких разумных существ практически, что не удержатся от выгоды на чужом трупе заживо извлечь до полной выжимки всех соков максимум пользы, лёгкой наживы, удовольствия, удовлетворения потребностей в садизме и потом использовать в качестве хорошего естественного анестетика, чтоб вообще полностью пользу принесла человеческая скотина, свалив на тебя всю мучающую боль и потом преодолевать собственные депрессии. Сваливая суицид и скуку просто используя общение так или иначе. Всё мы закончим помойкой себеподобных. Абсолютно все, просто потому что душа утеряла существование в человеке и прочих – этого нет вследствие превышения всех допустимых норм безжалостности и смехом в радости над чужой болью. Для всего этого, не говоря уже о любви просто нет условий и причин. Всё это медленно, но верно становится иллюзией далёкого прошлого и на передний план выступает просто безразличное существование как чужого мяса для пропитания.
— Да, так и есть, что от реальности бежать? Меньше сожалений оставим. И тем не менее окружающая среда и пространство поближе будет. Я считаю тут проще всё — это они на естественном законе распада играют. Мы не можем смириться с временным проявлением формы души, а это так и есть – это временная форма, даже мешающая проявиться в реальности. Чуть менее временное наше физическое существование, но именно это и нужно убить до конца, понимаешь? Ладно если бы им просто нужно было материи с данными о нашей жизни – тут природа бы обмен осуществила из-за перетечения объёмов, но здесь не это, нужно закрепить результаты человеческой жертвой. Именно русским человеком — не иной нации, им другие не подходят почему-то, понимаешь? Меня от этого в дрожь бросает, но это так. Мы там в составе чего-то у них подходим, и они, найдя подходящего будут стремительно добиваться смерти всего похожего, только чтобы стабилизировать проявление там, но наше вымирание не остановит это, так как потом другие будут нужны, следующие, следующие… Смекаешь? Они это делают из-за того, что не могут что-то преодолеть и идут на эти жертвы намеренно, ради комфорта.
— Но мы же можем что-то делать. Почему бы не попробовать?
— Попробовать можно, но не ради этого, а просто так, чтобы просто дальше жить. Ставить следует более мирные цели и не уподобляться этому, иначе зачем нам вот искренне вообще дальше существовать? Просто это их дело как они живут, а нам следует даже трупами сохранять всё что хотя бы в аналоге человеческое, так как истинное они вообще в мясо рвут и наслаждаются в нашей же крови.
— Об этом очень тяжело говорить, но я согласен. Ладно хоть мы знаем эту правду и можем проанализировать, что с нами делают, а то так и умирали бы в неведении сожранными беспрепятственно. Хотя кто оценит из пустоголовых пафосных балаболов?
— Да никто. Ты прав. Никто не оценит, они трусы и не отрицают этого факта. Им так же как каннибалам только ощущение комфорта и безразличие к человеческим смертям – большего не требуется. Всё остальное уже есть в кармане. И они не просто по названию, а совершенно рассудительно готовы платить любую цену за это, при чём никак не в шутку. Они из-за этого страха пойдут на убийство, зверство, издевательство даже над собственными родственниками и только ради сохранения своей шкуры и каннибалы знают об этом, они так же надменно предавали их за это, это видя в передатчиках и искореняли родственные связи труса, которого видели. Всё потому что это трусость как раз и свойственна каннибалам, и они это видя, стремились словно в себе самих искоренить вообще на корне и в его составе это проявление, так как сам корень нужен – дальше ведь необходимо выздоровление растения. Однако, если разобраться дальше, может и это прощается? Судя по аналогии это так и есть. Может это презирается для непреодолимости беспомощности и безрассудства в порыве безумия?
— А ты на самом деле не в бровь, а в глаз считаешь. Да. Я соглашусь, это так – прощается абсолютно всё, если понимать в истинной идее тот факт, что мы сами себе далеко не до конца хозяева, так как зависим от собственной среды обитания, коя разумна как таковая и это доказывается, как минимум порядочностью движения космических объектов в относительной хаотичности и относительной непредсказуемостью движения всего – от элементарных частиц, до порывов ветра, который по существу является восприятием нами беспорядочности ещё и пространственных потоков гравитации и прочих проявлений в этом явлении. Мы даже через ветер воспринимать должны окружающую среду, почему же мы этого не замечаем, а потом болеем шизофренией и сумасшествием?
— Я думаю нас отпугивает что-то нам незримое, но так или иначе воспринимаемое отдалённо, словно дамоклов меч над головой, готовый в любой момент проткнуть насквозь.
— Подожди секунду. Ты сказал сейчас насквозь?
— Да я сказал насквозь. Да и кто знает, может это насквозь и является точкой оценки восприятия наших ценностей? Может быть тут и кроется ирония – нужно себя этим мечом и проткнуть насквозь, чтобы иметь возможность хотя бы понять, что мы переживаем?
— Согласен. Тем не менее вечереет. Мы продолжим пытаться открыть элементарные проявления противостояния используя столь же элементарные точки слабости их вмешательства в нашу жизнь, потому что у нас иного пути вмешаться в их жизни нет, только косвенно повлиять, чтобы не дичали дальше. Кстати, тут доказано, мы их ещё и цивилизованней с нашим уровнем убийств и низких технологий, потому что мы не едим техногенно себеподобных ради счастья.
Полковник прощаясь тоже отчитался товарищу:
— Я тоже займусь этим вопросом, учитывая. Что мы все сегодня видели. Я знаю одно – они пойдут на любую низость, чтобы пополнить попы сладкой кровушкой себеподобного. Главное, что понял – они люди, они реально люди как мы, но добивались, чтобы мы их считали прямо собой и типо мы сами себя едим туда-сюда. В реальности путь только в один конец – он рассмеялся с презрением – в их задницу.
Егор в неопределённости побрёл домой, погрязший в отраве смятения и поиске пути дальнейшего хотя бы существования в любом состоянии.