В Уфе без денег на автомобиль (Глава 17)

Жизнь. Что такое наша жизнь? На данном этапе лично своей жизни я верю больше биологам и движениям психиатров-дарвинистов, что каждый человек прежде всего разумный организм и только потом личность. Личность от того и называют личностью, что это во всех случаях наигранный обман со стороны человека. Настоящим любой становится, когда ест, отдыхает, работает, но не тогда, когда он с кем-то разговаривает. Любая ложь содержит при этом в себе кусочек правды, но правды искажённой. Правда отличается от лжи только тем, что ложь в отсутствии правды невозможна. Например, самая первая ложь аферистов – это заработок денег на рассказе потребителям о чужом бизнесе, что породило два последующих течения – рекламный бизнес и обман людей при сделке от чужого имени, что в последствии произросло во множество вариантов обмана. Однако это остаётся обманом. Почему обман, скажут участники этих сфер? Потому что любой человек при постижении правды ждёт выгодное для себя знание или сделку. Люди обычно идеализируют саму правду. Ни у кого на самом деле нет прочной опоры его мировоззрения, так как всё это лишь правда, память, опыт. Основа основ жизни любого из людей – это его здоровье, так как что бы ты уже в болезни не узнал, ты не сможешь изменить вокруг ничего, но тебя самого знание правды неизбежно спасёт на какое-то время. На время, которое даёт тебе сама твоя болезнь. Так что же такое наша жизнь? Жизнь – это все мы. Мы ползаем по Земле, кушаем здесь и участвуем в вещественных обменах, дышим и поэтому мы жизнь. На момент прочтения этой истории отбросьте все предрассудки, что у вас на что-то нет права – эти ограничения у вас остались в итоге вашей конкуренции с другими людьми и, если того, кто вынудил вас к поражению рядом больше нет, то нет более и его к вам ограничений. Однако на уровне конкуренции никто из людей не имеет права на убийство, так как наш вид искушаем этим чувством. Где есть жизнь, там есть и главная причина всех психологических болезней – страх смерти, ужас тяжёлой смерти. Именно по этой причине у многих людей большие депрессии. По городам от нищеты всеми забытые люди умирают без квартир по закоулкам, брошенные и обществом, и государством, среди которых бывают и инвалиды. Есть в современности у людей страдания и от более ужасной участи, и никто не знает их боль. Умирать забытым ужасно, если ты не успел развить свою самостоятельность. В принципе этот страх типичный для Уфы, так как условия достижения здесь собственного заработка очень сильно политически затруднены, в частности от того, что у большинства доход очень маленький и люди просто выживают, а не живут.
Я часто ходил к своей подруге, чтобы заняться с ней сексом. Дни мои шли обыденно и мимолётно, по чёткому графику: утро – работа – встреча с ней вечером – дом. Квартиру я снимал. В один из вечером я вместо своей квартиры поехал навестить свою семью, брата и сестру на нашей квартире.
— Почему ты так поздно приехал? Мы уже ужинаем!
В голосе моего отца мелькало раздражение от нарастающего у него всю его жизнь психоза, который от всех нас отчаянно прятал. В его сердце давно становилось заметным отчаяние разъярённого хищника, которому откусили лапу, хоть у него руки и были на месте.
Я сказал, что у меня было очень много работы. Я сказал, что хотел прогуляться через Северное кладбище к стадиону «Нефтяник», но по какой-то причине заплутал и не смог к нему выйти, оказавшись возле торгового центра «Башкирия».
— Транспорта не было и мне пришлось идти пешком до «Уфимского ожерелья».
— Мог бы попутку поймать.
Моя старшая сестра часто путешествовала пешком по деревням Уфимского района и обратно часто добиралась автостопом, чего отец яро не одобрял никому из нас и ей включительно.
Мой средний брат посмотрел на меня с презрением и, фыркнув, прошипел мне:
— Между Северным кладбищем и торговым центрам «Башкирия» почти треть города – так заблудиться можно лишь при слабоумии или шизофрении.
Моя старшая сестра молчала, бросая в мою сторону пристальный взгляд.
— Я завтра иду на конференцию.
— Что за конференция?
— Коучинг. Я буду объяснять людям как делать деньги в этом городе.
— Тогда на конференции слабину не давай. Отличай правду от пустых обещаний…
Брат хотел что-то ещё с ней обсудить, но мать перебила его, обращаясь ко мне:
— Тебе завтра же нужно к врачу – только попробуй не пойти.
— Он себя чувствует нормально, раз добрался с Северного кладбища до торгового центра «Башкирия» пешком. Просто мозгов у него нет.
В раннем детстве я с братом постоянно то вступал словесные перепалки, то затеивал драку. Мы с ним постоянно не могли что-то поделить. Будучи на три года меня старше, он превосходил меня во многом: внешность, рост, харизма, способности. Однако, когда мама была дома, мы с ним становились тише воды и ниже травы. И вот однажды матери дома не было, и мы то и дело начали беситься. В одной из комнат был не до конца снят дверной замок и оттуда торчал стальной штырь. Я притих, притворившись, что меня дома нет. Я решил напугать брата, когда он подошёл к приоткрытой двери со снятым замком – в тот момент его рука была на уровне штыря. Я резко вылез, и он от испуга проткнул штырём свою ладонь. Потекла кровь и его лицо отражало дикий испуг. Я промыл его рану и обмотал руку бинтом из аптечки. Больше я никогда с ним не дрался. Со временем я потерял к нему интерес и его выпады в мою сторону стали для меня элементарной вещью – я уклонялся от них, и брат бил лишь воздух, создавая лишний ветерок. Ему отныне осталось только ко мне придираться.
— Что ты скажешь?
Мать повернулась к отцу. Он закончил есть, положив вилку и нож рядом с тарелкой, а после скрестил пальцы рук на груди. Он играючи владел жестами и часто общался простым языком столовых приборов за едой, не говоря при том ни единого слова. Молчал он и сейчас, задумчиво бросая перед собой взгляд. Это случалось всякий раз, когда мать задавала ему вопросы о нас или о хозяйстве дома. Это была ещё мягкая его реакция. Мне было любопытно узнать ход его мыслей в эти моменты. Когда он думал о работе, его взгляд был точно таким же – не отличить. Отец молчал и судорожно думал над её вопросом. Работал мой отец начальником инкассационной службы при нескольких банках в Уфе. Его мысли явно путались с моментами его работы – это было видно по его напряжению. Формировать объёмы и маршруты вывоза денег в специализированные пункты сбора и хранения, думать о безопасности сотрудников.
В сравнении с ним я всегда ощущал своё иждивение, словно бы я домашнее животное на его шее, бесполезный скот. Конечно, домашние животные тоже имеют свою долю полезности. Например, собаки могут охранять имущество, а кошки часто служат психологической отдушиной своим хозяевам. Одно остаётся неизменным – у кого-то есть достаточно жизненных сил на обеспечение условий животному, а также на уход за ним, а другой всё забросит и животное останется в страданиях, тоскуя по свободе. Бывает дело любишь, но физически оно тебе уже в тягость. Жизнь всё равно идёт своими путями. Я очень хотел, чтобы я и вся наша семья имели в его жизни особенное значение. Порой мне хотелось, чтобы брат и сестра изменили ко мне своё отношение и сами изменились в качестве своего высокомерия. В этот вечер я осознал, что они остаются мне самыми близкими людьми и беспокоятся за меня. Старшей сестре было тяжелее всех нас. Нелегко, наверное, постоянно нести за кого-то ответственность как дома, так и в обществе. Я считал её дерзость естественным явлением именно по этой причине. Наш с ней средний брат. Мы с ним всё детство провели вместе и спали в одной детской. От тесноты он мучился всегда сильнее меня и ненавидел со мной чем-то делиться. Когда я уехал жить один, он не скрывал своей огромной радости от всех нас. Как теперь ему было ко мне не придраться? Снова об отце. Я, при своём эгоизме, не понимаю, почему при этом мы, его дети, должны занимать в его жизни особенное место? Мы уже повзрослели и недалёк день, когда у всех нас будет своё жильё.
У меня тогда возникло такое чувство, словно я последний раз сижу с моей семьёй под плоской люстрой на кухне, будто последний раз я вижу эти тарелки времён советского союза без единого на них узора, будто разговариваю я сейчас с ними просто в последний раз. В своей душе я просто с ними прощался в этот миг умиротворения. Я ещё не ушёл отсюда, но уже я здесь стал чужим. Я тосковал по ним у себя дома, а здесь я тосковал по своей женщине.
Отец посмотрел на меня строго, замечая мою растерянность.
— Значит, завтра ты идёшь на похороны своего учителя, да?
— Да.
Вышло, что он заметил, что все мои слова были обращены преимущественно к нему, минуя мать и сестру, минуя брата, и что я твёрдо заявил о том, что завтра собираюсь только на похороны, не изъявив и дольки сомнений.
Он добродушно кивнул мне.
— Что же, ступай. Если плохо себя почувствуешь, то лучше отлежись дома. Я не сомневаюсь, что он для тебя герой, научивший тебя рисованию и дизайну, давший тебе хлеб. Однако ты не обязан ему своей жизнью.
Я был рад его одобрению. Однако меня не покидало чувство, что этот момент окажется нашим прощанием в недалёком будущем.
На следующий день состоялись похороны моего учителя рисования и дизайна. Был вторник. Я понимал, что должен присутствовать обязательно, но к моему удивлению, кроме меня были только его жена и дочка. Никакой торжественности или скорби не ощущалось, словно это обычное дело. Варфоломей Васильевич не был мне близким родственником, но от такого настроения на его похоронах мне стало не по себе.
— Хорошо, что ты пришёл, — сказала мне его жена Афанасия Семёновна.
— Примите мои соболезнования.
— Я так понимаю вы никогда не были на похоронах…
— Страшно, тяжело, потому как мероприятие очень печальное.
— Да. Много горя, мало утешения.
— Скоро его будем провожать?
— Ещё десять минут. Знаете, как себя вести? А то вы совсем молодой.
— Вы чего-то опасаетесь? – спросил я.
— Да.
— Чего же?
Она промолчала мне в ответ и началась церемония прощания. Священник зачитал прощание и все мы прошли проститься с покойным. Первой подошла его жена и поцеловала мужа в лоб – там лежала специальная тряпочка, чтобы мы в забальзамированный труп не занесли инфекцию. За ней подошла дочка и поцеловала отца в руку, меры предосторожности. Я подошёл последним и посмотрел на него – меня что-то тревожило. Я всегда знал его, как очень доброго преподавателя, любил, как учителя. Правда ли у него были проблемы с сердцем? Я поклонился рядом с его могилой и только собирался отойти, как в глазах потемнело, и я думал, что упаду, но… Сзади меня все что-то увидели и закричали. Я посмотрел на труп – он лежал спокойно и мирно. Я оглянулся и увидел женщину с изрезанным лицом, окутанную чёрной тенью, которая смотрела на меня трупными выцветшими глазами.
— Так мне ока не кажется? Ах-ах-ах… — кричала Афанасия Семёновна, задыхаясь, — помогите! Помогите!
Священник побежал к дверям, пытаясь открыть выход на улицу, но они намертво оказались заперты.
Дочка и мать обняли друг друга рядом с телом отца. Я стоял прямо перед ней. Мне не было страшно.
— Что тебе здесь надо? – спросил я её наглым тоном.
— Я завидую, — ответила девушка голосом, похожим на скрип лезвия по стеклу.
Внезапно она исчезла. Я обернулся и увидел бледного священника. Молящегося Христу на коленях и в истерике ревущих дочку и жену Варфоломея Васильевича. Я ещё раз обернулся на место, где стоял призрак – там лежала кукла с чёрными волосами без глаз и лица. «Это намеренно подбросили?» — подумалось мне. Я подобрал куклу.
— Выбрось! Это от Сатаны! От чёрта!
— Я пойду сожгу где-то подальше отсюда, — успокоил я Афанасию Семёновну.
— Хорошо, — заревела она опять, — спасибо тебе.
Я соврал ей, уходя, так как с этой куклой прямиком отправился домой. Меня ничего в этом призраке не испугало. Даже наоборот. Я почувствовал, что она была рада меня увидеть…
Эту куклу я стал носить в кармане на удачу в стиле 666 или 777. В следующие дни я работал, а моя женщина работала вообще в первую смену. Мне было удобнее рисовать днём и до вечера, поэтому я составлял соответствующий график и всегда высыпался. Я работал дизайнером в режиме фриланса и заказов у меня было много. В двенадцать ночи моя девушка только возвращалась обычно домой после кучи дел и застать её я не мог, да и она уже была без сил. Однако я по ней очень сильно скучал. По выходным я делал перерыв от всех дел и ждал её на лестничной площадке перед её дверью. От её квартиры мы вместе шли в сауну, а после у неё дома на кровати занимались сексом. Ближе к трём часам ночи я поспешно одевался и бежал домой, так как нужно было поспать перед работой. В час дня я завтракал и в два начинал работать. По воскресеньям я бывало спал до двух часов дня.
В этот день с собирался мыться, после сна. Хотел набрать ванну, но вдруг услышал, что из крана уже течёт вода. Посмотрел на куклу – она исчезла. Я понял сразу, что это та девушка-призрак. Мне стало любопытно, и я прошёл в ванну – она педантично мылась, отмывая кропотно кожу от неприятного запаха и гнили. Это странно, но мне не был неприятен её запах. Это был запах обычного мертвеца. Я также заметил, что ё неё очень красивое тело; она подала мне знак, что можно ей помочь. Я с удовольствием намыливал и оттирал её тело без малейшей мысли о сексе с ней, конечно. Хотя может быть… совсем чуть-чуть это и было при мне. Она радостно подставляла мне спину, грудь, шею, затылок и я мастерки отчищал от неё следы крови и прогнившей, слезающей кожи, но я не мог представить эти обстоятельства с критической позиции – уж больно всё это смотрится аморально… мыть труп в своей ванной… к тому же труп живой… В дверь раздался звонок. Она принялась вытираться. Потом она спешно поцеловала меня в щёку и снова стала куклой, ничего мне так толком о себе не объяснив. Я отправился открывать дверь – пришла моя девушка. В момент нашей интимной близости она, естественно, мной полностью владела. Я был очень возбуждён банными процедурами, но ей ничего не сказал. Наши губы соприкасались, а языки блуждали друг по другу; она подставляла мне потрогать свои интимные места, и в итоге она решила быть сверху, двигаясь быстро и до наивысшей точки своего удовольствия. Кто вот я для неё? Я для неё только объект удовлетворения своего сексуального желания. Тем не менее, её нежность и утончённость доставляли и мне много удовольствия. Просто для меня было очевидно, что со мной она просто забавляется, а у меня не тот характер, чтобы сламливать женщину, подчиняя себе столь свободолюбивое и нежное существо. Я любил женщин иначе. Я любил их свободными в своей жизни и сексе. Мне они нравились со всех ракурсов своего счастья и улыбки без капли с моей стороны к ним насилия. Я любил смотреть на неё так, словно я призрак. Но я любил её. И люблю до сих пор.
Позже ко мне пришло и желание повелевать женщиной, хотя в совершенстве я не овладел этим умением. Не научился получать удовольствие от ответственности за женщину. Да и надо ли мне это в принципе? Я ещё был молод, быстро уставал от нагрузок, и когда начинал вновь собирать свои силы, отдавал ей инициативу в сексе целиком. Я любовался её телом, когда она сидела на мне, гладил её живот, где была ниже пупка небольшая впадина, обхватывал её грудь ладонями, мял пальцами соски, прикасался к щекам, когда она нагибалась, чтобы поцеловать меня. Она опиралась руками о мои плечи и издавала сладостно стон от удовольствия. Я каждый наш секс ждал от неё этот стон. Я совершенно забыл о кукле.
После секса мы лежали изнеможённые. Она уснула, уткнувшись лицом в стенку (кровать стояла у стены). Я только расслабился, как вдруг заметил, что на нас смотрит девушка-призрак у окна. За окном, к моему удивлению было темно, но были слышны какие-то стоны людей. Она молча и тихо ушла в другую комнату. Когда я прислушался к звукам с улицы, я понял, что за окнами моего дома явно какое-то другое место – это не те привычные городские возгласы людей, которые я знаю и помню. Я знал, что ночь ещё не могла наступить. Я встал с кровати и вышел на балкон, чтобы осмотреться. Увидел своего соседа на соседнем балконе. Тот бледный стоял и смотрел в темноту, смотрел на пейзаж пустоши, полной мертвецов внизу у дверей нашего подъезда. Я понял, что это такие же мертвецы, как девушка, которая явилась мне на похоронах и перепугала всех, по их бледности и типичности их шагов, их стонам. Я зашёл обратно, приходя к пониманию, что что-то произошло, но что я пока никак понять не мог. Мобильный телефон и интернет не работал – связи не было. Проснулась моя женщина и я показал ей мертвецов с балкона на улице – она начала реветь. Когда мы ушли с балкона в комнату вошла девушка-призрак и моя женщина начала орать от ужаса. Я попытался объяснить ей, что она не опасна, но она забилась под кровать и не стала со мной даже разговаривать. Я судорожно думал, что делать теперь. В итоге своих размышлений я проверил запасы еды и пока решил отсидеться здесь до момента, когда мертвецов на улице будет поменьше и немного посветлеет – сейчас куда-то идти казалось мне безумием. После первых суток в моей квартире моя девушка, имя которой было Валерия, пришла в себя после истерики, но с девушкой-трупом предпочитала не заговаривать, мне вопросов о ней не задавала. Мы завтракали, обедали ужинали, но уже на третий день запас еды у меня дома иссяк. Последующие три дня мы ограничивались водой. Девушка-призрак всегда молча садилась с нами пить воду и ела немного хлеба.
— Как тебя зовут? – спросил я её на шестой или седьмой день нашего заточения.
Валерия спала в этот момент в спальне на кровати. До этого я старался избегать прямое обращение к мёртвой, от чего не использовал в речи ни «вы», ни «ты». Она первый раз проявила яркие эмоции и подскочила на стуле:
— Чего?
— Я спросил, как тебя зовут!
— Для чего тебе это знать?
Она окинула меня настороженным взглядом.
— Ну, ты и я… Мы давно у меня дома вместе все находимся… Я пока мы здесь перерыл все архивы в интернете, но там мало сведений. Я хотел только понять, как к тебе обращаться. Что в этом…
Она неожиданно для меня рассмеялась:
— Ничего, шизофренник, ничего в этом такого нет. Меня зовут Вениамина. Только ты мне своё имя не разу не назвал.
Она продолжила смеяться злорадным смехом, и я неожиданно понял, что смешного. Я тоже рассмеялся над этими обстоятельствами.
— Меня зовут Виктор. Странная у нас была с тобой встреча.
— Я тогда не совсем отошла от своего сна мёртвых. А это правда твоё имя?
Я много думал об этом её вопросе мне. Сейчас в Уфе действительно становилось модным носить клички вместо имён и ходить по городу с рюкзаками в обносках. На всех моих вещах в квартире я клеил именной стикер со своей кличкой «Витёк» на случай, если из квартиры гости что-то унесут. Этот стикер содержал недорогой вид маячка антивор, который я специально заказывал интернет магазине (или обычные радиочастотные этикетки). Просто на этой съёмной квартире уже была установлена радиочастотная система, чтобы квартиранты не выносили вещи, и я в азарте налепил на свои вещи такие же. Она явно заметила несовпадение.
— Меня «Витёк» называют близкие друзья.
— Виктор, Виталий, Витёк.., — она будто постигала моё имя глубинами своего разума. – Значит тебя зовут Виктор и ты работаешь художником…
— Не только, я ещё дизайнер.
— … ты работаешь художником и дизайнером и тебе сколько лет?.. Тридцать?
Я был раздосадован тем, что она дала мне на пять лет больше, но всё равно кивнул ей.
— … тебе тридцать, и ты прожил жалкую жизнь, упустив шанс стать богатым и знаменитым?..
Она вопросительно на меня посмотрела.
— Я не знаю, хотел ли я этого вообще.
— Но ты же хорошо рисуешь?
— Ну, так себе.
Я сказал ей, что она мне не менее любопытна, но в отличие от неё я не задаю столько вопросов.
— Я всё равно не достигну в своём ремесле ничего легендарного.
— А где ты работаешь?
Она изогнулась, потянула спину и выпрямилась. Это был первый наш серьёзный разговор друг с другом. Мы совершенно забыли, что это разговор мертвеца с ещё живым человеком фактически в ситуации, когда за окнами распростирается ад живых мертвецов и еда у нас закончилась.
— Я фрилансер. Принимаю заказы на картины по интернету и работаю в этой квартире обычно. Ты как раз была в комнате, где мастерская, когда Валерия тебя испугалась. Мне нужно вкалывать при работе так, словно я конченный идиот. Сейчас, например, я должен заканчивать заказ нанимателю – портрет по его фотографии и выслать ему заказ почтой.
Я рассказал ей о том, как я работаю. Наш разговор услышала Валерия, и разъярённая прошла к нам на кухню из спальни.
— Вон отсюда! – она стукнула меня в голову полотенцем, — Вон из квартиры. И не возвращайся, пока не найдёшь путь отсюда по улице. Как мне попасть домой? Нас убьют мертвецы, да? Что происходит, ты знаешь?
Она стояла, закрыв глаза руками, и всхлипывала. Затем она показала красные от слёз глаза, не обращая внимание на женский труп, стоящий рядом со мной, и смотрела меня с беспокойным укором. Делать нечего – я собрался на улицу, взяв ключи от двери с собой, а за мной увязалась Вениамина.
— Возвращайся скорее, пожалуйста, — сказала мне Валерия вслед.
Вениамина вышла из подъезда первая. Я вышел следом. Вся площадь двора была усыпала живыми мертвецами и день так и не наступил. Она спустилась по лестнице подъезда во двор, вытянула вперёд правую руку и что-то прокричала не на русском языке мертвецам. Затем мертвецы разошлись, открыв нам путь дальше из двора и Вениамина поманила меня за собой. Мы пошли дальше сквозь темноту.
— Интересно, как долго идти до её дома?
Она обернулась ко мне:
— Показывай мне, куда идти, если можешь что-то разглядеть. Хотя, как ты разглядишь?
Я шёл за ней и был напуган кромешной темнотой. Меня словно чем-то оглушили.
— Извини. Я не могу идти дальше. Давай вернёмся обратно, а то мне страшно. Не знаю, работают ли магазины… Нам срочно нужно найти еду. Нет, постой. Я всё-таки постараюсь. Но у меня ничего не выйдет, если ты не будешь помогать мне идти через темноту. Я…
Сначала я хотел сказать «я не могу без тебя», но потом передумал. Может, она мне помогает, чтобы заманить в ловушку. Однако она не в праве требовать от меня смотреть в непроглядной тьме, если я не могу это сделать. Меня переполняла ярость от собственной беспомощности.
Мы дошли до какой-то остановки практически на ощупь. Фонари не работали. Она разглядела название «Парк имени Калинина». Это остановка, где жила моя девушка. Теперь можно идти назад, заскочив за продуктами в какой-нибудь магазин.
— Нам нужно уходить отсюда.
Она помолчала и продолжила:
— Слышишь звук? Они за нами и на контакт, как те, что у твоего дома были со мной не пойдут. Если они догонят, нам придётся как-то от них отбиваться. Идём назад быстрее и по пути поищем что-нибудь подходящее для бойни.
Мы шли сквозь темноту обратно и заплутали. Назад путь стал отрезан, а звуки шагов в нашу сторону становились всё громче. Нигде ничего даже не валялось – словно работали дворники. Я не понимал положение вещей. Она испугалась мертвецов? Она испугалась за меня? Если я что-то не придумаю, то мы оба будет кормом мертвецам. Но что я могу придумать, если я даже за свою короткую жизнь не придумал ни единого способа нормального заработка?! Интересно, Вениамина понимает какой я сам по себе бездарь? Были бы мы вместе, будь она живой? Любили бы мы друг друга? Кто я для неё вообще? Я нашёл в мусорном баке какого-то двора железную трубу. Она на это ничего мне не сказала. Наконец-то показались мертвецы, окружив нас со всех сторон, но мы не стали вступать с ними в бой. Мы вместе быстро побежали к моему дому.
Почему я испытываю такую грусть, вспоминая дни с ней среди мертвецов в этой кромешной тьме? Что это? Тоска по былому комфорту рядом с ней, бок о бок? Я был действительно счастлив, когда мы вместе с ней отбивались от мертвецов, и пользовались любым моментом, чтобы ускориться и оторваться от них по пути к моему дому. Я ощущал смертельную опасность и адреналин. Мы с Вениаминой добрались до дома и вернулись ко мне в квартиру, — на меня набросилась с объятиями Валерия. Вениамина ушла на кухню разбирать продукты – по пути нам удалось забраться в магазинчик рядом с моим домом и набрать там добра. Мы с Валерией снова занялись сексом и любили друг друга, игнорируя вокруг любые невзгоды. Оригинальны ли вообще эти обстоятельства? Оригинальна ли ситуация с преследованием зомби в кромешной темноте? Любое подобное событие точно уже происходило ранее в Америке, но такого точно ещё не было в Уфе. Все люди неизбежно знают то, что уже было раньше, и живут лишь тем, что происходит вновь.
Почему? Почему все прекрасные моменты настоящего омрачаются, становясь нашим прошлым? Почему всегда в итоге раскрывается подлость и расчёт? Это, конечно, естественно – любая форма жизни – это эгоист, ищущий еду и выгодные только ему (ей) пути эволюции. Это явно и неоспоримо, но от чего так хочется надеяться на то, что восторжествует альтруизм? Я осознаю, что от того, что такими людьми легче манипулировать и добиваться желаемое только для себя на почве ущемления их интересов. И всегда все явления скрывают в себе ужасные тайны и опасности. Всё так в природе. Почему воспоминания людей о счастливых супружеских годах омрачены всегда итогом скандалов, издевательств, изменой с кем-то ещё? Потому что неизбежно один из супругов стремится доминировать в отношениях и этим создаёт другому ущемление интересов. Это в моём понимании некий закон любого биологического взаимодействия животных и даже одноклеточных организмов. Всегда доминирующий будет стремиться поглотить достигнутое пассивным, чтобы сделать его фундаментом своего будущего, убить его таким образом выгодно. И пассивные всё размышляют о том, для чего они им нужны? Да всё просто! Доминирующему всегда нужен опыт пассивного, так как он на уровне работы организма копит опыт стабильности, а доминирующий развивается и теряет эту стабильность в ходе эволюции. Вот он – парадокс. Именно так устроены мужчина и женщина – женщина копит стабилизации, а мужчина биологически нестабилен, так как осуществляет для потомства поиск эволюций, что отражается и в различии поведения мужчин и женщин. Поэтому расставание любой супружеской пары пока естественное природное явление. В таком положении различий характера и функций людей нельзя быть счастливым, а эти различия неизбежны, как и естественны. Однако момент возможности сделать потомство и завершить цели генетической работы организмов даруют супружеским парам годы счастья, даруют детей и будущие новые народы. Тем не менее, часто воспоминания об этом счастье омрачаются разлукой, особенно если конец получается печальным. Было ли бы счастье полным, длись оно вечно? Было ли печальное печальным с самого своего начала, словно волк в овечьей шкуре? Может быть, все мы просто не осознаём часто будущую опасность?! Но что таит в себе непредвиденная горечь?
Я часто вспоминал в те дни пору моих спокойных дней за картинами, видя себя со стороны. Я часто экономил, покупая себе вещи только в New Yorker, так как иначе мне пришлось бы работать слишком много. Я с радостью покупал поношенные вещи по объявлениям. Я благодарил Бога за то, что у меня хорошее зрение, потому что зрение – это всё для художника. У меня красивое и пропорциональное тело с сильными руками и ногами, а за счёт рисования и сноровки работы с кистью у меня также очень хорошая координация движений. Я старался укладывать волосы, но они постоянно от ветра начинали торчать в разные стороны, что бы я не предпринял. Я всегда занимаю стабильное место в середине, но лидером стать не в моей власти; большинство людей предпочитали игнорировать моё существование и интересы, так как это удобный способ избежать лишних усилий и трат на мою деятельность. У меня не было связи с людьми, задававшими темп развития общества. В детстве мне не нравилась своя собственная внешность, походка и пластика движений, но я прилагал много усилий в слепой вере, что настанет день, когда и я стану красивым и умным, достигну общественное положение. Сколько я поменял ожиданий при переживании новых встреч и ситуаций за свою пока ещё короткую жизнь!
Может быть от этого мне и печально? Этот пыл и вера в свои собственные обещания Валерии, которые я так и не мог сдержать? Жар огня и вера наполняли моё сердце в моей юности. Я был удивлён увидеть тот же пыл и ту же самую веру в глазах двадцатилетней мёртвой Вениамины. Я смотрел на неё с той же печалью, с какой вспоминаю своё прошлое. Абсолютна ли эта печаль, или у неё есть пределы? Что одолевает моё сердце, когда в разуме блекнут остатки моих приятных воспоминаний? Я пришёл к выводу, что само наше счастье берёт начало в человеческом обещании. Одинокий человек всё равно будет претерпевать грусть, так как одиночка неизбежно является смертником. Поэтому только обещание может принести счастье и омрачить его, будучи от человека к человеку нарушенным.
Валерия же жила не моим обещанием, но ситуацией. Она любила наш совместный секс.
Однако больше меня интересовала Вениамина. Она часто принимала облик куклы, чтобы отдохнуть и вновь принимала свою собственную форму. Вела себя очень тихо. Я много расспрашивал её о прошлом и то, что она отвечала мне, формировало у меня впечатление, что я открыл и читаю проклятую книгу мёртвых. Она выросла в Москве, в восемнадцать лет приехала в Уфу, чтобы организовать здесь предприятие. В девятнадцать лет у неё было своё ИП, и она устроилась бухгалтером на Железобетонный завод подрабатывать, но в двадцать лет она встретила своего будущего убийцу. Три месяца они жили вместе на её квартире, а потом он в психе порезал ей лицо от чего она покончила с собой. Перед смертью она наняла колдуна и попросила после самоубийства привязать её душу к этой кукле, которую сшила самостоятельно и приделала к ней свои волосы. Уже будучи мёртвой она кочует между нашим измерением и измерением, где мы сейчас застряли – миром мёртвых или Адом. Мы вышли с ней на балкон и смотрели, как мучимые здесь мертвецы в ярости рвут плоть друг друга и едят выдранные куски мяса. Она сказала, что она не обычный мертвец, а привязанный душой к кукле, от чего она не испытывает их голод и отчасти ещё существует среди живых. Её это вполне устраивает. Перед самоубийством её семья, что осталась в Москве, даже к ней сюда не приехала. В момент смерти ей было всего лишь двадцать. То, что я хотел узнать от неё подробно она не могла вспомнить, и к тому же начинала возмущённо упрекать меня в лишних к ней вопросах. Почему она совершила самоубийство? Зачем она решила открывать предприятие в Уфе? Почему к ней не приехали её родственники из Москвы после несчастья? Она отвечала: «Ну и любопытный же ты, Витёк!»
Приблизительно также складывалась у всех нас ситуация в недалёком будущем. Конечно, я старался не затеивать разговоров о том моменте, когда мы все вернёмся в мир живых, но, скажем так, этот вопрос занимал меня постоянно. Я пробовал искать порталы, наблюдал каждую секунду изменения пространства – ничего не менялось. Никто из нас не знал, как теперь вернуть всё к Солнечному свету.
Я представлял себе, как однажды вернусь в эту квартиру среди нормальных людей при свете дня. Я спрашивал Валерию, как она себе это представляет. Мы могли бы вдвоём весь день отдыхать и заниматься сексом после такого переживания, радуясь, что оба живы. В один из дней отрубило электроэнергию, и мертвецы проломили дверь подъезда. Жильцы выбежали из квартир кто-куда, и мы тоже не дремали. Валерия собрала запас продуктов, а я вооружился кухонными ножами под завязку, положив Вениамину в форме куклы в свой карман.
Мы все могли быть убитыми в это время. Странно, что я не испытывал ни малейшего страха умереть здесь, представляя такую возможность и не исключая того же для Валерии. Находись я ранее с ней в дороге, я бы до последнего требовал места с отдельной для меня спальней и ванной. Сейчас путь нам предстоял более тяжёлый и было не известно, будут ли помещения, которыми мы сможем воспользоваться для ночлега. Я считал, что уже был достаточно силён, чтобы отбиваться по пути от мертвецов, но это было ошибочное мнение. Мы спустились к дверям подъезда и трое устремились к нам. Я стал тыкать в них ножами, но они, вопреки моим ожиданиям, при манёврах оказались очень быстрыми. Один из них схватил меня за горло и уже был готов сделать меня своим обедом, но Валерия подобрала мой нож и ударила мертвеца им в затылок. Он схватился за рану и завыл. На его кровь к нам устремились остальные мертвецы со двора. «Да, недалеко же мы ушли!» — подумал я. Я взял второй нож, и мы продолжали махать ножами на каждого, кто уже подбирался ближе, но толку от этого не было много. У них словно не было слабых мест – они только злились сильнее от смертельных порезов и ран. Меня переполнял страх и азарт остаться в живых.
Внезапно какая-то женщина из мертвецов тридцати шести лет что-то прокричала и все мертвецы, окружившие нас, замерли. Она подошла к нам поближе, но остановилась на такой дистанции, чтобы удар ножом её не достал. Среди мертвецов были дети разных возрастов, помимо взрослых особей. Я чувствовал себя уверенно, пока у меня в кармане была Вениамина, а рядом со мной спиной к спине стояла Валерия. Я успешно за время схватки прирезал только четырёх мертвецов, но мой успех оценила женщина-мертвец тридцати шести лет. Она оглядела валяющиеся разделанные мной трупы около нас. Она сделала мне жест руками и начала подходить ближе, стараясь мне импонировать. Я хорошо чувствовал себя в этот момент, но дал ей понять, что ближе пяти шагов ко мне подходить нельзя.
В моей памяти, чётко запечатлевшей и освещающей моменты моих переговоров с мёртвой по имени Владимира (иногда Влада), а также последующие недели после этого, прошедшие между нашей договорённостью о перемирии и нашими дальнейшими поисками в городе выхода к реальному пространству, следуют расплывчатой сплошной чередой тумана. Первая причина заключается в частоте наших с Валерией привалов в пути по Уфе из Калининского района и интенсивности нашего темпа, а другая в том, что большую часть своей жизни я в принципе был физически пассивен и никогда ещё не ходил в таких темпах и дистанциях. Все эти недели меня просто ломало рисовать картины, а иногда я не мог прогнать впечатление от процесса своей работы над портретами в дни до попадания в этот мир, ведь я посвящал этому не просто часы, а иногда сутки, дни без отдыха и перерыва, наверстывая всё то, что я упускал в своих впечатлениях о человеке, образ которого передаю в портрете, и я дополнял детали до тех пор, пока не осуществил человеком этот портрет, добиваясь у него настоящую душу, соединяя друг с другом все тонкости композиций. О ТРК «Мегаполис» и множестве организаций там знали в нашем городе все. Я жаждал в пути прилечь и выспаться, но мертвецов вокруг было много, и мы не могли себе этого позволить. Направлялись мы в Зелёную Рощу на улицу Бакалинская, где этот торговый центр и располагался. Все наши привалы в пути помнятся мне, как один долгий путь. После разговора с той умершей женщиной мертвецы действительно реагировали пассивнее на наше присутствие: когда мы были в трёх метрах от них — они от нас отходили, в других случаях – мы обходили их. На седьмые сутки нашего пути мы достигли ТРК «Мегаполис» и Вениамина приняла из куклы свой собственный облик, чтобы я ненароком про неё не забыл. Но через некоторое время я осознал, что все входы в торгово-развлекательный комплекс закрыты и мне пришлось искать тяжёлые предметы и трубы, чтобы выбить стёкла.
Я выбил стекло одной из витрин с огромными усилиями, и мы проникли внутрь. Здесь мы и устроили ночлег, закрывшись в одной из подсобок для персонала. На следующий день после отдыха Вениамина спросила меня, какие картины я рисовал. Я рассказал ей о абстракциях в золотистых тонах, о портретах бизнесменов, о картинах с пейзажами Башкортостана и юртами. Ей захотелось послушать, как звучат башкирский и татарский языки, и я сказал ей несколько фраз, которые знал.
— А по-английски ты тоже разговариваешь?
— Лучше, чем на башкирском или татарском.
— Я имела ввиду, учишь ли ты ещё иностранные языки европейских направлений (романских), повторяешь ли русский?
— Я читаю разные книги и иногда приходится учить языки. Русский тоже, конечно.
Мы принялись гулять по «Мегаполису», приоделись, Валерия сделала Вениамине отличный макияж и замазала тональным кремом её шрамы от ножа на лице. Скоро нам предстояло держать путь дальше и поведёт нас с Валерией теперь Вениамина, так как было необходимо здесь найти второго вождя мертвецов и узнать у него про портал в мир живых. Я должен был следить в пути за обороной и не подпускать никого ближе расстояния двадцати шагов. И я следил всю дорогу, не отвлекаясь на любые другие задачи. Но пока мы пришли к нужному месту, уже прошло приблизительно два часа нашего пути, так что я плохо соображал от усталости и на следующий день не мог никуда идти, потому что тело жутко болело. Меня с Валерией Вениамина оставила в здании бизнес-центра на Менделеева и отправилась спрашивать о портале у вождя мертвецов одна.
— Расскажи мне что-нибудь! Ты же мастер фантазировать! – требовала Валерия.
— Лучше сама мне что-нибудь расскажи! Я вымотан.
— У тебя такой приятный голос, Виктор, мне больше нравится слушать тебя, чем самой выступать.
— Ну, не знаю…
Внезапно вернулась Вениамина. Она объяснила, что скоро нас перенесёт всех назад тот вождь, призвав реальное измерение сюда и никуда уходить нам из этого здания нельзя. Мы подождали и на улице стало видно Солнце. Я вышел из бизнес-центра и увидел, что Уфа опустела – мы были здесь абсолютно одни. Брошенные вещи, машины, валяющиеся сумки, оставленная одежда, но ни одного человека. Я хотел убежать от своих мыслей и попытался поцеловать Валерию, но она отстранилась от меня.
— Нет, давай поищем кого-нибудь.
Она была предельно серьёзна. Мы сели в машину, позаимствовав её в автосалоне и объехали все пределы, заметив живых людей только рядом с Курултаем и, вероятно, в самом здании. Меня затошнило, Валерию тоже, а Вениамина от печали снова превратилась в куклу, и я положил её в карман. Мы поехали домой к Валерии и первое, что мы сделали – это все по очереди приняли ванну. Потом мы с Валерией занялись сексом. Я чувствовал после ванной и секса свежесть и удовлетворение. Желание её тела уже долго мучило меня. Потом я взял вторую машину из другого автосалона и поехал домой, чтобы порисовать. Рисуя дома, я уходил от мыслей о моей семье. Я боялся, что если поеду к ним, то дома их не окажется. Я взял концентрацию и сосредоточился на портрете, который завершил к вечеру. Нужно связаться с клиентом, но в рабочем кабинете от него ни единого сообщения о заказе. Статус заказа — «отсутствует оплата». Я поставил статус «заказ выполнен» со своей стороны. Кукла лежала в кармане. Я начал просматривать в интернете новости города и наткнулся на статью о проекте «Апокалипсис».
«Посетите настоящий мир мёртвых! Врата откроют в Курултае сегодня в 18:00!» — я читал это, бледнея. Описание включало в себя фотографии мертвецов, картины Ада, где мы ранее застряли. Я не знал уже как на это реагировать – нищета, низкие зарплаты, налоги, а теперь они людей в Ад отправили. Бледный я поехал назад к Валерии. Пока я ехал Вениамина приняла облик мертвеца, и я поделился с ней впечатлениями. Она рассказала мне, что они легко могли это сделать, если с ними сотрудничает человек, заключивший сделку с одним из вождей мертвецов в Аду. Я психанул и повернул машину сразу к Курултаю. Мы вышли и осмотрелись – всюду охрана. Это просто ритуал этого здания – людей не осталось, но охрана работает.
Вениамина окутала себя чёрной тенью и за жалкие пять минут убила всех охранников, поманив меня идти за ней в здание. Её смех вселял в меня страх перед ней, как и её пренебрежительный порой взгляд в мою сторону, сопровождаемый возмущённым фырканьем на мои реплики или одобрением. Её было не счесть глупой девицей. Прося меня идти за ней быстрее, она проявляла нетерпение. «Кого мы ищем?» — спросил я у неё. «Глава региона и призвал тогда одного из вождей Ада сюда от чего все теперь в Аду. Есть два варианта – убить вождя или убить Радия. Иначе портал так и будет искривлён и люди останутся в Аду на корм мертвецов» — объяснила Вениамина. Её глупости в конце концов должен быть какой-то предел! «Нет, ты посмотри на ситуацию иначе! Как мы с тобой их одолеем?!» — возмутился я. Иногда мне и самому хотелось всех в этом гнилом городе отправить в Ад. Внезапно глава республики вышел в коридор, где мы бежали и встал, преграждая нам путь. «Что вы здесь забыли?! Где охрана?!» — спросил он нас. Вениамина холодно своим скрипучим голосом спросила его: «Где твой демон?!» Радий побледнел, но вдруг его оттолкнул бледный мужчина средних лет с поседевшими, словно от болезни, волосами. Меня от страха чуть не оглушило, когда я сосредоточился на его глазах – на столько его присутствие внушало ужас. Мне хотелось снова спать рядом с Валерией и не вмешиваться во всё это, так как от этих людей шёл пугающий меня запах человеческой крови, а от мертвеца веяло чем-то дьявольским и жгучим, как магма. Я боялся по-настоящему и был безоружен.
Вдруг мертвец схватил Вениамину за горло, а глава региона достал пистолет и прицелился в меня. Силища у этого мертвеца явно мою превосходила, и я судорожно начал думать, что мне делать. Я художник и толком не умел драться. Внезапно я вспомнил это. Я понял, что мне делать.
— Слушайте, а не желаете более выгодную сделку со мной, чем с ним? – неловко предложил я вождю мертвецов.
Глава региона попытался сразу в меня выстрелить, но седой мужчина отклонил ствол к потолку, пропустив выстрел и вырвал у него оружие из рук, продолжив:
— Я тебя внимательно слушаю.
— Вениамину только отпусти, если согласен. Мне рассказывали, что вы мертвецы ненавидите зависимость от живых. Я могу нарисовать твой портрет, и ты сможешь существовать с этим тебе подарком в нашем мире без сделок с живыми более. Ты станешь свободным.
— Мне это нравится. Я отпущу девчонку. Что ещё от меня ты хотел бы?
— Ещё я хочу, чтобы ты вернул жителей города оттуда сюда. Обратно в Уфу.
— Хорошо. Приступай к своей части договора.
— Тогда нужно, чтобы ты позволил тебя сфотографировать.
Он кивнул и попозировал. Я быстро сделал на мобильный телефон его фотографию. Глава региона пытался ему помешать, но он просто откинул его спиной о стену и пошёл со мной к машине. Я уехал домой с этим мертвецом и налил ему кофе, пока его рисую. Рисовать его оказалось даже увлекательно, так как его внешность чем-то напомнила мне саму смерть. Я нарисовал его на портрете с механическими крыльями, словно он цифровой Бог новой эпохи.
— Готово! – сказал я ему и показал его портрет.
Он прокусил свой палец и подписал угол портрета своей кровью. Потом он, как и Вениамина превращается в куклу, окутал себя чёрной тенью, обратился призраком и уснул в портрете. С улицы послышались удивлённые возгласы, но я продолжал рисовать, а Вениамина всё мылась в моей ванной. Валерия написала мне сообщение, что с нашими семьями всё в порядке. Я позвонил отцу и тоже успокоился. Всё остались живы. Даже глава региона, заваривший всем эту кашу сегодня выступал в прямом эфире. Больше я его никогда лицом к лицу так не встречал.
В первый день своей нормальной жизни я встал работать в четыре часа утра. Портрет Бога смерти (так я называл портрет того мужчины, который теперь висел у меня в мастерской) сомтрелся отменно и в эту ночь он покинул портрет, возникнув передо мной. Он назвал мне своё имя – его звали Вольдемар. Валерия сегодня работала в первую смену. В четверть пятого она садилась в автобус и ехала из Черниковки в Дёму, делать свою работу бухгалтера в торговой компании. Она мне многое рассказывала о торговле и бедности населения нашего города, о том, как товар месяцами лежит в магазинах и никто не может его купить.
Я решил тоже сесть в автобус и наведаться в эту торговую компанию. Приехал спустя два часа в Дёму и пришёл по нужному мне адресу. В здании было много офисов. Первый офис пустовал, во втором рядом с окном сидела Валерия и работала. Я не сразу решился войти в кабинет, так как не мог определить нужную мне дверь. Взгляд на Валерию обещал мне небольшую интимную близость – поцелуй или объятие. Однако она не обращала на меня внимание. Она явно меня увидела, но игнорировала. Разве за этим я пришёл к ней на работу?! Она продолжала работать, игнорируя меня. Другая женщина в офисе спросила меня, для чего я стою здесь и им мешаю. Я увидел её настроения и ушёл опечаленным.
Автобус проезжал одну остановку за другой. Никто на остановках в это время суток не стоял и не ждал транспорт. Улицы ныне продолжали пустовать, так как все были на работе. Солнце уже взошло, но было очень пасмурно, а свет переливался в серых тонах: припаркованные автомобили, дома, покрытые листвой деревья и остриженные кусты, а вдали видно рекламные щиты с предложением что-нибудь купить в Уфе. Автобус ехал медленно; расписание движения автобусов составляется с учётом времени пути на один цикл маршрута и учитывается задержка у каждой остановки, так что езда очень тянулась, а остановки выпадали из графика от постоянных пробок. Я был заперт в медленно едущем автобусе. Сначала я сидел, потом я начал от скуки ходить по автобусу туда-сюда, потом снова сел; я начал незаметно для водителя рядом со мной возникла Вениамина, так как куклу я носил с собой. Она повернулась и пристально на меня посмотрела, после чего хотела направиться к водителю автобуса. Я успел ей помешать и уточнил, что она от него хочет. Она мне так и не сказала. Поездка продолжилась. Проезжаем Гостиный двор, где недалеко находится Галерея Арт — там бывают выставки художников, но в основном многие дают рекламу через социальные сети. Автобус поехал быстрее, снижая скорость на поворотах. Я знал, что мы выехали на дорогу в Черниковку. Я ощущал себя изгоем, оторванным от нормального мира и общества после пережитого в настоящем Аду. Мне так дерьмово, а люди вокруг продолжают работать, жить, любить. Я был словно обречён на бесцельную езду в автобусах.
Вскоре я увидел мою остановку – маленькое окно к моему покою у себя дома. Мне предстояло ещё заработать на жильё и еду. Я оплатил проезд наличными и приготовился к выходу. Автобус остановился. Я совершенно забыл на тот момент о Вениамине. Оглянулся, а она выбежала за мной незаметно. Она шла со мной, не проронив ни слова. Когда я шёл рядом с ней, у меня сложилось такое впечатление, что она провожает меня взглядом и смеётся над моей наивностью, но ни в одном своём шаге по скорости не отстаёт от меня. Хотя точно такое оценивать в людях я не мог. Автобус уехал прочь и скрылся за горизонтом дороги. Я прошёл во двор и подошёл к своему подъезду. Воздух наполняла свежесть и было слышно пение птиц. Серое небо отливало мне своей голубизной, обещая когда-нибудь в Уфе спокойное будущее.