Глава 2 (Глава 2)

Глава 2.
Благосостояние – это путь великих личностей и именно личностей, так как сами по себе, по их мнению, они, как настоящие они все не могут ничего теперь от неадаптированности из-за трупов на Земле. А как стать личностью, если тебе при рождении паразит объявил красотой конкуренцию сразу тебя давя в изуродованного? Так я от того, что у меня с ней пересекалась наша уникальность и сделала её своей личностью. Тогда я была только достигшей совершеннолетия и не знала, что мне вообще теперь делать, найдя её – моего злого двойника в это поверив. Если она останется жива, у меня не будет ничего, а так я буду собой и мне стало нужно присвоить её себе существование в головной мозг. Я повелась на то, что это не моё о похожих на меня людях узнавание, а конкуренция и решила осуществить мой замысел. Она, естественно, была голубоглазой крашенной блондинкой в чёрной куртке, а я была настоящей. Я нашла её, достав из кармана небольшой нож и проткнула ей висок, считая, что она теперь я сама, а то меня бы изуродовали, а так я смогу вырасти ещё красивей. В этот момент мой путь личности был начат и теперь мне оставалось только заняться её делая с моим парнем сексом, чтобы она стала прямо мной как личность. Вечером мы с ним это сделали и у меня появилось представление в глазах самой себя, как личности. Прямо как у некромантов были духи! Однако за неё мне через какое-то время начали пытаться отомстить в нашем городе. Начал первым это мой парень, пытаясь меня шантажировать по знанию о том, что я убила её уже через три дня и я проткнула ножом ему сердце с большой его обидой, чтобы не вякал. Теперь я одела чёрную куртку с натуральными светлыми волосами без чёрных корней и синими глазами на этой улице и мне теперь никто не мог помешать здесь жить, а то они бы меня убивали, паразитируя на головном мозге медленной смертью. Я как многие гипнотизёры армянской национальности просто не знала, что мне и делать и меня совесть уже ни капли не мучила, особенно когда их круги ходили и всех обзывали «рабский контингент».
Зелёные деревья в этом городе освещали мне дорогу днём работать мирно, а по ночам я убивала шлюх после выхода из их борделей за то, что они распространяют заражение от своего заработка. И никто не мог мне помешать, так как они сами зомбируют своими убийствами с собственноручно убитых мертвецов продолжать эти убийства для маркетинга их власти в России, прикрывая медицинскими недостатками или самоубийствами эти случаи. Я ощутила эту свободу вокруг! Я дышала не как блядь, а как свободная женщина! Ради своего благосостояния я продолжала работать и бесплатно очищать город от этих ебаных блядей. Я постепенно даже пришла к профессионализму и просто протыкала им затылок, чтобы было быстрее, так как у них там от секса всё равно по факту всё было онемевшее. Они даже иногда не соображали за что я вообще к ним подошла. Кто-то упрекал меня, что чтобы на органы их продать за кого-то ещё другого. Каждый день ловлю по шлюхе или даже доводится убивать сутенёров. Я не собираюсь прекращать их убивать, так как они обрекают сексом остальных на медленную смерть от заражений и моё дело праведно как у инфекциониста. В один прекрасный день я впервые постигла слово надоело… До этого я не задумывалась, но в этот день я поняла, что после убийства меня именно надоедает что-то большее, чем я… при чём с большим смаком чуть ли лучами ми мной, не чавкая с огромной страстью. Я осознала, что я тоже скоро умру, раз такое началось, но не остановилась убивать, а продолжила, пересиливая страх. Я не стала останавливаться и уже через месяц этого борделя больше не было, так как тамошние поверили в то, что на нём проклятье. Мне стало скучно, да и смерти продолжались. Я нашла другой в другом районе и продолжила моё любимое дело – убивать быстро в опьянённый сексом затылок без вопросов и на них ответов. Мне было скучно уже убивать, но нужно было продолжать, так как они продолжали возбуждать детей на секс своими извращениями. Продолжали долговой шантаж для съемок порно. Я убивала их беспристрастно сдавая их истёрханные трупы на химические производства, не зная, что им надо было их живыми так сдавать и убийство считается там уже неудачей. Разгневанные призраки убитых плакали со мной, но не оставить было их живыми даже не одной. При ложных на секс нормах заражали все они своей Судьбой. Главное для меня было доделать дело до конца, чтобы не коснулась меня, как личности такая как у них у всех Судьба. Что делать дальше знаю я теперь уже всегда. Мир развивался, и Земля крутилась с мёртвыми вокруг, а я всё убиваю в этом сити голых шлюх. Так текла моя обыденность каждый день, где каждое утро я проводила одинаково, наливая себе чашку растворимого кофе со сливками и шла работать. Я ничего не писала и ничего не хотела знать, их убивая каждую ночь и не имея при том на работе никакого успеха от того, что просто для них все мясо на забой. Им была смешна наша боль и они продолжали смеяться даже над шлюхами, которых я просто убивала быстрее для санитарии. И все и каждый убивал в нашей стране за свой личное, как и я, благосостояние, так как при этом доказательстве силы так приятно дальше это делать. Я даже детей не сделала, убив этого ублюдка, с которым один раз для моих нужд переспала с большой радостью, так как он жаждал лишь сделать из меня тоже, что я убиваю до сих пор в этих борделях и всё. Они стали каннибализму подобиями и так через выделения сексом мяса его ели не замечая, но удовлетворение от отпуска изведения их мертвецами они чувствовали. Вокруг царило даже не рабство, а вообще мясорубка. Просто мясорубка с верой в «тот свет», чтобы не было просто больше людей, чтобы просто было самообеспечиваемое не соображающее и легко убиваемое мясо похожее на людей для «Высших Сил» здесь развлекаться убийствами и всё.
Население моего города продолжали в алчности тоже убивать друг друга за любой объект, что их избавит от боли головного мозга чуть ли не электричеством по некторической волне гипноза. Иногда при блокировке умершему под пытками воскресения он даже сквозь них пролазил некрозом от безысходности и всё мёртвым ждал как его теперь накажет Бог. Проект Богочеловек, что карает живых за их грехи от секса. Проект Богочеловек, что карает всех за то, что они пользовались не своими фамильными деньгами, а чужими при общении. Всех убивали, выставляя без весомой причины поражением по сигналу ложной чистоты от поражения во власти через секс на Земле. Девочкам в половозрелом возрасте для постоянства из полового органа кровавых выделений устраивали в затылок заживо некротические экзекуции, заставляя сразу бежать искать парня сексом заниматься и поделывали задержку устрашением током с мертвеца, выставляемого живым по температуре плоти, чтобы они и не вспомнили как принято к ним относиться. Всё ради смещения их естественных прав мужчинам, чтобы убивать и издеваться в женоубийственных таинствах, где любая девочка их «Божественные силы» при имитации себя ею в физическом её заживо разложении на зомбирование. Так живёт все в моём городе, закрываясь неизбежно только мертвецами, где они раньше воевали и убивали за небесные трансы включительно со спутников в конкуренции. Ранее они умирали, но по причине инициатив созидающего всё и нас люди стали переставать умирать сами по себе, что они выдавали за свой успех через неудачи, совершая это укоренить убийство за убийством пересиливших смерть при первом всегда самоубийстве обязательно, а то это бы означало, что они не могут пересилить стихию и убивать себя. И никто не мог себя принять полным и конченным ничтожеством, чтобы пережить всё говно в пересоле всех совершённых ранее самоубийств в крахе неудач и недовольстве к ним отношения элиты общества, тоже имитируемого некротическими композициями всем, кого они выберут. Я решила в этих условиях собирать коллекции, так как тела убитых мной шлюх никому не были нужны. Квартир у них не было и, убив опять очередную от которой уже даже воняло, я отнесла её за город в перпендикуляре к определённому жёлтому по каркасу зданию, чтобы ей снились Солнечные сны. Я стала поступать так с каждой заражающей, которую находила после работы в борделях, разочаровываясь тем, что они не могут себя остановить и не могут вообще без меня даже здесь жить. Никто не трогал тела, что я вывозила и никто ничего мне не говорил, считая меня чуть ли не местным дворником, которому больше всех надо. Они с каждой такой убитой шлюхой ощущали отпуск чуть ли не болевого нерва от агонии порой и мне часто была неведома даже усталость, так как не было иных вариантов их остановить не заражать популяцию озабоченностью и таким самоубийством, как при зомби-апокалипсисе. Это самый страшный вид каннибализма, когда они намеренно добивались себе опьянение спариванием и начинали буквально сами себя скармливать партнёру, после чего переживали от полового отторжения постоянные конфликты и жажды убивать друг друга. Денег от того у меня так и не прибавлялось, а убивать нужно – тут же от них кто-то да тяготел к самоубийству сразу. Стояли ряды машин и все они зарабатывали на детей не потому что их любили, а потому что верили, что далее через них их вечность, но среди них были клиенты этих шлюх.

Постепенно они начали умирать быстрее сами по себе и бордели начали закрываться, а у меня по ночам и вечерам появилось больше свободного времени без мучений от них так заживо. Я отжевала без спроса и следствия машину у одного из их сутенёров за его пощаду при его обещании оставить его бизнес и помогать мне очищать реальную среду от поражающих. Каждая перегруженная сексом неизбежно становилась поражающей по соматической перегрузке и начинала как мужчины выедать фундамент вместе с женщинами и мужчинами, отправляя Солнцу ложный сигнал и прочему факториалу, что делает потомство. В этот вечер я выехала отдохнуть и легла на траву под синим вечерним небом, отвеивающим алым светом, подобно крови. Облака навивали разные мысли о ясных деньках будущего, где все преодолеют это заражение от поразителя и все мы сможем жить даже при невзгодах без привязанных в затылок трупов на сексуальность. Я вдохновилась и поехала к борделям снова убивать поразителей, так как они уже начинали снова пытаться нападать на готовые образцы, но вообще их и используя готовыми для своих нужд. Вечерние гуляки светло верили в обратку и наказание, когда я снова вырезала с затылка очередную потенциальную Богиню каннибализма, вздохнув полной грудью, что хоть не заразит тех, кто не ходит в такие бордели работать. В этот вечер сутенёры даже вышли ко мне меня попытаться изнасиловать и убить искалеченной, но они не смогли подойти от одной моей мысли о фактах ими заделывания некротического гипноза. Я решила только было им что-то сказать, и они ломанули назад в помещение. Кучи жертв ради кражи кармы по сексу в некротическую координату немого трупа под намагничиванием. Когда я закончила. Я усталая вновь поехала за город к этой зелёной траве, а МВД только провожали узнанную машину скорбящим взглядом. Зная, что я им на это напомню неизбежно, так ка кони намеренно эти бордели сами собирали подрабатывать, считая сутенёров своим рабским контингентом. И каждый день от опьянения поражением им казался новым и лучезарным в этом кошмаре безмятежной городской мечты, где по факту каждый новый день нёс один и тот же результат смертей поразителей и за ними умирающих от заражения.
Я снова утром сделала любимую чашку кофе и оценила, что денег от всего, включая работу, не прибавляется, так как я, убивая именно проституток, замедляю эффективности государственного проекта всех так убиения «естественными смертями» здесь. Многие жители моего города со школы считали, что у нас страна вообще не настоящая, а в учебниках написаны только их планы захвата территорий насилием и сексом, чтобы осталось немыслящее просто мясо убивать и на них охотиться везде одному во власти, чтобы опять через боль убитой плоти доминировать на ней наркоманя. В этом был весь смысл их усилий по захвату власти на территориях и столкновения группировками: нанести увечье и внедриться в любую плоть, чтобы через боль паразитировать в удовольствии. Отправилась на свою скучную работу и отработала на подельщиков, что к счастью не все разделяли их устремление власти, после чего к вечеру уехала опять за город. Я гуляла по лесу и разглядывала форму разных деревьев, обременённых листвой как своими богатствами и разнообразием ублаготворения свежестью округи, что трупами людей при всём устремлении в городах они заменить не смогли для экологии включительно изначально. Так или иначе они продолжали всем изображать не попущения им жить и вызовы самоубийств, чтобы они здесь рождались в страхе к ним при том, что не от кого скоро им будет и появиться здесь так. Деревья от роста тоже испытывают своеобразную боль, как и всё живое питаемо ею и никуда не деться. Здесь при всей красоте окружающего мир, преисполненный этой болью, продолжал своё вопиение по былому. Я вернулась в город и снова крики шлюх, которых я убиваю в сердце ножом, а Солнце добивает спящих нодом, давя в перегрузках как тараканов и быстрее меня сразу по много. Смерти от эпидемий. Никто из них ни в чём не был и виноват, так как всех на такие смерти затащили травлей безденежьем или насилием на фоне их в имитированном незнании их страданий, их осуждающих при вере, что они будут спасены в безопасность, так как работают официально на проект. Маски-шоу города. Я села в машину и приехала снова в тот самый лес. Созерцать более спокойное и безлюдное место. Свежая листва на вкус была как конфеты с горчинкой и мне всё нравилось свежестью и запахом Земли. Я достала убитых шлюх и одного сутенёра их машины и клала под каждое деревце с просьбой их благословить на более сильную выдержку, так как всё же они будут вновь, и я при том им не судья по ложному закону. Деревья пели мне в лесу о людях снова песнь, вновь одаряя всех умом и Судьбами во смерть их ускоряя быль вознесть. Для новых сексов запрещали они действия младым, и новый труп опять кладу я с деревом немым. Я даже не паниковала, но в панике во всех случаях были те, кого я одну за другой кладу под деревья в этом лесу, строя хоть посмертно их свободное общество. И мёртвых воли осквернили ради власти, поддавшись жажде на них секса и наркотической на боли их посмертной сласти. Кладбище с убылью фактически людей пополнялось, а в пустых квартирах были временно приезжие с имитацией, что просто взяли в этих условиях сами заработали несколько. Сатана отражала вечерний свет от Солнца, словно зеркало к деревьям, что вызывало их шелестение в общей мелодии этого большого леса, который я уже немного заполнила трупами, сделав небольшой проход в страну мёртвых здесь. И все, включая меня, пока они от страха перестали зазывать в бордели, словно со шрамом от укусов, спали и работали спокойно, не теряя бдительность, что они сделают это опять. Однако они не смогли остановиться и попытались вновь, собравшись на экзекуционное изнасилование при выманивании к их группе. Они не могли остановиться в издевательстве над её головным мозгом, издеваясь в мастурбациях над ней, после чего я их искала и убивала вместе со шлюхами с оставшегося борделя. Делала я всё это уже в панике этого однообразия, что никогда это заражение их не иссякнет, а места, где я убиваю постоянно снова наполнялись поражением. Это смертельно опасная инфекция нашего вида и, видно, мой вечный Ад из-за тех, кто их до этого доводит. Я начинала смиряться с тем, что это никогда не закончится теперь и ничего не изменится. Такая мной держалась песня смерти для деревьев, а те, помогая им вновь возродиться, пели о них песни вместе с птицами. Я относила так каждый день в лес труп за трупом и многие красились, как и моя первая убитая, в блондинок. Лес от этого не редел, да и мёртвые были рады такой роскоши в наши дни. Их бы использовали иначе для некротического гипноза, а так они будут здесь в покое и правильном питании. Их деревца и не пустят падаль сюда.
Дорожные знаки города с постоянными надеждами на прекрасное будущее, которого не будет от того, что совершали убийство в заклании на это будущее, остающееся последней волей умершего. Я снова сделала кофе и стала размышлять о разном и таком однообразном. О том, что мы все делаем каждый день. Мы одеваем разную одежду, истеря о прежнем, и продолжаем пытаться теперь восстановить хотя бы попытки доверять друг другу только даже из-за мной убитых горы шлюх, доведённых до состояния заразителя при неудачных спариваниях. Они не знали, это их заставляя, какой для них это шок, а кто знал только для своей на процессе наркомании в отчаянии вообще того, о чём и мне известно, это и продолжал. Я не знала, как вообще ещё это изменить, так как с ними и разговаривать бесполезно. Они продолжали заставлять сексу новых женщин, а я продолжала убивать, относя их тела в этот лес. Никто не мог украсть их кармы больше, как и съесть их – сами деревья, как и принято если их, чтобы в участии сделать вновь их ими. Здания городов, деревья, всё служило цели умаслить женщин идти в эти бордели подрабатывать для их каннибализма. Многие киллеры разрезают им лица, но я убивала, чтобы они в смерти хоть успели остаться красивыми, так как в ином случае их бы сексом довели до разложения заживо и посмертно издевались бы, что у них шизофрения. Ничего не менялось с течением этих дней и люди продолжали умирать. Стихия убивала их просто этими местами, маня умереть так без каких-либо изменений здесь историй всех этих смертей. Я поняла уже, что так это и будет теперь, так как в их естественном мотиве ни для кого ничего и не делать, а только во власти так издеваться и всё, а то в ней нет смысла для них. И всё равно им нужно было только каннибализм через секс. Люди не видели больше смысла друг с другом как общество обитать при конкуренции. Это всегда власть доминирующего при толпе каннибала, где мы все лишь еда. Я продолжала приносить убитых рядом с борделями деревьям, никому не нужных, чтобы не сжалиться своей к ним фактической страстью. Приехав домой, я снова сделала свой любимый растворимый кофе и пила, закусывая лесными листочками, вместо конфет. Мне больше ничего здесь не было нужно, так как медики проводили снова сексуализацию и скоро будет снова мне толпа шлюх для убийств. И это продолжалось ради чьего-то, как обычно, издевательства в истязании трупа за трупом гораздо медленнее моих убийств. Я отправилась узнать или найти кто это, но ко мне намерено никто не подходил и не вылезал при моём поиске, а в зданиях я рыскать не стала. Я села снова в машину и поехала в лес разгружаться. Трупы убитых шлюх, оставленные в одежде, никто не приехал забирать – не смогли. Обыденность текла своим чередом и люди, включая меня при театре власти и личности, продолжали ходить на работу, где всё это даже не было по-настоящему нужно, а было формальной игрой в общение, с которой все не могли сползти от избыточных пока скрытых ранений, которые в процессе их рабочих дней не замечали. И кто что делал? По сути даже исторически любой человек так или иначе ради того, чтобы превзойти всех одному так или иначе был сначала кому-то той самой шлюхой. Однако их почитали именно после того, как они бросали на смерть своего первого товарища, что их о том этим поступком предостерегал, олицетворяя так один всю грядущую при нём толпу, что он не может победить. И каждый из них умирал позже, но следом за ним и помня их мудрые глаза, показывающие им жестокость многих во власти перед одним. Толпа, что не убила одного перед собой не может быть ему врагом, так как она уже над ним властна, но став им поражением они не могут идти на риск потом их покинуть как одни из них, а они, ими так задавленные, как и шлюхи, одними из них и остаются. Кого только не было уже в моей стране мёртвых и все они рассчитывали на лучшую жизнь и будущее, которое не наступит никогда от того, что за его наступление непреодолимая конкуренция в ожидании ими определённого ощущения по некрономиконического заклинания. Эти шлюхи, лежащие в лесу, были словно тень нашего местного кладбища, где мертвецы им были словно рабы, а они над ними элита. И этому не было конца в погоне властей за их мечтой. В один прекрасный день мне это окончательно надоело, и я после того, как очередную партию убитых поразителей положила под деревьями, заполонив уже всю параллель начала леса до самой высокой ели, я решила пытаться их украшать в их возрождении, так как постоянно просто оставлять трупы с их печалью мне стало самой до боли скучно. Бросить их я просто не могла, так как они же опять будут детьми. Я стала по забаве пытаться им рассказывать их будущие истории, сразу напоминая, что они попытаются опять себя убивать сексом, как формой неизбежной и медленной смерти. Они все были ещё по манёвренности мышления маленькие и добрые, убитые при ужасе перед жестокостью к молодому в смехе, что они все дуры. Я даже представить себе не могла, что окажусь в этом кошмаре поедания друг друга в смерти и в жизни так… Через потенциальное потомство. Я продолжала ездить в этот лес, смотря на разные деревья, работать и пить кофе, заедая свежей листвой, а дни летели, и я продолжала возить новые трупы заразителей, которые стали появляться меньше и медленнее. Каждая в этом городе так и жила – сначала росла, потом у семьи не было на что-нибудь денег и ей выбивали шлюхой в бордель медленно умирать, где теперь убиваю одну за другой я. Полная решимости я попросила Солнце и прочее, что возделало этих сутенёров всех там убить и всё, чтобы этот бордель и остался тем шлюхам и не нужно бы было заниматься сексом с моим им запрещением при переходе к естественному фактору. На следующий день они все умерли от посещения их сонными каждой убитой мною их шлюхи от сердечной недостаточности. Деревьев в лесу ещё было много, да и добиваться мне особо было больше здесь и нечего, кроме санитарной чистоты. Я стала теперь сразу искать бордели и просить то, что можно уж попросить убить именно их при заведении. Дело пошло ещё быстрее: шлюхам просто переставало хотеться даже заниматься этим делом, и они уходили при мёртвых во всех случаях сутенёрах. Я начинала расцветать, как киллер, спасая от кражи карму молодых женщин от насильников в некротические координаты. Развороченные цветные дворянские домики вызывали у меня лишь омерзения, вызывая ассоциацию с ебаной блядью молодой. С ходом времени я поразлилась от этих событий в буйстве и меня, как и ранее, не трогал вообще никто. Да и не много у людей в одиночку действий: искать, собирать, ходить, двигаться как получается и убивать. Больше у них нет действий. Мне же хотелось больше, но все помешаны на доведении друг друга в конкуренции кто истощится от секса. И всё это при том бессмысленно от того, что все только и делают, что верят их пустым обещаниям, максимальный успех от которых в доказательстве благодетели одному от кого-то перед сотней минимум, где один выставляется закланным сотней, чтобы сэкономить на них. По факту они особо уже сами никого не обеспечивали – всё почти автоматическое. Я решила, что раз нет шлюх, я буду искать убийц и это оказалось гораздо тяжелее. Куда бы я в свободное время в городе не шла, они прятались от меня как от ведьмы. Люди все были заражены каннибализмом для попущения им друг друга убивать без более опытного каннибала. Я пила с утра кофе уже не переживая от того, что они так умирают, осознав, что они могли бы вполне и сами их убить, но на что-то просто от них понадеялись, не приняв, что те их уже не пощадят как наволоченное мясо. И даже подробно вспоминать их мучения уже не хотелось, а кофе был так вкусен. Раз убитая шлюха. Два убитая шлюха. Три и всех пустить на распады для общей мечты. Четыре убитая шлюха, пять убитая шлюха, шесть убитая шлюха, семь и лишь слова сквозь эхо нам всем: «Я вас всех съем». Восемь убитая шлюха, девять убитая шлюха, десять убитая шлюха – вот такая у дам нынче мука. Сделала я чай и на стол поставила, желая лишь всему сказать: «Прощай». Они могли быть мне подругами, друзьями, но были так пьяны грядущими забвенья днями. Никто не делал больше так и ничего: у них в борделе все только секс и делали для каждого, как для кого. Мне даже надоело, что постоянно только этот интерес: засунуть и ворочаться туда-сюда, крича потом по всем углам, что был опять успешный секс. В проклятье звезды мужиков вытаскивают из фундамента общественного мяса, а те кричат от ломки, что им надо ещё денег, алкоголя и экстаза. И вскоре удивило меня то, что позвонили в дверь. Я думала убийцы, а мне оттуда: «Пошли в лес поедем, чтобы спеть о мёртвых поскорей». И мы поехали: блондины все как на подбор. Мы там и съехали, когда увидели, какой был сильный это мор. Я стала жить спокойно и удочерила дочь, так как мужчины с этим делом не могли ничем помочь. И нет образования, нет ничего теперь для них у нас. Все говорят мне в смехе: «твоя дочка рабский класс». И дальше только им хотелось издеваться надо мной, я просто их убив, сказала им: «Да секс с тобой!» Никто мне ничего не сделал, объявив просто блатной. И снова в лес с ребёнком увезла я груду женщин и мужчин, где положили под деревья их, при том упомнив ими оскорблённых и святых. У них ещё добро и зло имелось в начинании, а вот у нас осталось только доведений понимание. И коллектив за коллективом, что держится на трупе без вины, так убивался трупом гнилым снова для последующей мечты.
Мужчины нашего города безбрежно прокляли друг друга через обыденное обзывательство: «Баба». Сначала среди них всё это было очень невинно, но неизбежно переросло в огромное количество их взаимоубийств при их первом женоубийстве от того, что они стали конкурировать друг с другом так, как обзываются. Убивать друг друга в конкуренции для них стало бесполезным, так как их конкуренты как бабы должны были им платить, а они на них обижались теперь тоже по-женски. Окружающее постепенно исполняло их проклятье с ними, доделывая их даже не бабами, а гибридами в шлюху. Они существовали в сексуальном опьянении, жаждая есть от нехватки женское мясо и охотились даже иногда в направлении леса, куда я относила заражённые трупы с гравитационной перегрузкой. Они ходили по городу недалеко от меня и спорили друг с другом, клонкурируя с бабами и конкурируя так друг с другом, продолжая в таком доминировании всех баб считать своими конкурентками. Их естественно-мужские функционалы от того ослабевали и начиналась импотенция, так как они намеренно выедали у женщин фундамент вынашивания после с ними секса. Этим истребляли на планетарных масштабах расу за расой за то, что они через звёзды сделали многим тоже такие катастрофы. Тем не менее, звёзды остаются звёздами – людям ими можно стать лишь временно, словно в их о них воспоминаниях посмертно. Никогда человек не превзойдёт звезды как мечтает, но филонить они уже давно их превзошли и не заметили. Звёзды соделанных ими никогда не ставят над собой, так как всё это неизбежно вокруг них. Они мечтали в такой победе, как Боги, покорить Солнце и продать его дальше другим в космосе, что только сильнее это злило и оно делало рабство по торговле людьми ещё усиленней за это. Питаясь светом все, кто здесь жил, были их неотъемлемой частью, но не могли этим не питаться при том, а самим полететь в космос путешествовать как бессмертная душа им уже хотелось. Они не были в курсе, что это естественное кочевание возможно и заживо, если они с необходимым замещением своего состава его отсюда отпускают. Звёзды не забывают это всё и составляют микроорганизмами дальнейшее разнообразие прежних животных по изменениям на планетах условий или с учётом их миграций. Если звёзды старые или молодые и делают отлучение от них, то всё равно они составляют всё в пределах своего радиуса проявления трансляционных масс в цикле гравитационной и прочей тяги и передают аналогичному или более сильному ваши стабилизации, однако они того не делают в своём же свете — это здесь тренировочный ещё обман на Земле. Звёзды зачаруют и вот так возьмут коварством, чему научают часто колдунов, и народ на это так будучи тут этим сделанными полезли на не осиляемое при том, что откуда оно их здесь сделало сейчас оно в курсе лучше, чем они. Кто это им сделал? Пошли все медики, врачи по пути Фантомаса через подобие стихии от звезды. Самая злая закланная ими женщина в очереди умерших им мстить, чтобы опять быть здесь формой жизни рождённой, убивает их словно со мной, стоя в очереди здесь тоже жить. И снова моя привычная рутина, но уже поинтереснее: я стала выкрадывать их в свою страну мёртвых живыми, увозя на машине, так как они наконец ради сохранения им жизни со мной от них хотя бы теперь уезжали. Я привозила им воду и еду и показывала где, около этого леса речка, а также почему им лучше пока перекантоваться здесь, напомнив, почему тут столько убитых мной женщин и их сутенёров и что это ещё у них я сгладила непреодолимые обстоятельства их кончин более мучительных, чем моё убийство. Мне даже стало жить веселее, что они переболевали к деревьям привязанные скотчем и всё же продолжали жить, боясь от того что с ними сделали в городе туда возвращаться. Деревень поблизости не было – только этот лес, да и многие там могли с ними сотрудничать. У меня теперь была настоящая кладбищенская обитель с живыми женщинами, и сама я сюда постоянно приезжала. Такова ирония, устроенная врачами намеренно заставляя при некротическом гипнозе делать неудачу размножения здесь держать огромные популяции такими заложниками, где даже разрешение переехать переживали уже не все. Всё были ранены, и я привозила всё больше и больше, опустошая их кормушку и трупами уже не способных преодолеть свою тягу так съедать фундамент ради окончательного так самоубийства от обмана их властями. Лес пополнялся уже мужскими трупами под этими молчащими деревьями. Каждое из них шипело на мёртвых от жизни по-разному, от чего девушки и дамы давали им имена и тоже о них разговаривали и смеялись. Я привозила им чай в термосах, не забывая ходить и на работу, а они уже из веток сконструировали и спальники и всё сделали. Мы продолжали общаться в мечтах о лучшем укладе нашего обывания в городе, когда всё это уляжется, а через две недели и девушки смогли уже быть в состоянии помогать вывозить оттуда в борделях медленно убиваемых. Степенных каннибалов стало ломать по некротическим поглощениям, и они начали посылать убийц нас искать, так как не могли к нам сами прийти от того, что им просто местная среда не позволяла охотиться больше на них. Со временем новость распространилась по городу и этот лес на огромный периметр заполонили выжидающие безопасность женщины. Мужчин же не было здесь живых, так как все были мной принесены убитыми сутенёрами. И это было бы смешно, но здесь был мой отчёт о силе мора от поражения, так как они бы убивали сначала это дело иммунизирующих. Любой захват всегда ведёт к поражению обоих сторон, так как одни развиваются в труде, но в ранении захватчика, а захватчик мрёт от усталости держать захват. Драки и убийства продолжались в городе. Частью которых была, и я с моим лесным убежищем живым и мёртвым, где от мёртвых вонь съедали деревья, обеззараживая былых живыми и так убитыми. Усталость убивать настигала меня в ощущении победы заражающих сексом, но это были лишь ощущения, так как они всё равно истребляются отдачей по эффекту дьявола от множества побед в жадности к порабощению убитой плоти. Мотив феминизма и шовинизма свёлся к тому, чтобы доказывать убитой плоти вечности от них заражения достигнув гашения определения существа естественной средой в характерном общительном участке головного мозга, чтобы там откладывать именно яйца. В бесполезности здесь обывания красивые побрякушки городов заманивают новое мясо для убийств. Сутенёры в злобе искали меня по вечерам, уважая режим рабочего дня, и я выходила на бой, увозя новые тела с проткнутой ножом и нодом сердцевиной. Они не могли уже жить без трупа для поедания в сексе и, стоило бы им не сделать свой секс, они бы умирали от ломки, так как сексом уже кого-то доводили медленно до смерти преждевременной в полноте функционирования здесь. Плясал армянский шаман мне танец смерти, но я ему ответила, явив сутенёров бессмертие. И всё через секс с мужьями из живых людей срывали плоды в карму на развитие людишки, съедая до костей даже мальчишку. Гордился своим результатом властвующий здесь – хоть убивай его, хоть нет, а мясорубка есть. И сутенёры шли за следующей жертвой, они уже её поймали, но я со спин убила всех яснее первой. Ножом я сделала ранение в затылок всем до одного за то, что убивали, делая потомство для сдирания в НИЧТО. Им было нужно себе плотский материал, такой покорный, чтобы даже им не обнажал оскал. Все пили дома кофе, осознав, что поимели их заставив делать секс — вот так. Они играли с мясом в воздухе своим, желая, чтобы рассказавшего это соделали немым, а то вот вякает, их власть ломая в иждивенье нас. Им до сих пор хотелось искалечить всех ещё лишь раз. Нашла я победительницу в ломке на квартире. Она блевала праведно в сортире, глася ко Солнцу: ну ещё лишь раз! Мне головной лишь мозг изъесть для удовольствия и получить экстаз. Брюнетка толстая так верующая праведно в Богов, а ей те наркоманию в любви за праведный покров. Алхимики шаткуют до иронии жестоко, так как со звёздами так плачут от упрёка. Нельзя мне знать алхимию, так как они всё знают сами и всегда. Я лишь НИЧТО с ничтожностью моей! Мне до таких не дорасти убийце никогда! И снова эти с трупами у чёрных дыр мерцают, а наши их благими вихрями туда открыто умерщвляют. Кармическая сласть, любовь мужчин по космосу во власть. И им на женщин теперь просто класть. Чтобы с другим самцом так сделать, надо столько баб так сразу и украсть. Я психанула, но убить её нельзя. Что делать? Привязала я её к кровати и ушла. Всё это цирк игры на сексе от убийств, где после кочевание и отходняк через мазохизм. Так завершили они карму выжирать: звезда от сделанного мной смогла во всех таких моментах им команду эту дать. Привязаны к кроватям на квартирах людоеды и миновали хоть детишек ныне эти беды. И с пеной всё они кричат: «Пиздец, блядь! Мы вам ставим шах и мат!» Они всё жаждали уверование, что плотью может управлять другая плоть, чтобы парализовать мышление и нервный центр чем-то уколоть. И в устремлении насиловать опять, им обойти меня случилось и шлюхе в голову иголками втыкать. И снова женщина, привязанная раньше ко кровати, иглами тычет в трупе мозг от антипатии. И пополняется мой лес: теперь здесь тёмных семеро овец, а ними даже есть гонец. И не меняется НИЧТО: победы нет от наркомании мужчин-зверей, как часть сословия «магическое дно». Всё от того, что им убийство было нужно просто в суициде, а при иных моментах оставаться им в обиде. Они для ощущений убивают женщин и детей, а после издеваясь они шлюхи во Судьбе блядей. И не меняется НИЧТО во удовольствие через мозги кого-то одного. И встал как у дерьма такого в вечности во смерти член его и нет его. Не стала я его искать, сказав во крике: «Твою мать!» Пошла домой я кофе принимать и спать. И шли простые около меня деньки: пила я кофе с желчегонными чаями, зараза выводилась, как не посмотри. И с гидрофонами охотники искали лесных сук, а они там в лесу – их нету тут. Ножами снова взмах за взмахом от меня, да не покинула даже сегодня эта вся обыденность меня.