Момент современной жизни (Глава 11)

Культпоходы. Как часто в нашей жизни это случается в современности? Только с семьёй и просто почти биологическими союзниками, а даже не друзьями. Уровень конкуренции в составе общества России становится смертельно опасным от нищеты, и я призываю вас держаться. Держаться во что бы то ни стало, не веря при депрессиях, что вы сразу из-за этого сумасшедший, убогий или слабый, как внушает современная психиатрическая медицина и общая предпринимательская пропаганда на фоне массового распространения конкуренции и разрозненности нашего общества. Обман на обмане и пассивные формы убийства сейчас опасны для всех. Если у вас есть деньги – желаю вам чаще собирать группы в кино.
Моё имя Анисия и я обожаю ходить в кино. Обожаю до такой степени, что у меня есть от этого мероприятия эмоциональная зависимость. Зависимости есть у каждого человека, и я не исключение. Я хожу в кино чаще всего одна, так как мои друзья вечно заняты своими делами в мечтах о большой прибыли с собственного дела. После кино я сплю до назначенного часа и утром спешу на работу, умиротворенная новым жизненным опытом с кинофильмов. Фильмы я смотрю в городском кинотеатре или дома по интернету и больше в жизни ничего и никого у меня нет, так как каждый мужчина желал от меня только секс без обязательств. Кинотеатр с кинофильмами был моей единственной отдушиной в этом мире. Мире, где мужчины превратились в рабов богатого населения со связями и женщин опустили просто до сексуальных рабынь. Я решила остаться одна и смотреть эти кинофильмы. Кино, где любовь людей ещё снимают сравнительно нормальными отношениями. Многие семьи стали гнездом насилия, где женщина вынуждена паразитировать на муже, и он её за слабость избивает и все на это молчат, считая их неблагополучными от акта преступления, нарушения нравственности и прочие причины. Со временем я познакомилась с директрисой нашего городского кинотеатра. Звали её Аполлинария Миронова Андреевна. Все свои рабочие дни она насыщала при свободном времени внеплановыми культурными мероприятиями или со мной сидела в зале, чтобы отдохнуть от работы. Мы с ней проводили много личного времени, смотря кинофильмы уже вместе. Она постоянно меняла своих мужчин, как только они начинали пытаться сводить её личность в угнетение. Для нас обоих посещение городского кинотеатра за время нашего общения стало священным мероприятием. Для чего стоит в этом городе кинотеатр? Для повышения культурного уровня всех трудящихся, включая нас. Постепенно мы стали хорошими подругами. Наши рабочие дни и время нашего общения проходили мимолётно. В один из дней в зале кинотеатра мы познакомились с безработной студенткой медицинского университета и стали смотреть фильмы втроём. Самую молодую в нашей компании девушку звали Арсения Комарова Александровна. Мы стали заранее заказывать билеты и договариваться о днях сбора нашей компании по мобильным телефонам. Штатные работники стали иногда отлынивать от работы и с нами смотреть кинофильмы, на что Аполлинария реагировала спокойно, если у них правда было свободное время и основная часть работы сделана. Она никогда своих людей не перегружала. Иногда с нами смотрела кинофильмы местная вахтёрша, а порой сбегали с гардеробной к нам молодые школьницы, которые здесь подрабатывали. У одной из них была забавная фамилия Акриловая. Вахтёрша выполняла свои обязанности в целом хорошо, и никто не смотрел фильмы без билетов, кроме нас. Её вид был неприступным, и она вечно пугала всех полицией. Если приезжали партнёры кинотеатра, то Аполлинария пряталась со мной в зале, а вахтёр сообщала им, что директриса уехала по делам чрезвычайной важности.
В один из дней я купила билет на очередное кино и ждала в зале кинотеатра Апполинарию Андреевну, поглядывая сам фильм, где в этот момент, от усердного труда мужчина высовывал на жаре свой язык, подобно послушной собаке. В фильме он трудился на другой планете, куда его увезли в процессе захвата населения земли враги, закладывая с его группой рабов фундаменты зданий вражеских поселений. Мужчина в главной роли кинофильма был тонок и хрупок, имел плохое зрение, но ни линз, ни очков не носил, а только постоянно жаловался, что ему всё не видно. Тонкий, словно тростинка, мужичок заливал тонну за тонной состава фундамента в вырытую остальными рабами яму будущего огромного здания, а рядом привозили на машинах и складывали тонны чёрной краски для стен и кирпич с материалом для его укладки. Особенное впечатление в фильме создавала решётка его комнаты на окнах, создающая впечатление тюремного его заточения, и пожалуй, неокрашенная металлическая дверь с огромным замком, не позволяющая ему покидать без приказа свою комнату лагеря земных мигрантов. Моему глазу декорации этого фильма пришлись прямо по вкусу, но я никогда бы так даже не придумала. Я умею только немного рисовать и всем давать не слишком полезные советы.
Фильм закончился и уже в коридоре я поймала неуловимую директрису кинотеатра, но долго она со мной и поболтать в этот день не смогла, так как нахлынули сюда солидные посетители с неотложными вопросами сотрудничества. Снова Аполлинария звонит куда-то по их вопросам и нет у неё ни минуты свободной.
Работа моя шла успешно. Оказалось, что со мной работает много интересных взрослых людей, на которых я не обращала в плане личного общения внимание, потому что многих мужчин забирают в армию, а женщины вечно заняты детьми. Общением на работе я только немного отвлекалась от своего оставшегося неизменным одиночества. Одиночество и кино были со мной в этой тьме современности. Это время общей бедности оставляло у меня некое неизгладимое впечатление в облике каждодневного ветра, Солнца, дождя и страха… страха умереть на улице без дома от всего этого. Дрожь пронзала моё тело.
Моими соседями в многоквартирном доме были дед и бабка. Они вечно вели себя странно и вечерами выкрикивали мне через стенку матом свои истории пьянок, снова при этих беседах попивая пиво.
— Ещё расскажи про Митрофановича! – кричит ей дед.
— Вот дед, лучше подквась! – протягивает та мужу пиво.
— Я, говорю, расскажи!
— Хлеб будешь на закуску? Я нарежу, — отвлекала его бабка от сплетен.
— Ты глухая что-ли? – начал кричать на неё дед.
— Ты и сам-то еле дышишь!
— Ай, стала ты глуха!
Я от скуки часто подслушивала их разговоры. На то его жена уже и старуха, чтобы быть глухой.
— Будешь старостью грешить, так неудаче должно быть! Может повеселимся?
— А почему бы и нет? Давай!
Вот что мне приходилось слушать от того, что дома нет телевизора, а по интернету постоянно смотреть фильмы тяжело глазам. Несколько часов спустя семейная пара пенсионеров на весь подъезд начала играть на балалайке. Дед пел и играл в такт мелодию. От скуки весь подъезд молча слушал звуки их квартиры. В перерывах от игры дед пил и закусывал.
Я постучалась к ним в дверь и попросилась послушать балалайку от ностальгии — соседи охотно пригласили меня в своё жилище.
— Ты не играй такую музыку! У соседки внучата! – остерегала деда бабка.
— Давай сама, ба-ушка!
Бабка начала играть и петь. Я слушала с дедулей на диванчике и пила с ними пиво. Позже мы сделали от балалайки перерыв и дед начал рассказывать байки и местных городских убийствах. Потом бабка махнула на него рукой и продолжила игру на балалайке.
— Моя мамушка рогата!
Изменил отец!
Вы всё слышали, ребята!
Отношениям конец!..
— Нету дыма без огня! – смеясь, подхватывал её песни дед.
— Первая красотка человеческого стада!
Мужу рада, но сама – так без наряда!
— Дам пол-царства за коня! – продолжал дед подхватывать её песни.
— Златорогая головка!
И Богата жёнушка!
Мужика не воспитала,
А тот на сторонушке.
— Му-мушка моя коровка! – поцеловал её дед в щёчку.
— Давай, рассказывай байки! – устала играть бабка, передав деду право выступления.
Мне оставалось только им хлопать. Я думала они алкоголики, а они просто люди, поддерживающие на пенсии атмосферу праздника и веселья, чтобы выветрить из своего дома грусть и тоску. Дед снова рассказывал истории городских убийств.
— Жарь на балалайке! – передал дед бабке бразды правления.
Всю ночь подъезд заполоняла плавная её игра, на которую, как не странно, никто от тоскливости не стал и корпеть. Все люди жили домом и работой, изматывались и этот светлый миг радости никто не стал прерывать. Радость всегда бывает там, где люди умеют позволить праздник.
Наступил период голода через месяц. Еды всем недоставало, а моя зарплата на работе стала очень маленькой. Я стала ходить к своим соседям, и они радушно меня даже стали ждать.
— Сегодня у нас не блины, не пироги! Вот бутерброды! – весело угощала меня бабушка, заряжая оптимизмом и меня саму.
Вместе мы пели под балалайку весёлые песни – кто что знает.
На следующий день им пришло письмо от внучки. Она устроилась на высокооплачиваемую работу и приглашала их к ней переехать.
— Как говорится, «во всех просьба на лицо – заведите кроликов». Всем постоянно что-то нужно. Переезжаем, конечно. – одобрил дед.
Через полгода они переехали, оставив мне балалайку. Я собрала немного денег и купила дачу, где выращивала кроликов на забой и разведение, чтобы зарабатывать на крольчатине. Мимо моей дачи часто проезжала девочка на роликах. Я платила кредит за эту дачу, сумев оплатить только часть и жила впроголодь — на этом самом мясе иногда. Аполлинария начала меня подкармливать и рассказывать байки про их кинотеатр. Вместе мы стали проводить время наших встреч, играя на этой балалайке.
Могло случиться много страшных вещей, но ничего не происходило в моей маленькой жизни. Один раз я упала на ногу, но дунула на ранку, плюнула и растёрла, после чего пошла дальше. Я ступила на больную ногу на счёт «три» и не поморщилась даже от боли, так как в эти тяжёлые климатические периоды всё болит в телах даже детей. Раз, два, три!
Я смогла выйти замуж за богатого мужа, которого полюбила и родила двенадцать дочек в процессе его попыток зачать сына. Он искренне посчитал, что двенадцать дочерей – это катастрофа, но на младшей дочке оставил свои попытки и мечты о сыне.
— Ну, ты, Анисия, ну даёшь! – часто говорил мне муж на мою немощь родить ему сына.
Всей семьёй мы поехали в парк и уселись на скамейки – нас было четырнадцать человек. Все мы жила бы счастливо, но мужа обманули по бизнесу, и наша прекрасная жизнь в обществе обернулась ложью.
На остатки денег с его состояния и держала частную ферму. Где разводила породистых куриц, продавая тушки за хорошие деньги. Особый уход от моих сотрудниц получают всегда петухи.
— Я нашёл как мне заработать! – в один из этих дней заявил мне муж.
— «Ай, ладушки – ладо, только врать не надо!» – мелодично я выразила ему моё неверие, вспомнив детскую пьеску известной писательницы.
Муж принялся с ещё маленькими дочками играть в ладушки, а старшие уже подрабатывали, так как из-за нехватки денег устроить их в ВУЗы мы не смогли.
Отчего не поиграть, если больше ни на что нет денег? Можно и поиграть!
— Ой, где были? – спрашивала я вечером старших дочерей.
— У бабушки! – матери моего мужа.
— Что ели? – спросила я.
— Кашку! – выкрикнули девушки.
— Что пили?
— Пиво! – сказали они правду.
Пьяные все они уснули в нашем частном доме, на который денег не оставалось, а купить у нас его никто не мог или просто не хотел.
— Мы останемся бомжами! – кричал мне вечером муж.
— Что ты, Вадим! Забыл, что нас, дети, слушают! – затыкала я его как могла в момент скандала.
— Забыл. А не поесть ли нам кашки? – сменил муж тему.
— Крупы ещё завтра купи на запас, — наказала я ему.
— Хорошо.
— Отчего не поесть? Сейчас приготовлю! – отправилась я готовить.
— А покорми меня с ложечки! – попросил внезапно муж.
— Ты чего? – удивилась я.
— Дай ложку, и себе бери! Ты меня корми, а я тебя! – продолжал он.
— Ох, придумал! Ладно! Что ни придурь, то похвала… — согласилась я подыграть его прихоти.
Кормят с ложечки друг друга, салфеточкой вытирают.
Мы кормили друг друга с ложек кашей на кухне нашего частного дома, а дочки спали, напившись пива или просто придя со школы. После того, как мы поели, я сварила котёл каши на утро дочерям и отправилась спать совершенно измотанная.
Утром младшая дочка внезапно спросила:
— Мам, а когда мы снова будем жить нормально, а не бедно?
— Этот день может наступить даже завтра! – попыталась я настроить ребёнка на оптимизм.
— Давай, ври дальше! – сказала она мне, доев кашу и отправилась в школу, а за ней все остальные.
— Да про что врать-то? – вскрикнула я ей вслед.
— Про удачу! – выкрикнула она мне в ответ.
«Про удачу?» — задумалась я.
— Воровка ты. Это твоя суть. – внезапно начал хамить мне муж несправедливыми упрёками.
— Да, я воровка! А на что бы мы жили? – кричала я на него.
— Где была вчера днём?
— Далёко!
— В городе ты воровала у стариков, по квартирам ходила. Я знаю, чем ты решила подрабатывать. Работай давай дальше на этих аферистов. Хоть на себя бы трудилась.
— Денег с продажи курицы мало! Не хватает этого, понимаешь?
— Кашу дома вари и детей корми, дура! – накричал он на меня и ушёл рубить дрова.
Я разревелась. Пока я ревела он принёс домой питьевой воды с общего насоса. Для мытья у нас были проведены трубы от насоса из речки. В своё время муж позаботился и о системе отопления в доме. Все удобства у нас были.
Я принялась месить тесто до вечера. Секс с мужем в этот день у нас не получился — мы злились друг на друга.
Я не стремилась сменить мужчину, так как другой в разводе с женой вообще не будет ни об отоплении заботиться, ни дров для камина не нарубит, ни плиту не заработает, а тесто моё плевать будет, так как после первого брака они устают и ищут сами уход при своём иждивении.
— Вот дрова, а там я положил древесной щепы. Воду принёс. Дрова пойду разожгу. Как тесто пахнет! Ах! – отчитался мне муж.
Он лёг у камина на диван и плевал в потолок весь вечер – даже с детьми после школы поесть не присел.
(Бьёт ложкой мужа по макушке.)
— Ай, ты что, Анисия?
— Я заигралась, Вадим!
— Лучше бы ты завтра ещё теста замесила!
— А может быть, дров принесёшь ещё?
(Начинает раскладывать из карт пасьянс.)
— Нет, я хочу теста.
— А что из него будешь?
— Лепёшки.
— А может быть, тесто на пирог?
— Нет, на лепёшки.
— В камин дров кинешь? Или дальше на диване будешь лежать?
— Нет, потому что дров мало, то есть нарубить надо ещё…
— Или всё-таки дальше на диване валяться? – подкалывала я мужа.
— Намеси тесто, испечь лепёшки тебе нужно! Есть дрова дома, есть газ, и вода – сделаешь, да?
— Есть вода – вот и хорошо! Ешь вода, и пей вода – сыт не будешь. Нужно деньги на муку.
Мы жили изо дня в день, но деньги и запасы продуктов пополнять становилось всё сложнее. Мы протянули до нового года, но денег не осталось на праздник.
— Новогодний ужин приготовишь?
— Никогда! Из чего печь-то? Вода-то есть, а муки-то нет! Нет муки-то! – возмущалась я.
— Может в коробках в подвале осталось? Или в погребе в мешках? Поищи немножко муки-то! – отказывался он понимать реальные обстоятельства.
— Нет там ничего! Я постоянно — каждый день — проверяю!
— А ты – покричи! Поищи! – издевался он надо мной.
— Вот тебе – каша, вот тебе – щи! Всё что я нашла для новогодней трапезы нам в запасах вчера.
— Щи да каша – пища наша! А-у! Короб! А-у-у! Запас в погребе!
— Ладно, Вадим, не кричи, не всё тебе будет само в руки плыть! Вот сейчас прибегут соседи сюда!
Я ушла от него в спальню, чтобы раскладывать на картах пасьянс. Муж прибежал в спальню.
— Не будешь готовить нас к празднику? Я тогда буду петь для праздничной атмосферы!
— И то! Пой!
Так мы встретили вместе новый год. Ели кашу вместо салатов и муж пел, играя на старой балалайке. Как думаете какую песню он пел?
«- Чижик-пыжик где ты был?
— На базаре водку пил.
Выпил рюмку! Выпил две!
Закружилось в голове!»
— Ничего получше спеть вчера не мог? – спросила я его утром. Когда дети ушли гулять.
— Ну так все же пьют практически.
Я взяла полотенце и начала хлыстать его по попе, а он, смеясь, убегал от меня по дому.
Однако, как мы не отвлекались, обстоятельства сильнее и алчность людей нетерпима. Нам отправили письмо, что нас выселяют за неоплату налогов на собственность. Наш уровень дохода никого не интересовал. Мы делали что могли – писали ходатайства подавали в суд, но вот наши дети в приюте, а мы с ним на улице просим у дороги милостыню от того, что стали без денег никому не нужны. Мой бизнес с продажей курятины тоже был конфискован за неоплату кредита на эту деятельность. Мы в итоге ничего не смогли заработать.
Замерзая на улице зимой без тёплой одежды, мы не стали просить помощи, а ушли вдвоём в лес умирать, чтобы не унижаться. Какой уровень конкуренции на добытые блага среди нас, такая и смерть ожидает по уровню тяжести и боли. Мы не верили в проклятья. Просто никто не мог нам ничем помочь и все слепо следовали своим потребностям.
Когда мои руки на холоде окоченели и всё тело болело, я прошептала мужу, который пытался спасти меня от холода своим пиджачком:
— Спой мне песню.
— А про тебя можно?
— Можно, — прошептала я ему.
Он начал петь обо мне гадости, и я немного взбодрилась:
— Это что? Про меня? Нельзя! Пой про себя!
Муж что-то прокряхтел в последний раз от окоченения и начал медленно отключаться. Я легла на холоде рядом с ним и терпела боль наступающей смерти. Мне вспомнилась песенка моего детства про гусей, и я начала напевать её, умирая рядом с любимым, который подарил мне несколько лет счастья.
«Жили у бабуси
Два весёлых гуся,
Один — серый, другой — белый,
Два весёлых гуся.
Один — серый, другой — белый,
Два весёлых гуся!

Мыли гуси лапки
В луже у канавки,
Один — серый, другой — белый,
Спрятались в канавке.
Один — серый, другой — белый,
Спрятались в канавке!

Вот кричит бабуся:
«Ой, пропали гуси!
Один — серый, другой — белый,
Гуси мои, гуси!
Один — серый, другой — белый,
Гуси мои, гуси!»

Выходили гуси,
Кланялись бабусе,
Один — серый, другой — белый,
Кланялись бабусе.
Один — серый, другой — белый,
Кланялись бабусе!»
Я пела вслух и громко от страха в надежде, что кто-нибудь сюда придёт…
Парень и девушка гуляли по лесу недалеко от города и напевали песни про гусей. Внезапно девушка закричала, увидев синие женские руки, торчащие из снега после ночной метели…
В смерти я увидела их уже не глазами, а в остатках моего сознания всё ещё мелькали строки:
— Жили у бабуси два весёлых гуся!
Один белый. Другой – серый. Два весёлых гуся!
Заблудились гуси, сердится бабуся!
Один белый. Другой – серый. Два весёлых гуся!
Ой, кричит бабуся: «Гуси мои. Гуси!»
Один белый. Другой – серый. Два весёлых гуся!