Глава 5 (Глава 5)

Лежу я раненная и смутная во кромешной тьме подвала: мне радости здесь даже быть безбрежно мало. В Большом я доме бедствую и ужас вновь грядёт: изыди монстр! Апокалипсис грядёт! Достаточно длинный нос в дела убийцы своего сую, а он опять вкатил себе наркоз: «Тебя не замечаю больше я и не люблю». Округлённые черты лица, брюнет, находится в Уфе: он очень знатен и застенчив, так работая при настоящем зле. Он мусульманин и считает физически невозможное возможно-материальным. Он очень важный и во всём в своём общении формален. Солнце считает, что он самое лучшее живое существо в бесконечном космосе, когда он клеит женщин в имитированном образе. Что физиологически невозможно, у него присутствует у всех по физическому факту от убийств: светопитаний химикатом просто нужно усиленье церебралки, так как обычный он юрист. Мужчина он как мишка – что неудача, у него почти всегда больная шишка. Спуском усиления своей церебралки имитирует присвоение чужого существования для потребления различных фруктов, манго и к нему внимания. Решил меня, блондинку в сарафане, он один от группы МЧС здесь защищать. Моих сомнений по его решению меня и дальше здесь держать не передать. Боевики всё отвлекали колдуна, что за процессом его уничтожения меня следил давно сполна. Они при этом не прошли: он знает магию мечты. Поверь, читатель, это могла быть ты. Маг думает, одна из душ мертва и дальше надо маневрировать: атаковать по линии родства. В итоге плоть боевика спонтанно съедена и дальше продолжается стрельба. Харизматичность от щенков Центральный Комитет вознаградить готов. Была я забрана под связкой в неизвестность. Я проклинала всё вокруг меня и свою честность. Мой грязный чёрный сарафан был для меня огромной бури слёз левиафан, а террорист, чтобы почистить сильно пьян. Прелюдия о Радости и Демонической Загадке, что даже «Хортица» целее, если читать украдкой; власть щадит, а заварные щи налил мне террорист и спит; Туман Увлёк по Вальсу Пажей путём Евангелисткой Женщины подальше, но всё это ему неинтересно и он храпит о лаваше сны видя генеральше. Исход мне ясен: здесь меня убьют. Хочу я воду, а её мне не дают. Что делать я не знаю… Мне никто не говорит! Писать я не могу: рука болит. Не знаю я совсем, что делать вообще мне с этим делом всем: здесь множество интриг и всяческих дилемм. И смеха частота всё катит к небесам: кто где и здесь всё курят «ураган». Смеётся менеджер, смеётся криминал… Смеётся МВД, туша от них пожар. Так маг на самом деле смог привезти при террористах меня лишь одну к его Богине. Она пришла ко мне, словно одна живая в этом мире: смугла, темна, тонка и очень зла. С ней маг! Он сам меня привёл сюда и не дурак. Ближайший ангел поправляет его фрак. Явился смерть и дал воды мне, ставя всем пришедшим шах и мат. Он делает свою работу: снова бой при всех мирских заботах. Манёвр киллера при пистолете, ему в ответ Богиня при атлете.
И кружат в танце боя террористы, друг друга убивая, словно индуисты. Отдали Богу души трое и одна, а смерть уже в момент от стула отвязал меня. Пью воду, жадно воздух поедая я. При шаге каждом полон опыт наш страданий и обид души: истощены тела и духи, словно мы уже мертвы. Нам демонстрация идёт, что государство нас зовёт, но к нам с наводки плотный столь сигнал никак по цели не дойдёт: на политический призыв народ идёт. Мы победители и перед нами Бог: карает всеми наказаниями, где он неизменно очень строг. Он нападает при таёжной манёвровке, описывая свой удар при быстроте всей очень кротко. И киллерская схватка по-китайски: один танцует танго смертью, другой удар наносит в быстром вальсе. «Ты ничего не можешь сделать мне! Пойми это уже!» — кричит нам Бог, на ответил смерть ему, — «Ты говори это не мне». Звезда сражается двумя. Надежда жизнью быть вновь оставляет здесь меня. Апатия в бегах от двух самоубийц: испытаю крах при недостатке спиц. Я дома. Пандемия началась. Все победители по конкуренции испили крови ассонансы: истерия продолжалась, при прививках сея людям трансы. Шипение тиши, где в городах должно уже не быть даже души: им нужно до сих пор её забрать, оставив лишь себе одни мечты. «Ешь! Ешь! Ешь! Ешь!» — проносится инстинкт, — «Хочу я мясо!» И меня трясёт, знобит. От голода я кашляю и не могу наесться. Мне очень холодно! Я не могу согреться. Да как? Ну как? Я не хочу так умирать! При негде и лекарство мне искать. Беспомощность Науки. Не уж то я умру от скуки? И вдруг мои желания забрать смогла душа. Кричу от ужаса я: «Блядь! Ничё нет у меня!» Приходит террорист опять, свободно открывая дверь ключом: «Ну нельзя себя так напрягать! Не бойся! Всё путём» — мне улыбается бичом. Юг и Богатство у ладьи, а я привязана к двери! Свою работу делает убийца, блядь отдавая истязать, чтобы напиться. Я продолжаю всё таит надежды на то, что вернётся на круги своя, что всё получится как прежде. Пришёл меня ужасный монстр издеваться: впивается он в матку мозгом головным и взворачивает внутренности мне, чтобы не замараться. Я Богу душу отдаю, считая, что его люблю. Ужасна кара мне за то, что я впустила тварь в то веруя в своё нутро, но бога нет, а мать моя мне говорила верила в него! Стоит передо мной такой: он лысый, кровью пахнет, очень злой. Не знаю я что делать – умираю. Всё болит, «я» оставляет, значит дьявол победит! Полон опыт всех страданий и обид души, что выставляют мной: там только мёртвый лишь лежит, что до меня ими убит. «Я здесь!» — остаток от меня после разделки к Богу верещит. «Она плохая и не слушается меня мля!» — живой меня считает до сих пор звезда моя. Остался плач от разрушения девчонки удалой: блондинка крашенная, улыбалась при лучах со мной. «Что делать!» — плачет Сатана сквозь впечатление, — «Я далеко! Там умерла она! Ей надо сделать побыстрей спасение!» «Спасите меня! Ааа!» — выла сквозь ветра призраком я. «Меня рабыня не слушается, бля!» — кричала от меня остаткам плотью умирающего моего убивца мне сама Земля. Поёт планета песнь о людях: о мирных днях, кровавых Судьях. «Аааа! Аааа! Аааа! Меня убивает!» — кто-то истерически стенает. «Меня убивает! Помогите! Помогите! Ааа!» — умирает по отозванию чьему-то старая карга, но не карга она по факту – она обиделась по вере брату. «Мне они не должны быть даже в чите! Млеее! Ееее!» — ничто передо мной, как приведению явилось мне, — «Оно во образе меня живой предстало, говоря передо мной. Раз не сказала ты мне имя сразу, будешь ты Аиша. Кстати, твоего убийцу звали дядя Миша». Несут меня ветра сквозь Апокалипсис надежды в мягкой смерти до конца: «Ну перестань артачиться, а то оставлю так болтаться без гонца» — и дальше смерть меня сквозь бури местные несла. «Покончи с собой!» — вновь разносилась песня человека над рекой! Вот как они просят, залезая физической плотью, но человек их уносит, карая еврейским надоем. Замену убийцам привезли по мне сновидению: ей в тарелку ахающий самородок наложил при «я» сам Амстердамской дрелью; я снова целая лежу и говорю от ужаса: «агу», а папа мне тиранит, что коту скормлю. Еле-еле омерзение прошло конвоя, что органы разбросаны в подвале через тягу головного мозга суицидников и пахнет кровью. «Бляяя! Бляяя! ААаа! Больнааа!» утянули за собой кого-то подневольно. Совершать самоубийства и убийства ещё пока всем рано, так как ещё нужно умение иметь такое делать, отсекая людям раны. Событийное при описании усилилось в сопротивлении. Давайте больше так не будем возвращать грехи при трении? Удачи всем читающим при мнении.
Идёт жизнь чередом своим вокруг, но злятся все – им денег не дают, так как они во случае плохом при конкурентах стукаются лбом. Я юркнула от подозрительных бандитов прочь в ночи, естественно и мягко призываю ому: «Продолжают ставить мне ключи, но уже меньше! Они там и ты их замочи!» Тактически я отступила аккуратно, чтобы всё было максимально деликатно. С полным опытом духа и тела и иду домой, а тот, кто я присвоить хочет по пятам за мной снуёт. Это колдуном притворяющийся монстр и взор его в охоте страшен, остр. Колдунья я при этом настоящая и мне опаска от таких есть тьма пропащая. Не знала я об этом, что здесь такие есть, но он идёт ко мне меня поесть. Он думал я его слабее, но раз умирать, решаю я быстрее. Взываю я к НИЧТО при нём, дабы уничтожением себя очистить в вероятности живьём. Он уничтожил душу он танцует предо мной. Он победил! Он управляет мной! Доказывает мне, что он моя Судьба. Он умоляет: «Пощади меня!» Он умирает мягко и естественно перед моею болью: «Ещё один от заражений пал при обращенье грешности от транса кровью». Всё собрались в ночное время умершего проверять: «Кто это сделал? Сука! Твою мать!» — от лицемерных сожалений вырвало меня. Я отряхнулась и домой ушла. Человек во власти монстров снова предо мной – ошибся просто он своей дугой. Обычно они сразу умирают вообще, а он теперь стоит уверенно во тьме. Я радуюсь и прыгаю, кружусь, кричу и в танце ножкой дрыгаю. Перед кирпичным домом в осень в белой куртке я: блондинка и зовут Айгуль меня. Я процветаю на земле, где я живу. Меня до дома парень проводил после знакомства, находя вот так одну. На этом не закончились напасти: на шабаш собрались местные власти. Они обратку мне явили за убийство колдовством: от транса органы крутили черенком. Именно такими садистскими, зверскими методами они пытались довести моё тело относительно Солнца: транс с температурным циклом задержки смерти мозга, который через магнитную координату направляли на меня и ей крутили её там органы, где был расчёт на моё инерционное тому подражание в самоискалечнии, что есть метод убийства некроматически по соболезнованию. Проводник резонанса они бензель взяли и в воздухе по городу его достаточно периодично обновляли. За тем им надо было меня выставлять живой и дух и меня как меня, как душу утащить рабой. Как это делается знаем все мы в колдовстве: во труп притягивает болью при кресте. И бензель испарялся через микроорганизмы: они у власти! Этот боли смак! Этот метод масштабирования в мазохизме. Меня рвало, но я держалась ночь, а по утру на воздух выбежала прочь. Мой друг меня еле-дождался и мы шли вдвоём, во спины подгоняемые сим безудержным бичом. У него кличка Мефистофель в общем нашем круге. Гуляем мы в борьбе с отравленными скоростными на досуге. И это что-то с нами вместе истязает во плаче убиенных длани смерти пролагает. Мой друг упомянул в тот день, что вызов суицидов продолжают чрез грех «лень». Это они делали в эмансипации, чтобы умерший им оставил качества души для их реализации. Газпром и медицинские заводы: они никоего в живых не оставляют… прямо воле-воды. Возможности и ценности от плоти пропадали из людей – одни сплошные души оставляли от блядей. Им перекрыли всем дыхание и через транс внедряли во внимание. Всё делали без веры даже в покаяние. Им нет пути назад теперь на воздаяние. Явили звёздные соседи нам опять Газпром: там и разделка бензельных и просто рабский дом. За Рай в одёжке выдают конторы, а только к ним прейди: крысиные там были б ещё норы. Так крыса не убьёт беглянку от позора. (Примечание автора: Да почтенная будет память ими доведённых на квартирах газами их производств, выставив этих людей больными ничтожествами, но в частности их участия в этих изведениях. Да обретут умершие в их пути жданные рождения при любящих родителях. Аминь и почтение им.) Их веры в присвоения из плоти личных свойств даже звезду вращала в лоне беспокойств. Развитие на бензельных питаниях людьми по городским чертам решили делать силы бескрайнейшей пустоты. На них гневалась тьма… На них гневался свет… но заражение они дают другим: их убивать пока только во вред. И снова перед нами ангелы во бравости и не с серпами – со стволами. Холодные физиономии и явно непочтительны в общении с нами. Их хитрость никаких границ не знает перед нами: они на чай в кафе нас пригашают, чтобы участвовать склонять в обмане. «Убийство?» — я спросила их в лицо. «Нет, просто мазохисты» — рассмеялся ангел мне кольцом. Сидим в кафе. Они рассказывают нам о всех недавних случаях сопутствуя во кружках фито-чаям.
— В момент издевательств у них сложная механика общения с обозначением убиенного сразу мёртвым. Это боевая некромантия, которая должна использоваться как месть за убийство родственника, если он умерев делает отомстить. Мы обратились к вам для помощи в решении следственного вопроса, так как мы сами боимся этот метод гражданской расправы. – сообщил в ходе разговора мне ангел.
— Я знаю даже как вы к этому причастны. Детям причиняют теменное ранение иголками и в итоге некроматически цирк. Грех первородный. Далее по этой ране бьют знающие о процедуре: зависть при гордыне, как незнании о ранении. Всё ради греха убийства в идеальном преступлении. – ответила я ему спокойно.
— Ну а как же Христианская романтика? Зависть к праведному! Воля Божья! – гордо ответил ангел.
— Вы о жертвоприношении женщины при господстве через её труп мужчины? Ну это и есть в сути воля Божья, где Боже устрашает этим трупов не убивавшего так самца, и они в психе срываются повторять женоубийства, чтобы доминировать, где почитается по программе чужих только один убийца. Дальше искажения не хватает, и они дают Солнцу сигнал, что всё несправедливо к ним, мешая остальным этот сигнал давать по иным причинам. Правда нашего киллерства, так сказать, прекрасна и нежна, словно убитая первая женщина. – пояснил мой друг ангелам.
— А нас то они как наказывают! Подсовывают ложные труднореализуемые возможности под видом легко выполнимых и травят нас потом по разному поводу искушения делать, что им нужно. Всё это, чтобы нас наказать! – злобно пояснили ангелы.
(Примечание автора: да почтенны будут умершие в клевете им содействия двое, знавшие раньше властей правду об этих смертях, но их начальствующими заткнутые в сожалениях и доведениях за сие. Да обретут они родителей и вспомнят вновь о пережитом по правилам смерти естественной)
В общем мы вместе обсудили и обдумали эти события и вышли из кафе. Стоял день. Небо темнело.
Была и моя собственная правда этой ситуации. Они все просто не знают о том, что они творят, опьянённые жаждой дышать через темечко при химических часто шоках от обилий химических и индукционных волн при перегрузках и подсадке на секс. Я выехала из города и присела на траве около озера. Трава была свежей и никого не было, кроме меня здесь. Я лежала и отдыхала от этого кошмара там, где я живу. Пришёл мой друг со своими магическими примочками и начал беседу:
— Лежишь среди и балдеешь? А домой?
Я восприняла начало разговора вполне обычно и ответила:
— Свежий запах свободы и трава! А что ещё нужно? Ты что тут делаешь?
— Я хочу ввергнуть с этого места весь наш город в состояние глубокого гипноза, чтобы сделать Рай умирающих, раз их всё равно всех убьют, — сказал он.
Мы занялись настройкой оборудования, которое он привёз для проявления туда потоков рассеянной очищенной волны. Мы занимались оборудованием пять часов и вот всё было готово: оставалось запустить частотный передатчик с гидрофона авизируя о процессах и сообщениях. Он достал пистолет:
— Понимаешь, есть те, кто управляет, а есть те, кем управляют, а есть НПС – персонажи с искусственным интеллектом. Искусственным, понимаешь?
Он выстрелил мне в сердце. Я до этого дня не знала обиды, когда планета подняла тебя должным умирать и оторвала тобой, как плотью, нарушив свой же закон ему голову на смерть настоящую тому, кто в тебя выстрелил. Эта обида мне была явлена страшнее самой смерти, как вечное проклятье смерти вечной. Как мне вот с простреленным сердцем теперь жить? Оно же остановилось в агонии теперь так зарастать в адаптировании к травме. Я ревела и села в машину со слезами, но опомнилась. Надо за одно доделать то, что он хотел. Я включила волновой индикатор и рассеиватель, сказав в гидрофон: «Всем жить до последнего и говорить друг другу только правду, так как «тайное становится всегда явным»! Дальше волну звезда делала сама собой, и я просто оставила до иссечения аккумулятора так здесь это оборудование, попросив деревья и траву отпугивать любого, кто даже к этому оборудованию подойдёт, накрыв его ветками.
Вот какой в наши дни стал производственный менеджмент: жесток и оригинален в своём характере. Я много размышляла об этом. Едя на машине. На каждом заводе и предприятии друг от друга они заказали такие химические трупы и все они при том делают всем вид, что ни у кого в России этого нет. Самое смешное, что в итоге через такой труп их потом палит МВД под контролем таким же трупом с КГБ. Тратят зазря человеческие ресурсы, понимаете ли.
Дома я, как обычно, сделала фито-чай и налила водички, читая газету. Волна попала и ко мне с моим же указанием, так что я его продолжила просто, как и ранее, соблюдать. Завтра нужно было готовиться на работу, и я усиленно, говоря по телефону с подругой, ругала своего начальника, перебирая в тумбочке все залежи моих личных запасов. Вдруг я смекнула, что он где ржёт и считает, что это он заставил меня это сказать, но не по явно человеческим стандартам, а уже монстрогенным. Пошли последствия того, что мне простреливали сердце и оно сильно болело: я легла спать в предсмертном состоянии, а люди с атеистическими вероисповеданиями и без каких-либо моральных принципов стали пытаться меня именно на смерть довести, так как их убийства начало обличать всем, сразу пресекая возможность убивать в обмане. Ночью мне много чего внушали, но в шок и тихий ужас меня повергло то, как меня доканывал и прострелил сердце мой бывший друг, ныне уже мёртвый. После каждого поворота на бок при моей ещё не зажившей ране меня словно в онемении терзало изнутри, но я как-то всё же двигалась. Однако я много чего-теперь не чувствовала. Всё стало медленнее, но как-то шло. В итоге мне кто-то из соседей явно по наводке, а не от сердоболия вызвал скорую и я не открыла им даже дверь, а они её пытались выломать. Одного из врачей, что ломали дверь звали Юрий. Я стала произносить громко заклинания перед смертельным боем сразу и уже сразу кто-то из выламывавших дверь от слабости или умерев там упал. В итоге в беспокойстве за товарища они ушли, и я собралась на работу. Я вышла, и они ждали меня на улице, но и я была уже не без оружия. Они позвонили мне на телефон с большого от меня расстояния, до при допустимой видимости и сказали: «Жалоба лишь усугубляет проблему».
И я пошла на бой, их ожидая пред собой. Они бегут ко мне толпой. Стреляю в голову одной, второму и другой. Всё в цель: они остановились, пятясь от меня долой. Перед этими событиями на кухне мой знакомый говорил мне эту же фразу, словно предупреждая об этом дне. Их передо мной тем не менее стояло ещё двое: злые, жаждущие боли и моей стекающей из тела крови. Цель – довести меня до суицида ради миллионов и чтоб прошла у них обида. Мне первый врач являет крах: перед всеми женщинами Бог только Аллах, стреляя ядом в центры для общения во прах. Звонят с работы мне на телефон: «Ты уволена! Спроси у врачевателя, что сегодня обзвонил твой домофон!» «Юрий Владимирович для тебя имя моё! Скажи мне закланная на смерть, как твоё?» — в прославии убийца слово дал своё. Я интуитивно ощутила связь его мировоззрения с мировоззрением моей знакомой Светы Абсаттаровой Вальсировны. Они явно к ним имели отношение, но текущая ситуация – это текущая ситуация. В разгаре бой и я стреляю снова на убой. Живых здесь больше нет, никто их не простит. Им не глядеть на небо, так как убита девочка, как инвалид. И завершая колдовство я описала круг: «Всех убивай, кто так как эти делает недуг». Вобрала смерть мои слова, меня наказывая по порядкам всего святого, как и всегда.
И снова я ищу работу: разрушен коллективный труд и из останков от людей на химию в рекламе объявляют квоту. Более того: в борделях стало мирно и светло. После того, как сердце зажило моё оно опять забилось, но на работу брать боялись от того. Я словно вышла из Адских миров: для них я дьявол! Я их съем! Я Бог! Я дома отдыхаю и мне с транса отскочил дефекатор: «У организма деградация: нужны сеансы, чтоб до ручки довести. Она ещё и под эмансипацией! Никак! Никак её уж больше не спасти!» — танцуют некроманты за моим окном, тела сжигают, умиряя вечным сном.
Поехала я снова к озерцу. Три года отдыхаю: киллеры всё верят, что в бреду. Берёзка у воды и два её ствола: «Скажи же мне как ты? Для них я даже умерла». «И я для них мертва» — берёза зашипела ветром эхо от листвы, — «змеиным их обедом для всех нас они мертвы». Я слёзы пролила от рока этого обмана: такой ущерб людей и сделали они всё это, словно каждый просто пьяный. Моральной стороне садистов нет прощения и конца: они ради на боли видов мазохизма убивали до лебедки из нутра. И продолжать пришли они сюда, чтоб издеваться до конца. Быстрей деревья я подговорила и оборудование, что было здесь не тронутым на них с новым аккумулятором врубила. Они им эхо закатили, замками в не убийство их снабдили. У криминалов парадокс как дать хоть в глаз? Как дать хоть в нос? Священный нимб им ставит Солнце: «Вы праведные теперь люди! Благословляю волоконцем!» — им улыбается весь мир. Никто их не боится больше: можно идти в тир. Измазали евреи их с проклятья оливковыми веществами, словно сватья. Армяне танцы смерти танцевали, ну а гадалки мирно им гадали. А я купаться в озере свалила, так как шушер остаётся на квартире. И к озеру пришла израненная дама: сеансы у целителя, который всегда пьяный. Внушили деградацию врачи ей под наркозом, после чего три года ей казалось, что она просто под гипнозом. Дошла она до точки в постижении их веры, что по линии таких наркозов они стягивают у людей все праведные меры, и навыки они как-то смогли все продавать по квоте, а также делать вид, что преуспели с трупов при убийствах на работе. Она в слезах обиды стала всех их забывать, а вот забыть не может. Снова слёз ей не унять. Она и матери пожаловалась, всем и ныне мне: «Ну заново учитесь!» — довелось ответ ей предоставить мне. Не знала я, что этим запустила колдовство: иллюзий пелена аж перешла в события с неё. Она аж задышала и в слезах пошла купаться в озеро после меня. Она плескалась радостно, добрея как именно мирная, красивая свинья. А почему? Они при этом мастера санитарии: они переработают любой отход в полезное растениям и ареалу мира. Лишь свиньи могут без воды до чистоты баланс установить такой, что в грязи полежат и там уже есть плодородный перегной. Переплыла я озеро одна, а там врата знакомого монастыря. Меня встречает матушка с вопросом невзначай: «Ну сколько в коме ты была? Ну отвечай!» — я понимаю заговор и ей в ответ молчу. «Я в коме не была, а пулу отпустила в лоб врачу» — сказала ей открыто я об этом и в лицо. Мне было наплевать уже на мнение убийц, смотря в глаза их по относительному местоположению в лицо. Рассеянность несильная меня пошатывала всё же, но я не оробела и покинула пределы, так как убивают там негоже. Достаточно здесь было слова моего: Звёзды их не глупее и поставят им теперь клеймо. Их целью в тот момент было заставить меня в то поверить суеверно, так как я не должна была вчерашний день и помнить очень скверно. Следующие издевательства себя при мне не соизволили заставить ждать: теперь они явили мне себя на блядство продавать. «Спаси мя!» — я кричала в возмущении такому идиотов поведению, так как была готова уж сама себя от них уже предать забвению. И убивала их «Богиня», что форму в колебании их держит, еле сдерживая гнев на них, когда спускают для каннибализма вымя. Цель этих издевательств при уходе дальше мне была ясна: обмазаться от наказаний своей фальши и мента. Однако некромантов этим не убить: они намеренно играют там всех истребить. По резонансу микроорганизма они живыми расчленяли одного и за другим, что болевые шоки и прострации давало: забирайте материалы на медхим. И души мёртвых призывают на отраву вновь они, чтобы маркетинг продвигать: они ж мертвы. Перекрывают всем дыхание и в боли пресекается внимание: заделали они миллионы душ на пожирание. Цирк людоедов, праздник крови. По лесу я иду, а в городе за смертью смерть и лебединые от боли. И плоть во плоть при разрушении как заражение внедряют и заживо людей, показывая одного другого излучением, как змей, вживляют. В итоге порождаются сиамские в страданье, которых разрезать потом одно по мнению врачей марание. В теле плоть над плотью издевается нещадно, сквозь ветер вопиет: «Срастаться не хочу с таким, отвратно!»
(Примечание автора: Кто и что вас бы не спасли — благодарность воздаётся делом, мясом у вас только природа реальности на исправление вбирает, так как вам этом и было бы вредно, с вами оно останься)
И вот пришла я на поляну: здесь одуванчики и средь деревьев снова мужик пьяный. Его пытали раскодированием недалеко, и он не мог уйти: из мозга тягу выдирали через бензель в трупы и убить доселе не смогли. Лежит он под берёзами вновь опьянённый прежними воспоминаниями и будущими грёзами. Он всё же их оставил там одних с их обожаемыми местными наркозами. Прошла я дальше нет препятствий, нет ни убийств, ни предпосылок прочих распрей. В реке я искупалась и очень продуктивно отмывалась. Я не поранилась, цела, самолюбива и добра: траву ела с упоением от голода в лесу. Больше ничего и нету. Дальше, одеваясь. Я иду. И вновь деревьев кучи разнообразных: столь знающих людей, как маньяков опасных. И снова раскодирование в лесу проводят: вокруг мужчины кучи магов при магнитном оборудовании «порчу отводят». Танцуют экстрасенсы рядом с ними: они лишь одного за всех при в результате всех уже оставили слепыми. Все принимают химикат, танцуют дальше: папа рад. Отметила я местности такую ситуацию и обстоятельства впитали, убивая вообще сразу, их на людях спекуляцию. Слиперы ко мне из-за деревьев стали выходить: осознанностью обладают и их можно по заряду посмотреть. Деревья их пугают от меня, Земля, как зверь, из них вбирает яды до пьяна. Они не забирают даже притом опыт и воспоминания людей: они искусственно им сделали их памяти реальной искажение от убиваемых людей. Возможность слежки МВД за мной меня насторожила. Предательство от них? Где золотая жила? Шагаю дальше я дорогою лесной среди берёз: они всё шелестят, рассеивая даже небольшой воздушно-капельный наркоз. Заклание становится обычаем правоохранительных уже властей: взять и убить в забаве одного — у них есть разрешение церквей. И вот пересечение жертвоприношений делает звезда… и старой сообщает – уже им рока суть дана… И вот у них проявлена за это воля Божья. Им вправо шаг и влево шаг, а жертва ими заклана не ложная. И вот карает Бог людей: то государь велит прибить блядей. Один жену убил в пантах, другой политика заклал в его уже кругах. Богатые круги в курсе о любви (процессах раскодирования душ людей после смерти, где просто при имитации людям смерти смещают норму естественного колебания трупом по линиям их генеалогии. Опору можно брать от того, что после смерти не может быть, так как смерть и жизнь – это параллели наших естественных колебаний. Шутка есть: «Чтобы стать святым, надо сначала умереть»). Они едят собак на 100%, как не посмотри. И за собакой можно убивать и остальных, а то зачем он так старался после поеданий для усилия переварить их? Убить так человека раскодированием в заклании, где смерть уже есть им ненужность просто в общем начинании: нормальной это практикой они считали под чутким руководством мужика в таком начале. Без сожалений покидала я, листвой закусывая городские уже дали. Их не поймали…
Я постигала далее леса, деревья и естественные дали. Должна была забыть я всё, что было, но памяти не унять – она всегда преследует тех и всё, что она хранила. Деревья с душами играют и ими по естественному принципу повелевают, а те их Путиным В. В. считают и правды местной жизни всю намеренно в убийствах отвергают. (Примечание автора: это есть, но она так сделали удерживать от смертельного краха после недавнего нашествия чужих с колебательного искажения чёрной дыры и Сатаны по цикл их планетарной атаки на все страны, имитируя это атакой в нашем случае США и победой России с Путиным В. В. во главе, где победа отчасти соответствует полноте действительного, так как все структуры в панике как знали делали что могли, включая нормальные медицинские наши. При этом их сами обманывали остальные заграничные поставщики медикаментов и многие смерти произошли из-за того, что люди пили яды, считая лекарствами по факту всех этих кончин. Да будет почтена память умерших вследствие игры на действующим катаклизме нашествующих) Иду по лесу дальше я и шабаш с жертвой обернулся на меня: во имя истребления страны велят убить меня. И запах бензелей стоит, звонит на мобильники топ-менеджер Газпрома и указание глаголет, повелит. И типо им я ничего не сделаю сама: я сообщаю это колдовством на весь факториал одна. И парадоксом бьёт их всех передо мной: оно самоубийство им являет на обряд, само собой. И от обиды они начинают убивать опять, но тут оно остановило их: за яйца всякие их с трупов и по факту хвать. Стою я перед ними, а они передо мной: что с ними делать? Они словно мнимы… Опьянены от мёртвого Судьбой. Они не смогут больше убивать таких же как они, покинул призрак их убитый… в сожалениях стоят они. Они считали это сделают, и раса умерла и прилетят за ними смелые послушники добра. Хоть я колдунья, мне всё это не смешно: как это страшно в вере получить такое ужаса тряпьё. Оно явило им убийством их же силу разрушать, но хотелось заморачиваться им такое постигать. Давненько вызвана ошибка на Земле: без осознанья разрушения я просто съел в победе всех. Однако там, где разрушение, начало альтруизма: там выполнение само идёт собой и разрушение для постижений просто призма. Они не вынесли господство над собой такой простой естественной средой, так как привычка к паразиту ностальгию им оставила горой. Они на восхваление кармы перешли, считая, что всё это только их и их мечты. Они уверовали в то, что одинаковое с ними невозможно: они особенные лишь и настоящие, а прочее всё молодое бурить можно. И всё похожее на них они так убивали, смещая гнев звезды на них в буяне. И раз я не ничего должна не сделать им, по правилу колдовства так и сделала я им: взяла пустоту вокруг меня и отрицая то, что существую убивала одно и за другим без их сопротивлений я. Держал их мёртвый в онемении, держала их звезда, и на четвёртом отроке их махинации всех остальных убила Сатана. Этот эпичный эпилог, когда змеиный подвиг апокрифа достигает и в Сопутствии Правительства даёт Обратной тяги изолированный островок: рекомендую, как колдунья сжечь их на костре, чтобы Руслана из богатырей виднее стало в будущем и мне. «Господи!» — кричала я в Смятении, — «Айфон сломался в день сегодня Хэллоуина в США, как еретика всеобщего спасения». Обоих Юриев Владимировавичей сегодня МВД нашло, а я их даже и не знала, просто до меня сей час это дошло. Symphony of necrotic it’s really exotic. Их в свою очередь в Америке нагнули от Европы, использовав Исламова с Авдеевым чтоб отмахаться от их по безопасности в работах общей квоты. Я всех не знала даже их, но медленно разобралась о том, кто-кто из них: даже не стала узнавать об остальных и есть пошла искать: я всё же по лесу иду и радуюсь, что не одна из них… там ложе нравственность искоренило, им евангелие оставив, где только лишь один всё постигает фигу противопоставив. Я подошла к реке и попила живой воды: это такая стражба, где друг друга просто обманули все они. Там каждый от убийства стоил от него обман всех остальных и от него молчал по вере лишь в обратку и священников садизм. Что получилось в результате? Гора убитых у кого-то одного на хате. И дальше инвестиционная компания от Газпром рассчитывает на ваше понимание в деле таком. Обосновать такие документы — вопрос очень непростой. Там документ каждый уже давно при целой, хоть и мёртвой, человеческой душой! Манёвр киллера по криминальному неведомому шагу, где сразу виноват товарищ при прощающем его заведомо со шпагой. Я дальше по лесу иду. Осознавая: мимо стации такой уже, я прохожу. Сигналки сделали по ГОСТ… Технологический процесс очень непрост. Я сразу вас предупредила, что собак не ем. Чиста я в колдовстве включительно своих проблем.
По шутке я чётко следую пути своей Судьбы: ищу спутников чужих под небом синим и истоком здесь Невы. И снова небольшие облачка указывают мне в какую даль: я никакой опасности теперь и не боюсь. Не будет денег киллерам и мне их даже немножко жаль. Идёт блондинка бравая среди берёз уже высоких и поющих: не страшно ей в дороге встретить убивающих врачей колючих. И всё бы ничего, но в результате меня в глушь без озерца и ручейка при жажде занесло. После того, что я устроила на шабаше умершим, на встречу мне убийцы только мне сказали: «Ничего не делаем мы сукам грешным». Дошла до ручейка я, попила воды. Пошла я дальше сквозь все тернии лесной листвы. Потом среди берёз ко мне алкаш брёл пьяный: «Давай займёмся сексом! Я мужчина рьяный!» — я офигела и быстрее убежала. Ещё мне секса с ними здесь среди берёзок не хватало. Он не бежит при том за мной: он опьянён прекрасною водой. Живёт своею жизнью наш лесок показывая песней мне миллион мирских дорог. Меня ломает скука, но слегка, так как хотя бы я не удостоилась Судьбы их шашлыка. И нету никого – иду я одна в покое я и размышляю о делах, о них и об убийствах, где всегда их настигает постоянно крах. И снова встало четверо убийц передо мной в надежде, что при беспощадности они легко забьют в послушности на крови донора для прибыли с лихвой. Я объясняю им заведомо программу их крещения как жизни здесь, где они сразу в крике выбирают виду месть. Теперь им нужно всех вообще убить и меня тоже, потом друг друга в окончании, так как таким ублюдками здесь и быть даже не гоже. Я им сказала правду о программах, что это лишь крещение Судьбой при отлучении от мамы. Талантливых людей они через признание программируют гурьбой, чтоб через боль блокировать все действия, чтоб был талант глухой. Потом их в чём-нибудь да обвиняют, чтобы через органические схожести по ткани просто есть, а то они могли бы до факториальностей это донесть. Личная выгода – это неизбежно выгода у другого человека присвоенная, так как сами люди иначе выгодой собранное не признают, так как они для этого при том трудились. Выгода в их понимании неизбежно из ничего, а ничего нет, так как пустотное неизбежно созидает новое сформированное, давая редкие типы тяги. И тут убийцы взвыли во слезах: плевать им стало на меня и выгоды такие, так как неизбежный это крах. Они ушли меня даже и не спросив: мол всё равно у них теперь наступит рецидив. Чтобы присвоить у живого человека как многоклеточной плоти лишая их имени и названия внушениями с прошлого убитого в радиационном истязании это лишение через остатки памяти боли от смерти умершей плоти, они внушают кодированный сигнал смерти живого при том через церебралку многоклеточного в этом месте, а в другой живой плоти смещение его сигнала уже фактическое – от него живого, чтобы факториал перепутал снабжение плоти. Им стало надо это в вечности, и оно заживо уничтожило, им так отказав. Они от страха не умерли, и оно их стало воскрешать заживо, становясь им в мозг физически током, чтобы объяснить отдельность плоти от плоти. Получается просто неизбежно паразитизм, просто незамеченный церебральными связями, чем они и стали – Люциферовым поражением. Всё новое опять забытое старое. После этого они из нейрона убиенного выедали градационные тяги, намагничивая и химизируя свои мозги, имитируя с небесного транса факториалу через темя так убиваемого это раскодированием. Я неизбежно в танце через Землю являю тягу тканей им: их разрывает и калечит всем невидимым. Так дожирав в убийстве чрез мертвеца останки они от яда умерли как перевернувшиеся танки. Они убитого так пожирая всему являли как раба: раз он работал на меня, то значит так и съем я. И вновь танцую я с нодом и ножом, вблизи НИЧТО их убивая за игру со людьми, как со своим скотом. И если бы ещё они хоть делали при созидании за прямо весь факториал их самостоятельно при том из своих масс, но они лишь калечили слегка их всех вселять такой от ужаса экстаз. И горы извращенцев в результате следуют за мной: им так обидно, что их только поцарапали, чтоб издеваться от того всю жизнь толпой. И восполнение разрушения для них вообще мечта. Они решили все сидеть обманывать от жадности об умершем от голода типо слегка. Они сидели около своей берёзы в этом лесе каждый и разрабатывали изощрённо кто обманет меня гаже. Условия убийств их выдавали сразу с потрохами, так как есть сами потроха, и они о том типо не знали. Слетела вся программа, так как я с нодов убивать их начала: они валялись в отпуске их боли с пьяна и была я им до потолка. Несу водичку я для них, показывая сразу им где можно пить и ухожу от них. Свой путь я продолжаю с музыкой листвы: поёт листва о лоне золотой мечты. Поют они о крови и человечьей от потери жизни боли. Поёт Земля нам песнь о людях, об их мечтах и лоне бренных Судеб. И вот главенствующий монстр властью встал передо мной: он долго шёл сюда из Мерседеса, ожидая, что он просто унесёт в багажник труп мой. Ему лишь надо было в вере в присвоение от съеденного мяса качеств плоти немного съесть после убийцы для возрождения ему рабом убитой плоти. А то я возродилась бы и мне: дыши, а он тут бы держал дыхание по имитации меня, как его бессмертной здесь души. А как так получилось? Как они узнали? Они убрали и звезда им: «Как они после убийств не умирали?» «Они бессмертны, так как души от Богов! У них такие чудеса и технологии, не то что наш здесь кров!» — и сам же он наигрывал звезде их всех, сказав, что Бог их воскресил от тех управ. «Я ебанутое, наверное, в их глазах…» — задумался космический объект со старыми звездами в пережитом крахе, но с собою совладав. Потом они придумали отмазывать от звезды такое наказание всем остальным: под имитацией себя Богами за несоблюдение программы «света» смерти им. Убийства за внесение осквернения «светлого» от транса при убийствах. Убийства за соделанное в издевательстве другого мазохистом. Убийства по любому поводу и без него. Убийства за то, что они трансом убивают человека и ничего за то не будет никому. Убийства от несправедливости опять, убийства просто потому что всем на справедливое наклать. Убийства ради заражения недугом недруга-предателя. Убийства просто чтобы кинуть своего работодателя. Убийства от заработной платы, от того, что нет квартиры. Убийства при делёжке в ругани на всех одного общего сортира. И все бессмертные при том… все Солнцу: «они живы и не умирали… это всё глюк дал наркопритон». Задумался Меркурий, как космический объект: «Переименуюсь я, наверное, опять ловить дебильных этих здесь в скачке в «тот свет»». Смеётся Сатана: «Наивные! Сноровка здесь нужна!» — и искушает дальше убивать, так как они трусливы и порой им просто на просто трясучку не унять. Они, постигнув как опасен этот мир, очень боятся и не место этому сатир.
Иду я лесною дальше Тропой, где охота на собак таит страшный смертельный убой. Трава вразнобой вектором ужас сеет, а красота ареала сквозь ветра музой млеет. Ты сволочь, если красоту деревьев в городе твоём не замечал: они стараются, растут, а ты для них пропал. Боятся люди в городах любить не яд, а мягко находить свой вечный Ад. Твою мать почитай им бог сказал в любви и мягко ядом дальше отравляют от воспоминаний их они. Они при том не столь тупые все по факту… Просто Бог им сказав что-то необходимое для дипломатии такую их реакцию в подначке послушания ему и ожидал. Деревья пели мне о людях песнь: берёза рассказала многих Судов весть. Как лотерейка убивать людей в Газпром для инвестиций: шаг вправо, шаг влево, шаг в сторону и без секса тебя сподобят ворону. Страдает в ломке без убийств от наркомании на боли менеджер, не поворачиваясь даже в сторону: он даже и не трогал никого – это спустило отравление от издевательств у него. Скрутил мужчину бензель, как и многих остальных: теперь шизофренией не назвать столь изощрённый фрей. Поют берёзы его болью, его от яда очищая, промывая листья новой кровью. Астрал всем имитируют где-то уже недалеко из кладбищ мертвецов для бальзамирования используя всё это как будущего издевательства смертельный, выставляемый инфекцией от них покров. И сквозь берёзы по дороге передо мной всё плачут мертвецы от ядов в боли Адской, но безвинной в долготе такой. Поют берёзы мне о нападении на раненных толпы. Поют слезами крови о страданье все они. Поют берёзы мне о том, как сердце увядает при смертях. Поют они об ожидании наследства при смерти родителя в бытах. Астрала не существовало, по их мнению, и никогда на самом деле, но это только так они хотели. Астрал – часть космоса, часть бесконечности в НИЧТО. Он в созидании и смерти просто взял участье мёртвого и неизбежно составляет тоже всё. Он был тем человеком, что выдержал от них такую боль, что аж явило измерение в башку их, знаменуя будущую кровь. Они так издевались: убили под напором тока головного мозга. И человеку продолжает больно быть, но он же мёртв… и выворачивали так его под имитацией наркоза. Явило им астрал от удовольствия сего… И наркомания апостолически пошла у всех уже почти просто от насилия в одном лишь месте навсего всего. Я помню это искушения и свято дальше ухожу: пускай хоть все последуют за ними, но я так даже поиздеваться не смогу. Остановилась я блевать, включительно от боли в омерзенье: «Твою мать!». Иду я дальше, отдыхая по пути. Убийцы следуют за мной. Нельзя пока стоять. Я многое в пути узнала нового для меня такой любознательной и принимала узнанное только почитательно. И сквозь деревья об убитых продолжалась светом песнь о новых мирных звёздах, что их устремляют ввысь. Не настоящие миры, где нет нашей Земли, так как нас там ещё и нет, но здесь есть мы. Игрушечное издевательство властолюбивых людоедок, которых проклял сам великий предок, что лицемерными мессиями порабощённых убивают – только к ним пик доверия они в лицо им кислотой стреляют. Иллюзии души они желают поедать: дыхание от убиенного усиливать и дальше в сексе истязать. Иду тропой лесною я и песня крови вновь преследует меня. Есть проблема несоответствия их иллюзий реальному установленному ещё рядом королей и предков физиологическому порядку, когда они искали не по репрессированию, а по факту каннибализма и смертей от имитирования болезней. И этих чудищ стали разводить на забои искалеченными массово при этом, как раньше, не давая им даже возможности нормального отрешения отдышаться от искушённости и искать восполнение своего недуга, так как вообще их цель всех обратить в такие чудища и самих себя. Бреду среди берёз, поющих кровью прямо так: забытым словом хода с истинным значением. Чудовища меня преследуют попутно, умирая каждый за другим, уже заведомо такими доведённые убитым и немым. Берёзы к ним остались холодны: им тяжело их убивать, но, если ничего они не сделают, убьют уже они. Пророчества во лжи с чужими понасоставляли так, словно сразу результат убийств всех они знали. В итоге ждущих миллионы до сих пор: они друг другу ждут проклятье на зазор. Проклятье заражение даёт и умирает друг от друга весь народ. Поёт сквозь мирные деревья мне НИЧТО: «Пространств из их башки здесь теперь нету и даже мне не подобрать лито на это всё». Бегу одна лесной дорогой и мне гробами все берёзы как ладья сопутствуют чертогой. И вновь НИЧТО сквозь космос с бесконечностью помладше плачут за людей: «Прямо ни в духовной, ни в физической реальности таких материй нету… Где они их взяли? Делаем привет…» — и снова моры от спонтанной смерти… Тайна, как и кто… Их не спасло даже из золота волшебное манто… Они свой танец о бессмертии плясали всякому, кто умирал уже от них, но нет победы… Нет бессмертия… Берёзы смех являли как гонца оплот поник… Колдун об этом знает всякий: бессмертные просто не знают местной каки. Их можно казнить говном коровьим: им покажи и им бессмертие окажет очерненье чистой крови. А нам корова просто: «Му» — они немного поумнее их и знают цену дну. На море их пусти так жить во власти, потом бы землю целовали в изнасилованной страсти. Пели берёзы песню грусти, листвой окутывая при костях убитых кустик. Я знала правду о зомбировании этом и на любую правду всегда стоит на трапе какой-нибудь маньяк тоже с ответом.
— Хотел я вас проинформировать о том, что всех нас кинули по городам скотом. Я сам бежал оттуда, и вы тот город обходите – это как сесть на верблюда. Правда в том, что здесь агенты ходят и зомбируют нам кожу: мол оболочки человеческой души у вас краду и отравляют на смерть через обман такой. «Негоже это всё», — сказал он мне. Я за ответом тоже не осталась.
— А что мне? Ну даст это всё иллюзию мне эмоционального окраса! Мне это безразлично, так как убивать людей на это дело участь пидораса. Эмоции же это сожалений мертвеца! Он ещё не сделан для преодоленья их конца! – сказала я во злобе. Он ответил.
— Там есть один. Пошли убьём, а то я не приметил, — он мне сказал, и мы пошли вперёд, так как там ещё один шабашник точно ждёт.
Идём вдвоём дорогой из берёз, а только приближаемся к нему от нас бежит ещё вперёд наркоз. Почти втроём бредём мы дальше к городам. Листвой питаемся и пьём в сопутствии ручьям. Поведали берёзы песню слёз в забаве от самих себя в нирванах грёз: каждый при встрече забывал эмоции свои, так как конец контакта, а они определить то не могли. Дыхание им световое исказили, умершими всем выставляя изгнобили. Они считали так особственили равную им плоть, но естестество не знает это для иного, чем в убийстве на смерть уколоть. И здесь предельно истина проста: это при искушении любви просто пристраивание к трупу для дальнейшего конца.
Идём тропой вдвоём мы бесконечной средь городов во смерти вечной…