Эластичность

Никто сам ничего не может знать и все по рождению должны быть слабоумными и сразу вообще искалеченными без них и обязательно отставать от них в физических развитиях. Это правило они задали с власти после убийства ими найденного в моём городе мальчика-генезиса. Я помню слёзы отдалённо знающих его в лицемерии к нему даже его родителей искренней любви, так как они с малых лети их превосходят в изначальности. Ему повредили головной мозг и истязали мёртвым.
Сама я блондинка, живущая в обычной квартире и моё имя очень простое – Наталья. Я работаю экономистом в производственной конторе и посещаю курсы волновой физики, где мы постоянно изучаем эластичность действующего спроса для его будущего повторения через индуктор с рассеивателем транса. Люди продолжали на малые деньги покупать кучи предметов искусства и обихода, продолжая желать последние годы одну лишь смерть, так как этим же индуктором мы скрывали происходящие убийства. Особенно им нравилось покупать предметы обихода для кухни и еды вместе с самой едой, так как на большее у них и заработок отсутствовал. Точно также на своей маленькой не очень светлой квартирке живу и я, осознавая, что очень много таких как я пали жертвами страшного насилия. Я ощущала, что обстоятельства стремятся именно к тому, что и меня в этом городе будет ждать расплата и она настала.
Вернувшись с работы, я сделала, как обычно, вкусный кофе и заварила суп в горшках. Людям же искалечили быт, внушив сонным гипнозом через передачу от убийц, что им в домах можно пользоваться только одним предметом общественного обихода и кто нарушит установку будет их рабом. Я села в тёмной комнате в ужасе смотрела на люстру, осознав, что они тоже издеваются с этой техники. Мне явно уже объявили убийство, и я начала готовиться к тому, что они не оставят меня в покое. Я готовилась к этому и… Столкнулась со своим страхом не умереть от их руки, не осознавая, что вообще это за страх. У меня видно чем-то был повреждён головной мозг в этот момент и у меня началась паника. По стенкам начали ползать человеческие зародыши и пищать, что я их не рожаю. Я начала орать, но киллера это не испугало – он смог дойти до двери и постучал, но я не открыла, закричав ещё сильнее под питание того, что ползало по моим стенам. Они начали меня есть заживо, и я начала драться с чем могу и кричать, но ничего не помогало, а только за дверью киллеру оставило кучу синяков, о чём я даже не догадывалась.
Люди продолжали потреблять и есть, травя меня в этой ситуации своим счастьем. Явилось мне что-то мне неведомое и сообщило: «Ты дура, что поверила в то, что твой головной мозг можно повредить». Так как я поверила в это недавно, я остановилась и осознала, что я правда дура и так формируются при обучаемости извилины. Мне захотелось найти его, открыв этому ублюдку мою дверь. Я взяла деревянную скалку и определив через глазок, что он ещё там ему крикнула: «У меня повреждён головной мозг!» Он, поняв, что я имею ввиду тут же попытался убежать, осознав на что я уже пойду. Я должна была не смочь даже печатать, а не то что ему скалкой врезать. Я спешно открыла дверь, увидев сквозь закрывающуюся дверь лифта его бедро. Я возмущалась, что я в страхе великих мучений должна была бежать совершать самоубийства сначала физически по их программе гипнотической волны, а потом призраком в одержимости похожими на меня людьми, никогда не рождаясь больше как сейчас человеком, что физически ещё и невозможно.
Мне стало очень страшно даже общаться после этого с людьми, и я так и сидела в квартире, не открывая никому дверь, так как их целью было под любым предлогом отравить меня чем-нибудь в больнице в сговоре мне имитируя критическое смертельное повреждение головного мозга в ложности их мне органического сигнала умирать. Я не знала, что от них любая тяга несёт эффект дьявола как форму небольшого разрушения и в этом ничего ужасного нет для меня, но вот меня уже был эффект дьявола такой, что для них это становилось всё страшнее и страшнее от того, что я была ими за спиной в клевете моего присутствия с ними рядом обвинена. Меня настигло это проклятьем, что изымало моё присутствие к ним туда, вызывая о них мысли. Они решили убить меня некромантией, направляя усиление сигнала головного мозга мёртвого в мой головной мозг, заставляя быстро трахаться с любым на улице и рожать. Я не знала в чём дело и зачем им это нужно сначала, но, когда мне уже было нужно идти на работу я не пошла от озверения на это: это я должна была грудного ребёнка сделать, чтобы его плотью мои проданные внутренности на пересадку держать какой-то даме известной, позиционируя мне это сатанизмом. Я прямо увидела в этом потребительское издевательство, где спрос на мои внутренности уже явно неэластичен. Мне позвонили на телефон, и я ответила на звонок: меня ждали добровольно в психиатрическую лечебницу за моё странное поведение.
Я достаточно быстро села в автобус и поехала из города в относительно ином направлении моего теперь путешествия. Я очень хотела добраться до конца города безопасно, но эти страдания убитых детей не отпускали моё сердце. Да и потребительская пытка, словно в клетке времени из мёртвых, продолжалась в оставляемом мной городе. Многие в шутку эти центробежные трупы считали потребительскими мемориалами. Собственники бизнеса не могли принять свой же злой микроорганизм, что теперь просил его кормить людьми. «Ну съешь капусты тоже» — сообщали они. «Мне люди нужны» — отвечали злые микробы, готовые его убить за его преодоление такого одиночества. Они так мучали своих убитых или умерших родных, для их трансляции тоже покупая живых людей, а также их истязая неведомой пыткой их уничтожения за задержку их рождения опять без них. Это только сопротивление возрождению их делать им было нужно, чтобы их не калечило даже их сопротивлением за убийство прямо или косвенно. Это явно ждало и меня. Откуда я это узнала? Земля в этой ситуации наставила меня к мудрости бежать, но оружия у меня и не было. Я знала, что ухожу всё равно на смерть, представляя этот будущий пейзаж. Я хотела лишь выехать и увидеть это голубое небо с кучей серых небольших облачков, что являли скорый дождь.
Я вышла на конечной и трое армян скрутили меня, ударив по затылку. Они ножом ранили мне темя, чтобы я не могла двигаться для отсутствия боли и начали насиловать для последующей продажи, а то я бы сопротивлялась, а так с мертвеца давление на с меня формируемый с этим мужчиной плод и меня продали, а сопротивляться от страха повредить развитие ребёнка, которого нет, я бессознательно не смогу. Я всё же смогла двинуться и укусить ублюдка за артерию до вскрытия, но они в озверении выдрали мне волосы все со скальпом кожи головы, проткнув сердце…
Я была этому рада, что меня так заживо не продадут, не зная, что стану призраком для забавы их заказчика, что призывал меня как бессмертную душу в каждую женщину, с которой занимался сексом просто для оргазма и всё, обещая мне каждый день, что он больше так не будет с гипнотическим требованием ко мне принять решение о его убийстве. Мою жизнь так взяли в долг и другой у меня нет. Я сама себе неизбежно одна, как и все. Он явно обманывал звезду в к нему милости также, как обманывал меня и в этой пытке я была заточена им вечной смертью, ожидая так своё рождение от него, как от моего будущего родителя за попущение ему так меня убить. Это всё от того, что я боялась умереть ещё живым участком головного мозга, которым должна была быть рождена, считая, что так исчезну и больше меня такой уже не будет.
И вот он начал страдать вместе со мной, мучаясь от боли каждый день, но завести детей теперь не мог, так как я уже преодолела страх исчезновения и была с ним как с плотью почти своей и сломленной, но что для него было правдой, для меня было лишь движением вперёд. Я боялась этой неопределённости и свободы вне их плоти уже и в этот день я стала свободна как то, чем я себя считала от части того, что и кто уж я есть в разнообразии и вообще, как уж получаюсь.
Эластичность спроса на меня увеличилась, когда я наконец-то оказалась на елке в лесочке, где никого нет. Он очень хотел ощутить от меня мою свободу в записи обо мне, но мне уже пора была рождаться через эту боль, начав опять себя как жизнь в подобии злому микробу. Всё ради наслаждения любой моей болью, что несравнимо в их понимании вообще ни с чем вокруг них здесь. Смеялись ёлки надо мной и шелестела травка, что росла рядом с рекой. Я никому не оставляю даже долга, так как меня убили так совсем недолго. Я так любила пить мой чай, но лицемерила я всем, за что кричали мне: «кончай». Меня не раз на это убиенье проклинали, чем разрешение так поступить со мной наслали. И делали они всё это лишь от знания об этом, чтобы опасное сместить, себя являя им атлетом, не обладая даже самым лёгким пируэтом.
Очистила в реке я свою кровь и плоть, где воплотилась в колыбели молодой я вновь. Сбежала тараканом я от них и вновь родитель есть и нет убийц! Как хорошо без них! Они играли все в театр крови, чтобы из города, где я жила доделать мир без боли: анестезирующие медикаменты и игра. Я ощущала до сих пор всю эту боль, где постоянно в даме для него лишь мишура. Он так их заставлял влюбляться до ушей, а те не ведали какие на веку забавы плохишей. Вот спрос на людей какой в стране пошёл. И после здесь никто пока и выход не нашёл.
Я снова в белой кофточке, как до такой ужасной пытки надо мной. Я снова с мамой, снова надо мне идти домой. Я снова воздухом дышу, гуляю и о боли вспоминаю. И снова препараты из людей, чтобы в борделях на людей откачивать блядей. И вновь у всех от них болезнь и рвота. Опять от страха смерти, чтобы увеличилась для региона квота. И по забаве препараты из людей: «Убил и починил, чтоб завели детей». И забавляется так люд: «У нас здесь новый богатей и их здесь пруд». Мы прочитаем и все вместе заставляем убивать, так значит он от нас и гением возможно сможет стать. И над злодеем издевается толпа, где даже монстра в шрамах убивает, словно детвора. И наказанием им сразу боль идёт: калечит медленно отрава всех, отдачу делая вперёд. И по инерции злодей страдает в тяге гением являясь в шантаже. И не поможет мне никто – не стану снова я как все. Они не могут помогать, а могут только убивать. Они не преодолевают страх, чтобы помочь кому-то просто так.
Всех без меня былой там мучил, как и прежде, этот страх, а тело изнасилованное им не найти никак. Всех убивали для болезненности смерти просто так. И плач посмертный от самих убийц: «Пиздец, ну почему я фриц!» И плачут женщины, пытаясь в смерти съесть меня: «Пиздец, блядь! Ну прости меня!» И только я простила, снова меня нет, она сожрала всё что родилось, так задушив во бред. И снова где-то появилась я… И вновь с прощением вопрос убил меня. Никак не понимала я, что призывают на рождение намеренно меня, чтобы на стволовые клетки убивать теперь в продажи, да и просто для сырья. Они убийцы моего читали исповедь и делали родителем самих себя… Прощу кого-нибудь! Спасите от того уже меня!