Фармооккультизм. Финал. (Глава 5)

Раз, за разом прокручивая в голове одинаковые мысли, я проваливался во времени, замечая, как окружения меняется, приближая дом Манопожирателя. Вскоре мы вышли на поселок, а после очередного провала уже подходили к его дому. Мне вспомнилась практика для осознанных сновидений, где нужно смотреть на свои руки и спрашивать: «Я не сплю?».

Происходящее заставило меня сделать нечто подобное. Смотря на свои руки, я поразился одной пугающей детали. Пару лет назад, на заре моей “фармооккультной” жизни, я проводил один обряд, с вскрытием вен. Будучи правшой, резал правой рукой левую. От этого всё левое предплечье было в маленьких шрамах. То, что сейчас заставило меня по-настоящему замереть в ужасе, было то, что левая рука была полностью чиста, а всю правую покрывали шрамы. Наверное, в этот момент я побелел, трудно сказать. Все что у меня получалось делать, моргать, крутить головой и вновь смотреть на руки. Мардерфейс казалось, заметил мой испуганный вид и поинтересовался что случилось.

— Мои руки! Смотри! — я показал ему предплечья. – Помнишь, у меня были шрамы на левой руке, теперь они на правой, ты же видишь это?! — Он молчал и озадаченно смотрел на мои руки. От его молчания становилось еще более не по себе, но затем он стал медленно поднимать свою правую штанину.

— У меня на правом колене был большой шрам, — проговорил он, не смотря вниз. — Если его сейчас там нет… — он поднял штанину, но вниз не смотрел. Взглянув на колено, я увидел, что там нет никакого шрама, и посмотрел на Мардерфейса.

— А подними левую штанину, — сказал я, и в оцепенении смотрел на шрам левой ноги
Мардерфейс медленно опустил голову, и долго разглядывал свою ногу, после чего начал трогать сначала одно колено, затем другое.

— Но как такое может быть…- он растерянно говорил скорее в никуда, нежели мне.

— Нас крупно подставили, мы облажались, — говорил я, пытаясь успокоится.

— Зачем им это? Что это даст? – спросил он.

— Не знаю, но быть может, Манапожиратель ответит на эти вопросы.

— И ты будешь доверять его ответам после всего случившегося? — с сомнением посмотрел на меня Мардерфейс. – Это последний человек, с которым мы сейчас должны иметь дело.

— Если он знает про наши планы, если они всё знают, нам нечего скрывать. Спросим прямо в лоб, на крайний случай за***шим его, – говорил я, стараясь собрать воедино изменившийся навсегда мир.

Пусть мы и не спали сутки, регулярно принимая совершенно разные наркотики, но подобных галлюцинаций не бывает. И то, что это было на Яву, сомнений не оставалось. Остаток пути до дома Манапожирателя мы прошли молча. Каждый обдумывал собственное восприятие сложившегося и возможные попытки решения. Дойдя до улицы, на которой был дом Манапожирателя мы перешли на прогулочный шаг. В поле зрения периодически попадали разные тени, которых представлялись мне стервятниками из потустороннего, что уже знают нашу обреченность, и лишь выжидают, кружа возле нас. Разведав территорию вокруг его дома, и убедившись, что поблизости нет людей, мы перелезли через его забор. На цепи залаяли собаки, было слышно, как они рвутся в нашу сторону. Лай перемешивался с удушливыми хрипами и звоном цепей, послышалось открытие входной двери. Выйдя на крыльцо Манапожиратель осмотрелся по сторонам, увидев нас удивленно замер.

— Мы тебе кричали, но ты не слышал походу, — доброжелательно начал говорить Мардерфейс.

— Та я на кухне хоботился, там телек работает, — сказал Манапожиратель и закурил сигарету.

— Выходи мы нашли покупателя на зеркало, сам с ним поговоришь, твое же, — сказал на ходу придумывая я.
Манапожиратель удивленно приподнял брови и с радостью в глазах спросил.

— А сколько дает?

— Он с тобой и хотел обсудить, поторговаться короче, – подхватил Мардерфейс.

— Ну всё, щя одеваюсь, – туша сигарету бросил он.

Мардерфейс повернулся ко мне и шепотом проговорил.

— Заманим его на квартиру, а до этого не подаем виду.

Я кивнул, и мы стали нарезать круги по двору. За это время винт, уже начал во всю нагребать, и мы прилагали гигантские усилия, чтоб элементарно не начать подметать во дворе. Манапожиратель вышел спустя пять минут, и одет был так, словно идет на день рождения. Поближе глянув на нас, он сразу захотел выпить винта, и практически всю дорогу только про это и говорил. Присмотревшись на него, мне всё хотелось понять, когда он стал подчиняться тем, кто желает нам навредить. Был ли он с ними заодно с самого начала, или в какой-то момент поддался, на номинальные искушения. С виду он совершенно ничем себя не выдавал, но мы уже знали, кому он служит. Все вопросы останутся на потом, а сейчас можно и понаблюдать.
Дойдя, наконец до нашей репетиционной квартиры, мы с Мардерфейсом переглянулись. Манапожиратель в это время говорил с одним травяным барыгой по телефону и шел чуть впереди. Я жестом показал Мардерфейсу удар по голове Манапожирателя, и захват руками, Мардерфейс кивнул. Подойдя к квартире, последние секунды перед открытием двери были сопровождаемы шутками Манапожиратель, он рассказывал что-то, по его мнению, смешное. Как только мы прошли внутрь, и дверь закрылась на замок, я ударил его в затылок. Он сделал два шага вперед и, приседая, выставил руки над головой.

— Б***ь, почему он не падает?! — кричал я, снова ударяя его по голове.

— Бей сильнее! — крикнул Мардерфейс, хватая ноги Манапожирателя.

Я ударил его по голове еще четыре раза, и он вновь не отключался. Лишь отворачивался и закрывал голову руками.

— Я держу его, возьму удлинители, свяжем его, — сопя ворчал Мардерфейс, навалившись на мычащего Манапожирателя.
Стащив, все лежащие на полу удлинители охапкой, и захватив пару гитарных шнуров, я подскочил Мардерфейсу, дал ему спутанную горсть, и мы принялись связывать Манапожирателя.

— Щяс ты нам за всё ответишь сука! — я смотрел на него и торжественно, с ненавистью цедил сквозь зубы каждое слово.

— Ты шо думал, ты не спалишься? — стягивая руки, говорил Мардерфейс.

— Ты нам все расскажешь, как миленький! – сказал я. – Я за сывороткой правды, присмотришь за ним? – спросил я, обратившись к Мардерфейсу, он быстро утвердительно кивнул и продолжил связывать Манапожирателя.

Быстро забежав домой, я взял из холодильника весь винт, и вчерашний пакет с препаратами, что мы нашли дома у Манапожирателя. В моей голове был максимальный пик ярости, перед глазами пролетали белые вспышки, появлялись черные точки, а на зубах ощущался привкус ржавчины. Умывшись холодной водой, я пригладил волосы на голове, и увидел на своей руке кучу выпавших волос. Смыв все с рук, вновь провел ладонью по голове, волосы летели так, словно я только что был у парикмахера. Времени разбираться не было, поэтому собрав всё, побежал обратно. Подойдя к порогу репетиционной квартиры, до меня стали доноситься глухие шумы, похожие на пение. Этот шум, периодически разбавлялся игрой на гитаре. Открыв дверь, я увидел Мардерфейса играющего на гитаре, перед истерично плачущим, связанным Манапожирателем. Его искренний плач меня вывел из себя, и я без раздумий ударил его с ноги в живот. Он скрючился, и стал прерывисто подвывать.

— Х*** ты тут ноешь п***ила! Ты думаешь, мы ничего не знаем?! – в бешенстве прокричал я.

— От…от…отпу… отпусти… отпустите ме… меня… — он запинался от плача и сбитого дыхание.

— Не, не, не… мы еще даже не начали, сейчас ты нам всё расскажешь, — я достал из кармана десять кубов винта, и в новый шприц, следом отлил три куба. — Теперь нет смысла притворяться, ты же сам понимаешь, что спалился.

— Я не…я… я… от… отпусти… я… я ничего не поним…не понимаю… — он также истерично заикался.

Вместо того чтоб слушать его фальшивые речи, мы навалились на него. Мардерфейс разжал ему рот, вставив ручку от отвертки, а я быстро залил три куба винта, после чего зажал ему рот рукой. Он начал сильно кашлять, и через нос полетели сопли. Тело подпрыгивало от толчков внутренних спазмов, а я смотрел на его поверженное существо и ликовал. Понимая, что не успеет пройти час, как он начнет все говорить сам. Когда он перестал кашлять, и наконец все проглотил, я убрал руку. Было видно, как он судорожно думает, что ему делать дальше, как выкрутиться из этого, но вместо того, чтоб продолжать концерт со слезами, он лишь попросил воды. Немного отпоив его, мы всё также вели допрос, пытаясь узнать, как давно “им” известно про нас, сколько их, и каковы их дальнейшие планы. Прошел час, и Манапожиратель заметно оживился, говорил больше нас, труся ногой. От жалкого и плачущего подобия человека, он стал всем своим видом излучать доброжелательность.

— Та ладно пацаны, шо вы гоните? Погнали немного и всё, хорош. Давайте где-то прогуляемся, что тут сидеть. Ну загнались вы немного под винтом, ну с кем не бывает, развяжите меня. Ну вы же сами понимаете, что это шиза. Ну, какие «они»? Какие враги? И тем более я, ты же меня давно знаешь, ну сам подумай, – с добрым тоном говорил он.

От его слов, мы еще больше напрягались, он пытался залезть к нам в голову, давил на жалость, запутывал и больше прежнего притворялся. То, как он убедительно говорил, лишь в очередной раз доказывало, что мы правы на его счет. Всё это время, мы были слепы, спускали очевидное, позволяли себя обманывать, но этому не бывать сегодня. Он вновь и вновь, проговаривал туже речь, окрашивая ее новыми фактами, улыбался. Добавлял к ней разные моменты, учтиво делал добрые комплименты о нашем характере. Поражался глубине абсурда ситуации, подводил черту, озвучивал мораль и начинал всё заново. Мне стал надоедать его треп, бесполезные попытки запутать нас и обмануть. Не дослушав до конца, очередной круг его доброй речи, я выхватил случайный препарат из пакета, что мы насобирали у него дома. Достал ампулу, скрыл её, втянул в шприц, выпрыснул воздух, и под его непрекращающееся бормотание, вколол ему в ногу всё разом. Он еще какое-то время по инерции продолжал говорить, затем перевел взгляд на торчащий из ноги шприц и судорожно начал спрашивать, что я ему вколол. Было видно, как ему стало действительно страшно, вся доброжелательность и славность моментально ушла с его лица. Быстро повторяя «что ты вколол? что написано на упаковке?» он учащенно дышал, и пытался не смотреть на торчащий из ноги шприц.

— Говори! — спокойным, но требовательным тоном сказал я.

— Я не знаю, что говорить!!! Пожалуйста ну хватит, это всё слишком уже, но вы что не понимаете, это реально уже перебор, вы оба е***улись, вы меня убить можете, — учащенно дыша говорил он.

— Говори, или я тебе сейчас тоже что-то вколю, – сказал Мардерфейс, доставая из пакета очередную упаковку.

— Вам пи***ц, если вы меня сейчас не отпустите, я напишу заявление! Я е***, это уже слишком, вы меня можете убить! — говорил Манапожиратель, труся головой.

— Дружок, ты что еще ничего не понял? — спросил я. — Пока ты нам всё не расскажешь, ты никуда отсюда не уйдешь.

На его лице пробежала едва уловимая злость, и на ее место вновь пришли угрозы милицией. Мы понимали, что он пытается взять нас на “понт”, и тут нельзя было мешкать, поэтому Мардерфейс быстро воткнул ему в ногу другой шприц и выдавил его до конца. Манапожиратель, вновь закричал в ужасе. Смотря сначала на один торчащий шприц, затем на другой.

— Мне…мне… мне жарко! Мне жарко слышите! Развяжите меня, мне х***о. Не могу сидеть, меня тошнит, дайте воды! Дайте попить! Пожалуйста, дайте попить, — молил он.

Дав ему воды, мы также продолжали спрашивать, что ему известно. От каждого нового вопроса он морщился, и стенал. Мне казалось, что мы уже близко к тому, чтоб расколоть его, однако он продолжал делать вид что ничего не знает. В ход пошел еще один шприц, следом другой. Вскоре из его ног торчал уже десяток шприцов в разном направлении. Это придавало ему вид антенны, принимающей сигналы из вне. Когда ампул больше не осталось, мы стали закидывать ему в рот найденные таблетки, которые пытался выплевывать. Тогда мы начали угрожать ему, что перемелем их в порошок, и уколем его этим. Он стал бессильно глотать всыпаемые ему в рот таблетки. Выглядел он так, будто мы достали его из очень холодной воды. Губы были фиолетовыми, а кожа что в обычном состоянии была неестественно бледной, стала отдавать синевой. На лице выступил липкий ненормально желтый пот.

— Вот так удача, похоже, сейчас он начнет трансформироваться. Надо взять гитары! — сказал Мардерфейс, и побежал в угол комнаты за ними.

— Ну что будешь говорить или еще хочешь?!- спросил я.

Целый час, я повторял одно и тоже изредка ударяя его по голове. Всё это время он мычал и крутил головой в разные стороны. То, что, еще недавно было потом, подобно слизи стекало по его лицу. После очередного требования говорить, вместо ответа, из Манапожирателя вылетела длинная черная струя блевотины. Звездами в ней блестели частично переваренные кругляшки белых таблеток. Масса была густой и больше похожей на съеденный грунт. После еще один спазм, но уже на колени и остаток на тело. В комнате сильно завоняло грязью.

— Ты что сука, жрал землю!? — увиденное вызвало у меня отвращение, и я не мог больше сдерживать себя. – Отвечай сука!

Он пытался рыгать и дальше, но вместо этого из него лишь выходили утробные звуки. Мардерфейс глянул на него и сказал, что придется ему выпить еще винта. Услышав эти слова, Манапожиратель, стал умоляюще кричать.

— Пожалуйста, не надо! Я всё скажу, только хватит, пожалуйста.

Мы удовлетворенно переглянулись с Мардерфейсом.

— Я всё скажу, — продолжал Манапожиратель. — Да, вы правы, есть то, что происходит с вами, и есть те, кто это делают. Я могу вам всё рассказать, только пододвиньте зеркало напротив меня, так будет проще всё объяснить.

Обхватив зеркало с двух сторон, мы начали двигать его к Манапожирателю.

— Снимите, плед, я вам всё сейчас покажу, – говорил он равнодушным тоном.

Стянув плед с зеркала, я мы стали позади Манапожирателя и принялись смотреть в отражение. «Смотрите» — проговорил он, и поверхность зеркала покрылась тонкой, едва уловимой рябью. То, что произошло далее, невозможно описать. Самое подходящее определение под это, не передаст того, что было, но приложив все усилия, я могу назвать это «явлением». Из отражения произошло некое «явление», это не было галлюцинацией или видением. Блеск пришел на смену отражению, рябь, что только что бегала по поверхности, расползалась по комнате. После вспышки блеска, в пространстве зеркала, появилась глубина. Оттуда исходил шум, и вылетали порывы холодного ветра. Не двигаясь с места, я принялся вглядываться в глубину. Где-то очень далеко виднелся костер. Его огонь был трудно различимой точкой на горизонте, но безошибочно угадывался в увиденном. Подчиняясь, словно слыша мои мысли, даль вместе с огнем стала приближаться, медленно двигаясь внутри зеркала. Огонь был уже совсем близко, от ощутимого жара, я немного поморщился. Вместе с приближением тепла, стало невыносимо ярко, на миг всё озарило ослепительным светом, за которым, слышались голоса. Яркий свет вокруг постепенно выровнялся, и вновь можно было различать происходящее.

Внутри зеркала виднелись два человека, костер и палатка. Вид на это был сверху под углом, как ракурс из кино. Двое оживленно переговаривались, но слова не долетали до меня. Из палатки послышалось мычание, тогда эти двое побежали туда. Они зашли в неё, и она стала дрожать. Из неё начали доноситься неразборчивые крики, а после искаженный детский плач. Как будто рыдал не ребенок, старик, подражающий младенцу. Плач был рваным, хриплым и неестественным, от этого звука становилось нехорошо. После этого один силуэт вылетел из палатки, повалился, спотыкаясь, принялся бежать вглубь деревьев. Палатка продолжала трястись, в ней были слышны звуки борьбы и крики. То, что еще недавно было плачем, стало агрессивным звуком, что больше походило на свиное рычание. Одна из стенок палатки рухнула, и неё вылетел силуэт, держа в руках маленький темный рычащий сгусток тьмы. Вместе с этим, из-под рухнувшей палатки выполз другой силуэт, и не двигаясь, наблюдал за происходящим. Когда рычащее существо уже буквально повалило первого человека, он отбросил его в яму, что стала виднеться в земле. Пока из ямы доносились звуки рытья и рычания, он, не теряя времени, начал быстро закапывать её маленькой лопатой, от земли исходил дым. Картина увиденного оборвалась, и её сменил иной ракурс того же места, только в другое время. Теперь двое уже раскапывали то место, в котором недавно впопыхах что-то закопали. Под конец они достали бутыль с черной массой, и начали уходить. Затем картина еще раз изменилась, и походила на маленькую, тускло освещенную комнату. Два шкафа, кровать, стулья и окна по бокам. Вновь два силуэта, только теперь прямо по центру. Они шли прямиком к зеркалу, и даже приблизившись вплотную, они оставались размытыми, лица разглядеть не получалось. Они будто что-то показывали, водили руками, и только после этого стало заметно, как затирают зеркало. Мажут его густой черной краской из бутыля. Постепенно они замазали всё видимое пространство, финальным штрихом сделав зеркало полностью черным.

Темная поверхность начала вибрировать, и вибрации приходили словами в мое сознание. «Не он ваш враг, а тот, кто зверя вынашивает». За ней последовали другие фразы, из которых становилось понятно, что все здесь обстоит, совершенно иначе. Что никакой «опиумный Бог» здесь не причем, а те, кто действительно в этом замешан лишь умело манипулируют нашим помутненным сознанием. Посылая раз за разом всё более сильные сомнения. Что всё истинное понимание, было обманом, который тянул нас туда, где бы всё закончилось ужасно плохо. Пришедшее «явление» продолжало говорить, показывая истинность случившегося. Информация била энергией в мой разум, пока я пребывал в оцепенении. Еще несколько мгновений я смотрел на непроглядную тьму поверхности, пока не понял, что смотрю на свое отражение. Увиденное было пугающим и невероятным, но больше меня ужаснуло другое. Когда «явление» закончилось, стало видно, что стул, к которому был привязан Манапожиратель пуст. Удлинители и провода лежали на полу, вместе с кучей пустых шприцов.

Как только мы собрались искать Манапожирателя, до меня стало доходить что мы его никогда не найдем, и это остановило меня. Случившееся заставило нас сильно задуматься, и мы принялись долго рассуждать, как всё исправить.

— Выходит, мы попали за зеркало, не в свою реальность, и это многое объясняет, — сказал я.

— Меня смущает другое, если они замазали его с той стороны, как мы попадем обратно? – спросил Мардерфейс.

Действительно, из увиденного становилось понятно, что та сторона закрыта. Осмотрев свои руки, я по-прежнему видел, что шрамы не на той стороне, и значит мы не в своей реальности. В «явлении» фигурировал тот, кто планировал родить зверя. Но кто это был, мы не знали. Единственное что мы уже знали, что нам нужно протрезветь. Вылив оставшийся винт, мы принялись ходить по квартире. Атмосфера состояла из боли и траура. Весь выпитый до этого винт и не планировал отпускать, а нам нужно было проспаться. Мардерфейс предлагал пойти походить, неожиданно он прервался и достал из рта зуб. От удивления он почесал голову и с неё полетели волосы.

— Похоже, у нас мало времени, — сказал он, смотря на свой зуб.

— Мы умираем здесь с каждой секундой, и мы можем не успеть, — проговорил я.

— Пойдем, надо проветриться, — сказал Мардерфейс и мы вышли из квартиры.

На улице был пасмурный день. Небо затягивали темные тучи, настолько густые, что разобрать, где солнце было невозможно. Осматриваясь по сторонам, я всё искал явные признаки того, что это мир зазеркалья чем-то явно отличается от нашего. Надписи на магазинах были написаны обычно, не задом наперед, но на это наблюдение Мардерфейс сказал, что для нас здесь действуют присущие этому миру закону, и мы попросту не видим этого, так как находимся внутри. Для внешнего же наблюдателя эти надписи задом наперед. Знакомые кварталы, также не изменились, лишь отдавали непонятной тоской. Дома хоть и выглядели грязными и старыми, но были всё теми же домами. И если сильно не вглядываться в окружающее, то ничего примечательного не выделялось. Медленным шагом мы шли, смотря по сторонам, всё это время я смотрел куда угодно только не на людей. Как только я присмотрелся на случайного прохожего, стало всё ясно. Люди были тем фактором, что выдавали нереальность этого мира. Один и тот же человек, за миг взгляда на него, дважды менял черты внешности. Смотреть на людей было предельно неприятно, и, опустив взгляд я поинтересовался у Мардерфейса:

— Как думаешь, а мы тут есть?

— Ну, мы есть как отражения, тут скорее проблема в другом, в том, где нас нет, – сказал он и продолжил. — Мы были там, а здесь существовали лишь как отражения, поэтому теперь мы здесь вместо отражений, и как отражения в одном лице. То есть, нас нет в нашей реальности, ведь она проецировала, а не отражала. И как мне кажется, из отражения невозможно проецировать.

— А что произойдет, если мы слишком долгом пробудем без проецирования?

— Кто знает, быть может всё будет как сейчас, а может, исчезнет, как исчезает всё, когда перестает отражаться.

— Да, но оно же исчезает для зеркала, но не для абсолютно всего.

— Ну, это относиться к тому, что происходит там, — Мардерфейс указала рукой в сторону, — а как это работает здесь, я слабо представляю.

— А что будет, если мы здесь умрем? — спросил я, чувствуя подступающий страх от озвученного вопроса.

— Быть может, мы умрем, и на этом всё. А может просто, исчезнем, как исчез Манапожиратель, или проснемся там, — сказал он, и вновь указал рукой в сторону.

Хотелось верить, что нам удастся вернуться, незаметно из наркотрипов всё зашло так далеко, что становилось тошно и страшно. Конечно, мы верили до этого в «фармооккультизм», но оставляли большой зазор для возможности всегда остановиться. Часто мы рисовались друг перед другом, иногда подыгрывали, но не теперь. Сейчас впервые, когда это было по-настоящему, в этом не было ничего вдохновляющего. Романтизация «фармооккультизма» работала только нарративно, но не на практике. Некуда было говорить «стоп». От этого мне стало еще страшнее. Ведь действительно, сейчас всё происходит по-настоящему, и это вообще не приносит удовольствия. Идя все время по прямой, мы не встретили ни единого знакомого, поэтому решили идти в конкретный двор, где обычно собираются компании наших товарищей. Там обойдя все столики, мы не нашли ни единого признака людей. Тогда мы пошли во двор недалеко от моего дома, и стали сидеть на лавочке. Говорить не хватало сил, по ощущениям действие винта ослабевало. Смотря в асфальт, я пребывал во фрустрации. Вдруг Мардерфейс начал резко стучать мне по плечу «Смотри!» — наспех сказал он. В отдалении лениво передвигаясь, шел наш знакомый. Его звали Пузо, он шел без футболки, и на вид был пьян. Свое прозвище он получил за огромный волосатый живот, который появился у него в возрасте двенадцати лет. Сейчас в пятнадцать, оно выглядело как живот беременной женщины. Округлость покрывали волосы, и длинный след вдоль туловища от пролитого пива.

Пузо, покачиваясь шел в нашу сторону. «Это он беремен зверем» — проговорил Мардерфейс. Сомнений не было, это точно был он. Подойдя, он поздоровался с нами, на ощупь его руки были холодными, и липкими. Взгляд был дурной, и постоянно прыгал в разные стороны. «Это точно он» подумал я, понимая, что нужно провести над ним обряд. Он, ничего особо не говоря, постоял с нами, а затем не попрощавшись зашел в подъезд и пошел к себе домой. Мы поняли, что нужно провести над ним обряд, и также осознали, что долгой подготовки не избежать. Это значило, что нам нужно здесь как-то жить, и возможно не один день, но главной проблема была в том, что у нас попросту не было времени — мы распадались. Мардерфейс сказал, что ему нужно сходить за палаткой домой, и мы пошли в сторону его дома. По дороге я сплюнул один зуб, и ощутил, как во рту шатаются другие.

Пройдя весь центр города, мы не встретили больше ни единого знакомого. Иногда нам попадались одинаковые люди, но всё чаще и они обходили нас стороной. Дойдя до дома Мардерфейса, мы зашли в его квартиру. Он быстро взял сложенную палатку, и отметил одну странность. В квартире не было ни одной его фотографии, которые до этого стояли в серванте. Чтоб не потеряться, мы решили жить до проведения обряда в репетиционной квартире. Дойдя туда, мы провалились в сон без сновидений. Когда я проснулся, Мардерфейс взглянув на меня, сказал:

— Заметил, что здесь вообще не хочется ни есть, ни пить?

И впервые я обратил внимание что действительно, вообще не хочу ни есть, ни пить.

— Тоже самое, касается и сна, — продолжал он. — Я вроде и спал, но поймал себя на мысли, что это был вовсе не сон, а как в детской игре, я сам себе говорил «я сплю», а потом спустя время произнес «я просыпаюсь», а в этом промежутке была темнота.

Еще миг назад готовый с этим поспорить, я вдруг осознал, что он максимально точно описал, то, что со мной происходило. Поговорив еще немного, мы принялись планировать подготовку к обряду.

Нужна была вещь, которая связывала Пузо по всем плоскостям в этом мире, и была близка ему. Понаблюдав за ним, мы приняли решение украсть его строительный уровень. Первая ступень ритуала обретала себя в этом предмете. Изначально задумка была выпить водные колбы, в которых плавали пузырьки воздуха, но в последний момент было принято решение, разбавлять этой водой срезанную с зеркала черную густую массу. Горизонт достался мне, вертикаль Мардерфейсу, диагональ мы символически предали огню как нашему единственному союзнику. Эффект от этого был по-своему странный, но тем самым мы замкнули Пузо, по всем плоскостям в этом мире, и с уверенностью проваливались все глубже в недра пустоты, зная, что он никуда не денется.

По-своему мы сделали его невидимым для этого мира, заставив нити его судьбы плавать в колбах с воздухом. Это была лишь малая часть подготовки, которую мы тщательно планировали день от дня, до ритуала вскрытия. За это время у нас выпали все волосы на теле, и практически все зубы. При ходьбе всё моё тело пронизывала боль, и единственное что немного помогало заглушить её, была черная масса, которую мы практически уже всю скурили.

По моей инициативе на время этого длительного ритуала, мы создали свои фальшивые копии, и сразу похоронили их, чтоб замести следы и избежать возможных помех от противостоящих сил. Каждый день, вечером перед уходом домой мы концентрировались на его окне, и в молчании направляли поток внимания и разрушающей энергии, не давая квартире стать безопасной. Всё это были малые, но необходимые меры, не дающие Пузу стать на привычную орбиту, и двигаться к рождению этого проклятого метафизического дитя. Мы стали с ним больше гулять и в течении недели незаметно добавляли по одной таблетке галоперидола в его пиво, пока он отлучался поссать. Потом в ход пошли сибазон и один препарат из дурдома, что валялся в затертом свертке в Мардерфейсовской нычке. Пузо стал заметно заговариваться, и потерял бдительность, мы понимали, что еще совсем немного, и можно будет проводить ритуал, но нам нужно было поспешить, так как времени у нас больше не оставалось.

Для ритуала было всё готово, выбрав одну из наших секретных полян за городом, мы позвали его идти в поход. Он заплетающимся языком согласился, бредя в полусне за нами. То, что еще месяц назад, было реальным миром, просачивалось сквозь мои зеркальные пальцы. Бессчетные попытки, за последнюю неделю подготовки осознать себя реальным, превратились в пародию на мысли. Их я скорее проговаривал для того, чтоб себя чем-то занять, и не думать о разрушающемся теле. Пусть единственным веским аргументом, в пользу моего реального существования и был страх перед исчезновением, вот только он не делал происходящее оправданным. Сколько раз я представлял себе путь к последнему рубежу. Рисовал невероятные пространства, в которых происходила истинная реальность, что находиться за гранью представления смертных. С годами психонавтических опытов, потустороннее обрастало всё более глубинными подробностями. Я представлял себе какие угодно возможности перехода, но только не застрявши в зазеркалье. Подобное понимание, наводило на мысли о некой вечной иронии, где пусть ты и устремлен в вечность, разбираться с тобой приходит самая непредвиденная материальная обыденность.

За минувшую неделю подготовки к обряду, наши тела окончательно посыпались. Ни зубов, ни волос, лишь белая восковая кожа. Тоже самое, касалось и веса. Мардерфейс на вид весил килограмм сорок, вместо своих привычных семидесяти пяти, также как и я. Тело умирало, и могло окончательно отказать в любой момент. Дорога до места обряда была, пугающе тихой. «Люди закончились» — думал я. «Осталось еще немного и всё закончится» — говорил я Мардерфейсу, стараясь подбодрить его.

Дойдя до нашей поляны, мы стали подготавливать место для лагеря. Мардерфейс принялся вбивать колья, и соединять трубки для крыши палатки, а я начал собирать дрова. Затем вырыл складной лопаткой требуемую для обряда небольшую могилу. Пузо тем временем, полоумно катался по траве, изредка чавкая. Ему дали съесть остаток черной массы, и немного аптечных барбитуратов. Палатка уже крепко стояла на земле, и это значило, что можно начинать обряд. Первым и самым важным был огонь. Его следовало зажечь, и поддерживать на протяжении всего обряда, даже если это займет не один день. Теперь в ход шли украденные белые полотенца, что вешают на ручках подъездов в домах, когда кто-то из жильцов умирает. За время пребывания в зазеркалье нам удалось найти таких только два, так что одним мы связали Пузу ноги, а другим руки. Предварительно внутри палатки Мардерфейс вбил два кола, к которым мы его привязали. Растянув в длину его тело, так словно он был подвешен за руки. После этого, остатком черной зеркальной массы, мы намазали ему закрытые веки, чтоб он не мог зреть. Чтоб его тело отвергло плод зверя, мы украли ленточки со свежих могил и пару старых металлических кладбищенских эмблем. Нарезали маленькими кусочками ленточки, и стали подпаливать на одной из кладбищенских эмблем. В другую мы наливали воду, перемешанную с могильной землей.

Запалив траурные ленты, я стал вдувать дым в Пузо, а Мардерфейс отпаивать его в промежутках. Поначалу он мычал и пробовал сопротивляться, но после второго круга, лишь бессознательно стонал. Обугленным куском найденного на кладбищенской свалке временного креста, мы по очереди прижигали его живот, проклиная то, что вынашивал он. Живот стал пульсировать, в палатке воняло палеными волосами. Обряд начинал действовать, и как в доказательство этого Пузо начал выть, пытаясь вырваться. Мерзкий плод давал силы ему, и животная жажда спасения его дитя начинала брать вверх. Еще совсем недавно светило солнце, как моментально спустилась темнота, и сильный холод, несвойственный июльу. Подул сильный ветер, палатку закачало. Огонь за палаткой держался из последних сил, придавленный к самой земле. Добросив в него остатки палок, я вернулся в палатку и отскочил от испуга в сторону. Пузо, стискивал зубы от боли, а его живот разверзался в стороны, оголяя мерзкие блестящие и пульсирующие розовые внутренности. В самой глубине чернело бесформенное пятно. Мардерфейс надел сварочные перчатки и принялся аккуратно извлекать “плод зверя” из Пуза.

— Отвяжи его, — сказал он, когда его руки погрузились в недра туловища, и стали вытягивать черный сгусток.

Я быстро срезал полотенца, которыми мы связали Пузо. Как только Мардерфейс вытащил темное нечто, Пузо моментально подскочил, и вылетел из палатки. Послышался шум, а затем звуки ломающихся веток, стало понятно, что он убегает.

— Пусть бежит, — шикнул Мардерфейс. — Сейчас главное аккуратно, без резких движений отнести его в ямку, — тихим тоном говорил он, как на последнем слове, темное дитя принялось сильно дрыгаться и вылетело из его рук. Исчезнув на секунду, оно появилось за спиной Мардерфейса и попыталось вцепиться ему в шею. Он отскочил и сбил меня с ног, палатка рухнула сверху. Падая, я ударился затылком об что-то твердое позади. Перед глазами была темнота, нашарив руками нож, я разрезал палатку и вылез на поверхность.

Вижу силуэт. Кажется, что это знакомый образ, может даже человек. Он движется плавно, но слишком быстро, это одновременно вяжется в единую картину, но почему-то противится во мне. Это Мардерфейс. Он борется с темным маленьким силуэтом, слышен рык, звериный и пугающий. Хочется помочь ему, но силы покидают меня. Последнее что я вижу, это как он бросает темное дитя в маленькую могилу и принимается зарывать ее, после этого мои глаза охватывает тьма.

За окном стоит белый день, ослепительный свет не дает рассмотреть окружающий вид. Только очертания. Я начинаю понимать, что это сновидческая квартира, но себя не помню абсолютно. Знакомые виды — шаги ведут сначала в один конец зала, затем в другой. После чего, направляются к закрытой двери возле окна. Мне становиться страшно, я понимаю, что сейчас случится что-то ужасное. Дверь медленно открывается, и становиться виден кусок самой обычной спальни. На миг мне кажется, что мои опасения были ошибочными, но шаги движутся вглубь спальни. Я в ужасе замираю, и вижу на полу могилу. Шаги вплотную приближаются к ней, и принимаются рыть её руками. Рытье занимает много времени, слышно сопение и видно, как в землю падают капли пота со лба. Руки, погруженные по локоть в землю, что-то нащупывают, начинают тянуть и вытаскивают труп обугленного черного младенца. Присмотревшись, я вижу свиной пятак, маленькие шишки пробивающихся рогов на лбу, и длинные неестественно изогнутые ручки. Охватив младенца за торчащие из спины уродливые маленькие крылья, шаги направляются вглубь квартиры. Двигаются в сторону ванной, открывают дверь, и попадают в комнату, похожую на маленький цех по забою. Только вместо туш, на крюках висят разной степени уродства мертвые существа. Каждое напоминает вытащенного из земли мутанта. Мне начинает казаться, что я где-то видел это черное уродливое существо, но где именно никак не получается вспомнить. На мгновенье от страха у меня внутри всё замирает, я вновь вижу жуткого человека из сна, он смотрит на меня своими демоническими, безумными глазами. Смотрит, но как-то странно, и только переведя взгляд в сторону, я вижу, что его голова возвышается поверх отрубленных конечностей, в ванной полной крови. Еще чуть более задержав на нем взгляд, мне становится отчетливо видны маленькие телесного цвета рога, и большие нижние клыки. Его челюсть уродливо выпирает вперед. На лежащих отрубленных руках длинные острые когти, а ноги заканчиваются копытами. Становиться понятно, что здесь мертвая нечисть, я поднимаю взгляд на зеркало. В нем одетый в подобие противогаза человек, в защитном странном костюме. Он поворачивает голову в сторону, и мне становиться видна другая часть комнаты, где в углу на огне бурлят огромные кастрюли, а стол вдоль стены завален конечностями еще более уродливых и неправильных существ. Он бросает в одну из огромных кастрюль существо, что только что выкопал из могилы в комнате, и начинает осторожно размешивать черное варево. Его рука тянется к одной из колб, с прозрачной жидкостью. Затем к белому порошку. Всё это порциями засыпается в кастрюлю. На поверхность поднимаются большие глянцевые пузыри. Вновь он начинает размешивать содержимое, теперь его плошка не встречает сопротивление, он несколько раз поднимает со дна однородную массу и выключает огонь на плите. В руках появляется трехлитровый бутыль, который он уверенными движениями заполняется черной густой массой. Наполнив его, он вновь принимается идти, возвращается в комнату возле окна, становиться на четвереньки возле разрытой могилы, аккуратно погружает бутыль в землю, и закапывает. Еще миг я вижу землю, и комната начинает исчезать.

Открыв глаза, я увидел стоящего над могилой Мардерфейса.

— Ну и что теперь? — спросил он.

— Кажется я знаю, — сказал я, и подскочил к могиле.

Мардерфейс отошел в сторону. Разгребая руками свежую землю, я стал чувствовать тепло, руки приближались к теплу, пока не уперлись в горячий бутыль. Положив его в рюкзак, мы стали быстро возвращаться назад. Мы шли, зная, что нам нужно сделать. Дойдя до квартиры, мы забрали зеркало, и принялись из последних сил тащить его к дому Манапожирателя. Зеркало было настолько тяжелым, словно на меня давил весь вес отраженного в нем бытия. «Еще немного, еще чуть-чуть» — проговаривал я слух. Мы шли и падали, вставали и вновь несли его на своих спинах. К середине пути, кожа на спине стала облазить, а плечи покрылись радиоактивными волдырями. Телу нечем было рыгать, и оно лишь спазматически сжималось. Под ногами виднелись тропинки посёлка, следуя ей мы пришли к дому Манапожирателя. Калитка была открытой. Никого включая собак, дома не было. Мы прошли и принялись протискивать в квартиру зеркало. Заведя одну часть, я вновь слышал смех старухи, но в этот раз удержал зеркало. Из последних сил мы затащили его в подвал, и протиснули сквозь стеллажи, под конец просто рухнув рядом.

— Вставай, — сказал Мардерфейс. — Нельзя останавливаться, нам нужно успеть, — он достал бутыль с черной массой, и открыл крышку.

Не понимая, что происходит, еле держась на ногах, я запустил руку в банку и вместе с ним принялся замазывать зеркало. Мироздание дрожало, был слышен гул и сильный ветер сверху дома, надвигался ураган. Поверхность зеркала была полностью закрашена, и дом стал, как при землетрясении дрожать.

— Что теперь?! — прокричал сквозь сильный шум Мардерфейс.

Я обернулся на его слова, и увидел позади него полоску света под углом. Мне помнилось что там когда-то просто стояла дверь, облокоченная о стену, теперь она выглядела приоткрытой, будто скрывает источник света, что пробивался в открытую щель. «Туда!» — прокричал я, и потянув за руку Мардерфейса, шагнул в ослепительный свет.

Еще какое-то время я также видел ослепительный свет, а затем открыл глаза. Оглянувшись вокруг, я увидел светлый день. Всё случившееся за последнее время пронеслось перед моими глазами, и я ужаснулся, затем быстро осмотрел свои руки, шрамы были на своих настоящих местах. Потом проверил зубы во рту, и одновременно схватился за волосы на голове. В это время мимо прошел Мардерфейс. «Ты жив! Ты цел! И волосы на месте! У нас получилось!» — кричал я от радости, и не мог поверить в то, что всё миновало. Он недоуменно смотрел на меня, принялся устанавливать чайник на костре. Я начал рассказывать ему все, что случилось за последнее время, на что он лишь удивленно пожимал плечами. Становилось понятно, что всё происходящее было лишь со мной. Еще немного рассказывая ему про все события, я стал вспоминать, как мы здесь оказались на самом деле. Здесь мы были уже действительно неделю, поначалу с нами были Манапожиратель и Пузо. Это был наш очередной летний поход. Всю неделю мы страшно “торчали”, и под ее конец, Манапожиратель обиделся, из-за какого-то банального наркотического загона, забрал свои вещи и ушел, попросив нас больше ему не звонить. Оставшись втроем, мы решили отпраздновать на славу последние дни. Позавчера мы закинулись грибами, смешав их с барбитуратами, сваренным из травы “молоком” и забытым Манапожирателем раритетным тареном. Пузо, славившийся своей жадностью, неприкрыто старался урвать больше всех “колес” и “молока”. Он периодически втихаря пил молоко, и ему “оторвало голову”.

Мардерфейс рассказал мне, как Пузо облил вчера свою футболку маслом, и пытался подпалить ее, от чего Мардерфейсу пришлось забрать ее и закопать. После этого Пузо убежал в сторону посадок, и с тех пор не появлялся. А я пролежал почти два дня. В моей голове всё смешалось, и собраться с мыслями не выходило. Еще час назад такой реальный трип с зеркалом, родами темного дитя и смертью, стал набором картинок. Я пытался вспомнить больше деталей, но все они, как засвеченный сон, исчезали в своей незначительности. Захотелось протрезветь, а после такого и вовсе завязать. Мардерфейс предложил еще вечер просто отдохнуть, посидеть у костра, а уже завтра возвращаться в город. Вечером, я еще пару раз пытался рассказать ему о моем бэд-трипе, я говорил, и ловил себя на мысли, что это не более чем сон. Да, и Мардерфейсу это было не особо интересно слушать, ведь он не был реальным участником происходящего. Так, смотря в костер, я, сидя и уснул.

Проснувшись, я увидел уже складывающего палатку Мардерфейса. Собрав свои вещи, я помог ему со снаряжением, и мы пошли обратно в город. Дома, знакомые со двора ошарашили меня историей про Пузо. Оказывается, он не сказал родителям, что идет в поход, и его объявили пропавшим. Всю неделю, что мы тут были его искала милиция, а под конец, он, когда его отпилило, вышел в одних трусах из посадок, и бродил по поселку, пока на него не обратили внимание. Кто-то вызвал милицию, его задержали, потом сверили с ориентировкой о пропаже, и вернули домой. Но, даже спустя столько дней он не пришел в себя. Его необратимо отпилило, он лишь мычит и смотрит в пол. Спустя неделю после возвращения с похода, я проходил через его двор, и он гулял под ручку со своей мамой. Выглядело он пугающе, летом в июльскую жару был одет в шапку и теплый свитер, постоянно что-то мычал. Я не знал, придет он когда-то в себя или нет, поздоровался с его мамой, посмотрел на него, и пошел дальше. Он всегда отличался своей алчность, любил «общаться за деньги», быть на содержании. К нам он попал с той же целью, и теперь получил то, что искал. Быть может, ему тоже что-то снилась как мне. Быть может, они сейчас в этом сне, бродит и набивает свое огромное брюхо. А может, там он, наконец счастлив, и всё чего он хочет, мигом сбывается. Я еще раз обернулся и посмотрел на их медленно идущую пару, его голова качалась, словно он соглашался со всеми моими мыслями. «Ну, будь счастлив» — подумал я, развернулся и пошел дальше.

Дни шли размеренно, мы собирались с Мардерфейсом, в нашей репетиционной квартире, писали песни, репетировали, но больше просто бездельничали. Летние каникулы подходили к концу, и предстояли последние классы школы. К веществам мы больше не прикасались. «Фармооккультизм» — после пережитого бэд-трипа, для мне поменял свое значение, и с ним я решил покончить навсегда.

Идя в последние дни лета, с рынка мы остановились возле огромной криво написанной красной надписи на стене «Спящий борется за свою судьбу, а пробудившихся нет». Я посмотрел на неё, и на миг задумался, Мардерфейс тоже задумался и сказал:

— Я смотрю на эту надпись, и думаю, что я её уже где-то точно видел. Вот понимаю это и думаю, что мне вроде, как надо поднапрячься вспомнить, но мне как-то так п***й.

— Мне тоже, — сказал я, и мы пошли дальше.

Лето подошло к концу, и в воздухе чувствовалась приятная прохлада. Мы шли и смотрели по сторонам, обсуждали знакомых подруг, планировали сводить их кафе. Предстоял последний учебный год школы, а потом институт. Я смотрел в далекие пространства жизни, и отчетливо видел себя там. Безграничные возможности, и только хорошее в будущем. В небе проплыли два маленьких облачка, неприметные, что обычно бесследно исчезают. Такие, которые все не сочтут нужными запоминать. Я посмотрел на них, и решил их помнить всегда.

05.08.2020