Глава 2. (Глава 2)

В пещере ничего не изменилось. Конан с очередным факелом в руке простучал и её стены. И – о чудо! В одном, самом низком и тёмном, углу, звук говорил о пустоте за стеной!
Вскрыть «декоративную» панель из гипсовых кирпичей, умело раскрашенных под тот же камень, оказалось довольно просто и легко – справился с помощью верного меча за десять минут.
И вот он – в сокровищнице!
Вот её стены и пол явно никто не обрабатывал, и следы копоти на низком потолке сохранились. Да и пол… Монолитный, как и потолок, и вряд ли тут что-то провалится и обвалится.
Ну, вроде, конец препятствиям и сложностям. Можно забирать всё и уходить.
Но почему он вновь не может заставить себя дотронуться до небольшой — всего-то – до колена! — груды тех же драгоценных камней и золотых монет?! Лежащих без привычных сундуков или хотя бы — мешков. Инстинкт?!
Нет – тот молчит, ничего не говоря об опасности.
Тогда – что?
Киммериец вновь вышел на поверхность, протиснувшись мимо огромного туловища — теперь уже змеи. Снова посмотрел на солнышко – приветливое, тёплое, несмотря на то, что лето уже заканчивается… И травка на лугу у реки такая сочная, мягкая – вон, все те овечки, что остались сейчас без вожака, пасутся, как ни в чём не бывало.
Что удерживает его от того, чтоб вновь освободить суму от провизии, вещей, и затарить – золотом и драгоценностями?!
Быть может, древняя легенда, которую ему рассказал Умидбек, почти – земляк, похищенный в своё время из соседнего с Киммерией Аргоса, и получивший при перепродаже новому хозяину новое имя, благополучно забыв старое. А сейчас – полноправный гражданин, и наследник: хозяин и главный повар караван-сарая, где киммериец весело прогуливал с друзьями последние монетки из очередного добытого хитростью и силой из казны богатого купца, «приза».
А легенда была ведь вполне проста и, если можно так сказать, привычна: там говорилось, что падишах, которому когда-то принадлежала эта казна, похвалялся тем, что заранее проклял того, кто попытается похитить у него это золото. И камни.
Что не помешало чёртову Хорассану Кошскому как раз – похитить, и ещё и поглумиться над незадачливым восточным повелителем. Оставив в сокровищнице взамен украденной кучи – огромную кучу коровьего навоза.
Ну и тогда, как говорят, падишах вызвал старого стигийского мага, отдал ему за услугу всё, что осталось, и в придачу даже отдал любимую дочь. Для принесения её в жертву. Для усиления чар!
А стигийский маг смог наложить на уже украденное сокровище такое мощное заклятье, что теперь тот, кто прикоснулся бы, или попробовал воспользоваться драгоценностями или монетами – погиб бы в мучениях. Таких, словно его укусила ядовитая змея!
Нет, стигийцы, конечно, сильные маги. Особенно, когда приносят в жертву красивую и невинную девушку…
И, похоже, в данном случае чёртов наглец Хорассан как раз и – попался! Посчитав угрозу проклятья – блефом. Или…
Видать, не поверил, что какой-то старик может быть в чарах сильнее его! И попытался что-то потратить. Или хотя бы – поперебирал.
И вот, скорее всего – нет в живых и самого Хорассана…
Но тогда кто же создал и приковал в виде стража – дракона? И оставил ловушку в виде «дочери эмира»?!
Неужели – тот самый стигиец?!
Только вот заподозрить стигийца – в добрых намерениях, и желании сохранить жизни незадачливых охотников за кладами – верится с трудом! Гораздо вероятней, что у стигийцев всё — как раз наоборот!
И невольно возникает главный вопрос: за каким чёртом сам Конан попёрся за этим, проклятым и опасным, сокровищем?!
Из банального хвастовства перед друзьями-собутыльниками? Потому что выпил тогда много больше положенного. Ну, или чтоб поддержать своё реноме ничего и никого не боящегося героя? Ведь не из одной алчности же?!
Подумав, вздохнув, и посмотрев в очередной раз на небо, Конан вновь спустился вниз. Прошёл к груде. Взглянул на неё на прощанье. Прикидывая объём и возможную ценность. И снова поднялся на поверхность.
Пора собираться. И двигать назад – в Бадамкент.
Где через три дня пути он расскажет тем же друзьям, что было и как. А именно – что дракона он, как и обещал – убил. А вот клада – не нашёл! И предложит всем желающим пойти и забрать: не то – заколдованный и невидимый, не то – просто несуществующий клад. Очередную, как он это дело представит, «легенду». Для привлечения путешественников, авантюристов, воров, и создания местного колорита…
Так что он закроет пещерку. А рычаг, запирающий её, задвинет обратно. Вряд ли кто-то из его новых «друзей» окажется настолько прозорлив, чтоб додуматься до того, что пришло в голову киммерийцу.
Но вот если найдут, и кто-нибудь действительно погибнет… Враги, да и друзья могут сказать, что Конан нарочно, из злобы и коварства, послал бедолагу на верную смерть!
Придётся этот чёртов рычаг просто обломить!
Хотя…
Есть один беспроигрышный вариант!
Не возвращаться в город, где он бахвалился и похвалялся, а сразу идти и искать того самого стигийца!
Ну, и убить его!
Ведь тогда проклятье с этого клада окажется снятым!
Только вот как найти его… Время потребуется. Так что для предохранения своего доброго имени от клеветы и обвинений придётся рычаг так и так обломить. Но место – запомнить!
Ну а найти кого-то в их маленькой Ойкумене нетрудно! Учитывая, что «слава» стигийских магов обычно обгоняет их самих. И это — просто вопрос времени и терпения.
Так что вернуться в город всё же придётся. Хотя бы для того, чтоб расспросить того самого Умидбека. О том самом падишахе, и его дочери, и том гаде, которого наняли для наложения проклятья!
Не может такого быть, чтоб его имя совсем уж затерялось в веках! Следы магических проделок и злодеяний всегда обличают свершившего их, не давая кануть в Лету их мерзкому имени! И предупреждая смельчаков, захотевших бы потягаться. Или поохотиться. Вот именно, за сокровищами. Ведь такие балбесы-то… наверняка считают, что где маг — там и сокровища!
Не-ет, где хранятся сокровища Конан видел. А вот где их коварный и злобный хозяин?..
Но Конан на то и Конан, чтоб находить ответы на загадки, вытрясать ответы из любителей молчать, и обнаруживать хорошо спрятавшихся магов! К которым у него подход – простой!
«Пришёл, увидел, башку отрубил!..»

Умидбек на своём веку, конечно, повидал виды. Как и понаслушался разных историй: кто только не гостил в его заведении! А понимал почтенный и прожжённый караван-сарай-баши семь языков. Что неудивительно: бизнес от этого только выигрывает! Купцы, авантюристы всех мастей, просто путешественники, местные состоятельные горожане… Заказы, попойки, экзотические блюда и вино…
Умидбек же — хозяин лучшего в городе постоялого двора! Всегда находится в главном зале, в центре, за капитальной стойкой, откуда легко руководить, лично приглядывая, приготовлением еды, и принимать заказы клиентов, и легко передать, что нужно клиентам, просто крикнув поварятам и слугам, прямо на кухню за его спиной.
Но Конан, прекрасно понимая специфику ремесла пожилого аргосца, которого благодаря загару и отличному владению языком все приезжие принимали за местного уроженца, и не желая отрывать того во время самой напряжённой работы, днём и вечером, для разговора специально выбрал очень раннее утро. Когда восточная ночь сменяется серым предрассветным сумраком. И все, кроме хозяев караван-сараев и Конана, спят.
И сейчас они сидели в углу, возле лаза в винный погреб, и попивали неплохое прошлогоднее вино из местных виноградников: оно было и дёшево и приятно на вкус.
— Нет, Конан. При всём уважении к твоим талантам и славе, я не смогу помочь тебе. Хоть ты и почти земляк мне. Я не могу ничего добавить к тому, что уже рассказал тебе. Ведь всё это было так давно! Лет семьдесят с лишним назад. То есть – даже тех, кто тогда жил здесь, а не прибыл, как я, из дальних стран – в живых не осталось! И сам знаешь: чем древней история, тем сильнее она искажена. Теми, кто её передаёт. Чтоб похвастаться тем интересным, необычным, что слышал, знает. Или думает, что знает.
— Ну а может, хоть кто-то остался? Кто передавал что-то, вот именно – необычное, странное, жуткое об этом страшном случае – детям? Внукам? – рука Конана с полновесной золотой монетой, незаметно для окружающих, если б таковые нашлись в пустом сейчас главном зале караван-сарая, перекочевала под столешницей в тут же подставленную загребущую руку.
— Приятно иметь дело с… понимающим специфику востока человеком. – аргосец криво усмехнулся, — Да, кое-кто, конечно, передавал эти легенды и слухи… И многие, конечно, расспрашивали меня об этом. Но не всем и не всегда я доверялся полностью. И про живших тогда, и живущих ныне, свидетелей, и их детей, спросить никто не догадался. Ты – первый.
Всем остальным хватало и красивой древней легенды, и описания, где находится пещера.
— Сам знаешь, уважаемый Умидбек: я – Конан. И уж о чём-чём, а о подлинных очевидцах событий, свидетелях, или хотя бы – о наследниках таковых, подумать обязан! Хотя бы теперь, когда дракон мёртв… Но сокровища не найдены!
— Да, молва о тебе и твоих похождениях и подвигах обгоняет тебя. Ты славишься не только и не столько – силой. Сколько хитростью, умом, и точным расчётом. Поэтому я и скажу тебе то, чего никому ещё не говорил. – Умидбек приблизил голову к голове варвара, вынудив и того приблизиться к аргосцу, и говорил теперь очень тихо, — Тех, кто лично был свидетелем произошедшего с падишахом Серожиддином, и его дочерью, и стигийцем – действительно не осталось. Но! – он заговорил совсем уж тихо, почти шёпотом, — Ещё жив Лочинбек. Младший сын тогдашнего казначея падишаха Серожиддина, Бекмурота. Правда, живёт он не в городе. А в загородном дворце отца, в сорока милях отсюда. Дворец достался ему потому, что умерли два старших сына Бекмурота.
А когда всё это случилось, его отец как раз был там, в этом дворце, вернее – загородной вилле, далеко от событий, и поэтому и остался жив.
А поскольку Лочинбек не претендовал на место, которое занимал при дворе его отец, то новый падишах, Асланбек, избранный на трон Диваном, его не трогал.
— А как получилось, что у падишаха Серожиддина не было наследников мужского пола?
— А вот тут я, Конан, ничем помочь не могу. Поскольку просто не знаю. Но факт остаётся фактом: передать трон наследнику Серожиддин не мог. Вернее – уже не мог. Потому что, опять-таки — по слухам, как раз ту дочь, которую он любил более всех остальных, и которую прочил как раз в наследницы, и выбрал стигиец.
— И – что? Её действительно принесли в жертву?
— Насколько я слышал – да. Причём – в очень жестоком ритуале. Её, как говорила молва, подвесили за ноги над чёрным алтарём, связанную. Окуренную какими-то фимиамами и напоенную зельями. И стигиец лично перерезал ей горло, распевая заклинания, и возжигая вонючие травы в медных чашах. И вся, до капли, кровь несчастной, стекла вниз – на голову какого-то там чёрного божества. В виде статуэтки.
Которое исполнило мерзкие и злобные желания Серожиддина.
Потому что, опять-таки, по слухам, маг, похитивший сокровища, умер в страшных мучениях. Ну, этого, конечно, никто из наших, из местных, не видел, а слухи дошли через караванщиков из Коша. Они рассказывали, что там, в Коше, в городе Нукус, некий чародей, выкупивший у какого-то разорившегося опального вельможи шикарный дом в городе, и похвалявшийся перед гостями и клиентами украденной на юго-западе мошной, даже показывал кому-то эти сокровища, и даже однажды перебирал их при них.
Как вдруг его рука начала сохнуть, съёживаться – прямо на глазах! А потом съёживаться стало и его тело, и лицо, и вскоре он упал на пол. Забился в корчах. А затем – просто превратился в песок! Чёрный и тяжёлый.
И можешь верить, можешь – нет, но проклятое сокровище так и оставалось там, в сокровищнице мага. Потому что ни один, даже самый смелый и жадный, идиот не решился попробовать прикоснуться к нему!
— Погоди-ка, Умидбек. – Конан хмурился, и говорил тоже шёпотом, — Так сокровище – что? Всё ещё находится в сокровищнице этого убитого мага? Там, в Коше? В Нукусе?
— Вот уж нет, Конан. – шёпот стал ещё напряжённей и тише, а голова Умидбека теперь прижималась к голове варвара, и рот располагался прямо у уха киммерийца, — Сокровище через двадцать дней – попросту пропало!
И все говорят, что всё это и был – хитрый план того самого стигийца!
И основания для таких разговоров есть: ведь только сам проклявший может безопасно для себя забрать то, на что он наложил заклятье! И забрать – даже не прикасаясь к сокровищам руками, а просто перенеся с места на место силой заклинаний в подходящий момент Лунной фазы! – вполне по силам такому чародею!
— Да, это звучит… Вполне правдоподобно. Особенно для того, кто неплохо знаком с привычками мерзких стигийских колдунов! Но как же… – Конан, чуть отстранив голову, покивал. Затем внезапно выхватил меч, и ткнул им под стол!
Оттуда раздался хруст, тихий стон, и спустя несколько мгновений сбоку стола вывалилось окровавленное тело.
Нищий. В обносках, и с язвами на теле. Босой. Меч Конана попал точно куда надо: в тощую грудь! Пронзив грудину и сердце. Смерть наступила мгновенно. Подслушивавший даже не мучился.
Глаза Умидбека, расширившиеся при виде того, как не окончивший фразу Конан выхватил меч, вернулись в обычное состояние. Изо рта же не вырвалось ни звука: вот что значит… Опытный караван-сарай-баши!
Конан буркнул:
— Надеюсь, уважаемый хозяин, у тебя нет сожалений по поводу его безвременной кончины? Что это, кстати, за проходимец?
— Никаких сожалений. – теперь караван-сарай-баши говорил снова негромко, и криво усмехнулся, — Это – косой Фарход. Известный шпион эмира. И весьма щедро оплачиваемый. Опасный – ну, раньше! – для любого, с кем свёл бы знакомство. И кто пожелал бы покритиковать местного властителя и его порядки и вотчину. Таких ждала конфискация имущества, и мощение местных дорог камнем, добытым другими «недовольными» в каменоломнях у Янгиюля. Проще говоря — предатель. Благодаря таким как он, наш Повелитель всё ещё на троне. И раскрыл не один заговор. Запретить ему и его коллегам-стукачам приходить сюда, я не могу: иначе моё заведение попросту могут прикрыть: прислужники же официальной власти! Но…
— Ты боишься, что у тебя теперь могут быть неприятности?
— Конечно, Конан.
— Я могу оказать тебе услугу. О том, что он был здесь, вряд ли кто знает. Да и народу сейчас в зале нет. Так что тащи сюда какой-нибудь большой плотный мешок, а я пока схожу к себе: соберу пожитки.

Пожитки Конан собрал за минуту: он из своей сумы почти ничего и не вынимал после возвращения. Но очередная вечерняя попойка с неизбежным рассказом о «подвиге» сподвигла его местных знакомых, а точнее — так называемых друзей и собутыльников, прямо с вечера двинуть на поиски!
И к полуночи с Конаном пил только один подслеповатый старичок, явно не собирающийся никуда идти по причине слабого зрения и застарелого артрита: Халед-водонос. Сейчас уже не могущий выполнять свою работу, но очень даже любящий нахаляву попить, поесть за чужой счёт, ну и, конечно, послушать рассказы о битвах и подвигах… Других!
Однако вскоре после полуночи и отключившийся Халед сполз со скамьи, и грохнулся под стол, захрапев во всё горло, и Конан помог Умидбеку отнести того в каморку, имевшуюся под лестницей на второй этаж, на котором и располагались комнаты постояльцев караван-сарая. Ну а в клетушке под этой лестницей как раз для таких, явно часто имевших место случаев, имелся неопрятный ворох старого тряпья: отслужившие своё курпачи, халаты, рваные истёртые матрацы и циновки…
Конану после этого спать до рассвета на его отличном матраце, туго набитом свежим душистым сеном, ничто не мешало, и он, засыпая, даже поухмылялся в усы: то-то небось сейчас суетятся все всадники и пешие, в спешке собравшие свои вещи, и отбывающие к «освобождённой» пещере!
Ну а сейчас он без особых церемоний перевязал пробитую грудь доносчика обрывками каких-то рубашек, которые предоставил ему Умидбек, и затолкал в мешок из-под угля тщедушное тельце:
— Извини за испорченный пол. Теперь его придётся замыть, чтоб уж совсем следов не осталось!
— А ничего, Конан. Думаю, я с этим справлюсь, — хозяин караван-сарая подмигнул киммерийцу, — А вот без «уважаемого» косого Фархада моё заведение – точно будет куда чище. И клиентов появится больше!
Ну а теперь, если не возражаешь, я покажу тебе подземный ход. Который ведёт как раз к городской стене! И даже выходит за её пределы. В незаметном со стен и с башен месте!
Поскольку таскать тебе, даже невинный с виду, мешок, по нашим улицам, ну точно – не нужно!
Ты слишком… Заметная фигура!
А вот с этим Конан не мог не согласиться.

Подземный ход из караван-сарая, как прикидывал Конан, несущий за спиной мешок с почившим доносчиком по сырому, узкому и низкому проходу за хозяином, освещавшим их путь чадившей и вонявшей от души масляной коптилкой, наверняка – незаменимая и замечательная штука! Начинаясь в винном подвале, под щитом, прикрывавшим лаз в ещё более глубокое подземелье, за бочками с вином, он ведёт туда, куда без свидетелей можно сбывать разных проданных в рабство невольниц, принимать контрабандистов с краденным, или просто запрещённым товаром…
Ну, и, разумеется – избавляться от нежеланных гостей. И свидетелей.
Вот только делать это нужно, вот именно, тихо. Когда в караван-сарае никого постороннего нет. Вот как было сейчас! Конан ещё раз мысленно порадовался, что верно подобрал момент. (Что было вполне логично. Сейчас все, кто в состоянии, пойдут не в караван-сарай, а двинут к логову дракона! Причём и те, кто хочет сам что-то постараться отыскать, так и те, кто хочет просто поглазеть на это представление!)
Тоннель вёл на север, и идти по нему пришлось не менее полумили. Но зато уж он – действительно вывел в овраг, находящийся в сотне шагов от стен Бадамкента, и, благодаря густым зарослям саксаула, с этих самых стен был абсолютно невиден. Как и вообще откуда-нибудь.
— Ну, Конан-киммериец, прощай!
— Прощай, Умидбек. Благодарю за помощь.
— Это какую же? – хотя по виду прожжённого дельца Конан видел, что тот и сам прекрасно всё понимает.
— А за такую, что, понимая, что шёпот слышно только вблизи, ты выманил сволоча-крысу Фархода из его укрытия, там, в чулане, и заставил прокрасться незаметно, как он наивно посчитал, под нашу столешницу!
Умидбек позволил себе покудахтать – это должно было изображать смех. Сказал:
— Уж такому прожжённому и опытному профессионалу как ты, не составило труда понять, и увидеть, что такой разговор не может не привлечь внимания шпионов эмира. Как привлечь их внимание должно было и твоё присутствие здесь, в нашем заштатном городишке. Но ты – я уверен! – не оставишь следов. Ни от своего «отбытия», ни от трупа нашего «друга»!
— Разумеется. – Конан усмехнулся. Сбросил мешок наземь. Протянул руку:
— Ещё раз благодарю за то, что ты поведал мне.
— Надеюсь, что оно тебе хоть в чём-то поможет. Только…
— Да?
— Будь всё же поосторожней со стигийцем. Сам знаешь: их маги – самые хитро…опые. И злобные!
Конан, впрочем, в подобном «напоминании» не нуждался.
Поскольку сталкивался.

Труп доносчика Конан закопал в пяти милях от города. Не то, чтоб он унёс его столь далеко, потому что боялся, что Фархода найдут, а просто банально — задумался, двигаясь по щиколотку в воде мелкого ручейка, протекавшего по дну десятифутового в глубину оврага. И когда выработал план, осознал, что так и тащит на плече нетяжёлую ношу: всего-то – фунтов в восемьдесят.
Яму-могилу Конан вырыл мечом на отмели на дне оврага, под откосом, и, закопав тело, ещё и навалил сверху здоровущих валунов: чтоб выглядело естественным обвалом. Благо, замшелых камней на дне валялось достаточно.
Выбравшись, варвар направился на запад: Умидбек подробно описал ему, где живёт наследник казначея Бекмурода, почтенный Лочинбек.
Поход туда занял большую часть утра, оказавшегося для разнообразия не солнечным и тёплым, а пасмурным и весьма прохладным: задувал пронзительный ветер, и стаи перелётных птиц торопились на юг.
Но вот вожделенная цель и перед Конаном: высоченная стена, обычно отделяющая дома и виллы знати и богатых купцов от остального мира. Правда, эта выглядела не слишком ухоженной и надёжной: кое-где с её верха сдуло черепицу, и теперь некрасивые потёки глины из саманных кирпичей портили вид, застыв на белёной стене многочисленными натёками. А кое-где и сами кирпичи повыпали… Не шикует, похоже, наследничек казначея!
Место для преодоления стены варвар выбрал легко. Если честно, он даже не подумал, что можно заявиться к почтенному наследнику обычным путём: через парадные ворота. Или калитку в них.
Зачем, если он – вор?!
Поскольку вилла Лочинбека стояла среди небольшого сада, орошаемого водами небольшого канала, явно прокопанного ещё несколько десятилетий назад, при почтенных предках казначея, подобрать подходящее дерево – это оказалась хурма! – труда не составило. И вот уже Конан перебирается из её кроны по ветке, усыпанной спелыми плодами – за стену.
Ещё находясь на ветви, Конан обратил внимание с её высоты на странное дело: ворота парадного входа, располагавшиеся в середине противоположной стены, оказались приоткрыты! И возле них…
Точно! Рядом с привратницкой, небольшого домика под плоской саманной крышей, валялось, распростёршее руки в пыли, тело. А из приоткрытой двери домика выглядывали и ноги второго стражника-привратника! Ого! Не иначе – к сыну вельможи кто-то вломился силой!
И Конан даже предполагал – кто.
Всё те же искатели лёгких денег, что вчера с разинутым ртом слушали его рассказ. И намотавшие на ус, что клад хоть и «доступен», но может быть и хорошо спрятан! Иначе Конан и сам нашёл бы его.
А отсюда следует элементарный вывод: сейчас команда заговорщиков пытает несчастного сынка. Пытаясь выбить из него подлинные подробности похищения казны, и стараясь выведать: а не хитрый ли это план самого казначея, пожелавшего попросту обобрать своего повелителя?!
Собственно, эта мысль первой пришла в голову и самому киммерийцу: уж больно «удачно» всё сложилось: в самый критический момент почтенного Бекмурода не оказалось во дворце повелителя! Но позже, увидев кучу-приманку, дракона, и женщину-змею, и выслушав более подробный рассказ Умидбека, он от этой мысли отказался. Тут явно поработал маг. Чёрный.
Однако в то, что есть люди, которые в колдовство не верят, Конан убедился очень быстро: когда бесшумной тенью спрыгнул на клумбу каких-то ярких цветов, и обогнул стоящее посреди сада обширное строение: дворец. Хоть и одноэтажный, но вполне прилично выглядевший. А что – положение казначея обязывает производить на обычных людей должное впечатление!
Звуки, доносившиеся из-за угла, за которым Конан приостановился, не позволяли усомниться. Что кого-то там пытают. И пытают жестоко. Во-всяком случае членораздельной речи слышно не было, а вот стонов, криков, и визга – достаточно. Удивительно, как ещё никто не прибежал посмотреть, что тут творится! (Хотя как раз ничего удивительного: казначей, похоже, предпочитал комфорт в одиночестве, и ближайший кишлак располагался в двух милях от сада.)
Осторожно выглянув из-за своего угла, Конан увидел большую комнату – не иначе, приёмный зал. И в ней – две группки людей. В центре одной лежал связанный по рукам и ногам человек, в костюме вельможи: в шикарном халате, сапогах из мягкой крашенной в красный кожи и шароварах. Весь он был покрыт кровью, и сейчас отчаянно вырывался и вопил во весь голос, потому что в центре второй группки лежала явно его любимая жена, которую двое держали, широко разведя обнажённые ноги женщины, а один, наиболее развязно и нагло себя ведший нападающий, спустил шаровары с чресел, собираясь её изнасиловать! Женщина, как ни странно, молчала, и только отчаянно билась и извивалась всем телом. Правда, из тисков крепких рук вырваться не могла.
Конан не стал долго ждать. Впрыгнув в комнату, он взмахнул верным мечом, и голова ближайшего мерзавца, державшего правую ногу женщины, оказалась отрублена! Так чисто, что пенёк, оставшийся от шеи, изверг фонтан крови! Второго вскочившего на ноги, и попытавшегося выхватить саблю пособника насильника Конан заколол ударом в живот. Да таким, что едва успел скинуть с меча оказавшееся у самой рукояти тело, отражая удар того самого наглеца, сейчас спешно натянувшего шаровары! Этого Конан поразил прямо в глаз!
После этого пришлось отбиваться от тех троих, что занимались хозяином – но Конан не был бы Конаном, если б их дохленькие сабли и слабенькие приёмы владения оружием явились для него проблемой!
Не прошло и минуты, как у ног киммерийца лежали шесть истекающих кровью трупов, а варвар обтёр меч о шаровары одного из нападавших, и спрятал его в ножны.
Мужчина, на время схватки замолчавший было, снова застонал:
— Умоляю! Незнакомец! Развяжи мои ноги!
Конан, подойдя, обнаружил, что ноги вельможи возле коленей помещены в странное приспособление вроде испанского сапога: четыре доски, обмотанные крепкой верёвкой, и вбитые между двумя внутренними колья. Не было сомнения, что эта пытка причиняла несчастному ужасные страдания.
Конан верёвки, стягивающие конструкцию, разрезал кинжалом.
После этого доски упали на пол, но и голова освобождённого упала туда же: похоже, он потерял сознание. Конан вернулся к женщине. Та уже сидела, но встать почему-то не пыталась. Её никто не озаботился связать.
Конан спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
Женщина, хоть и поглядела на него – а точнее – на его рот! – ничего не ответила. Вместо этого показала рукой на свой рот, и покачала головой.
Не иначе – глухонемая!
Но Конан решил помочь женщине прийти в себя обычным способом. Снял со спины суму. Достал бурдюк с водой. Вынул пробку, дал женщине.
Та жадно припала к горлышку, но Конан был спокоен: был уверен, что уж эта-то – ни в кого не превратится!
Напившись, женщина отдала бурдюк обратно. И попыталась ползком перебраться к мужу. Конана во второй раз пронзило до самых пяток: парализованная! И мужа до сих пор любит!
Он бережно взял женщину на руки, и перенёс к пока не пришедшему в себя мужчине. Заодно удивился: какая та миниатюрная и стройная. Под стать мужу: тот тоже обходился без традиционного для восточных вельмож атрибута: монументального маммона, или, проще говоря – пуза. Появлявшегося обычно от необходимости переваривать столь любимое здесь кушание: плов. Неизменно подававшееся на всех празднествах и торжествах.
Не посещает, стало быть, почтенный Лочинбек эти мероприятия.
Только теперь варвар хорошо разглядел окровавленное лицо мужчины. А что: черты были вполне благородны. И когда-то – красивы. Мужественны. Но сейчас, после жестоких побоев, и из-за сломанного носа и многочисленных порезов и ранок на руках и в теле, а так же из-за содранных ногтей, вид у хозяина виллы был… Плохой.
Конан опустился на колени. Приподнял с пола голову мужчины, на грудь которого опустила голову с растрепавшимися густыми рыжими волосами женщина, уливая её беззвучными слезами, и буркнул:
— Думаю, тут слезами не поможешь. А вот водой – вполне!
Женщина его вряд ли слышала, но увидев у него в руках знакомый бурдюк, отстранилась, и перехватила голову мужа, стараясь помочь.
Вода действительно помогла.
Влитая тонкой струйкой в полуоткрытый рот, она вначале вызвала фонтан извержения, а затем очнувшийся жадно схватил – вернее, попытался, но тут же, застонав, отдёрнул причинявшие жестокие страдания пальцы без ногтей, горловину, и выпил добрых полгаллона! После этого глаза вновь открылись, но только для того, чтоб со страхом уставиться на Конана:
— К-кто ты?!
— Я – Конан-киммериец.
— А тебе что надо от нас?!
Конан не придумал ничего лучше, как рассмеяться:
— Почтенный Лочинбек. От вас с женой мне ничего не надо. А вот от тех, кого я уложил – надо. Было. Хотя бы отомстить им. За издевательства над глухонемой парализованной женщиной, и пытки мужчины, который был один – против шестерых. Нечестная схватка.
— А откуда… Ты знаешь моё имя?
— Догадаться нетрудно. Раз ты так шикарно одет – значит, хозяин этого загородного дворца. И, следовательно – сын и наследник почтенного Бекмурода, бывшего казначея эмира Бадамкента, Серожиддина.
— А как… Ты попал сюда?
— А попал я сюда, — Конан решил, что самая мудрая тактика – сказать всё как есть! – перебравшись через стену. А нужен мне – ты. Потому, что я ищу того самого стигийца, что наложил когда-то заклятье на сокровища, похищенные из вашей казны. И заклятье это затем погубило не одного пожелавшего бы обладать ими!
— А… Для чего… Он – тебе? – отдышавшийся вельможа теперь выглядел получше, да и взгляд на любящую женщину, которая теперь явно была в безопасности, несколько успокоил его.
— Я хочу отомстить. За погибшего друга. – а вот теперь Конан решил, что можно и схитрить, — Он неосторожно прикоснулся к этим самым похищенным сокровищам. И погиб. Страшно и мерзко. В ужасных муках.
Человек не должен так погибать!
— То есть, он тоже…
— Да. Усохла и съёжилась рука. И вторая. Потом – грудь и тело. Осталась только голова. Но вскоре превратилась в труху и песок и она. И я при этом присутствовал. И слушал его предсмертные крики! И понял, что на чёртово сокровище наложено проклятье!
— Как звали твоего друга?
— Янир! – Конан, когда хотел, тоже мог врать, и почище любого прохиндея: то есть – не моргнув глазом!
— То есть, получается, твой друг… Спас тебя?
— Да. Он не знал. Что сокровище – проклято. Да и я не знал! И пока я подошёл, он уже что-то оттуда вынул, рассматривая. А затем и погрузил в груду руки. По локоть. И началось!
До сих пор он снится мне в кошмарах! Как он вопил!.. Просил помочь. Но я ничего не мог сделать!
— Да. Вострэс-стигиец очень коварен. И жесток. Но вряд ли тебе удастся, Конан-киммериец, подобраться к нему. А уж тем более – убить!
— Ха! Ты только расскажи, где он сейчас. И уж можешь быть спокоен – я убивал и магов, и чудовищ, созданных ими! Ведь это я убил чёртова дракона, который стерёг пещеру. В которой хранилось ложное сокровище. Приманка для идиотов! – Конан сплюнул. Но о том, что он убил и человеко-женщину, охранявшую вторую пещеру, киммериец предпочёл умолчать.
— Да-а-а… — протянул Лочинбек, гладя ладонями по спутанным и слипшимся от пота волосам женщину, снова положившую головку к нему на грудь, в то время как варвар помогал ему сидеть, — В том, что ты искусный воин сомнения нет. Уж они-то мне рассказали, о твоём… Извини, как я было подумал – хвастовстве. А затем и о том, что ты действительно убил дракона.
И ничего не нашёл!
И хотели вытрясти из меня, где мы со стигийцем спрятали настоящую казну. Потому что казну-наживку ты уже нашёл. Ну, ту, которая провалилась вниз. Про неё им рассказал ты сам. А они – мне. А поскольку они не верили, что засыпать навсегда камнями настоящее золото решится хотя бы один маг, вот они и припёрлись ко мне. Вытрясти из меня, где на самом деле золото!
— Ха. То есть, получается, это я в какой-то степени и виноват в том, что произошло с вами?
— Нет, Конан-киммериец. Виноват не ты. А людская жадность и глупость! Хотя… Я знаю – казначеев все и всегда считают чуть ли не ворами и жуликами! – Конан внутренне усмехнулся: тоже знал. Что в этой «легенде» очень много правды! Но Лочинбек, казалось, говорил вполне искренне и с чувством обиды за родителя, — Ну не брал мой отец на душу такой грех! Не крал он этого золота! Всему виной дурацкие амбиции и неуёмное стремление хвастаться — его хозяина. Эмира Бадамкента, почтенного – тьфу ты – идиотского! – Серожиддина!
Конан почесал затылок. Пожал плечами:
— Я в этом и не сомневался. Потому что, повторяю: сам видел это золото. И знаю, что наложить на него такое проклятье под силу только стигийскому магу. Вот я и ищу теперь этого мага.
— Понимаю. – глаза Лочинбека сузились в щёлочки, — Месть! И, конечно, желание всё же – забрать сокровище. С которого спадёт заклятье, если убить наложившего его!
Конан вновь решил прибегнуть к приёму «правдивости»:
— Разумеется, не без этого! Раз ты слышал обо мне, наверняка знаешь и то, каким образом я зарабатываю на жизнь. Но!
В данном случае важнее всё же – месть!
— Уважаю тебя. За упорство, верность другу, и принципиальность. А поскольку степени моей благодарности за наше спасение ничем не измерить, я, разумеется, всё, что знаю, тебе расскажу!