Консерва

Колонна заключенных медленно втягивалась в лагерь через ворота, обитые железными листами. Лица были усталыми, взгляды — потухшими. Даже конец рабочего дня и предстоящий ужин не воодушевляли лагерных рабов… Хотя, какой там ужин!

Алексей судорожно сжал в кармане ватника кедровую шишку, которую нашел между бревен на лесопилке. Она еще не раскрылась, а значит под чешуйками еще прятались кедровые орешки. Рот наполнился слюной при мысли, как он будет смаковать свою треть. Две других трети предназначались для его сообщников.

Заключенные выстроились в линию перед бараками. Предстояла вторая за день перекличка. Первая проводилась с утра, перед работой, и проходила быстрее, чем вечерняя, более тщательная: чаще всего сбегали во время работы.

Алексею ярко представилось, как выстраиваются в очередной раз зеки, как называют фамилии, его и двоих других. И начинается беготня, крики, свет мечется, автоматы наизготовку — побег! Мародера, Картежника и Студента нет на месте!

Алексей исподтишка глянул на Николая, который стоял в строю дальше. Приятель, кряжистый и крепкий, смотрел прямо перед собой. Алексей не много знал о нем: тридцатилетний, неженатый, мародерствовал во время войны, отбыл в лагере год. Именно он придумал план побега и предложил его остальным.

Еще дальше, ближе к хвосту линии, стоял щуплый, белобрысый Димка. Алексей называл его “Студентик”. Сколько и за что Студентик сидел, точно не было известно: сам он отмалчивался, а допытываться было не принято. Алексей догадывался, что сидит парнишка по политической статье. В лагере о таком и правда лучше не упоминать.

Студентику в плане Николая отводилась роль “консервы”, о чем тот к своему несчастью не догадывался. Алексея мороз продирал от этого, но он все время напоминал себе, что жалельщиков ледяные леса севера не щадят.

Конвоир щурился на засаленный листок и выкрикивал фамилии.

-Саварян!

-Я!

-Шаламов!

-Я!

-Кушко!

-Я! — Сипло отозвался Алексей.

-Вингер!

-Я!!!

Вингер рявкнул так, что вся шеренга вздрогнула. Алексей злобно покосился на соседа, но проследил за его взглядом и сам выпрямился, хотя внутренности его сжались.

К шеренге шли несколько человек, и во главе их шел начальник лагпункта, Фередоев Иван Иваныч, заключенными прозванный Карабас. Он был плотным, с лоснящимся сытым лицом и блестящими темными глазами. Прозвище свое начлаг получил за густые усы и свой завидный оскал. У многих в лагере развилась цинга, и зубы крошились, но карабасов рот был полон крепких, крупных желтых пеньков. Чуть позади брели его заместитель, секретарь лагпункта и пара солдат.

Надзиратель вытянулся по струнке. Карабас снисходительно кивнул ему.

-Все на месте? — Спросил он.

-Перекличку еще не закончили, товарищ начлаг. — Проблеял конвоир.

-Ну заканчивайте — заканчивайте. — Карабас оглядел цепочку зеков так, как хозяин на ферме оглядывает свою скотину.

На мгновение его темный взгляд задержался на Алексее, и у того сердце ушло в пятки. “Знает! Все пропало!” подумал Алексей. Но это продлилось всего секунду, а потом внимание Карабаса обратилось к другим заключенным. Картежник выдохнул.

Проверка завершилась, и отряды стали расходиться по баракам, чтобы взять миски и вернуться к пункту раздачи. Среди заключенных уже побежали шепотки, что на ужин будет гороховый суп, а некоторые удивлялись, чего это Карабас со свитой выбрался поглядеть на перекличку.

Слухи о гороховом супе оказались и правдой, и нет: чем-то баланда о горохе напоминала, но в той же мере она напоминала о фасоли, картошке и даже о манной каше. Алексей с грустью посмотрел на то, что дежурный плюхнул ему в миску, и пошел к ближнему из хозяйственных зданий, чтобы там дождаться Николая и Студентика.

В тени бетонной стены, спрятанные от фонарей, они собрались, чтобы в последний раз обсудить план побега.

-После обеда. — Сказал Николай. — На обеде отметимся, а потом вместе пойдем на горбыль. Там сделаем несколько связок, выложим так, чтобы от вертухаев спрятаться, и дёру в лес.

Студентик хмурился и мешал баланду. Алексей слушал. Николай продолжал:

-Заметят побег, если все пойдет по плану, через три — четыре часа. За это время добежим до реки.

-Наверняка собачек с собой возьмут. — Заметил Студентик.

-Возьмут. — Николай в этом не сомневался. — Следы будем заметать. А как в лес зайдем, разделимся и до реки доберемся по одиночке. Там недалеко, заблудиться — не заблудимся, а работу псам осложним. Встретимся уже на льду. Там запах ветром разнесёт.

-А потом, — включился в обсуждение Алексей, — потом к метеостанции, за гражданской одежкой.

-А потом на юга. — Хмыкнул Студентик.

-Да, на юга… — Алексей блаженно прикрыл глаза. Он для себя решил, что спрячется в приморском городке и там заживет — среди тихих улочек, где фрукты свисают с веток прямо над головой.

Когда тарелки были вылизаны, Алексей достал из кармана шишку.

-Ух ты! Где взял? — Тут же возбудился Студентик.

-На лесопилке нашел. — Алексей стал лущить орешки. Треть он отсыпал Николаю, треть — Студентику, треть оставил себе. Медленно, с упоением они сжевали сытные зернышки.

-Теперь расходимся. — Николай положил ладони-лопаты на плечи своим сообщникам. — Завтра будем свободными людьми!

Николай выглядел уверенным, и эта уверенность передалась Алексею. Они ведь долго готовились: утепляли ватники и ботинки, собирали припасы. В алексеевом тайнике лежали сухари, крупа в узелке и даже кусочки сахара, которые он выиграл у блатного Васьки. Они дойдут, обязательно дойдут, и не придется никого есть!

Алексей, приободрившись, посмотрел на Димку… и наткнулся на его тяжелый взгляд.

-Ты чего, Студент? — Спросил он, растерявшись.

Студентик встрепенулся и смущенно улыбнулся сообщнику.

-Да ничего. Волнуюсь.

Утром заключенных снова построили и повели из лагеря на лесопилку, где они поделились на отряды и разошлись по участкам. Алексей ушел на пилораму и не мог видеть ни Николая, ни Студентика. Сердце его замирало от страха, а глаза блестели от восторга, как у мальчишки. Свобода — свобода — свобода!

В час дня дали сигнал на обед, и заключенные потянулись к полевой кухне, которая на морозе окуталась паром и запахами тушеной капусты. В алюминиевые тарелки шлепались целиком разваренные листья и половинки моркови. Сверху дежурный клал ржаной сухарь. Все-таки Карабас понимал, что на овощах в двадцатиградусный мороз не работается.

Обед исчез в голодных людях быстро, тихо, бесследно. Алексей вернул миску повару и неторопливо, как так и полагается, пошел на участок, где вязали горбыль — срезанные пласты коры.

Место это популярностью не пользовалось: чтобы вязать, нужно было снимать рукавицы и терять тепло, а еще можно было загнать занозу. И потому трое заговорщиков собрались там в совершенном одиночестве.

-Работаем. — Скомандовал Николай, следя за конвойными. — Делаем две связки, потом смотрим, скроемся с глаз или нет.

Алексей и Студентик взялись за дело, и вскоре рабочее место заключенных совсем исчезло из виду охраны.

“Сейчас!” думал Алексей каждый раз, когда Николай поднимал голову, чтобы посмотреть на надзирателей. И каждый раз ошибался. Когда он уже почти не верил, что побег когда-нибудь случится, сообщник шепнул:

-Давайте. Один за другим заходим в лес.

Заключенные прокрались за елки и кедры. Десять метров — тишина. Сигнала тревоги не звучало. Пятьдесят метров — они уходили все дальше. Снег тихо похрустывал под ботинками. Сто метров — звуки лесопилки почти пропали в густой хвое.

-Расходимся теперь. — Сказал Николай. — Алексей, ты будешь самый северный, как договаривались. Дима — посередке. Я пойду южней. Поплутайте чутка, чтобы запутать собак, но двигайтесь на солнце — к речке. Выйдем на лед, и там уж соберемся вместе.

-Ну, Димка, ты первым дойдешь. — Алексей хлопнул Студентика по плечу. — Дождись меня!

-Дождусь обязательно. — Парень дернул головой, как будто кивнул.

И трое беглецов исчезли за белой стеной, каждый — в своем направлении.

Река встретила Алексея темными застывшими водами. Ветер разметал снег и отполировал до блеска лед. Он и сейчас дул с севера, несильный, но пронизывающий до костей. Алексей поежился и заспешил вниз по течению.

Одну сотню метров он прошел, никого не встретив, затем вторую… Студентик все не показывался. Картежник начал волноваться и пошел берегом, хоть и тяжело было пробираться через сугробы. Про себя он просил силы небесные, чтобы не случилось худшего — чтобы Студентика не сцапали. А ведь мог и просто заблудиться, салага!..

Наконец, Алексей заметил шевеление между ветками и разглядел бледный носатый профиль, склонившийся над кедровой лапой и… стряхивающий снег. Алексей застопорился, а потом громким шепотом спросил:

-Ты чего делаешь?

Студентик дернулся от испуга и тут же убрал руки за спину, как нашкодивший мальчишка.

-Уже добрался! — Студент нервно тряхнул зеленую хвою. — А я вот… Шишки ищу.

-Какие? — Подозрительно прищурился Алексей.

-Кедровые. — Парень подошел к нему. — Ты вчера принес шишку с орешками. Я хотел еще найти. Думал, ты дольше идти будешь. Ну, идем?

Зек странности в поведении сообщника уловил, но говорить ничего не стал. Сделал вид, что поверил, а сам решил быть начеку. Вот дойдут они до Николая, а там уж можно будет с товарищем поделиться и насчет Студентика посоображать.

Вдвоем они вышли на лед. Алексей пристально наблюдал за сообщником и ругал себя. Его страхи легко ведь можно было развеять или подтвердить, если бы он догадался проверить, заметал ли Димка следы! Только увидев массивную фигуру Николая, Алексей чуть расслабился.

-Дошли. — Тот приветственно кивнул. — Все, теперь чешем к сопке. Сколько пройдем — столько пройдем. Мороз крепчает.

Зимняя темнота наступала быстро и как-то без заката, будто солнце просто в секунду падало за горизонт. Сильно похолодало. В стылом воздухе дыхание замирало и осыпалось влажной ледяной пылью. Деревья начали трещать, а снег под ботинками скрипел сухо, как песок. Николай повернулся к сообщникам и скомандовал:

-Переходим на другой берег! Ломайте лапник, надо согреться.

Жечь костер было опасно, поэтому они просто устроились за кустами, которые удачно спрятали их от взглядов с лагерного берега. Беглецы прижались друг к другу, обложились еловыми лапами, нагребли сверху снега и замерли. Скоро стало теплее. Алексей крутил в голове намерение рассказать Николаю о странном поведении Студентика, но было не с руки обсуждать того, кто сидел к нему спина к спине. И он молчал. Так они и переждали непогоду, подъедая свои запасы, которые вдруг показались совсем скудными.

Утром пошел снег, мороз ослаб, и Николай закряхтел:

-Дольше сидеть нельзя. Время против нас. Выбираемся.

Студентик вылез в предрассветный полумрак первым, отряхнулся от снега, как собака, и побежал в кусты.

-Я по малой нужде. — Пояснил он хмурым спутникам.

-Стеснительный ты наш… — Проворчал Николай, но проворчал беззлобно.

Он уже не волновался о погоне. Снежное одеяло надежно скрыло их следы и запахи. Алексей же нервно рыскал глазами среди веток. Он решил, что момент подходящий.

-Я тут заметил кое-что… Когда по реке спускался.

-Чего? — Товарищ насторожился.

-Студентик ветку вроде как от снега отряхивал… мне-то сказал, что кедровые шишки искал. Но странно это.

Николай просверлил Алексея взглядом.

-Думаешь, след специально оставлял? Чтоб нашли? А чего бы тогда не сдать нас сразу в лагере? Нелогично. — Задумчиво пробормотал Николай. — Ну, сейчас вернется, и поспрашиваем.

Зеки посмотрели на занесенные кусты. Снег скрадывал звуки, но ясно было, что за ними никого нет. Студентик отошел слишком далеко, чтобы просто помочиться. Пару минут они еще прождали.

Алексея проняла тревога. Он уже чувствовал, что что-то пошло не так, и не мог отделаться от чувства, что нужно уходить. Сейчас, без консервы. Бежать скорее, потому что не просто так была та ветка, хоть с логикой, хоть без.

Николай тоже напрягся, но не боялся, как Алексей, а злился, и эта злость толкнула его к кустам, чтобы найти “студента” и с ним разобраться.

-Надо уходить! — Сдавленно вскрикнул картежник.

Сообщник достал свою заточку, расплющенный заточенный гвоздь, и рыкнул:

-Сейчас, консерву нашу вскроем!

Он едва успел отвести ветки, чтобы шагнуть в серый свет, и раздался выстрел.

Картечь слизнула с Николая лицо, и он упал на снег замертво. Алексей на секунду оторопел и дернулся было бежать, но ствол ружья появился сбоку, и еще один — с другого.

-Тьфу, напугал, Сальмак!.. — Раздался из кустов голос, и у Алексея ватными сделались ноги. Этот голос он узнал.

Из снежных кустов вышел Карабас. Ружья по бокам держали его заместитель и секретарь лагеря. За Карабасом маячила бледная физиономия Студентика.

Развеялся пылью южный маленький городок, и скукожились фрукты над головой Алексея: все перечеркнул мелкий глист! А ведь Алексей еще за него переживал! Он тяжело дышал от ненависти, и вся его сущность бунтовала и металась, но жизнь… Жизнь была дороже. Картежник поднял руки и опустился на колени.

Предатель за плечом Карабаса рассмеялся.

-Что, фраер, без югов?

-Ах ты утырок! — Алексей яростно посмотрел на предателя, который перечеркнул его свободу, скорее всего, навсегда.

-Ну чего “утырок”? — Почти добродушно улыбнулся начлаг. — А сами-то? Хотели Дмитрия же съесть. Человечины попробовать.

Алексей затравленно глянул на злое и веселое лицо Студентика и на лица остальных, которые улыбались словно в предвкушении чего-то. Запоздало Алексей удивился, что Карабас с подручными отправился в погоню сам.

-А теперь тебя самого… попробуют. — Ухмыльнулся Димка.

И они все ухмыльнулись.

Алексей думал, что напуган уж до черта, но новая грань ужаса открылась перед ним в ту минуту.

-Как… попробуют? — Выдавил он. — Ради Христа… Назад. Буду на благо родины…

-Все, списал я вас уже. — Карабас посмотрел на распростертое тело Николая. — Сальмак и Кушко. Побег, смерть от холода. Всем тяжело, Леша, и всем кушать хочется. Но, ты видишь, все будет быстро. Я против всяческих там издевательств.

Алексей не мог сказать ни слова. Руки и ноги окостенели, а в голове стало пусто. Он только смотрел, как двигаются мощные челюсти начлага, и как тусклый свет нового дня отражается в темных, голодных глазах.

Последним чувством, кроме страха, и не менее сильным, чем он, была обида. Алексей взглянул в глаза Студентика и горько крикнул:

-Мразь! Поганый людоед!

Тот с издевкой хохотнул:

-Сам ты людоед! А я за тушенку.