Глава 14. Актуарий (Глава 16)

Навстречу Александру кто-то шёл; он подходил всё ближе и ближе и постепенно в его облике начало появляться что-то человеческое. Подойдя ещё ближе, Александр смог различить его глаза, рот и нос, а сделав ещё несколько шагов, понял, что это Артём собственной персоной.
— Слава богу это он, — Аминь! – сказал он про себя. – Я уже был во всех отношениях готов к тому, что в меня опять будут стрелять!
Лоб этот был такой огромный, что имя самого Артёма там прекрасно уместилось бы, если написать маркером, и хватило бы место дописать его профессию.
Артём присел на скамейку, положив ногу на ногу, словно игнорируя синиц, что бродили по улице на опасном расстоянии; эта его безмятежность напоминала о тонком бунте против реальных обстоятельств, что было так естественно, что Александр только диву давался, как это он даже не смотрит в их сторону; и так как его глаза были подвижно устремлены в противоположном направлении и он не обращал на синиц ни малейшего внимания, он решил, что Александр просто случайный прохожий, не узнав его.
— Похоже. Он меня даже не заметил! – произнёс он вслух, направляясь к нему, чтобы узнать, зачем он сидит в таком опасном месте.
— До чего же мне всё это надоело! – сказал вдруг после долгого молчания Артём, не глядя на Александра. – Всем сегодня что-то от меня нужно, ну просто всем до единого! Даже тем синицам нужно моё мясо!
— Я только что сказал, что ты меня однозначно не замечаешь, актуарий, — мягко повторил Александр. – К тому же, если говорить о твоём недовольстве, некоторые человеческие просьбы могут быть вполне приемлемы и выполнимы.
Ему хотелось немного подбодрить его, так как вид у актуария был похож на будущего самоубийцу в этот момент.
— Да, некоторые люди очень умны и внять их просьбам вполне рационально, — сказал Артём, всё так же глядя в сторону, — но умные люди своей наивностью часто напоминают мне грудных детей.
Александр не знал, что отвечать; беседа не клеилась, к тому же назвать это беседой было тяжеловато, учитывая то, что актуарий ни разу не взглянул на Александра. Бывают ли такие беседы? Последнюю фразу он произнёс, обращаясь, по всей видимости, к кусту, что рос неподалёку от скамейки. Так как синицы не давали прохода дальше по улице и их количество только пугало, Александр в задумчивости нашёптывал в шутку небольшой стих:
Актуарий Артём сидел на скамье.
Разум его тонул в лютом сне.
Все родные его, вся его знать,
Не может Артёма не доставать,
Не знает и кем заменить его стать,
Актуарий Артём,
Артём актуарий,
Пал жертвой трагедии,
Словно гербарий!
— Зачем шёпотом насмехаться над чужим горем, да ещё и с трагическим предвестием!? – сказал Артём чуть ли не в полный голос обиженно, — не тронут они нас здесь, пока не доедят тех, кого поймали.
— Зачем сидеть и перемывать в опасном месте косточки самому себе! – сказал Александр не менее громко, чем Артём, совершенно забыв о том, что может этим привлечь синиц. – И так ясно, что всё закончится рано или поздно!
— Что это ты там бормотал? – спросил Артём, впервые взглянув на него за всё время разговора. – Скажи мне пожалуйста, а то я не всё смог расслышать. Мне же нужно понять от чего я умер в твоей истории. Я имя твоё позабыл, кстати. Как тебя звать-то?
— Меня зовут Александр, а…
— Какое глупое имя, — нетерпеливо прервал его Артём. – Саша, Шура… Что оно хоть значит?
— Разве имя обязательно должно что-то значить? – произнёс Александр с сомнением.
— Конечно, должно, — ответил Артём и фыркнул. – В жизни всё имеет своё значение! Если брать моё имя, к примеру, оно отражает мою суть! Замечательную и очаровательную суть! А с таким именем, как у тебя, ты можешь из-за безответственности и ветрености, которым оно пышет всей его сутью, стать полным ничтожеством… Ну, просто полнейшим ничтожеством и отбросом!
— А почему ты всё-таки сидишь здесь совсем один? – спросил Александр, совершенно не испытывая желания спорить с ним.
— Потому что со мной здесь никого нет, — никто не пожелал бы сюда идти сегодня, когда синицы и воробьи уже пол города разорвали на кусочки заживо! – крикнул в ответ Артём. – Ты думал, я растеряюсь, и не могу тебе ответить? Можешь ещё что-нибудь спросить!
— А ты не думал о том, как найти способ пробраться через синиц и воробьёв дальше по улице? – снова спросил Александр. Он совсем не собирался задавать Артёму сложные головоломки, просто в этот момент воробьи и синицы показались и с противоположной части дороги, и он немного волновался за него. – Ситуация ужасно щекотливая с обоих сторон этой улицы!
— Ужасные головоломки ты задаёшь! – проворчал Артём беззаботно. – К чему сейчас вообще туда идти? Но если б даже я туда пошёл, — что совершенно исключается, — но даже если бы это случилось, если бы я на это решился…
Тут он поджал губы с таким авторитетным и полным осознания собственной значимости видом, что напомнил Александру комичный образ типичного великого гения, что никак не может прославится в обществе, но делает эти попытки снова и снова и Александр с большим трудом удержался от смеха.
— Если я всё-таки попадусь птицам, — продолжал Артём, — Мэр обещал мне… Ты, я вижу, побледнел. Не мудрено! Этого ты не ожидал, да? Мэр обещал мне… Да, он так мне прямо и сказал, что он…
— …Пошлёт сюда всю свою конницу и всю свою рать! – не выдержал Александр и проявил иронию.
Лучше бы он этого не говорил.
— Ну, уж это слишком! – закричал Артём сердито. – Ты подслушивал разговор… за дверью… за окном… А не то откуда ты узнал об этом!
— Нет, я не подслушивал, — возразил Александр. – Я просто иногда не могу удержаться подмечать очевидное.
— А-а, ну в принципе об этом не тяжело догадаться, — смягчился Артём. – Это даже чем-то напоминает про «Историю России»! Так, кажется, принято давать описание наших культурных ценностей? Чередованием исторических событий, отражающих развитие нашей державы. Смотри же на меня хорошенько! Это я разговаривал с мэром о помощи городу. Я – и никто другой! Кто знает, увидишь ли ты подобного мне человека! Можешь пожать мне руку – я не гордый!
И он ухмыльнулся во весь рот и подался вперёд (так, что чуть не упал со скамейки) и протянул Александру руку. Александр пожал её, с тревогой глядя на Артёма.
«Стоит ли ему сейчас так широко улыбаться, — подумал он, — если птицы в любой момент оторвут ему голову. Не знаю, что вообще творится в его голове… Если я ему объясню, что помощи не будет, тогда он вообще отлетит!»
— Да-да! – говорил меж тем Артём. – Вся городская военная часть, все боевые государственные подразделения прибудут нам на помощь. Они мне живо помогут и наградят, можешь не сомневаться! Впрочем, мы слишком далеко зашли в нашей беседе. Давай вернёмся к предпоследнему замечанию…
— К сожалению, я не очень хорошо его помню, — сказал Александр предельно вежливо.
— В таком случае начнём всё сначала, — отвечал Артём актуарий. – Теперь моя очередь спрашивать. («Можно подумать, что мы играем сейчас в викторину!» — подумал Александр.) – Вот тебе вопрос. Как ты сказал, сколько тебе лет?
Александр долго сомневался, но ответил:
— Двадцать шесть!
— А вот ты и ошибся! – закричал торжествующе Артём. – Ты уверен, что правильно знаешь свой возраст? Ты уверен, что тебе именно двадцать шесть лет сейчас и сегодня? Ты ведь об уверенности ни слова сейчас не сказал!
— Я думал, что ты хочешь знать мой возраст в буквальном понимании, а что ты имел ввиду?
— Если б я хотел, я бы так и спросил, — сказал Артём.
Александр решил не затевать нового спора и промолчал.
— Двадцать шесть лет, — повторил задумчиво актуарий. – Какой тяжёлый возраст! Посоветуйся ты со мной, я бы сказал: «Остановись на двадцати!» Но всё равно бы стало поздно, никто не может остановиться и быть молодым.
— Даже если бы я мог остановиться на одном возрасте, как стадии развития, я бы вряд ли стал с кем-то о том советоваться! – возмущённо сказал Александр.
— Что, гордость не позволяет? – поинтересовался Артём.
— Это ни от кого бы не зависело даже, если бы можно было оставаться молодыми, — ещё больше возмутился Александр. – Все меняется. Не могу же я один оставаться неизменчивым, словно камень.
— Один, возможно, и не можешь, — сказал Артём. – Но вдвоём гораздо проще сохранить хотя бы память об этом времени. Позвал бы кого-нибудь на помощь – и прикончил бы всех мешающих тебе птиц к своим двадцати семи годам!
— Какой у тебя галстук интересный! – заметил вдруг Александр. (Его достало говорить о возрасте и он, уловив некую очерёдность в выборе темы текущей беседы, решил, что настал его черёд.)
— Нет, не галстук, а просто чёрная лента! – тут же поправился он. – Хотя, это можно считать и галстуком… Или нет… Я, кажется, опять ошибаюсь. Это лента!
Артём нахмурился.
— Прости, если чем-то обидел!
Вид у Артёма был такой обиженный, что Александр подумал: «Зачем я только заговорил об этом!»
— Если б я только сам мог разобраться, как теперь отсюда выбираться, я бы обязательно помог ему сохранить на плечах свою голову, — сказал он про себя.
Судя по всему, Артём очень рассердился. С минуту он молчал, а потом протянул глубоким басом:
— Как мне… надоели… все, кто не может отличить ленту от галстука!
— Во многих вещах я страшно необразованный, я знаю, — сказал Александр с таким смирением, что актуарий мгновенно смягчился.
— Это галстук, дитё ты окаянное. И очень дорогой. Тут ты совершенно прав. Подарок от мэра и Азалии. Понятно?
— Неужели? – сказал Александр, понимая, что выбранная тема разговора всё-таки выбрана им удачно.
— Они подарили его мне, — сказал задумчиво актуарий Артём, убрав ногу с ноги и обхватив колени руками, — они подарили его мне в тот день… в день, когда отключился в зале суда.
— Простите? – переспросил Александр, растерявшись.
— Я не обижался, — отвечал актуарий Артём. – Можешь не извиняться!
— Простите, но я не понял: когда я отключился в зале суда? Что я в тот день там делал?
— Давал показания на изгоняемого, конечно. А точнее, ты не стал этого делать.
Александр задумался.
— Мне совершенно не по нраву вспоминать тот сумасшедший день, — сказал он наконец.
— И очень зря! – вскричал актуарий Артём. – Сколько в году дней?
— Триста шестьдесят пять.
— А сколько дней из прожитых тобой лет ты помнишь?
— Около шести тысяч, думаю.
— Девять тысяч четыреста девяносто минус шесть тысяч – сколько это будет?
— Три тысячи четыреста девяносто, конечно.
Актуарий Артём поглядел на Александра с недоверием.
— Ну-ка, посчитай в этом блокноте, отняв ещё пять процентов от шести тысяч, — сказал он (актуарии любят считать).
Александр улыбнулся, взял у него из рук блокнот и ручку и написал:
9490 — 6000 х 0,9 = 9490 – 5400 = 4090
Актуарий Артём взял блокнот и уставился в него.
— Кажется, здесь нет ошиб… — начал он.
— Ты, похоже, блокнот вверх ногами держишь, — прервал его Александр.
— Я просто задумался, — засмеялся актуарий Артём и, ещё посмеиваясь, перевернул правильно блокнот. – То-то я смотрю, что числа какие-то новые! Поэтому я и сказал: «Кажется, здесь нет ошибки!», хоть и не разобрался на тот момент, что ты насчитал… Значит, так: из твоей памяти утеряно целых четыре тысячи девяносто дней твоей драгоценной жизни…
— Совершенно верно, — сказал Александр.
— И при этом ты не учёл, что ты не во всех ситуациях даже те дни, что посчитал в своей памяти присутствующими! И даже дневник при этом не ведёшь, я уверен! Вот тебе и память!
— Я не понимаю, при чём здесь «память»? – спросил Александр.
Актуарий Артём презрительно улыбнулся.
— И не поймёшь, пока я тебе не объясню, — ответил он. – Я даже сказал бы: «Разобрал, как мозаику сам собрал!»
— Но память не имеет ничего общего с: «Разобрал, как мозаику сам собрал!» — возразил Александр.
— Когда я использую русское слово, оно означает то, что я желаю в нём выразить, не больше и не меньше, — сказал Артём презрительно.
— Вопрос в том, подчинится ли оно тебе, — сказал Александр.
— Вопрос в том, кто из нас истинный хозяин положения сейчас, — сказал актуарий Артём. – Вот в чём вопрос!
Александр вконец растерялся и не знал, что сказать; помолчав с минуту актуарий Артём заговорил снова:
— Некоторые слова вредно даже использовать. Ни за что не звучат так, как тебе хочется! Особенно глаголы. Гордые это слова, не податливые. Прилагательные же очень напоминают мне замужних женщин: вроде бы они и имеют стабильное значение, но супругу своему могут и рога наставить. Но глаголы, как диктаторы – всегда преследуют свои интересы. Впрочем, я со всеми этими словами нахожу способы справиться. Звукоптицесмерть! Вот что я скажу!
— Скажи, пожалуйста, что это такое? – спросил Александр.
— Вот теперь ты дело говоришь, дитё, — ответил Артём, так и сияя от радости. – Я хотел сказать: «Хватит об этом! Скажи-ка мне лучше. Что ты планируешь делать дальше? Ты ведь не собираешься всю жизнь провести на этой улице?»
— И всё это ты пытался выразить в одном слове? – сказал задумчиво Александр. – Не слишком ли это много лишь для одного!
— Ничего страшного, если гениальная идея выражена в одном красивом слове, жаль мне за это никто сверхурочные не платит, — сказал Артём актуарий.
— Ах, вот как, — заметил Александр.
Он совсем запутался и не знал, что сказать.
— Посмотрел бы ты, лучше, как нас уже окружают воробьи, да синицы, пока мы так беззаботно беседуем, — продолжил Артём, значительно покачивая головой. – И в отличие от тебя, у меня нет автомата при себе, — тут меня бы не спасло даже моё жалование.
(Александр не решился спросить, какое у него жалование, поэтому и я не стану указывать, сколько получает актуарий на работе.)
— Видно, что ты отлично знаешь русский для представителя математической профессии, — сказал Александр. – Объясни мне, пожалуйста, что Пушкин имеет ввиду во второй части первой главы «Евгений Онегин».
— Прочитай-ка его, — ответил Артём. – Я могу тебе объяснить все литературные шедевры, какие только были придуманы, и кое-что из тех, что даже сейчас никому из нас неизвестны.
Это обнадёжило Александра, и он начал:
Так думал молодой повеса,
Летя в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных.
— Что ж, хватит для начала! – остановил его Артём. – Здесь достаточно сложных для понимания слов и их сочетаний! Значит, так: «молодой повеса» = это молодой юноша, что имеет несколько распущенный характер и нрав, при том не только в области своей личной жизни, как мужчина.
— Понятно, — сказал Александр, — а «летя в пыли на почтовых»?
— «Летя в пыли на почтовых» — это на казённых лошадях он ехал, которые на каждой станции сменялись в отличие от собственных, то есть как у нас на автобусе кататься с пересадкой, только там на лошади. «Летя в пыли» значит «ощущать пыльный воздух вокруг». Понимаешь, даже мы с тобой, едь мы на машине, ощутили бы это запыление и грязь в воздухе, которым дышим. Вдохнёшь и ощущаешь это омерзение от нечистот и чего-то инородного. То есть в этой строке — две линии глубокого описания.
— Да, теперь мне ясно, — заметил задумчиво Александр. – А «Зевес» кто такой?
— Это божество, вершащее человеческие судьбы.
— Забавно, должно быть, он выглядит в неловких ситуациях, раз считает себя Богом.
— Да, с ним, я предположу, не соскучишься! – согласился Артём. – А синицы и воробьи уже доедают несчастных, и мы с тобой будем следующими на их трапезу. Они нас заживо склюют, как мы поедаем сыр на завтрак по утрам.
Александр с неменьшим отчаянием посмотрел, сколько их уже налетело за всеми их разговора, при учёте, что и до этого их было больше тридцати в радиусе их обзора и спокойно продолжил разговор:
— А что имеется ввиду под «всевышнею волею»?
— Правил, властвовал, вершил.
— А «Наследник всех своих родных», — сказал Александр, судорожно думая, как выбраться в параллели с этим разговором, — это значит, что родня не бросит его на произвол судьбы одного и без имущества, верно?
— Ну да, конечно! Здесь это имеет место быть, но имеется ввиду не только это… Здесь ещё подразумевается наследство по роду, по рождению…
— И немножко по статусу! – радостно закончил Александр.
— Совершенно верно. Не переживай, сюда обязательно пришлют военных, нас не могут здесь так оставить, как ты подмечал, не умрём мы здесь одни без имущества. А, если вспомнить дальше Онегина, то там говорится: «Друзья Людмилы и Руслана!» — имеется ввиду обращение к читателям, кто имел честь ознакомиться с «Русланом и Людмилой». Вот тебе раскрытие отличного авторского приёма!
— А что с самим «героем его романа»? – спросил Александр. – Боюсь, я создал тебе сильное затруднение.
— Думаю, будь он с нами сейчас, он предпочёл бы обсуждать этих крупных милых пташек, поедающих плоть наших соотечественников. Бедные! Перья у них растрёпаны и торчат во все стороны, а люди такие невкусные… Но надо же что-то им есть… Ну, а насчёт решения самого Пушкина дальше повествовать «Без предисловий» я и сам сомневаюсь, что моё личное понимание здесь окажется верным. Смысл тот, что автор потерял начало своей мысли, а его герой потерял начало собственной души и стал лишним в собственном обществе, которое ему, как он считал, осточертело. Надеюсь, ты теперь доволен? Откуда у тебя такая тяга к этому произведению?
— Я вообще Пушкина люблю читать, — ответил Александр. – Если бы речь шла о том времени, когда нас ещё не съедали заживо, как насекомых или мелких грызунов, я бы смело сказал, что ничего никогда не изменится. Это трагедия Пушкина, как автора своих книг. Он всё своё творчество создавал лишь с одной целью – изменить прогнившее человеческое сердце, но, будучи застрелен, он был спасён от осознания результата собственного дела. Он не видел таких людей, каких за всё это время видел я, что его произведения учили ещё в школе и в этом его великое человеческое счастье. Просто человек никогда не понимает своё счастье, пока не познана альтернатива утраты.
— Что до стихов, — сказал Артём и торжественно поднял руку, — я тоже их читаю не хуже других. Если уж на то пошло…
— Ах, нет, пожалуйста, не стоит, — торопливо сказал Александр.
Но он не обратил на его слова никакого внимания.
— произведение, которое я сейчас прочитаю, — произнёс он, — я сочинил специально для того, чтобы тебя немного развлечь.
Александр понял, что ему придётся его выслушать. Он присел на скамейке рядом и сказал:
— Спасибо.
Слушай слова мои, милый друг,
Беседой моей наполнен замкнутый круг.
— Это только так сказано, — объяснил Артём. – Конечно, в замкнутый круг я не загоняю себя.
— Я вижу, — сказал Александр.
— Если ты видишь, загоняю я себя в циклический или нет в своих словах, то ты человек очень внимательный, — ответил Артём.
Александр промолчал.
Когда тяжкое время дело узнает,
Слова мои вам ветра наиграют.
— Постараюсь их расслышать, — сказал Александр.
Что делаем мы в этих сумрачных днях,
Когда вокруг кровь, смятение и страх?

Богородица, ты, внемли моей просьбе,
Защити нас от смерти в ужасной угрозе.
— Хорошо, я тоже что-нибудь постараюсь предпринять, — сказал Александр. – Если только я ещё буду жив к тому времени.
— А ты не мог бы помолчать? – спросил Артём. – Несёшь всякую ересь – только меня сбиваешь.
О чём сказано нам неведомой силой? —
Удивлённо спросил я всё, что людей истребило.

И вскоре предо мной восстал скелет,
И получил я от него ответ.

Вот, что он написал мне кровью на стене:
«Ответ ищи не там, где свет, но находи в себе…»
— Боюсь, я не совсем понимаю, — удивлённо сказал Александр.
— Дальше будет легче, — ответил актуарий Артём. –
Я исповедаться сим внял:
«Молю тебя, помилуй!»

Но мне ответили: «Нет, сэр!
Увы, не вышел своей гривой!»

Просил я раз, просил и два –
Напрасны были все мои слова.

Меня Господь карал сильней,
Чем заживо живых вокруг меня людей…

И снова осмотрелся я вокруг,
Клевала птица человека, словно лук…

Тут Нечто, Богом возникая,
В живых остаться помогая,
Сказало вдруг: «Умри предатель!»

Я в крике отвечал,
Что с меня хватит.

Я очень громко говорил,
Кричал я из последних сил!
Актуарий Артём прокричал последнюю строчку так громко, что Александр подумал: «Что-то не завидую я Богу из его стихотворения!»
Но Бог был горд и непреклонен,
Съедая жатвы к смерти склонен!

Он был упрям и очень горд,
На пианино музыканту сбив аккорд.

Я взял оружие, сказав:
«Я сам осуществлю вершение прав!»

И был я ко всему готов,
Передо мной кровавый ров.

Я бился в смерч, я бился в стены,
Чтоб от огня сбежать геенны…

Наступило долгое молчание.
— И это всё? – спросил робко Александр.
— Да, — сказал актуарий Артём. – Прощай!
Этого Александр не ожидал, но актуарий решил сделать попытку пробраться через гущи голодных синиц и воробьёв (размером с человека или чуть меньше) и оставаться здесь, подобно трусу, было бы слишком унизительно. Он встал и протянул Артёму руку.
— До свидания, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно бодрее. – Надеюсь, мы ещё встретимся.
— Даже если встретимся, я тебя всё равно опять не узнаю, — недовольно проворчал Артём и отправился вниз по дороге в сторону дома Невольника (он жил рядом, если забыли). – Ты так похож на типичных русских обывателей, прямо на всех и сразу!
— Обычно людей различают по лицам, а не по характеру обывания скучных дней, — заметил задумчиво Александр.
— Вот и я говорю, — сказал актуарий Артём. – все на одно лицо: два глаза… (он начал в воздухе рисовать человеческое лицо пальцем) …в середине – нос, а под ним – рот. Даже физиологически все мы одинаковые, по неведомому ГОСТу спроектированные. Вот если у тебя хотя бы нос был на затылке, а глаза на руках, тогда я, возможно, тебя запомнил бы.
— Но это было бы не эстетично и крайне неудобно! – возразил Александр.
В ответ актуарий Артём закрыл глаза и сказал:
— А ты бы попробовал и посмотрел, — увидел бы, так оно или нет!
Александр немного подождал, глядя, как актуарий изощрённо и комично на цыпочках пробирается мимо клюющих трупы кричащих людей на дороге птиц, напоминая чем-то персонажа старой комедии, что не боится идти мимо смертельной угрозы с закрытыми от страха глазами чисто по наитию и воле внешних обстоятельств. Он уже не смотрел назад, словно Александра здесь не было.
— До свидания, осторожней, — сказал он снова и, не получив ответа, тихонько пошёл прочь в противоположную сторону.
Он шёл и шептал:
— В жизни таких притворно творческих чудаковатых людей не видывал…
Он остановился и осторожно отвлёк одну птицу, выстрелив в неё из автомата – остальные тут же среагировали и начали быстро и ловко в прыжке его преследовать. Этого Александр и ждал – он прыгнул быстро на спину одного из воробьёв и прямо с птицы на птицу аккуратно начал двигаться вперёд.
— В жизни не знал, что вспомню моменты своего детства, когда я прыгал с гаража на гараж…
Но стоило ему достичь конца птичьего скопления, а птицы продолжали его преследовать, покинув спину последнего воробья в этой части улицы: страшный грохот залпов лазерных пушек и гранат прокатился по городу, а в небе Александр видел прилетевшие вертолёты.