Глава 7 (Глава 8)

Ближе к вечеру Антон отправился на чёрный рынок подобрать подешевле пистолет с качественной кобурой и пару боевых ножей. Он был в обычной футболке чёрного цвета, голубых джинсах и длинном пиджаке, чтобы под ним удобно было прятать кобуру, но естественно из-за того, что государственная система стремилась помешать осуществлению приобретения оружия на черном рынке он чувствовал себя весьма убого, словно его кто-то упрекает просто так, просто по программе множества форм жизни. Антон за это время уже понаблюдал данный процесс, когда человек ведёт себя не в соответствии с личностью, которая выгружена в психику по программе, то она перерастает в эмоции, только не естественные, а очень-очень омерзительные. Но не будет же он из-за такой ерунды сдаваться? Нужно всегда уметь адаптироваться к тяжёлым условиям выживания и идти вперёд, пробивая путь бронетанком, сшибая все преграды – так он и поступал, перешагивая через наигранные моральные принципы, которые один за другим появлялись у него из неоткуда и которыми он ранее никогда не руководствовался, особенно при учёте всех произошедший с ним событий и текущих обстоятельств. Он прошёл мимо очень высокого небоскрёба, на вершине которого блестели две стеклянные в форме кристаллов оконные конструкции, а сам небоскрёб выглядел, как здание будущего. Антон тут же отвлёкся от неприятных чувств – вот он идёт за оружием убийства, а там-то люди проблем не знают. Живут себе богато, лежат на серебряных кроватях с золотистыми подушками, отдыхают, но когда они будут жить? Он не знал, что в этом богатом доме кто-то впал к кому и остался дома под системой жизнеобеспечения; кто-то умер вчера; кто-то заболел сегодня, — у всех свои проблемы. Нам всегда кажется, что там, где нас нет, очень хорошо и комфортно, но так ли это на самом деле? А что нас толкает так считать? Зависть! Она нас толкает, но это лучше воспринимать игрой в догонялки, в соперничество, потому что просто без этого жить неинтересно. А ведь он любил в это играть. Антон продолжал думу о том, как прекратить свои финансовые трудности, но ни у кого в городе не было лишней копейки поощрять любое самое нужное предпринимательство. Финансовая яма росла и людей бросали в ней умирать, так как труд переставал быть кому-либо нужен. Некоторые люди жадные. Антон, как «честный негодяй», сделал шаг к знакомству с проходящей мимо девушкой, но её не интересовало приятное времяпрепровождение с мужчиной ради секса. Всё шло не так, как необходимо. К Антону словно подступала его скорая смерть. Антон не сдался, хотя и порочный джентльмен звание для него было не совсем приятное. Из всех возможных нелицеприятных перспектив очередной жертве на секс он «предложил далеко не загадывая, совсем не последний вариант мирного добровольного «перепиха» с возможной перспективой продолжения тайных отношений» без «ублажения её маленьких капризов и пожеланий». Что такое жадность по-настоящему? Понятие жадности трактуется как неконтролируемое стремление к приобретению или использованию материальной выгоды. Почему щедрость осуждается? Потому что щедрость знает фактор привыкания к ней и человек рискует остаться инвалидом. Это грех расточительства. Антон знал – жадность, что жадность есть плацебо, просто, когда человеку кажется, что он должен поделиться. Отказ делиться чем-то ценным считается жадностью, однако если уж серьёзно – это ребячество. Антон начал искать где раздобыть деньги, но с бывшим киллером никто не хотел связываться и его настигало проклятие мучений от голода, нищеты и безденежья. Недалеко от него перед женщиной мужчина тряс деньгами для наглядности своих намерений и демонстрировал свою ей серьёзность, что ввергло Антона в депрессию. Ему теперь этого не увидеть, так как мужчина без денег женщинам не нужен. Теперь он обречён умереть один на улице без ничего. Августа дома тоже мучилась без еды под издевательством остальных в школе учеников. У Антона не оставалось вариантов, как начать просить денег у прохожих, но ни у кого не было и лишней копейки даже поощрить предпринимательство. Проклятье настигло Антона и с каждым шагом он ощущал подступающую от голода смерть, что никак его не настигала, мучая страхом медленного своего к нему приближения. Перед смертью он был совсем одинок, не понимая, что такое ему эта смерть. А ещё может быть такое из вредности или из-за страха и непонимания. Так что такое жадность? Не поделился ты и ты жадный, а слишком щедрый – ты самоубийца. Здесь неуместно однозначное понимание. Все это хорошо или плохо в разных обстоятельствах. Так почему же жадность, скупость и экономичность – это грехи, а щедрость, расточительство и благотворительность – это все только на пользу? Да и кому на пользу? Оценит ли это кто-нибудь? Пирамиды. Люди уже начали создавать в городах сетевой маркетинг, как вид потребительских пирамид, которые становятся бесполезными, если государство не финансирует массовое потребление в городах, ограничивая рабочие места высокой квалификацией. Антон знал по личному опыту – никто не оценит, а помощь уместна только тогда, когда она нужна человеку, а не просто потому что его мучает желание «дай мне конфетку, а то у тебя есть, а у меня нет, а не дашь ты жадина». Все это действительно уместно только тогда, когда нам это действительно в жизни нужно, а иначе – зачем? Это же будет только издевательством, только постоянными дрязгами без причины. Одно Антон знал точно. Жадина всегда терпит бедность или ему психологически внушается опять же зависть к более богатым. Рядом с кондитерской молодые люди ели леденцы в ярких разноцветных обёртках. Антону стало плохо от нужды и начало схватывать сердце и желудок. Из-за боли он пошёл дальше быстрее. Он шёл вперёд, а детские радости в оранжевых, красных и жёлтых фантиках преследовали его мечтами, причиняя боль от зависти. Сердце начинало сильно болеть, убивая его заживо, словно рядом смерть с улыбкой над ним издевается. Кто-то из прохожих заметил его страдания и тоже угостил конфетой. Антон сказал: «Спасибо!» — жадно съев конфету, как редкий сувенир. Безделушка, представляющая для него особую сейчас ценность, была им съедена. Ну просто идиллия, а не общество. Империализм, потому что им не хватало приключений в жизни и хотелось вот быть рабами одного человека. Строили коммунизм, но построив все равно не удержались от жажды власти. Просто неизвестно куда направлялся по городу Антон, а дело шло к ночи. Он не мог смотреть Августе в глаза за свой грех. «Выполнил бы он своё обещание, или события пошли бы иными путями, но как заевшая пластинка, память прокручивала ненавистный фрагмент, поворотный для всей оставшейся недолгой жизни» голодного путника. Медленная смерть от нищеты и голода, неудовлетворённых потребностей склоняла его загнить и умереть, покончить с собой. Подленькое конформистское начало заставляло себя ждать и ничего было в игноре людьми не сделать. Только скитаться и мучиться от голода. Всё это присущее, в общем, всем и каждому. Смерть заманчиво рисовала ему не лучшую для него действительность этой ночью его скитаний в мучениях. От понимания этого Антона охватывало сильное отчаяние, а система все его атаковала – ему внушалось через плотные очень тяжёлые для нервной системы структуры психики, что он мутирует, ощущение слизи в мозге, омерзение собственным телом с желанием сжечь себя, чтобы очиститься от грехов, он чувствовал боль и во внутренних органах, и в позвоночнике, словно другой человек жуёт его мясо во рту и даже внушение было, словно фекалии ему в пищевод запихнули, его чуть не вырвало, но он понимал, что это не по-настоящему, так как все это было 3D голограммами, хоть и очень размытыми и пропитанными омерзением и словно землёй… Но он продолжал ещё рьянее идти покупать оружие, потому что эти преграды только усилили понимание необходимости это сделать. Покупать за роспись кровью от безденежья.
Антон дошёл на этот рынок и пока бродил, а его продолжала простреливать боль от нищеты и голода. Пойди он на даже самое мелкое предательство своего сердца и его бы убили для забавы. Ему казалось, что он убивает себе подобного каждым своим шагом от боли. У Антона расплывалось восприятие. Он ощущал, что вот-вот потеряет сознание и чувствовал, как при этом весело окружающим. Его от скуки всё же ударил проходивший мимо мужчина. Он срывал агрессию, зверство на нём, при этом внушая ему чувство, что он Антона в разы превосходит. Антон слабый и убогий, но Антон просто спокойно выбрал небольшой бутик и вошёл внутрь, игнорируя вообще эмоции и понимая, что он сейчас совершил просто великое преодоление, что не смог ударить его в ответ безоружный. Кто-то посчитал бы его лохом, но что может сделать человек, если его атакует нечто, что невидимо остальным, но однозначно вредит психически? Казалось, ударь он его и тело не разлагалось бы в непропорционально жизненному циклу быстро текущих мгновениях, минутах и часах. Антон мучился от ощущения своего разложения и боли от восстановления этого разложения, благодаря то, что его создало, что, хотя бы по факту, все ткани целы и это осталось лишь его тяжбой ныне. Игнорировать и преодолевать, потому что общество беспощадно. Общественная система – это машина. Люди за этими издевательствами редко наблюдают, а если и наблюдают, то им это даже нравится, и, наверное, немногие это поймут. Антон был горд преодолённым плацебо и безразлично ему было, что будет. Он понимал, что ущерб, наверное, не малый, учитывая силищу атаки. Должное он отдал. Было бы всё, как у девиц! Сохраняло бы презентабельный вид ныне. Бутик был полон модного оружия, и он разговаривал с торговцем о кредите. Его знали и верили ему, так как Антон никогда бы с деньгами, будь они у него, не обманул. Он спокойно купил оружие Glock 26 Австрийского производства и стандартный Макарова, по старинке, две кобуры и запас соответствующего калибра патронов. Людей продолжали контролировать с очагов световых выбросов небесных стержней, создавая эффект зомбирования. Дело оставалось за малым – пробраться в логово пешек системы, чтобы уничтожить их, как точки психического контакта, так как они не пресекали своё влияние, а наоборот сознательно ломали людям психику и ломали их волю, чтобы система уже их использовала как мясо для садизма и отправляла блаженство самому садисту и пока человек корчился в психической или даже физической агонии. Они наслаждались его муками, и он ощущал это инстинктом убийцы. Антона коробило от этого, но раз уж он не мог добраться до ублюдков, владеющих системой, он решил добраться хотя бы до точек контакта, убивающих людей.
Шагая по улице с холодными глазами Антон был полностью готов покончить с этим делом. Он уже приблизительно знал, где они находятся и спокойно шёл их убивать. Высокие небоскрёбы поздним вечером немного освещали улицу золотисто-болотным освещением специально встроенными светильниками и лампочками из окон квартир, совершенно не тревожась ни о чём: ни о людях, которые в них жили; ни о том, зачем их построили люди, — они просто стояли настолько стабильно, что даже ветром их не пошатнёшь; не то что человека, который все равно испытывает на него реакцию. Смотря на эти небоскрёбы Антон, как и многие люди, ощутил непонятный страх, словно они тоже на него смотрят, словно нечто таинственное сквозь все это пронзает его и эти небоскрёбы. Он не думал больше, потому что ему просто было страшно. Он почему-то улыбнулся. Спокойно и равномерно он дошёл до нужного места. Вот оно их логово, прикрытое организацией, торгующей лекарствами от шизофрении. По сути, они только производили импорт готовых нейролептических препаратов со специальных предприятий и формально распределяли по больницам. Они были защищаемы правительством, и это лишь один из филиалов данного города. Рахитного вида фигуры женщин приходили туда ублажать трудяг. Предпочтения у работников фармацевтической компании были разные. Все мечтали о женщинах по телевизионным стандартам или международным стандартам, нарисованным в аниме. Да Антон понимал, есть маги, есть экстрасенсы, есть прочие зазомбированные системой люди, но они просто рабы. Они не могут никого убить и боятся систему государства. А вот те, кто внутри этого здания могут и даже имеют приёмники общения с владельцами системы для устранения тех, кто им мешает или наоборот получали от них указания. Эти приборы что-то вроде электромагнитных датчиков, их очень легко сделать, но они не стали их распространять по приказу распределителей системы. Им нужно было сузить круг доминирования. Антон стоял перед входом. Эмо-девочки вышли из здания после явно бурного развлечения. Их выдали явно выпирающие из-под одежды соски. Неужели у них там отсутствует человечность, и культура будущего неизбежно людей делает зверями по отношению к более низко развитым себеподобным? Если судить по текущей тенденции – нет. Мы же обезьян и шимпанзе не истребляем и не используем для того, чтобы жить по 400 лет. Тогда зачем уничтожать целые города в конкуренции? На этот вопрос Антон не мог ответить, не подумав, как следует. Он застыл на месте, приложив ко лбу палец, так как мозг ощущение гниения снова. Оно переросло в дискомфорт. Он невольно прикоснулся ко лбу, чтобы почувствовать собственную кожу. Забавно то, что в подобной позе многие изображают Шекспира и прочих великих писателей, мыслителей. Антон, осознав иронию, засмеялся и вошёл внутрь. Поднимаясь по лестнице, он погрузился в размышления: сколько уничтоженных людей в обществе из-за этих ублюдков, сколько наркоманов из-за того, что они внушают людям суицид, сколько самоубийц, сумасшедших и просто угнетенно-изуродованных людей, считающих себя убогими и переставших за собой следить, остальные же кто? Они просто марионетки системы, просто живущие перед ней в страхе. Антона успокаивало, что сопротивляться пока реально. Как же там Августа? Она становилась всё более странная. Он все равно немного был воодушевлён тем, что она выбрала противостояние, а не поражение. Снова мимо него по коридору прошла мимо куча шлюх с тоненькими ручками и ножками, не способными ни на поднятие тяжестей, ни на долгий бег. Немного подняв себе настроение, он остановился у одного из центральных кабинетов и, приоткрыв дверь заглянул осторожно внутрь. Там собралась вся команда и Антон обрадовался этому, потому что не придётся бегать по всему комплексу их искать. Люди внутри большого кабинета все стояли вкруг и молча ждали. Из-за череды шкафов и полок вышла та самая блондинка, которую Антон видел, гуляя среди небоскрёбов. Блондинка с растрёпанными на вид волосами, но одета она была иначе, в готическое чёрное платье и бархатном пиджачке тоже чёрном, а за собой она волокла за волосы девочку лет 10, всю избитую, израненную и еле живую со сломанной шеей, то есть полностью парализованную. Антон, когда это увидел чуть не заболел белой горячкой от жажды убить эту суку, но сдержался, чтобы посмотреть, что там происходит до конца и выждать момент, когда они все максимально отвлекутся, чем просто совершил очередной подвиг великого преодоления рассудка над эмоциями. Эта сука вошла в центр круга, бросила девочку, которая уже не плакала и сказала:
— Давайте начнём! Это великий день! Она умрёт за наши грехи и проступки во имя ВЕЛИКОЙ СУДЬБЫ! И больше нам ничего не будет страшно, мы будем жить роскошной жизнью! У нас будет все, господа. Наконец-то мы её нашли. Бог будет так доволен.
В этот момент Антон не то что не сдержался, он просто потерял рассудок… Он ворвался в кабинет и прямо в обе руки начал расстреливать всех, кто там стоял даже не считая. Зачем это считать? Он даже живыми этих людей заведомо уже не считал, потому что это бесчеловечные звери. Он убивал с выстрела и смеялся, смеялся и убивал, пока не прояснился его разум и он не увидел эту суку, дрожащую на коленях. Он искренне сожалел, что тогда её не прикончил и только он хотел убить её, а она как рысь вскочила, пнула его по яйцам и выхватила пистолет, выстрелив ему в живот. Антон упал, но был ещё в сознании, а кровь текла…
Женщина взяла девочку за волосы снова и швырнула к Антону. Антон побелел от злости, но двигаться ему было тяжело. Он смог встать и взять на руки девочку, уворачиваясь от выстрелов суки. И вот блондинка все-таки возымела верх над ситуацией и попала ему в ногу. Больше Антон бежать уже не мог. Наконец-то она произнесла:
— Пойми, ты тоже будешь мной принесён в жертву, чтобы победили все! И все мои последователи получат награду от вашей смерти! Потому что я победитель!
Блондинка не слышала, как тихими шагами апатично и спокойно Августа вошла в комнату. Она не видела, как Августа подошла к ней сзади, и блондинка не понимала, как у неё в затылке оказался ножик-кастет. Никак не понимала…
Когда сука упала от паралича, умерев мгновенно, Августа посмотрела на Антона, держащего на руках маленькую девочку со сломанной шеей. Хоть Августе хотелось от этого заплакать, когда она в этой девочке увидела себя, она не могла. Она была дьяволом этой государственной системе. Общество покорных достаточно давно её уничтожало, поэтому дьявол уже не может плакать. Он мёртв, но при этом остался жив.
Антон посмотрел на сестру и подумал, что это весьма странно, что она эту суку убила так, словно она вообще никого не убила. Даже он испытал бы радость, но Августа не испытала ничего. Только спокойствие и безразличие. Может быть апатию. Он спросил:
— Почему ты пришла сюда?
Девушка спокойно сказала:
— Так сложились обстоятельства. Я пошла в больницу сдать анализы, чтобы оформить санитарную книжку. Меня уничтожало каждые три часа морально при сильных соматических внушениях, к которым у меня иммунитет достаточно стойкий уже. И в итоге мне позвонили с места, куда я устраиваюсь и сказали, что передумали нанимать меня. Я даже не стала спрашивать почему. Я просто посвятила время расследованию обстоятельств и выяснила об этом месте достаточно быстро. Структура нашей общей звезды учла мнение сотрудника комитета общественной безопасности, которого они застрелили, и я его почувствовала здесь. Я даже не знаю почему именно эта организация, но звёздам уж виднее… И после я очень поняла, что эта девочка пережила, тут волей-неволей и я здесь. Мучения ей причинили дикие. Вот как все просто. На самом деле у меня с собой ещё два ножа. Я и не думала, что тут будете вы.
Антон подумал и сказал:
— Ещё бы, я тоже не думал. Эта сволочь говорила о награде. Что это за награды, и кто их раздаёт?
Августа спокойно ему пояснила:
— Это очки системы. Они что-то вроде коэффициента удачи. Чем больше очков у человека, тем больший успех моделируется с источников световых выбросов. Ради них они родного отца или мать прикончат. В общем так.
Внезапно из коридора раздались крики и вопли агрессивно настроенных охранников и прочих сподвижников убитой Августой сектантки. Августа спокойно оценила обстоятельства и достала два кухонных ножа, достаточно острых для того, чтобы перерезать артерии, а Антон, взяв на руки девочку, вытащил из мёртвой хватки блондинки свой пистолет. Августа сказала: «Ты её лучше положи куда-нибудь. Убьём ублюдков, потом отнесём её в больницу». Антон положил девочку на диван, снял пистолет с предохранителя и пошёл убивать сектантов. Система дала о себе знать. Антон почувствовал в теле слабость и ему стало плохо, но Августа в этот момент просто спокойно побежала. Она перерезала двоим артерии даже не целясь и эти мужчины просто умерли от перепада кровяного давления в долю секунды. Даже не мучились в отличие от той девочки на диване. В этот момент Антон опомнился и начал стрелять по сектантам, прикрывая Августу, хотя все ещё у него мутилось в глазах. Что-то словно направляло его и он попадал то в голову, то в шею, то в сердце. Даже не было жалко ему их, потому что людьми их считать невозможно. Они не просто мысленно убивали, а они убивали слабых людей. Просто чтобы были очки по системе световых выбросов от государства. Августа конечно, тоже не зевала. Она перерезала горло таким способом 10 из них и ещё 15 застрелил Антон. В итоге осталось пятеро и Августа с Антоном. Они смотрели друг на друга, но если Августа и Антон убивали этих мужчин ради того, чтобы остановить это мясничество и спасти свои жизни, то нападающие планировали над ними заживо ещё поиздеваться, убивая мучительно и вкусить наслаждение от их страданий. Например, один из этих мужчин питал мысли с наслаждением, как он свернул Августе шею, руки, а потом изнасилует и обсосёт, подвергнув унижению. Прочие подобные у него мысли возникали в её отношении, потому что он во всех женщинах видел только шлюху без мозгов и чего бы то ни было ещё. Просто мясо для секса, то есть и этим он ничем не отличался от тех, на кого он работал. Антон в этот момент по непонятной ему причине просто испытал такое бешенство, что не сдержался и вышиб тому мозги. Остальные соскочили в их направлении. Августа извернулась и с боку одному всадила нож в кишечник. Тот взвизгнул, нагнулся и упал на пол с перерезанной артерией. Он не мучился. Антон же продолжал стрелять очень пунктуально и метко, соблюдая все законы прицела и гравитации, не нарушив ни одного естественного правила. Потому что защищаться от вируса в себе – это естественно, а пресекать его ещё более естественно и даже не важно каким способом. Сделать из этих ублюдков людей опять было бы жестоко по отношению к их свободе, ну вот нравится им быть именно такими. Они решили, что это сильная позиция в жизни – издаваться над себе подобными и этим возвышать себя над ними. Они сами рабы системы. Они просто ошиблись, а потому, если уж о моральности, для человека в таком тупике слаще смерти в бою ничего нет. Августа и Антон их этим освободили. Предположим, их бы посадили в тюрьму или в психушку, что их ждало бы после этого? Их бы терзало всё общество по-настоящему, а не по закону. Да ещё и заслуженно. Вообще без возможности самооправдания, хотя оправдаться они бы все равно нашли способ. Суть в том, что им бы остались одни мучения и садизм окружающих, а так они быстро и безболезненно умерли и больше жажда убийства и садизма их не мучила. Даже суицид не помог бы им больше, чем Августа с Антоном. И вот в коридоре, полном трупов мужчин, Антон вернулся в кабинет за девочкой, которая была ещё жива. Вышел к Августе и они вместе отправились в больницу. Только лампочки в коридоре немного мерцали от сбоя электричества, а где-то умирали хозяева и господа государственной системы из-за психического шока от смертей своих марионеток, где-то на «Небесах»…
Августа с кукольной головкой шла спокойно, словно невидимка по коридору длинного огромного зала будущего – все так красиво, все такое, как в фантастике! Прямо полностью комплекс будущего. Металлические стены, переливающиеся очень красивым блеском заточенного вольфрама с прослойками платины на вид, металлическая плитка на полу и множество дверей и кабинетов. Но вот какой ей нужен? А какая разница! Августа просто пошла наугад, на авось. Зачем искать в непроходимом лабиринте? И только она это поняла, как её осенило, что главная дверь всегда в конце коридора. Она пошла вперёд, одухотворённая радостью, прямо, как и полагается. И, естественно, ментальная защита в здании постоянно ей проецировала состояние головокружения, так как идентифицировала чужеродного человека. Однако, что это Августе? Она дальше пошла и пофиг ей на это было, словно гора с плеч. Антон с девочкой ждали её внизу, уже поняв, что зря сюда пришли. Неестественно-пышная шевелюра девочки-инвалида красовалась среди металлических стен больницы нового поколения. Слишком длинные распущенные волосы свисали с колен Антона, а он уже и не знал, что теперь делать, так как они с сестрой итак голодали. Она очень ценила своё везение оказаться здесь лично, потому что обычно смерти этих ублюдков на земле не видят и не имеют возможности с ними лично поквитаться, а ведь какое счастье бы испытали люди, убивая этих ублюдков, как вирусы нашего мира, прекрасного мира, который они изуродовали не менее прекрасным технологическим открытием из-за своей алчности, жажды власти и доминирования. Эту технологию можно было использовать, чтобы лечить болезни просто психологически, без вращивания душевной структуры из одного человека в другого. Надо было лишь правильно сделать настройки, чтобы просто учитывался опыт, а структура исполняла бы. Представители государства знали об этом. Им не нравилось, что выздоровление происходит медленно и не конца. Им не нравилось, что не увеличивается срок жизни. Им надо было превосходство и они его достигли донорством. Душа по сути – это запись клеточного деления, то есть это мясо. Сколько прекрасного при этом они уничтожали… Августа спокойно набрела к последней широкой двери. Она раздумывала, стоит ли войти, украшенная разными фривольными деталями. Она не стала хитрить. Она достала автомат и вошла внутрь уверенно и смело. Внутри было много людей за аппаратами, в защитных шлемах красного цвета, а кто-то в жёлтых. Видимо, это символизировало что-то. Августа была не в курсе что именно. Браслеты с цветочками на руках Августы напомнили сидящим в кабинете о юности, как и другая фактурная чепуха на её одежде. Они с холодными мёртвыми глазами посмотрели на Августу, а она на них. Она понимала – это тюремщики, исполнители воли аристократии, просто биороботы для свершения их воли, убившие себя ради выживания. Она даже прониклась к ним сочувствием. Люди внезапно все встали, бросив аппараты, сняли шлемы, окружили Августу и наперебой закричали:
— Спасибо! Спасибо! Идём с нами!
Августа молча проследовала за толпой через тот же коридор, затем мужчина в очках и чёрной короткой стрижкой, прямо напоминающий учёного, открыл одну из дверей, которая вела в какой-то подвал. Все молча туда по очереди спускались, и никто не толкался. Когда Августа спустилась она увидела стеклянные контейнеры, в которых лежали не те, кто поглощал, а те, через кого это все поглощали. Августа пришла к понимаю, что они ещё и своих собственных соотечественников использую как фильтрующее мясо. В этих контейнерах они лежали все гнилые, обмякшие, но при этом они были живы и у них бились сердца. Мужчина молча подошёл к устройству жизнеобеспечения и поддержки активности головного мозга и отключил, после чего сердца несчастных наконец остановились. Одна их них вдруг открыла глаза. Создавалась память о киношных и мультяшных клише при одном лишь взгляде на оживающих из колб подопытных. Женщина была живой, хоть и гнилая, обмякшая и изуродованная. Все равно было видно красоту этой девушки, все равно было видно, что это живой человек. Большая часть людей осталась отхаживать выжившую, используя все что имелось в комплексе. Августа с ещё 24 людьми отправились в подвал, где складировалось оружие для охраны. Они пришли туда быстро и люди вооружились достаточно современными лазерными излучателями, которые при выстреле просто проецировали взрыв материальной структуры, прямо как это произошло бы при взрыве целой планеты, только в сжатом виде, материя даже не имела потом возможность восстановиться – настолько глубоко было разрушение этим оружием. Все понимали, там такая охрана, там такая безысходность, но разве жить так и делать это лучше? Все, включая Аврору решили отстоять прежде всего свою свободу, свободу жить без угнетателей и использовать эту технологию для всеобщего блага, а не для их услад и долгожительства. Мужчина показывал всем и сам наслаждался городом, как давно он не выходил наружу, как давно он не вдыхал настоящий воздух родной планеты, да разве он жил до этого вообще, работая на систему? Остальные чувствовали похожее, но каждый по-своему. Августа все с любопытством осматривала новую архитектуру зданий и пейзажи. Антон вверил девочку-инвалида медсёстрам и вышел с ними. Рабочие, Августа и Антон пришли к главным воротам посёлка правительства, который был обособлен, охрана бешенная и вроде безысходность, но охранники уже их ждали и открыли им двери холодно и спокойно, потому что у кого так съели дочь, у кого жену, у кого у самого болезни появились, смысл их кормить дальше мясом? Быт в зданиях тоже был словно из кино. Все было бы хорошо, если бы не политика правительства в отношении населения заставлять жрать пачками таблетки против депрессии и инициировать от них разные болезни. «Они бешеными темпами теряли вес, а после сидели на дающих противоположный эффект гормональных препаратах; замедляющих обмен веществ; придающих прежде здоровому цветущему с нормальными параметрами телу именно такой: жалкий, дистрофичный, рисованный облик». И там уже пошла бойня – все забегали в дома, ломая и открывая специальными ключами на случай катастроф ворота свободно и, обнаружив внутри гниющих аристократов у которых по неизвестной им причине пошло отторжение очищенных энергий, как они думали, облегчали их страдания. Так каждый дом за домом дезинфицировался людьми и в результате в живых все же оставили троих, которым было только по 150 лет от роду. Эти люди ещё не гнили, но начали стареть, потому что только они восемь лет назад пресекли собственное лечение системой, осознав технологию, осознав, что в результате из-за этого гибнут миллионы людей. Жёны и мужья их просто становились постельными мальчиками и девочками, плачущими от пользования кремами и мазями. Вся прислуга страдала стрессами и бессонницей, как и пришедшие мстить рабочие. Сами оставленные на пощаду начали при них жрать биорегуляторы и амфетамины, зависимость от которых превышала даже опиатную. «В конце концов, всё же гибли, правда, оставаясь при этом молодыми и красивыми, лежащими в миниатюрных гробиках, словно восковые куклы в коробочках на продажу, на радость сумасшедшим, страдающим некрофилией, которых становилось всё больше в этом безумном, загнавшем себя на край пропасти, мире».
В конце этой бойни с разряженным автоматом Августа даже растерялась:
– Столько людей убито, а где грусть? Где печали? Где кровь и агрессия? И почему все всё это делали так спокойно? Неужели опять разрыв шаблона столь реальной истории? Видимо так оно в жизни, убивая зло испытываешь радость, потому что ты убиваешь невиновного. Убивая добро испытываешь печаль, потому что убиваешь собственную надежду или даже будущее, а убивая ошибки этого мира ничего не чувствуешь, вообще ничего. Это столь естественно, как если бы ты просто дышал. Похожие чувства у человека, убивающего старую корову. Она просто уже должна умереть, а он должен есть хоть немного мяса, чтобы поддерживать свою жизнедеятельность и при этом никто не страдает и ни радуется, ни человек, ни корова. Корова отжила своё, а человеку будет что есть. Как и в принципе ничего не чувствует антилопа, не пойманная гепардом – убежала, да и ладно, все равно сожрёт когда-нибудь. У всех и у всего всегда есть шанс на выживание, таков уж закон природы и лишать этого шанса никто не в праве.
И это называется уважение, а неуважение даже к тому, кто тебя хуже, при этом сопутствующееся самовозвышением и доминированием – это уже лишение человека шанса на выживание, поэтому всегда нужно уважать все и всех, кто и что нас окружает. Хотя бы так, по возможности. Хотя бы в реальности, потому что в остальном пока мешает искушение. И, разбираясь в этом вопросе поглубже, Августа поняла, что лишь одно проявление является неуважением – навязывание собственной воли. Все, как оказывается, просто уважать друг друга и устремляет. Игнор – это тоже уважение. Иногда он может быть использован как манипуляция, поэтому друг друга все-таки нужно уважать по-настоящему. Иначе нас будет так легко убить для кого-то ещё. Как говориться, если уж в одной лодке плыть, то и считаться друг с другом приходится.
Так Августа вновь очутилась в своей комнате отеля в тишине и наконец-то безопасности, а брат спал, зажав кейс с деньгами на диване…