Десять убийц

Обыденность небольшого городка под обыденным небом текла своим чередом среди мучимых гнётом и амбициями горожан, как и я. Мимо деревьев с опавшими листьями шли, включая меня многие, обходя одни и те же обыденные пейзажи, что для них ввиду доступности постоянно не имели никоей даже ценности. Дома на этой улице были старые и немного реставрированы за счёт государственных денег, но зачастую бесплатным за обеспечение просто безопасности трудом. Хоть все смеялись, что я блондинка, я тоже с этим знакома и постоянно лавирую перед опасностью. Зовут меня Аделин, хоть многие моё имя воспринимают достаточно странным для меня названием.
Женщина я замужняя и работаю в офисе – всё у меня, как я считала, отлично, тоже, как и многие, веруя в Бога и Судьбу. Всякие разные дни, как и у всех, проходили у меня по-разному в ожиданиях всегда чего-то успешного и заветного для меня при словах мне встречающихся на улице гадалок: «Наивная!» Да, я наивная, но все эти дни объединяла моя мечта стать звездой эстрады и поехать на Евровидение, бросив эту долбанную рутину в офисе. Как всегда, обыденные разговоры, ведущие меня к нанятым моими знакомыми киллерам, перед которыми пасует даже мой супруг, при том, что он достаточно сильный, хоть и лысоватый мужчина. Заработные платы при том отражали одно лишь заставление на торговлю людьми ради захвата от устрашения пожиранием живых людей рабства нашей страны к чему я и мои коллеги готовимся каждый Божий день.
— Я никогда не ведала, что вот все вещи сразу могут надоесть, как помощь от людей, — разговаривали мы на работе об обыденном.
— Никогда не говори никогда, так как я уверена, что у тебя это ненадолго, — ответила мне моя коллега достаточно надменно и уверенно в её правоте.
Мы продолжили ужасный рабочий труд, печатая отчёты об элементарных предпринимательских операциях, не понимая, зачем это нужно. День тянулся очень тягостно и нам хотелось лишь уйти домой спать, не выдавая о себе ничего никому, чтобы нас не съели. Каждый час печатальня с издевательством и кучей упрёков, что мы почти полные даунши, что мы вообще в этой конторе. Я не понимала почему и чем мы заслужили себе эти слова руководителей, но они нам и не пояснили, веря для нас непонятно во что. Я знала одно: меня они явно считают уже заведомо пустым местом без меня здесь. Наконец рабочий день подошёл к концу, а пустые часы составления отчётов об одном и том же пролетели мимолётно.
Я возвращалась домой одетая в юбку и белый пиджак — всё белое. Даже сапоги на каблуках были белые. По пути домой всё веяло бессмысленностью и отсутствием просто для меня полезности во всём. Для меня вообще становилось неведомым зачем даже твердыня под ногами мне уже нужна. Однако я не сдавалась и шла домой спать. Придя домой, муж, как обычно, мне это делать мешал известным всем занятием, вызывая неистовость палачества Солнца за постоянные призывы формирования новорожденного в обмане процесса. Я не знала, что оно готово пустить нас обоих на шашлык, не замечая, как оно уже давно убивает включительно священников при отмоле грехов. Не слышала я нашей ночью крик в недалеко расположенной городской церкви священника: «За что оставил ты меня!» — очень при том обыденно и для женщин иногда.
И вот новый день нашего алчного по деньгам общества. Новый день криминальных охот нашего сити. И вновь я на работе играю в игру с руководством «правильно/неправильно» при уже давно принятии людьми без практики условности любого теоретического труда. Я и не подозревала, что эта игра означает, работая спокойно до вечера с их заинтересованным в моём отношении взглядом при притворстве, что вообще возможны галлюцинации, чтобы отмахаться от тяги за свои убийства. Световые сечения в составе восприятия при искажении трупом галлюцинациями считают только убийцы.
Бурный секс с истязаемыми людьми, что ищут возрождение этим сексом, естественно, не живых, а только жаждущих опять быть жизнью тут. У всех логика, что раз их пока нет, можно через обман для секса выжирать живых, над ними издеваясь. Я лишь протирала дома, как обычно, мебель вечером и муж что-то не возвращался. Наряду с моими скучными делами те, кто знал о моих подозрениях известной многим их игры, начали на меня покушение. Как обычно, для начала убийства они использовании рычаг интеллектуального труда, чтобы при убийстве мне стопорило мышление. Они тогда не учли, что этот труд гораздо глубиннее по практике его осуществления. И вот явились экзекуторы для меня убийства трупами издалека. Естественно, для безопасной практики при трупах у них были гидрофоны, чтобы гадить общностные ткани в них разговаривая. Правда, они заведомо не учли от гидрофонов техническую отдачу.
И они мне каждый день так начали делать имитации проклятий, что у меня должны для начала во имя красоты их волос выпасть волосы. Я продолжала ходить на работу и у моих коллег изо дня в день ускоренными темпами, даже при мне, выпадали из-за этого волосы. Оккультисты начали подшёптывать, что я наняла экзекуторов, чтобы их проклясть. Я переставала в их глазах соображать, так как усиливался их органический страх передо мной и их волосы продолжали из-за посланный на меня убийц выпадать. Мои же от такого напора стали уплотняться и становиться гуще. Коллеги начали паниковать и выяснять что это такое. Все не могли понять, что происходит. Злоумышленники, пользуясь паникой действовали быстро и к нам в офис заладился, избавившись от охранника, убийца не без оружия. Я в этот момент старалась заметить лишь то, как небо неизбежно опять им всех убьёт, не понимая за что опять. Он достал пистолет с глушителем и быстро застрелил всех, но на мне он промахнулся от страха, что у него выпадут волосы. Убийца был тоже блондин и молча опять готовился выстрелить, но видно те, кто мне устроил с трупов экзекуцию составляли всё же ему конкуренцию и заласились за ним следом, его при мне убив, после чего к моему поражению меня не тронули и вообще ушли, оставив меня одну среди трупов моих коллег. Я от разочарования спросила то, что им это попускает:
— За что их опять?!
Мне прояснился ответ на мой вопрос: «За то, что они решили по-настоящему, считая, что у тебя забирают благодать, так полысеть тебя подставив и всё. Они заказывали на девушку уже ранее заклание и им не заплатили». Я была в шоке и смеялась, уходя из офисного кладбища последний раз и без моей трудовой в неизвестность, что в итоге из того получается уже сейчас. Мне начинало проясняться куда исчез уже неделю мой супруг и надежда на его возвращение у меня угасла. Я лишь уже с иронией надеялась, что его убили как жертву, а не как их должника за их услуги.
Приходили в офис явно знакомые мне люди, но не в плане их занятия торговлей людьми. Если задуматься, то они верно убрали моего супруга по найму его бывшей жены за их развод. Как всегда, деньги сделали своё гадкое дело и потратить их на что-то более полезное они не смогли из-за высокой степени настоящего индивидуального риска. Никто из них, как я, не слышал этот плач призраков наряду с инвалидированными людьми. Я решила попытаться ввиду окончания моей спокойной обыденности воскресить мои былые времена настоящего колдовства в научении уважению к отличным от них. Вновь я стала замечать смерть и отправилась искать убийц, что ко мне сами не подойдут.
Я бесцеремонно просила образумить их сами из дома, одарив их опытом их разрушения и стояния перед движением стихии сквозь всё сущее и они постепенно прониклись знанием, что они слабее защищающих их зданий. Я очень злилась на этих людей и моё проклятье было им справедливым, так как не были бы они убийцами, они бы научились у домов стабильности своей и покою при высокой выдержке минимум, но они избрали конкуренцию и это для них значило, что даже пустая бетонная коробка безмозглая их превосходит. Всё было зря! Они столько людей убили без пользы! Они даже этот старый дом не превзошли! И начали они совершать самоубийство от каприза, как обычно. К этому привыкла даже я, а не то что то, что каждого из нас вообще поделывает. Только что-то болезненное – они так всех кинули опять. В итоге я одна училась у окружающих в этом городе домов стабильности и устойчивости в подобии их силы, словно у гор, что даже развеивало мою скуку, но двигаться было сложнее в разы. Это было страшно, так как при с ними настоящем общении мучает страх в них быть замурованным, но я выстаивала, гуляя по городу одна в поисках убийц, на меня нацеленных. Интрига при том продолжалась, и они выжидали.
Я нашла тех, кого искала и они, захватив меня вывезли за город, так как в городе убить не могли. Среди берёз они только хотели это начать и от деревьев нирваной им были явлены все ими убитые ранее блондинки до меня. Я, словно повелительница призраков, встала перед ними сквозь их настоящую через нирвану кровь, и кровью той им ослепило глаза. Деревья двигали меня в подобии лёгкости уже мёртвой женщины, когда я резала им глотки карманным ножиком при слепоте. У меня это получилось в белой мини-юбке и на каблуках, что предавало мне особую радость и счастье исполненной давней мечты. Я была счастлива, словно маленькая девочка, играя с куклой.
Однако теперь мне в город не вернуться, так как среди этих берёз снова я и эти трупы киллеров. Я побрела по прямому вырубу между берёз. Стояла середина осени и я шла лишь вперёд по этому прохладному ветру, иногда кашляя и чихая от прохлады.
На выходе меня уже ждал тот, кто должен со мной расправиться – тоже блондин с голубыми глазами в чёрном капюшоне и костюме. Это расцвет просто нашего городского криминала, да и личность от крика убитых им женщин передо мной известная. Убивал он женщин, их предварительно проклиная перед тем и всегда за большие деньги. Садист, понимающий смерть и считающий её естественной, от чего гуманно всегда убивал. Как мне на него было реагировать?
— Аааа! Я вас обожаю! – закричала я фанатея.
Он начал от меня отметаться назад, почему-то испугавшись мою на него реакцию.
— Вы что? Я вас не буду убивать, — наивно ему сказала я, — всё равно у нас в городе всех планируют убить для замещения на бесплатно поставляемых рабов.
Он сказал мне, символизируя его проклятье:
— Ты дура, иди трахайся, так как больше никому ничего от вас вообще не надо, — и добавил, отойдя от меня на три шага, достав нож из кармана пиджака, — пиздец, блядь!
Я, символизируя плотский призрак убитой им женщины, приняла его выпад ножом в мою сторону плечом, ранив его в сердце параллельно с его на меня реакцией. Его открытые при остановке сердцебиения глаза были очень удивлёнными. Я прямо узнала в нём в этот момент мою подругу, убитую в офисе: у неё были такие же глаза. Мне стало интересно, а заживает ли у них сердце, если Солнцу помочь их посторожить и не принять их умершими, а раненными. Я рискнула и воззвала к указанному, чтобы оно быстрее у него заживило повреждение, пообещав, что его не съем. Искушение, пока оно четыре дня заживляло его ткани на органе было велико, но я, сидя рядом, держалась. На пятые сутки он очнулся в агонии и смотрел на меня уже в лютом ужасе, такое из-за меня пережив. Я ему пояснила:
— Вот мы с тобой и подружились. Теперь ты можешь решить и твои родовые проблемы и твою порчу, не перекладывая это на женщин через убийство. Видишь, как здорово?
Маг побледнел и отполз от меня на четыре широких шага к берёзам. У меня созрел отличный план что с ним дальше делать, и я начала его поднимать с земли на ноги, чему он отчаянно сопротивлялся, пока мог.
Мы шли вдвоём под чистым синим небом, где мой спутник в трясучке считал меня относительно него сильнейшей бабьей порчей на его роду, но вариантов у парня много и не было уже – оно его тоже держало не в малом за прежние убийства шантаже. Я объяснила ему план искать так проклятых и помогать им, а он это будет ввиду его стойкости снимать на себя, на что он согласился, так как это умел и ему это даже было нужно для нападений в бою с мужчинами. Шагая за мной под единственным в этот день на небе облачком, он на отрез своё имя мне не говорил. Он был мне партизаном при сопутствии.
Я решила передохнуть и сняла туфли расслабиться на влажной траве, где неподалёку было чистое болотце без грязи, покрытое зелёной травкой. Проклятых вокруг не было – только чистота растений и море света с голубого неба. Никого! Немного погодя мы отправились дальше.
Около кустов мы нашли проклятого без денег, что вызвало у моего спутника большие сожаления, так как потом за деньги они ему проклятья не будут отдавать. Тем не менее, я смогла его уговорить снять с уже умирающего человека причину его текущей внешности, словно после бульдозера. Он даже пояснил нам, что он в кустах прячется от боли. Он, приняв на себя его проклятье исчислил где убийцы и от этого куста мы побрели вдоль зарослей. Злоумышленники были не очень далеко и ждали его смерть от яда. Киллеры-змии, работающие с обычными. Денежки берут не малые, что есть их фиаско.
Через три часа ходьбы вдоль кустарников и зарослей они уже смотрели на наш к ним подход. Мы тоже встали и смотрели на них, после чего мой спутник сделал в их сторону магический выпад принятым проклятьем, но после этого мы столкнулись с проблемой – женщину-убийцу, что была с ними он никак не смог её же ядом проклясть и не понял почему. Я на подбегающих двоих взяла опору удара от травы, растущей на поверхности сразу и начала принимать удары с расчётом на мою неуклюжесть. Как трава развеивается на ветру, так и я смогла парировать их выпады, их ранив очень быстро, так как они все били один раз и всё, а движение травинок направляло соответствие танца моего им ранения ножом, но лишь ранения, что заживят им после мне способствующие травинки на земле. Они взвыли, но уже не были опасны, так как травинки крепко их держали от ответного удара, где я, исполнив им обещание остановилась в нападении на них. Мой спутник всё ещё не мог справиться с женщиной-убийцей, что была чистым золотистым цветом волос достаточно яркой и давала ему достаточно мощно отпор в ударах кулаками. Он при её выпадах их принимал. Обдумывая свои дальнейшие действия в отношении неё, но она не давала ему время ничего сделать. Мужчины, которых я ранила в мышцы живота не могли теперь встать, парализованные местной травкой. Я смотрела с ними рядом, что мой спутник с ней теперь будет делать, как и принято. Он решил осуществить запрещённый даже в оккультизме обряд и объявил ей в поединке вечное из её плоти выжигание, претворяя ей это возданием. И перед ней призванная им Богиня смерти, которую испугалась даже я: она была внешне почти как я, только отличалась лицом. Тоже платиновые настоящие волосы, но чёрная ряса и холодное выражение лица на всех, кто здесь присутствовал. Эту Богиню всегда являет сквозь звезду то, что её запомнило перед остальными смертными. Земная сета с Сатаной, отражая звезду сформировали настоящую смерть и даже сквозь мою жалость и боли сердца от увиденных их страданий, оно убило всех, словно бы забирая их время и существование себе назад в их криках потери всего, чем они были здесь. Про это люди говорят дьявол забрал душу, но по факту они просто уже так поиздевались над молодыми людьми, что отдача от их действия обрела такую силу тяги, что не угасала из-за постоянства ими совершения убийств в жесточайших изведениях ради наслаждения в прибивки к болящему нерву убиенного. Меня и моего спутника вырвало от шока, и мы вместе побледнели, не зная, что теперь делать. Меня мучила эта обида, что они теперь мертвы, а я должна это теперь смотреть.
Времени было много, и мы отправились дальше к холмам, что нам постоянно являли кровь убитых. Убийцы, что прятались на этих холмах не ведали кого по-настоящему стремятся убить для иссечения их постоянной потребности и продолжали это делать при неохоте понимать причины. Мой добрый спутник тоже интересовался этими холмами, замечая здесь иногда валяющиеся не закопанными человеческие трупы. Он даже стал иногда, перекидываясь парой слов, заискивать моё внимание. И вот опять являющие наше вымирание убийцы перед нами, который всякий раз знание заблаговременно смерти перед ними стоящих побуждает убивать. И тут на них пало какие-то заклинание – они не могли двинуться в нашу сторону. Блондин со мной и не совсем ещё мой, на них набычился явно по наитию штудируя кто это и что могут ему сделать. Я стояла в стороне. Сквозь холмы они пытались подбежать искалечить нас, но теперь не знали, как. Мы стояли в ступоре на них смотря в ужасе, так как сначала казалось, что они выжидают повод нападения, а сейчас нам обоим стало видно, что их в психе на их убийства просто схватило что-то нам не совсем знакомое.
— Видите. Вы доигрались. Потому я больше, товарищи, не с вами и мы больше не товарищи, — пояснил высокомерно им мой попутчик.
Они всё ещё пытались на нас напасть и Солнце явило всем первое наказание: оно начало вызывать у них воспоминания прошлых форм и путей, которое они по их вере считали кармой, и это сделало переход их опыта и памяти по линии не уникальности, и они начали визжать, валясь на траве этих холмов, что их уничтожили, не осознавая, что любая активация дальней памяти всегда временна и её нужно закреплять здесь. Мы начали пытаться им об этом покричать, но звезда, усилив ветер просто погнала нас дальше. Мы не могли не пойти, как те, кто валялся на траве от боли головного мозга мимо нас не могли ранее к нам подойти.
Я остановилась передохнуть у дерева, а попутчик-блондин пошёл исследовать ближние поля один. Убийц не было. Дерево плакало точно также кровью зародышей и убитых женщин, являя, что люди продолжают умирать тяжёлыми смертями из-за их убийств и даже изведений уже умершей плоти в не дозволении им разлагаться, чтобы их останками так играться их травя и отвлекая от возрождения. Всё продолжалось при страхе опять здесь появиться у людей. Мы побрели через какое время совершенно бесцельно дальше искать убийц или мёртвых.
Вновь на усталые ноги одев свои каблуки я двигалась сквозь осенний лес, а блондин наконец раскололся, что его зовут Аркадий. Он брёл тоже уже усталый, но свежесть разных мест нам даже не надоедала. Небо отражало движение речки, вдоль которой мы шли и впереди чисто эмоционально мы оба уже опять обнаружили убийц и их заложников. Аркадий начал обговаривать с деревьями им путы, а я выясняла кто там и зачем убивают. Деревья вызвали у них за доведения до самоубийств ограничения мысли, и они так там теперь и убивают, а как вернуть они не знали. Мы продолжили брести по лесу, словно по осеннему музею искусств, пушащему огромным разнообразием шедевров, где один на другой похож лишь при отрешении факта их разнообразия. С нами к людям, что там ползла целая армия, оставаясь при том здесь слабейшей своей основой. Все наши спутники к ним злились кровью убитых младенцев ради того, чтобы остальные в страхи были им природой в вере в их власть и смертоносность. Вода нам сопутствовала тёмным ковром впитанной скверны. И вот среди зарослей деревьев, что перепутали ими убиваемого с ними, мы увидели местных врачей с полигона, что издеваются над подопытными, держа в страхе остальных им помешать. Все боялись от них проклятье, но мы были гораздо смелее, так как уже замечали много подобного в пути. Я крикнула там деревьям сквозь рядом стоящие деревья: «Послабее! Вы бьёте одного, а нужно пятерых не живыми существами, а прямо их! Солнце плачет!» — никому не ведом мой искренний притом страх, когда я произнесла эти слова сквозь все сопротивления живого. Деревья не сразу смогли притормозить убийц, что использовали их на себя гнев, так избивая доведённых до шока здесь. Врачи уже было заметили нас и хотели подойти нас усыпить как свидетелей, отвевая эмоциями страшнейшую от них угрозу нам тяжёлой вечной смерти, но деревья не позволили им также подойти. Они стояли и не могли нам ничего сказать. Это было самое страшное, что мы видели… Их уже не было, а были только людоеды, опьянённые болью убиваемых. Деревья ждали смерть ими съедаемого в надежде, что они не отпустят от себя их тягу, но каждый раз им удавалось их обманывать и опять срываться в поедании людей. Они стояли и умоляющими глазами на нас смотрели, как заточённые в проклятье. Мы поняли, что они оттуда не могут уйти и потому никого уже не отпускают. Мы не смогли их уже так оставить, учитывая, как они умоляют.
— Вы уже достаточно съели плоти с ними от людей! Пристраститесь! – подметила я им это заметив, что иногда естественно для растений.
Деревья даже ветрами похихикали и отпустили их трясущимися всех вообще от шока, который они смещали на подопытных насилием давным-давно бесплатно. Им было страшно принять, что, помогая нам тоже расти, всё применяет к нам насилие и это никогда не закончится. Это начало в них всплывать эмоциональной реакцией, и они начали кататься по земле или биться головами о деревья, всё равно не понимая, почему другому живому нельзя причинять насилие. Их нервные окончания дали естественную смерть с их последними слезами прямо при нас, так как они боль вымещали на подопытных. Подопытный встал в слезах, не зная даже, что теперь сказать. Всё из-за их веры, что можно жить прекрасно лишь на боли одного за всех них. Всё это из-за их игр с поеданием потомков через секс. Апокалипсис этого безумия продолжался, и мы не знали кто по факту хотя бы ещё жив.

Разные мечты таят разные проклятья и преступления и наш путь шёл своим чередом. Под синим небом на представшем перед нами пейзажи мы увидели продолжение текущего кошмара. Возле кустарников, на которых остались лишь белые цветки небольшого размера бутона стояли совершенно голые изуродованные магнитными волнами женщины, которые хоть не забыли, как в находящемся рядом озере подмываться и вопили о тяжёлых женских смертях и изнасилованиях простыми и известными словами: «Пизда, блядь! Пизда, блядь! Пизда, блядь!..» радостно прыгая среди этих цветов и всем вообще довольные в таком балансе здесь. Им ничего не было теперь нужно, так как они всё равно мертвы и всю жизнь должны отдавать трупу ставившего на них эти опыты. И радостно вопили они синему небу: «Пизда, блядь! Пизда, блядь! Пизда, блядь!..». Под танцы этих женщин розовые вечерние облака напоминали небесную радугу с ограниченной палитрой, радостно усмирив здесь человеческую женщину в бессмертии при мёртвом вообще шовинисте. Мы присели около озера, но на чисто траве без этих белых цветов. От женщин веяло панической радостью и слезами Солнца, что не могло без их убиения теперь исправить их иссушенные существа по постоянной тяге головного мозга к вере в «тот свет». И радостно вопили они синему небу: «Пизда, блядь! Пизда, блядь! Пизда, блядь!..», а кожа их увядала во гниении заживо, так как они забыли, как умирать, а все их лучше и имеют право из их плоти есть любые новые развития, кроме тех, что их не устраивают. Это был мир, которого добивалась современная психиатрия нашей страны их неизбежной практикой забое для продаж живых людей на органы. Всё ради кодирования ими органики в приятные ощущения половых органов.
Мы встали с травы и пошли дальше по неровному лугу, что уже в это время суток был нам плохо виден. Спустя два часа ходьбы мы увидели как киллер убивает ему подаренную шлюху под ядом, просто здесь так отдыхая. Он сначала делал ей комплимент о каком-нибудь плюсе и красоте, а потом бил по голове и пояснял: «…, но ты женщина и у тебя этого не может быть! Я опять обманул тебя, так как это мы Боги вас создали!» — доводя женщину умственно. Он просто сидел и так над ней издевался, а женщина с каждым его словом всё сильнее молча задыхалась и в итоге у нас на глазах через час умерла от остановки сердца. Он встал и посмотрел на нас, после чего его голова стала сворачиваться сама по себе от шеи по инерции, и он упал мёртвым. Это было похоже на явь слёз призрака.
На рассвете мы легли спать у озера, снова видя во сне окружающих нас кошмар живых мертвецов, которым были нужны только разные заклания для сексуальных наслаждений и откладывания в трупы своих яиц, чтобы они спорами им делали порабощённое дальше убивать мясо под видом мести за мёртвого. Живые живыми специально убитых Солнцу и планете любой ценой от головного мозга имитировали живыми для перехода состава заживлений в труп, чтобы из него их есть, имитируя с ним общение, после чего просто ели по прямой. Мы не сомневались оба ни во сне, ни наяву, что мы с ними ещё не раз свидимся, так как эта эра интеллектуального труда почти во всех случаях давала этот итог, начиная всё с экзекуции одно для интеллекта группы от него, или неё ещё чаще. Моменты насилия в имитированной ими конкуренции и убившие друг друга искалеченными ими скрывались от остальных почти всегда. Здесь ещё было лишь подобие кладбища изгнанных, в числе которых здесь гуляли и мы. Очухавшись ото сна, мы дальше двинулись в путь по наводкам жизни, ступая в негустой лес из елей на горизонте перед нами. Наши надежды всё ещё помогали нам ступать вперёд.
Становилось очевидным, что безлюдные места теперь несут больший покой, чем наступающая паника обоюдного страха людей друг перед другом и во всех случаях по разным причинам. Ежеминутный шаг за шагом, словно формирование разговора с почвой, по которой мы ступали. Этот покой, коим веяли ели этого лесочка. Ветерок, веющий злобу убитых людей и боль от их зловещей муки во смерти подгонял нас своим плачем ускорять шаг, словно шантажист, распустивший свои щупальца. Ёлки, слабо вея нам вслед, распростирали нам спереди сопротивления, вредничая, что мы так медленно идём; ругались на нас, что мы вообще человеческая раса. Звезда на нас ругалась, что мы вообще без неё мы не могли бы понять… всё вокруг на нас ругалось, но мы просто шли вперёд. Ветер нам добавлял периодически пощёчин и иногда с деревьями в унисоне.
Под нашим общим небом мы шли достаточно спокойно и опять устали от ходьбы, сев передохнуть среди густого леса у одной из елей. Мы стали раздумывать как нам здесь быть: ели не срубить, так как нам нечем; новые орудия труда делать и искать без всего – это годы. Я предложила просто под елями, где потеснее, и устроиться, что мой попутчик радостно поддержал. Здесь было не спокойно и постоянно по лесу кто-то шастал и кричал более злобно: «Пиздец, блядь! Пиздец, блядь! Пиздец, блядь! Пиздец, блядь!» — женские голоса устремились к нам, сопровождаясь громким топотом. Наверное, если бы не усталость, я бы попробовала отбиться ни сюда наступающих в случае их агрессии, но учитывая наше состояние, мы побежали отсюда прочь куда получалось и топот устремился за нами следом. Я оглянулась, устав бежать на каблуке в ободранных белых туфлях и загаженной одежде. За нами бежали сотни голых так магнитной техникой искалеченных с криками: «Пиздец, блядь! Пиздец, блядь! Пиздец, блядь! Пиздец, блядь!» — они очень спешили нами полакомиться от обиды. Я плача споткнулась, а Аркадий бежал дальше. Набежавшие кричащие голые женщины начали отрывать от меня куски и есть, наперев на меня всем своим весом как получается. Мне в плаче, не убив, оторвали заживо даже кожу головы, и я не знала просто, оставаясь живой что от меня уже остаётся. Они бы продолжили меня есть, но спокойными шагами ко мне подошёл врач, что их производит, и, достав из-за плеч автомат прострелил мне сердце. «И моё сердце остановилось» … «Моё сердце замерло» …