Застывшая

Регина Витальевна с тоской смотрела на большой позолоченный циферблат. Вместе с часовой стрелкой, которая остановилась почти что на шести, старушка дожидалась, когда минутная доползет до двенадцати. Ждать осталось недолго.

Ровно в шесть вечера эти часы — а они были старинными напольными часами и возвышались над Региной Витальевной, как гора, — должны были пробить в последний раз в своей долгой жизни, а после отправиться в архив, как и всё остальное.

Почему так получилось, Регина Витальевна даже не пыталась понять. Слова, слова, слова…
“Оптимизация”, “реорганизация”, “филиализация”… Канцелярскими словечками можно и простую вещь объяснить так, что полдня будешь ходить и разгадывать смысл слов вплоть до предлогов.

Главная мысль была очень отчетливой: сегодня в шесть вечера краеведческий музей их маленького городка прекращал свое существование.

Регина Витальевна тоже, в каком-то смысле, прекращала существовать. Точней, прекращала быть экскурсоводом музея, однако в ее возрасте это означало практически одно и то же.

Низенькая сухопарая женщина вздохнула и погладила часы. Она охотно забрала бы их, как и все прочие экспонаты. Кто, как не она, знал их историю и их истинную ценность! Однако в маленькой квартирке всё не уместишь.

Регина Витальевна ограничилась лишь довоенным фарфоровым сервизом. Его она уже сложила в коробки и задвинула подальше, чтобы не попался на глаза директору. В глубине души старушка подозревала, что прекрасные напольные часы в конце концов окажутся на директорской даче вместе со всеми хорошо сохранившимися вещами.

Стрелки, наконец, вытянулись в одну прямую линию, и из глубины часов раздался гулкий бой. Регина Витальевна дождалась последнего удара и, когда звон стих, слегка всплакнула.

-Ну, что ты хнычешь, Регина Витальевна? — Раздался позади сиплый голос охранника. — Новая жизнь начинается!

-Не вовремя начинается, Эрнест Иванович. — Отозвалась старушка. — Продолжалась бы уже старая до конца.

Эрнест Иванович фыркнул.
-Что толку теперь гундеть? По-новому, значит по-новому. Может, даже и к лучшему обернется. Пойдем, чайку попьем, отпразднуем, так сказать…

-Да что ж праздновать?.. — Горько усмехнулась Регина Витальевна.

-Перемены! — Бодро ответил старичок.

Закуток охранника выглядел так же, как и за день до того, и как много лет подряд: темный стол, стул ему в тон, просиженная подушка. Регина Витальевна еще помнила, что когда-то она была насыщенно зеленой. На столе лежал журнал. Ключи, как всегда, висели на крючках на стене. Старая настольная лампа склонила свою алюминиевую голову над стопкой сканвордов.

Электрический чайник китайского производства парил изо всех сил, бурлил и шумел, но не выключался: автоматика отказала почти сразу после покупки. Эрнест Иванович щелкнул кнопкой и с укором сказал чайнику:

-А сам?

Чайник утихомирился.

-Сейчас не техника, а ширпотреб. — Сказала Регина Витальевна.

-Есть ширпотреб. — Легко согласился Эрнест Иванович. — А есть очень даже приличная, только стоит дороже.

Регина Витальевна поджала губы и предложила:
-Пойдем в архив, найдем тебе хороший чайник. Я как раз недавно там видела, хороший, эмалированный. Пятьдесят лет назад сделан, и ничего ему не сделалось за полвека. Стоит себе, как новый! В сто раз надежней любых этих современных.

-Да хватит, Регина Витальевна. — Отмахнулся старик. — Не хочу полувечный чайник. Накоплю и куплю себе хороший, качественный. Может, вообще… — Эрнест Иванович с вызовом взглянул на нее. — … с подсветкой!

Пили чай они в гробовом молчании, а потом Регина Витальевна демонстративно оставила грязную чашку на столе и ушла гулять по музейным коридорам, которым тоже предстояло стать чем-то новым, изменчивым… и, может, даже с подсветкой.

Чем больше она об этом думала, тем сильней раздражалась. Вся ее жизнь прошла в стенах музея, изредка прерываясь на больничные и единожды — на декретный отпуск. Могли бы там, в администрации, и дождаться, когда по этим коридорам станет на самом деле некому ходить.

В конце концов Регина Витальевна обессилела от переживаний и свернула в архив. Прежде всего, чтобы утешиться видом аккуратных стеллажей, а еще — ради чайника, от которого опрометчиво отказался Эрнест Иванович.
Ящики двигались с трудом. Век 18 — влево, век 19 — вправо. Век 20 оказался неожиданно тяжелым и со стеклянным звоном грохнулся на пол.

Регина Витальевна ойкнула и кинулась распаковывать ящик, чтобы оценить разрушения. В нем оказались елочные игрушки, и эмалированный полувечный чайник тут же вылетел у нее из головы.

Елочные игрушки всегда казались старушке сосредоточием новогодней магии, особенно эти, из прошлого столетия, на которое пришлось ее детство, само по себе волшебное время.

Она перебирала, узнавала и выкладывала в ряд разноцветные сосульки, разукрашенных маленьких клоунов, шишки и белок на прищепках, и множество шаров. Регина Витальевна осторожно брала шары морщинистыми руками, стирала с них пыль, всматривалась в гладкие или рифленые бока и осторожно ставила игрушки в ряд. Так продолжалось до тех пор, пока в ладонь не лег шар холодный и ужасно тяжелый.

Отличие было таким сильным, что Регина Витальевна выпустила игрушку и замерла, прислушиваясь к себе: может, это шалит давление? Но нет, чувствовала она себя как обычно. Дело было в шаре. Старушка опасливо вытащила елочное украшение из ящика.

Игрушка была интересная. Сам шарик был стеклянным, а внутри него, по стенкам, нарисованы были сугробы. Среди сугробов стояла миниатюрная пушистая елка, верхушку которой венчала яркая красная звезда. Под затененным куполом шарика белели точечки звезд.

Чем пристальней Регина Витальевна вглядывалась в стеклянную глубь, тем больше ей казалось, что красная звезда и правда разгорается, а звезды над ней — мерцают. Волшебство этого шара было не новогодним, а каким-то особенным, будто-бы… настоящим.

-Вот ты где, Регина Витальевна!

Регина Витальевна подскочила: она совсем забыла про Эрнеста Ивановича.

-Что вы так орете?! — Взвилась старушка. — Не на рынке же!

-А нечего прятаться. — Парировал охранник. — Пойдем. Домой довезу.

Старушка проворчала:
-А никто и не прятался. Просто захотелось пройтись.

Она снова взглянула на необычный елочный шар, но звезда-верхушка больше не горела, и звездочки-точки остались всего лишь брызгами белой краски. Магия разрушилась.

Эрнест Иванович шагнул к полкам, чтобы рассмотреть ряды игрушек, и Регина Витальевна испытала вдруг сильное нежелание показывать ему находку и, прежде чем успела самой себе удивиться, сунула шарик в карман.

Идя по коридору под руку с Эрнестом Ивановичем, она перебирала в мыслях места для шара. Новый Год прошел три месяца назад, но ей не хотелось убирать игрушку в коробку. Та и так слишком долго томилась в темноте музейного архива…
На пороге Регина Витальевна жалобно оглянулась на пустой — долго уже пустующий — холл, но Эрнест Иванович решительно взял ее под локоть и повел к своей пятерке.

*

Дома, в маленькой квартирке на пятом этаже, Регина Витальевна устроила шарик на кухне, на тумбе рядом с телефоном, и села ужинать.

Игрушка таинственно блестела стеклянным боком и притягивала взгляд.

-Куда же тебя пристроить?.. — Ласково спросила старушка.

Кухня не подходила для шарика. Слишком чуждо он смотрелся на старой тумбе по соседству с новым телефоном, который привезла дочь. Телефон и так раздражал хозяйку своими модными округлыми формами и серебристыми боками, так еще и волшебство шара сводил на нет.

Регина Витальевна допила чай, взяла елочное украшение и прошла в зал.

Вот зал был у Регины Витальевны, что надо! Там шарик был уместен, как нигде: диван и стенка, книги и посуда на полках, и люстра, и ковер — все было единообразно и гармонично. Старушка прошлась по своим владениям, подыскивая местечко.

На стенке высоко, сложно будет рассмотреть. Лампа могла не выдержать тяжесть стеклянных боков. Оконные ручки прикрывал тюль. Выбора не было: шарику придется пылиться на полке, но сперва Регина Витальевна собиралась вдоволь на него налюбоваться.

Она прилегла на диван, держа шар в руках.

Регина Витальевна смотрела и смотрела на тусклые звезды, которые разгорались все ярче, на красную звезду на елке, которая наливалась густым багрянцем. Еще рано было засыпать: нужно было позвонить дочери, вытащить из морозилки мясо, подготовить место для старинного сервиза… Куча дел.

Старческий взгляд не отрывался от стеклянной сферы и проваливался в нее.

Багровая магия шарика неотвратимо заполняла комнату, надламывая, преломляя и изменяя все вокруг себя.

Регина Витальевна погрузилась в темноту без сновидений и провела в ней, как показалось, около часа. Разбудил ее холод.
Свет не горел, и она совсем замерзла.

Ругаясь, она вставила ноги в тапочки и прошаркала к окну, чтобы проверить батареи. Она сунула руку под тюль и попыталась нащупать чугунное ребро, но рука… рука словно провалилась в пустоту, ощутив только колючий холод.

Женщина охнула и отдернула руку. Сонливость испарилась без следа. Она уставилась в окно.

Обычно из окна открывался вид на темный двор с очертаниями детской горки, песочницы и голых берез. Но в этот раз взгляд наткнулся на темноту — не за окном, а за тюлем. Будто бы исчезла сама рама… вместе со стеной.

Старушка сделала несколько шагов назад, к дивану, в надежде то ли согреться, то ли проснуться. Иначе, чем сном, дыра за тюлем быть не могла.

Ноги в тапочках сначала запнулись о ковер, а со вторым шагом назад — загребли снег. Регина Витальевна вскрикнула и обернулась.

Диван исчез, как и стенка, и стена. Позади была темнота и обычный сугроб, даже не особо высокий для сна.

Старушка вновь уставилась на тюль, в котором вдруг углядела единственную надежду спастись от кошмара, однако подул ветер, холодный, январский ветер, который пробирает до костей и целует в щеки, оставляя белые пятна обморожения. Регина Витальевна не выдержала, зажмурилась — и кошмар, или что еще это было — поглотил ее.

Проморгавшись и отерев выступившие на ветру слезы, она увидела, что оказалась на окраине какого-то селения, прямо на крыльце бревенчатого дома.

Была ночь, на небе остро сверкали звезды, на земле красиво переливался снег. Одно из окон ярко горело.

-Это сон… — Сказала себе Регина Витальевна, кутаясь в халат.

У снов свои законы, и по этим законам, если горел в окне свет, именно в него следовало заглянуть.

За неровным, мутным стеклом стояла пышная ель, а рядом с ней сидела маленькая черноволосая девочка с корзиной елочных игрушек. Она перебирала игрушки с отстраненным и печальным видом.

Регина Витальевна прикинула, что подобная обстановка и детская одежда относились к началу 20 века и говорили о зажиточности хозяев.

Старушка постучала в окно. Ребенок не обратил на нее никакого внимания.

Старушка постучала еще раз, даже крикнула:
-Детка!

Вдруг в комнату вошла женщина, невысокая, худощавая, с копной черных, кудрявых волос и ярким платком на плечах.
Регина Витальевна забарабанила в окно снова. Эта женщина уж должна была ее услышать!

Но та не обратила за замерзающую старушку никакого внимания.

-Да что же такое! — Почти в слезах вскрикнула Регина Витальевна и поковыляла вдоль стены дома к обледеневшей двери. Сон сном, но мороз был слишком реальным, чтобы топтаться под окном.

Она постучалась в дверь, подергала за ручку — безрезультатно. Только костяшки оцарапались и засаднили. В этом странном месте, в этом доме, ей нечего было искать помощи.

Регина Витальевна добрела, загребая тапочками снег, до края стены и заглянула за нее.

Она и сама не знала, что́ ожидала увидеть. Может, обычную деревенскую улицу, может, сарай или что там в деревнях строят. Может, даже и просто бескрайнее заснеженное поле. Она была в сновидении, в конце концов.
Но за домом не было ничего.

Торцовая стена заканчивалась, а дальше простиралась холодная, безбрежная темнота.

Регина Витальевна, как завороженная, вглядывалась во мрак. В какую-то секунду ей показалось, что нечто шевельнулось в нем, и женщина отпрянула и побежала к двери.

Она заколотила сухонькими ручками изо всех сил, закричала с отчаянием о помощи, но на ее призыв никто не вышел.
Хотя кое-что все же переменилось. Новые звуки появились, но только не из-за двери, а из окна: надрывный женский голос и пьяный басистый мат.

Регина Витальевна снова поковыляла к окну.

В комнате с елкой в самом разгаре был скандал: пьяный мужчина напирал на женщину и ребенка, а та шипела на него, распахнув пышные юбки, точно черная лебедь, защищающая птенца.

Через стекло до Регины Витальевны отчетливо донеслись голоса.
-Только посмей! — Кричала женщина.
-Ты гляди, какая! Да я тебя из помойной ямы вытащил, отмыл от конского дерьма! — Отвечал ей обладатель густого баса. — Ты мне не то, что орать, сама должна чарку подносить!
-Из помойной ямы ты меня не вытащил, а в нее затащил! А чарку тебе будут твои девки подносить!

И женщина плюнула мужчине в лицо.

-Ах ты!.. — Тяжелая рука неожиданно быстро поднялась и опустилась на женскую голову.

Все замерли: мужчина, женщина, ребенок и Регина Витальевна, которая позабыла об окоченевших ногах и руках.

Словно решив, что сдерживаться бессмысленно, пьяный мужчина двинулся на женщину. По его яростному, темному взгляду понятно было, что еще одной оплеухой он не ограничится.

Женщина поняла это лучше и быстрей Регины Витальевны. Она сорвала с елки украшение — хрупкий стеклянный шарик с миниатюрной елкой внутри.

Ее лицо исказилось, голос взлетел до визга:
-Мэ кхранио́, гад́жо! Мэк парно бенг лиджас тут пэ муло дрома, кай ту мерес́!..
Ее слова будто бы ударили мужчину в грудь. Он растерянно остановился.
— Дай… — Пискнула из-за юбок девочка.

Женщина запнулась и болезненно взглянула на свое дитя. Регина Витальевна ничего не понимала, но чувствовала, что что-то страшное было сказано.

Мужчина опомнился и с ревом кинулся к женщине:
-Смерти мне желаешь, ведьма?!

Черные глаза женщины сверкнули нечеловеческим огнем, и она тяжело уронила последние слова.
-Дэй сэ.

Регина Витальевна даже через оконное стекло почувствовала, как сила этих слов выплеснулась в мир, преломила дом, снег и звезды над домом.

Женщина бросила шар.

Шарик, который до того казался хрупким, как тончайший лед, ударил мужчину в грудь и упал на пол, как камень, со звуком тяжелым, не похожим ни на одну стеклянную вещь, которую когда-либо роняла Регина Витальевна.

Старушка не могла оторвать от шарика взгляда, только боковым зрением видела, как женщина подхватила ребенка на руки и выскочила в другую комнату. Мужчина же развернулся. Он был белым, как простыня, и его взгляд застыл.

Ненадолго он скрылся за стеной, а потом скрипнула входная дверь. Неловко соступив с крыльца, мужчина побрел прочь.
Регина Витальевна заколебалась и потеряла драгоценные секунды.

Дверь со скрипом начала закрываться. Старушка кинулась к темному проему, из которого струилось живительное тепло, но ручка — за которую она почти схватилась! — выскользнула из непослушных пальцев, и дверь захлопнулась.

-Откройте! — Заорала Регина Витальевна. — Девушка! Пожалуйста, откройте! Я замерзаю! Умоляю вас!

Она колотилась в дверь, однако в глубине души отчетливо понимала, что дверь не откроется, никто в доме ее не слышит.
Женщина в отчаянии оглянулась на уходящего мужчину. Он тупо и тяжело шагал вверх по склону, утопая в сугробах.

Решившись, старушка позвала его:
-Мужчина!
Он не обернулся и даже не замедлился. Это ее уже совсем не возмутило.
-Постойте…

Мужчина отошел на сотню шагов, потом плавно опустился на колени и ткнулся лицом в снег, неподвижный, неживой.
После всего увиденного Регина Витальевна уже не надеялась проснуться или согреться. Звезды мерцали все ярче и ярче.
Мороз отступил, и на его место пришла теплая сонливость. Красные отблески вспыхивали в темноте и исчезали. Багровая звезда разгоралась над головой.

Снег был теплым, сугроб у крыльца — мягким, когда старушка прилегла на него.

“Какой странный сон”, подумала Регина Витальевна и уснула — на этот раз навсегда.

*

От открытой двери с площадки тянуло бетонным холодом.

Врач быстро заполнял бумаги, пока его коллега успокаивал рыдающую женщину на кухне.

-… как? — Слышал он сдавленные рыдания.
-Бывает такое. — Ровным голосом отвечал напарник. — Пожилой человек, всю жизнь на одном месте. А тут музей закрылся, считайте, дело всей жизни…

Врач перевел взгляд на застывшее лицо старушки, вздохнул и дописал последние строки.

Ему не слишком-то хотелось видеть заплаканную дочь покойницы и объяснять ей заключение, которое он сам себе не мог объяснить. Гипотермия.

Задержавшись у окна, он задумчиво подержал руку над батареей: та грела так, что жар чувствовался даже через рабочую куртку.

Мужчина покачал головой и сказал своему отражению в зеркальной дверце стенки:
-Чудеса…

От отражения его взгляд сместился чуть левей, привлеченный неуместной в марте елочной игрушкой. Стеклянный шарик блеснул красной звездой с верхушки миниатюрной елки.

Врач отвел взгляд, устыдившись порыва снять игрушку. Почти минуту он раскачивался с пятки на носок перед зеркалом, борясь с искушением.

С кухни донеслось скрежетание стульев по кафелю. Они закончили и через несколько мгновений должны были войти в зал.

Он не успел ничего осознать, а рука уже потянулась к шарику и спрятала его в карман.
Конечно, сейчас для елочных игрушек не время… Но к следующему Новому Году игрушка хорошо будет смотреться на елке и наверняка понравится родителям. Они любят все «под старину».