Жертва

В этом рассказе вы не найдёте маньяка, крушащего черепа добропорядочных людей. Реальность куда страшнее надуманных историй. Речь пойдёт о тех, кто путём психологических манипуляций, пытается переподчинить сознание другого человека себе. Полностью контролировать жизнь своей жертвы. Не важно, где это происходит, дома или на работе.

«- Гуси, гуси!

— Га! Га! Га!

— Есть хотите?

— Да! Да! Да!

— Ну, плывите, как хотите!

Только воду не мутите!

— Нам нельзя. Серый волк под горой –

Не пускает нас домой!

— Ну, летите, как хотите!

Только крылья берегите!»

Старая детская игра

Могильный холод буквально дышал ей в спину. Страх всё сильнее и сильнее гнал её от этого дома. Солнышко, поверх деревьев, давало надежду на спасение. Где-то там, как призрачная птица счастья, её ждала свобода, если сейчас она сможет убежать от него. Убежать. В этот будничный день она несла готовые платья, и увидела открытой входную дверь. Бросила ношу и побежала к воротам. И калитка оказалась открытой. Выдвинула засов. Справа и слева от дороги, перед ней стоял спасительный лес. Не так-то и просто, оказалось, бежать из его тюрьмы. За многие месяцы сидячей работы, появилась одышка. Перебирая каждый шаг, ноги устремлялись вперёд. Тьма пожирала всё оставшееся за ней. Остановись и сама она, как тут же исчезнет навсегда в запахе гнилых кореньев деревьев. Уж он это ей обеспечит. Его пленницы работали по звонку, шили то, что он им заказывал. Работали по многу часов. К концу смены наваливалась усталость, глаза не видели шва и силки. И всё же, надо было пересиливать себя. Втягиваться в работу. Дотянуть до звонка окончания смены, чтобы не попасть к нему на экзекуцию. Он был мастером на издевательства. У него в запасе было с десяток пыток для непокладистых женщин. При одном только воспоминании можно было сойти с ума. Распорядок дня был неукоснительным. Дисциплина и порядок. Ранний завтрак, работа, обед, работа до ночи. После работы уборка и чистка помещений. Провинившуюся швею он уводил для издевательств над ней. И только затем сон. По воскресеньям обязательные бокалы вина перед едой. Уборка и телевизор. Кто готовил для них, оставалось тайной. Но, иногда, вместо него, за ними следила полная женщина. Скорее всего, и готовила она. И вот, впереди свобода, позади её ждала смерть. Люся слышала, как ломаются ветки за ней. Он нагонял её. И от этого она чувствовала подступающую к ней тошноту от безнадёжности. Ноги стали ватными и перестали слушаться. Мешали болтающиеся под платьем груди. Люся замедлила темп. Странная мысль мелькнула неожиданно, в конце концов, сама виновата перед ним. Вот если она возьмёт и остановится. Он увидит её, запыхавшуюся и раскрасневшуюся от бега с очаровательной улыбкой, ему это понравится. Насладится вдоволь прямо здесь. А после всего станет намного добрее. Давно ею проверено. Но тут, вместо деревьев пошли кустарники. А на пригорке она увидела дорогу с медленно проезжающими автомобилями. Так как стояла машина ДПС. Двое полицейских иногда останавливали автомобили. Люся обернулась назад. Он стоял и смотрел на неё. Дальше, она уже не бежала, а просто шла. Он развернулся в сторону леса и исчез за деревьями. Люся заплакала от счастья. Она почувствовала безопасность, уверенность и помощь, исходившую от этих мужчин в форме.

Двое следователей возили её по окрестностям. Показывали фотографии домов и их владельцев. Но, она так и не смогла опознать своего истязателя среди них.

***

Прошло не менее года. Внезапно, на улице столкнулась с ним буквально нос к носу. Люся побежала к торговому центру. Растаять в толпе. Быть на людях, чтобы он не посмел её тронуть. Долго бродила по этажам, высматривая его. Устав, вызвала такси. Поехала совершенно в другую сторону от дома. Затем села в троллейбус, следовавший к ней по пути. И сколько она не пыталась обнаружить за собой слежку, он как в воду канул.

Люся лежала в постели, прислушиваясь к каждому звуку и шороху за входной дверью. Но, ничего не происходило. Так называемый свободный мир, встретил её полным равнодушием, после небольшой показной жалости и непродолжительного сочувствия. Злые языки, за её спиной, утверждали, она сама виновата в том, что с ней случилось. С нормальными людьми такого не может произойти. С тех пор она замкнулась в себе. Долгожданная свобода не дала ей осознанных стремлений. Жизнь, казалась тривиальной. Мужчины претили. Нахлынули воспоминания. За окном сменялись времена года, погода, время суток, и только у этих нескольких несчастных женщин день был похож на день. С утра и до позднего вечера монотонная работа. Шум швейных машинок. Позволялось одеть наушники, и слушать бодрую музыку. Когда он входил в помещение, у всех всё внутри сжималось. Сейчас он пройдётся, осматривая готовые изделия. С каждой перекинется парой фраз, на которые надо обязательно отвечать как можно приветливее. Иначе, несдобровать. Об этом знали все. Затем подсядет к одной из них, и начнёт выматывать жилы. Каждой вкрадчиво внушал, сама по себе она абсолютная бездарность, ленивая и тупая, набитая дура. Ни на что не способная, ни на работе, ни в тренажёрном зале. И если он кое-что сейчас расскажет всем, её подруги по несчастью никогда не простят ей этого. Так как она поведала ему много тайн о них. Своим колючим взглядом внимательно смотрел за выражением лица жертвы. Количеству слёз на припухшем лице. Говоря, как ей не стыдно смотреть ему в глаза? И если девушка не выдерживала и отводила свой взгляд, тут же всплёскивал руками. Начинал орать на неё. С гневом утверждая – он оказался прав. Не смотрит на него, значит, переполнена виной перед ним. Если он выгонит её прямо сейчас из своего дома, она подохнет на второй день без его указаний. Не сможет жить самостоятельно. Потому что абсолютно бездарна, ни к чему не приспособлена в этой жизни. Только самые тупые и наивные из них, могут позволить себе думать, без него, на свободе, им обеспечена райская жизнь. Он уделяет столько своего времени этим неблагодарным тварям. А они даром едят его хлеб. Ему приходиться тратить столько электроэнергии на освещение. Отапливать дом, чтобы они работали и жили в комфорте. Один его бассейн заменит любое море. А сколько ему приходиться платить докторам, за то, что они приезжают на дом. Забывая при этом, что виновником большинства их болезней является он сам.

Особенно он любил измываться над одной из девушек. Постоянно обвинял её в нерадивости, лености, обзывал неумёхой, и не знал, откуда у неё руки растут. Её плач его нисколько не трогал. Он был неумолим. Припоминал ей каждую заминку в работе. Говорил, она ни на что не способна. И без него, на свободе, уже давно бы спилась или стала наркоманкой. Бомжевала в подъездах. Все знали, что на самом деле эта девушка очень трудолюбива, и делает свою работу на отлично. Но, он так не считал. Остальные женщины с одной стороны искренне не понимали, почему он постоянно пристаёт к ней. Хоть, и знали, его слова касаются всех. А с другой стороны, пусть он отыгрывается на ней, чем на них. Девушка не выдерживала его обвинений, валялась у него в ногах, и просила прощения за свою нерасторопность. Заверяла его, что будет работать с полной самоотдачей. Он оставался равнодушным к её мольбам. Пару раз надевал при всех на неё чёрное платье для казни. Тщательно осматривая, как оно на ней сидит. А остальным объявлял о скорых поминках. И только после того, как она впадала с истерику, уходил.

Он внушал им, казалось, трудись и трудись себе на здоровье. А они, неблагодарные твари, не хотят отвечать полной отдачей в работе на его старание обеспечить им достойную жизнь. Свои претензии к женщинам, он обычно заканчивал словами, нет лучшей жизни для них, как работать на него. Они должны пользоваться его добротой и благодарить каждый свой день, проведённый у него.

***

Часто он брал под руку одну из женщин и уводил в другую комнату. Эту комнату называл тренажёрным залом. Здесь стояли всевозможные устройства и столы для сексуальных игр, пыток и издевательств. Не каждая могла вернуться в спальню после экзекуций самостоятельно. И тогда он заставлял других тащить свою жертву в постель. А на утро, уже сидел перед той, которая ещё вчера прошла через его пытки, и спрашивал, почему она так плохо работает? Внезапно одна из несчастных начала меняться на глазах. Она почти перестала есть и пить, кушала только на ночь. Чтобы как меньше отвлекаться от работы. Смотрела на него подобострастно. От малейшей его улыбки закатывала глаза от счастья, и чуть не падала в обморок. Все её разговоры были только о том, какой же он милый, умный, прекрасный и обворожительный мужчина. Больше того, если, по её мнению, она сегодня работала не с полной отдачей, то после смены добровольно напрашивалась на истязания. За ней повелась другая швея. Они обе готовы были порвать любую, не только услышав плохое мнение о нём, но и за косой взгляд на него. Иногда они кидались, как им казалось, на строптивую и нерасторопную коллегу и били её по щекам. А по ночам бедную женщину мучали в постели, чтобы никому неповадно было противоречить ему. По нему не было видно, одобрял он их действия или нет. Но и не отвергал их. В конце концов, они перешли на другой уровень, стали лично ему преданны. И кто знает, может быть, со временем одна из них отдаст свою жизнь за него. Добровольно покончив с собой. Негативное обсуждение своего истязателя прекратились навсегда. Лишь, только шёпотом, на ухо. Чтобы никто, не дай бог, не услышал. Можно было пожаловаться подруге на свою горькую жизнь. Однажды, он пригласил двух девушек на вечеринку к себе, разлечься. Обе согласились, привёз их в дом. Запер их в одной из подвальных комнат. По вечерам, вместе со своими «просветлёнными», водил этих несчастных девушек в тренажёрный зал. Через некоторое время девушки исчезли. Большинство из швей с сочувствием отнеслись к его неудаче. Попались не те. Офисные девушки, не приспособленные к монотонному физическому труду. А следом исчезла одна из «посвященных». Оказалось, она сказалась таковой, чтобы сбежать. Подговорила этих девушек. Но, была разоблачена под пытками и осуждена. Так утверждал шёпот в тёмных углах комнат. Перед самым её побегом, он объявил о намерении расширить своё производство. И притащить ещё штук пятнадцать женщин. Ему нужна помощь, справиться с ними в зале и на работе. Подслушивать их разговоры, докладывать ему. Желающие могут ему помочь. А если кто из его работниц устала, он может заменить на другую, новенькую. Мест в лесу много. Прикопает.

***

Правильно ли она поступила, сбежав от него? Люся не понимала, почему ей хотелось действовать вопреки инстинкту самосохранения. Неужели он смог так втоптать её волю и до такой степени подчинить себе? Слёзы душили девушку. Внезапно, сама для себя, она сползла с постели. А что если он всё-таки выследил её? И стоит в подъезде. Он же прячется и ждёт. Его же могут увидеть, как она не додумалась до этого? Люся украдкой подошла к входной двери и открыла настежь. На площадке никого не было. Дверь прикрыла, но не стала закрывать на замок. Прошла к себе в спальню, выключая за собой свет. Встала у стены. Обнажилась, скинув с себя пеньюар. Если он всё-таки выследил и зайдёт, ему сразу станет всё понятно. Лишь, об одном она будет просить его, чтобы он не убивал. А так, на всё согласна. Она знала, ему нравился её женский тип. В тренажёрном зале он не просто издевался над ней. Каждый раз она выставляла себя, как необъезженная лошадь. После очередной экзекуции смотрел в эти строптивые глаза, достаточно ли он её усмирил. Или в них ещё сохранилась воля противостоять насилию. Она боролась не с ним, а противостояла испытаниям. Демонстрируя ему свою выдержку.

***

Внезапно заработал лифт. Люся вздрогнула – это он. Это точно он. Лифт поднимался на этаж. Девушку охватило небывалое волнение. Участилось сердцебиение. Как он отнесётся к ней? Если он проявит жалость, она по гроб жизни ему должна за свой побег. Чем ближе был слышен звук лифта в ночном подъезде, тем сильнее её лихорадило. Да, уверяла она сама себя, он пришёл за ней. И скоро она окажется вместе со всеми. Ей казалось, все примут беглянку обратно с радостью. Начнутся перешёптывания. Как там, на свободе? Рассказывать свои новости, что происходило у них. Дверь лифта открылась где-то этажом выше. Послышался звук открытия чужой двери. Тик – так, ходят часики, тип – топ, ходит он. Она улыбнулась. Он не подозревает, ему нечего здесь опасаться. Ему только рады. А его непослушная девушка стоит у стены. Жаль, этого не видит.

***

Как же она виновата. В этом мире она так несчастлива и одинока. Там же был смысл и устремление, сделать лучше и больше. Здесь никто не посоветует, как ей устроить свою жизнь. Не поддержит её. Нет настоящего друга, который бы пришёл и сделал всё за неё. Она слаба. Её ничего здесь не держит. Вся вина за побег лежит на ней. Она стыдилась своего проступка. Зачем ей это надо было? Бежала бы другая. И пусть бы терзал, боль стала привычной. Как теперь возвратиться? Он не поймёт. Она мерзавка, паскуда, а он такой хороший. И даже добрый, если его правильно понимать. А если он вместо неё приволок новенькую? И та не справляется? Нет, от новенькой мало толку. Пока она будет выкобениваться и брыкаться на тренажёрах. Пока он её обуздает и усмирит. Пока девчонки приучат к работе. Им так сейчас тяжело без неё. Дура ненормальная, зачем она сбежала? Остаётся только корить себя и сожалеть о проделанном.

***

Простояв ещё долгое время, Люся рухнула на пол, мгновенно заснув. Ласковое утро разбудило её. Открыла глаза. Она всё-таки добилась от строителей такого ремонта, о котором мечтала. И тепло. Какая уютная комната. В окне виднелось синее небо с серыми тучами. Конечно, она замела следы так, что он не нашёл бы её ни за что. Ночь прошла в чувственных волнениях. В душе остались приятные воспоминания. Да. Она не сожалеет о своих проказах. Сам виноват. Упустил на всё готовую послушницу. Устремила свой взгляд выше. Перед глазами увидела испачканные полы. Приподняла голову, а затем подскочила и обомлела. На паркете остались едва видимые отпечатки мужских туфель. Накинула на себя бельё. Одни следы вели к входной двери, вторые же на кухню. На кухонном столе стоял гранёный стакан, на треть наполненный жидкостью. А возле него бумажка. Люся подняла записку. В записке аккуратным женским подчерком было написано.

«Помяни мою душу.»

Люся кинулась в коридор. Закрыла входную дверь. Что же это могло означать? Из зала тянуло знакомым холодком. Ей, показалось, в зале кто-то находится. Это он? Он здесь? Сейчас прикажет ей собираться или убьёт? Нет, она сейчас не готова. Надо было брать ночью, слабой. Пожалуйста, пусть он оставит меня в покое, молила Люся. Она сама придёт к нему, как соберётся духом. С трудом заставив себя, открыла дверь. В выломанном гипсокартонном потолке вниз впускалась верёвка. В петле висела женщина, спиной к Люсе. А на полу лежала другая записка. Люся обошла покойницу и посмотрела ей в лицо. Это была одна из «просветлённых» женщин. В записке же было сказано.

«Своим примером, я хочу тебе показать всю свою любовь и преданность ему. Я сделала это добровольно. Ты же презренная, заслуживаешь мучительной смерти от его рук. Всё уничтожь. Других они не касаются. Это наши дела.»

***

Вой. Первозданный природный вой отчаяния и безысходности раздавался по квартире. Люся стояла на коленях в постели, сжимая простынь в руках. Патологический изувер, эта женщина наверняка хотела жить. И до последнего момента ждала от него команды не делать этого. Но, он молча наблюдал за ней. Негодяй и мерзавец. Говорила ли она ему свои последние слова надежды и признания в любви? Каким же надо быть подлецом, чтобы воспользоваться властью над ней. Манипулировать сознанием жертвы. Подонок, готовый ради наживы, загнать в гроб всех своих работниц. Ему плевать на то, что с ними будет. Покойница отдала ему всё, что могла дать. Эта, замученная тяжелым трудом женщина, уже не представляла для него никакого интереса. Не могла работать как прежде. Её зрение испортилось. Болела спина. Поэтому, он с радостью избавился от неё. А она согласилась на этот шаг, отдать ему последнее, что у неё осталось. Свою жизнь, на призрачную благосклонность с его стороны. С надеждой, что что-то человеческое проснётся у него к ней. В какой-то момент Люся вдруг ясно поняла. Из всего пространства головного мозга, у них, у всех, остался лишь маленький участок сознания. Беспрекословно подчиняющийся ему. Всё остальное было, либо разрушено им, либо отмерло за ненадобностью. Его не нашли менты? Сейчас она сама найдёт его и выручит всех из беды. И с этой решимостью она начала собираться. Висевшее тело в соседней комнате не давало ей покоя. Оттуда веяло могильным холодом. Каким-то непонятным чувством Люся определила, тело не просто висело, а поворачивалось вслед за ней. Покойница своим мёртвым, тусклым взглядом смотрела сквозь стену. Чувствуешь обращённый к тебе этот пронизывающий взгляд? Вот и Люся не могла понять, осуждает ли её покойница или наоборот, смотрит на неё с надеждой.

***

Вот, вроде бы и то место. Люся вышла из такси. Девушка осмотрела дорогу. Да, масляные пятна на дорожном полотне, от старых машин. Именно здесь и останавливали машины полицейские. Люся посмотрела в сторону леса. Перед собой, по погнутым кустам, она определила направление, откуда пришла. Ни одна веточка дерева не прогибалась от ветра. И в то же самое время все листья на кустарниках и деревьях, переливаясь, дрожали мелкой зыбью. Предупреждая девушку – не входи сюда. Пересилив свой страх, углубилась в лес. Она вышла к дороге. Слева от неё дорога уходила в никуда. Посмотрела направо, всё тело буквально передёрнуло. В метрах пятидесяти стоял его дом. Девушка решительно направилась к дому. Сейчас она найдёт небольшое сломанное дерево, приставит его к кирпичному забору, и окажется на участке. Ей только надо будет попасть к задней двери, открыть её снаружи не доставляло никакого труда. И выпустит всех на свободу. Но, вместо этого, она вдруг, вышла на середину дороги. Подошла к калитке и нажала на кнопку звонка.
Он посмотрел поверх неё в разные стороны.

— Ты осознала или с собой привела?

— Да.

— Что – да?

— Осознала.

— Тогда чего стоишь?

Люся прошла во двор. Он запер за ней калитку. И пошёл к дому. Не услышав её шаги, обернулся. Она стояла, прижав обе руки к себе, сжав кулачки у подбородка. Её колени постоянно подминались. Люся с трудом сдерживала своё падение. На лице гримаса отчаяния не сходила с неё.

— Бегом купаться и в тренажёрный зал. Бить тебя буду даже не я. Сейчас их приведу. Представляешь, чего они только не натерпелись за твой побег?

Теперь он стал её полновластным хозяином. Перед самой дверью он ухватил девушку за локоть, вдавливая свои пальцы, спросил.

— У тебя мужчина был?

Девушка отрицательно замахала головой.

— Тебя ещё ждёт ночная смена.

Прошёл в переднюю, сел в кресло и включил телевизор, изредка поглядывая на мониторы. Теперь он чувствовал себя настоящим хозяином. Умеющим подчинять своей воле любую из них. Добровольно повесившаяся женщина и вернувшаяся девушка утвердили в нём свою уверенность. Его просто распирало от собственной значимости. Он не заметил, как кто-то в десятках километрах от него переключил сегодняшнюю съёмку на вчерашнюю. И даже проворонил момент, когда он сам пересекал комнату. Десятки вооружённых мужчин в камуфляжной форме, крадучись, пересекали его двор. Окружая дом. Они открыли входную дверь позади дома. Выводили женщин. Подхватили за руки и за ноги упавшую в обморок Люсю, и понесли к выходу. В это время из кухни вышла полная женщина.

— Ты знаешь, у нас гости. С окна посмотрела, какие-то люди бегают по двору. Я без очков, не вижу. Сходил бы, узнал, что им надо.

— Пусть сами заходят. Мне главное, выдержать их первый прессинг. Не дать раздуть до неимоверных размеров эту историю. А там. В конце концов, у меня ИП. Я скидывал им на карточки, какую-никакую зарплату. Те, кто бесследно исчезли, пусть ищут. У меня текучка, может быть, среди них есть и мои бывшие работницы. Повесившаяся? Подруги. Я не ведаю, что между ними произошло. Поссорились, наверняка. Меня там не было. Большинство свидетелей будет говорить вразнобой. А моё «посвящённое» меньшинство поддерживать меня от запятой до точки одинаковыми показаниями. Заклёвывая при этом потерявшее ориентиры большинство и их разноголосицу. Скорее всего меня посадят на два месяца. Если ничего серьёзного не накопают, выйду. Это даже к лучшему. В моём столе лежат файлы по переделке производственных помещений. С архитектором всё обговорено. Она пришлёт рабочих. Твоё дело, чтобы всё было сдано в срок! Ровно через два месяца я выставлю силки для новых птах. Да и старых позову. Как ты считаешь, «просветлённым» можно дать возможность жить на воле? Нет, это большая роскошь для них. Два месяца потерь… да. Ну, ничего – отработают. Сутками спать не буду давать.