Глава 2. (Глава 2)

Старший лаборант Матс Крюгер отдёрнулся от тубуса:
– … твою мать! Вот же с-сука!
Мангеймер поспешил подойти, оторвавшись от огромного экрана на стене, где в третий раз воспроизводил запись реакции существа на бомбардировку ядрами урана:
– Что там у вас, Матс?
– Вы не поверите, доктор! Проклятая хреновина – извините, Бога ради! – плюнула в меня! – в подтверждение своих слов лаборант провёл пальцем по щеке, и показал его доктору. Правда, на пальце ничего не оказалось. Или этого там было настолько мало, что и не увидать без приборов.
Доктор среагировал быстрее, чем остальные, кто находился в комнате, успели хоть что-то сообразить:
– СТОЙ, ГДЕ СТОИШЬ!!! И ни к чему не прикасайся!!! Внимание всем! Тревога! Запереть блок! Приказываю оставаться на местах до особого распоряжения!
После стадии «выпученные глаза» наконец наступила стадия «оперативного реагирования». Все защёлкали тумблерами, и стали отдавать команды механизмам. Док сжал кулаки. Разжал их:
– Матс. Хватит дёргаться. И прекрати трогать себя за лицо. Тебе придётся потерпеть – будет больно!
Из-под стола док выудил громоздко-нелепую конструкцию, опутанную проводами и топорщащуюся деталями:
– Протяни руки сюда, ладонями ко мне! – Мангеймер повёл раструбом загудевшего агрегата вдоль ладоней, лаборант заорал:
– А-а-а!.. Больно же! Вы – что, издеваетесь, сэр?!
– Нет, баран безмозглый – тебя пытаюсь спасти! А сейчас – лицо!
Лицо Матса под микроизлучением быстро покраснело и стало напоминать пережаренный лангет. Лаборант только прикрыл веки – чтобы не ослепнуть!
Док положил излучатель прямо себе на стол:
– Теперь иди в Блок номер двенадцать. Двери тебе откроет Питер – кивок Питеру.
– Но профессор… Это же значит – что вы меня… Изолируете?
– Ну да. А чего бы ты хотел? Ты теперь – потенциальная угроза для всего живого на «Рональде Рейгане». Так что будь любезен – иди!
– Я… Я… Никуда я не пойду! – в тоне хватавшего воздух ртом лаборанта вдруг прорезался характер, – Если вы меня там, – кивок головой на пластосиликоновое бронированное окно бокса, – закроете – всё! Мне пипец! А то я не знаю, что живым мне оттуда не выбраться! Затрахаете опытами!
– И – что? Ты как хочешь умереть: героем, или – предателем человечества?
– Знаете, док, вы – злобный и циничный гад! Нашли время иронизировать!
– Я не иронизирую. – в руке доктора вдруг возник предмет, который он, собственно, всегда носил в кармане рабочего халата, но только сейчас извлёк на свет Божий – впервые за эти годы. Парализатор. – Или ты заходишь сам. И ждёшь, когда мы засунем туда и разные средства обеззараживания, и придумаем способы спасти тебя, или…
Или тебя туда занесут. Парализованного. И тебе будет ещё и очень (Гарантирую!) больно.
Рука, державшая миниатюрное, аккуратно (в отличии от излучателя) выглядевшее оружие, не дрожала. Матс сглотнул. Потом всё же попятился:
– Ну, док, вы и редкостный тварь. Похлеще чёртова студня…
– Был бы ты на моём месте – и ты стал бы тварем. И не из страха за себя. А из банального здравомыслия. Подумай сам: чего ты добьёшься, если сейчас осложнишь нам работу своим сопротивлением?
Мы просто можем не успеть дезактивировать тебя как надо!
– Ладно… Считайте, что я «внял голосу рассудка»…
Матс свирепо дёрнул плечом, повернулся, увидел, что Питер Коллинз уже открыл двери блока, и прошёл за тройные прозрачные двери. Доктор Мангеймер, закрыв и заперев их, вздохнул (вслух) и грязно выругался. (Про себя!)
Чувствовал он себя последней сволочью. И…
Жутко боялся.
Он только надеялся, что дрожание коленок не заметят подчинённые…
Нехорошие предчувствия охватили, впрочем, не его одного – остальные лаборанты с побледневшими лицами не сводили глаз с руководителя. Доктор сказал:
– Немедленно всем одеть мейларовые перчатки. Собрать все предметные стёкла с объектом. Накрыть предметным стеклом и препарат на столе Матса. Отправить всё в загрузочный люк печи.
Суеты, конечно, не наблюдалось, но всё оказалось сделано буквально за секунды.
– Доктор! А препарат Матса-то… накрыт стеклом! – Питер Колинз брезгливо, словно в зажиме – издохшая неделю назад кошка, нёс предметное стекло Матса к печи.
– Всё равно – засунь-ка его туда!
Только убедившись, что всё сделано, как он велел, Мангеймер вытер прямо рукавом халата обильный пот на лбу. Подошёл к переговорному устройству:
– Матс! Как это получилось, что студень в тебя плюнул? Ведь он же был под стеклом!
– Не знаю, док. – Матс, сидящий прямо на полу (поскольку никакой мебели в блоке для изоляции не имелось) усиленно тёр красный лоб и чесал щёки – похоже, ощущения напоминали те, что возникают при солнечном ожоге, – Но, думаю, что почти вся масса сбежала на край стёкол. И стреляли в меня именно с края стекла!
– Ладно, понятно. Вернее – не понятно, но предположим, наш друг может передвигаться и в нанометрическом пространстве меж стёкол… Подожди, сейчас обработаем всё здесь, в комнате, и тобой займёмся.
Включив снова аппарат, доктор подумал, что, возможно, он уже опоздал. И теперь, похоже, один из «способов нападения», как это назвал бы подполковник Дорохов, чёртова студня, им известен.
Вот только – толку…
Он сам вложил в приёмный люк бокса двенадцать коробку с хирургическими интарументами:
– Матс. Здесь – скальпели. С лазерными, и обычными лезвиями. Шприцы с обезболивающим. Если чего почувствуешь – лучше просто… вырежи. Или – отрежь. Лучше остаться без пальцев, чем… Сам знаешь.
– Да, док, знаю. – на ставшем теперь блёкло-синим лице лаборанта проступили крупные капли пота, и губы он кусал так, что только что кровь не выступала, – Если что… Передайте Рэйчел и Вайолет, что я их… Любил. И буду любить всегда. Прощайте.
Мангеймер и сам поджал губы. Затем взял себя в руки:
– Внимание! Всем подойти. Начнём с тебя, Лаллана. Раздевайся. Одежду и обувь в печь. – доктор, поводив раструбом наспех собранного микроизлучателя по полу, ткнул стволом на это место. – Становись сюда!
– Но док… Эта дрянь сожжёт мне весь… Э-э… Верхний слой кожи!
– Будешь много выступать – отправлю к Матсу. – желваки, ходящие под кожей скул не оставляли сомнения, что док так и сделает. – Становись уже! Времени – в обрез! Абомиянг! Ты – следующий!
Пока Лаллана поворачивался, поднимая руки и ноги, и орал и ругался, док думал, что времени и правда – в обрез. И то, что он делает, может и не помочь, если хотя бы пара молекул студня всё же витает в воздухе, и попала – в лёгкие ли, или на кожу…
Да и весь объём помещения придётся теперь обработать – даже подволки! Пытаться спастись – надо!
Иначе всем им – смерть!
И ещё – какая ужасная…

– Как – заражён?! Вы же говорили, что ваш чёртов персонал самый квалифицированный, умный, и всё такое прочее!
Удерживая трубку телефона вспотевшей, несмотря на отсутствие одежды, ладонью, доктор Мангеймер кусал губы:
– Совершенно верно, генерал, сэр. Но мы же не могли предположить, что фитюлька размером-то с несколько тысяч молекул – с булавочную головку! – может дистанционно выстрелить прямо с предметного стекла!
– И чем же это она «выстрелила»?
– Разумеется, своим же телом! – доктору уже не хотелось пенять начальству на непонятливость, иногда граничащую с тупостью, – Ну, то есть – достаточно всего нескольких нанограмм, чтобы заражение произошло. И в данном случае то, что «снаряд» преодолел двадцать сантиметров – невероятная удача! Для студня.
Ну, и для нас – если б он «промахнулся», мы бы и не узнали, что уже находимся в «заражённом» помещении… А ещё – счастье, что Матс «плевок» почуял. А вот – если бы нет… Кто-нибудь мог и наступить. И, ничего не подозревая, разнести заразу по «Рональду».
А «объектом для прицеливания» было выбрано явно – именно лицо. Как мне кажется, потому что оно – самое горячее. Вероятно, механизмы мышления, или инстинкты студня говорят ему, что целиться надо именно в нечто тёплое, и пахнущее… Пищей.
– Какие, на …, «механизмы мышления»?! Или – «инстинкты»?! Вы же первый тут утверждали, что внутри не происходит никаких процессов, сопровождаемых микроэлектронной деятельностью – то есть, проще говоря, чёртовых биотоков – нету! И это свидетельствует о том, что монстр – не мыслит!
– Ну да, в момент нахождения он и не мыслил. Но не приходится сомневаться – когда он почуял присутствие паров воды в воздухе – это не могло не сказать ему, что обстановка изменилась. И можно снова выходить на охоту!
Шемпп сплюнул в сторону. Потом вернул трубку ко рту:
– Оставайтесь на месте. Проследите, чтоб никто из блока лабораторий не выходил. Никому больше не сообщайте о случившемся. Меньше всего мне нужна на Авианосце паника. И… Включите снова видеотрансляцию. Меньше всего меня сейчас волнует, как там выглядят ваши лаборантки. Одежду… Я скажу интенданту – вам что-нибудь принесут. Простуд нам только не хватало.
– Да, сэр. Всё ясно, сэр. Собственно, мы здесь всё так и сделали. Потому что ни мыться, ни обтираться реагентами, или спиртом – смысла нет. Говорю же – тварь всё это игнорирует. – обнажённый доктор, вернувший изображение лабораторного блока на экран генерала, криво усмехнулся. Невесело это смотрелось. Затем кивнул в сторону стекла карантинного бокса, – Матс вон опробовал всё. Только толку… Жаль бедолагу.
У него уже шансов нет.
Впрочем, вам, наверное, видно?
Видно генералу было отлично. Только вот снова смотреть в записи на то, во что превратился цветущий тридцатилетний мужчина, желания никакого не было…
Потому что сейчас только пряжка от брючного ремня и перламутровые пуговицы остались от того, что именовалось Матсом Антом, и проглядывало через полупрозрачную зелёную массу неопределённой формы.

О том, что им с Томом Кланси придётся вдвоём топать за какими-то древними компьютерами, Билл узнал из приказа непосредственно Полковника. И Билла нисколько это не взбодрило. И предпосылок для «карьерного роста» они с Томом тут не увидали. Зато всей задницей учуяли подвох.
Тёмные коридоры смотрелись куда более зловеще, чем даже в первый раз – все уже слышали, хотя бы краем уха, что в блоке лабораторий что-то произошло. Недаром же интендант снова вытащил из недр складов несколько комплектов допотопной униформы, и лично потащил в лабораторный блок доктора Мангеймера. Ох, не к добру всё это…
Однако – прямого неподчинения боевому Приказу допускать нельзя! Трибунал, немедленная деклассация, и лишение всех категорий, льгот, и выслуги лет.
Так что, вяло переругиваясь и пеняя на плохое освещение, неудобство скафандра, пот, и чёртовы магнитные подошвы, они с Томом переваливаясь, словно утки, двигались к рубке. Ох, и далеко же до неё, оказывается!
Заглядывая в оставленные после первой разведки открытыми двери, Билл понимал, разумеется, что ничего там не изменилось, и ничего нового он точно не увидит. Но продолжал заглядывать. А куда денешься – инстинкты, вдолблённые годами тренировок! Вдруг за очередной дверью – «противник»!
Противник не встретился. До рубки доковыляли за полчаса.
– Ну, доктор, показывайте, что именно мы должны «отсобачить», и погрузить в корзины! – корзины, идиотские плетёные конструкции из кевларовых прутьев, ничего, конечно, не весили, но раздражающе болтались за спиной чёртовых скафандров наподобии рюкзаков, заставляя то и дело оглядываться – не отвалились ли.
– Тэк-с… Ну, во-первых, вон тот системный блок. Нет, тот, что правее. – док сердито ругнулся, когда Билл протянул было руку к стоявшему на рабочем столе плоскому ящику. – Это – похоже, принтер. А системный блок – тот, высокий.
Сказать, чем именно док руководствуется, определяя, кто из глухих, не то – металлических, не то – пластиковых коробок – принтер, а кто – системный блок, Билли-бой затруднился бы. Поскольку не видел между ними никакой разницы. Ну, кнопки и индикаторы на панелях, ну, какие-то щели и отверстия…
Ну и что?! Совсем они не напоминают привычные, земные. Однако – грузить заказанную дрянь всё равно надо.
Билл сосисками пальцев исхитрился-таки отсобачить защёлки, и отсоединил два из трёх кабелей, соединявших «системный блок» с остальным «добром». Провода тянулись и по столу, и под столом, и к другим столам – по полу. Третий кабель вылезать из ящика напрочь отказался.
Ага, ты так, значит, с нами!..
Билл проследил кабель до чего-то вроде розетки питания, и вынул из неё вилку – до боли похожую на стандартную. Надо же…
Вот: стало быть, это – сетевой шнур. Питание, то есть.
А нехило он начинает разбираться в логике инопланетян.
Если только она есть.

– Всё равно – придётся всё это обработать. Потому что чёртова студня для исследований у нас больше чем достаточно, а Матсу уже ничем не поможешь.
– Ну хорошо. – видно было, что генерал колеблется, – А это – не опасно? Вдруг, как вы говорите, доктор, присутствие паров воды скажет этому… Этой штуке – что можно нападать снова. Так, как оно нападало когда-то?
– Опасно-то оно опасно… – док и сам не горел энтузиазмом, – Но работать-то надо! Если когда и выявлять какие-то опасные тенденции поведения – так лучше сейчас, пока эта тварь сидит в конкретно изолированном бронированном блоке.
– Да, с этим – согласен. Ну хорошо. Приступайте.
Доктор повернулся к Питеру Коллинзу:
– Одевай!
Приказ начальства вряд ли пришёлся лаборанту по душе. Но остальные помогли ему залезть в громоздкий скафандр высшей защиты. Поёрзав там, Питер буркнул:
– Чёрт. Поссать забыл.
– Ничего – можешь делать это прямо там. Автомойка потом всё почистит.
Свирепый взгляд через бронестекло сказал доку, что думает о нём вообще, и системе автомойки в частности, его лаборант. Разумеется, забывший расстегнуть штаны чёртова комбеза из позапрошлого века.
– Открывайте первую.
Дверь открыли.
– Закрывайте.
Только убедившись, что дверь надёжно заперта, док разрешил открыть вторую дверь тамбура. А затем – и третью.
И вот Коллинз с громоздким самодельным излучателем в реках стоит над тем, что когда-то было перспективным молодым человеком с амбициями, а сейчас превратилось, причём – вместе с большей частью одежды – в горку полупрозрачного желе: синтетику, служащую как бы каркасом для натурального хлопка и льна, проклятая тварь не жрёт!..
– Начинай!
Питер включил излучатель, и повёл раструбом по куче.
Сперва эффекта видно не было. Затем вдруг студень пришёл в движение, и очень быстро на пути луча оказалась пустота: всё «тело» врага растеклось в стороны! Да как резво! Коллинз выругался. Док – тоже:
– … его мать! Сделай луч шире! И начинай прямо от своих ног!
Питер отключил оружие, чтоб отрегулировать. Этого противнику оказалось достаточно. Поднявшаяся горой выпуклость плюнула большим сгустком зелёной липкой массы. И эта «блямба», как обозначил её Мангеймер, принялась быстро облеплять, затекая во все щели и поверхности того, что приняла за «существо».
Буквально через три секунды весь скафандр оказался покрыт тонким, но, как казалось наблюдателям, равномерным, слоем студня. Питер, вертясь на месте, теперь ругался куда цветистее. Но по части ругани доктор превзошёл даже его:
– …! … … б…! Вот же …! Ладно – к делу. Питер! Включи чёртову пушку, и продолжай обработку на максимуме! Направь на себя, и води лучом прямо по скафандру!
Пушка заработала: Питер и правда – водил её лучом по поверхности скафандра, и стало видно, как под действием излучения чёртов студень отваливается слоями и ошмётками. Побелевшими, и уже неподвижными.
– Ага, наблюдаем скоагулировавшие фрагменты! Значит – мощность луча достаточная.
– Нет, док, не достаточная! Для полной гарантии нужно, чтоб эта тварь сгорела в пепел! А так – сами знаете! Сама себя же и сожрёт, и восстанет – как феникс!
– Чёрт. Похоже, ты прав, парень. Продолжай работать.
«Обработать» свою спину Питер не смог. Зато от души прожарил всё то, что оказалось на полу – превратив-таки в вожделенный пепел.
– Обработай весь пол, подошвы, и отойди в дальний угол. Запускаем Лэрда.
Лэрд Милнар, следующий лаборант был вооружён уже несколько другим оружием: боевым огнемётом. А поскольку скафандры пламени не боялись, парочка обработала друг другу всё, что было возможно: от макушек до рифлёных подошв ботинок. Особенно Лэрду пришлось потрудиться над излучателем: уж больно много щелей и потаённых местечек оказалось на самодельной конструкции. Док буркнул: «Чёрт. Придётся менять все провода. Изоляция – тю-тю!..». Затем скомандовал:
– Сидите там ещё полчаса. Я включу аэрозоль.
Когда аэрозоль наполнила помещение, повиснув в воздухе густым серым туманом, док скомандовал:
– Закрыть глаза! Зажигание!
Всё-таки – боевая аэрозоль недаром была запрещена совбезом ООН: стена огня, полыхавшего несколько секунд так, что даже сквозь светофильтры смотреть было больно, сказала о том, что если кто и выжил внутри помещения до этого, теперь-то точно: обуглился в подгорелые шкварки.
От лаборантов, пытавшихся, конечно, хоть краем глаза взглянуть, что это бушует вокруг них, слышались только междометия: «Ух ты!», «… твою мать!», и «Вау!»
– Внимание! Коллинз, Милнар. Ещё раз – подошвы. Хорошо. Сесть на пол, задрать ноги. Запускаю второе облако аэрозоля.
И только после того, как отпылала вторая стена огня, Мангеймер разрешил «передовикам науки» вернуться в общую лабораторию.
Итог подвёл Коллинз, вылезший из мастодонта в насквозь пропотевших (Или это был не пот?!) штанах:
– Знаете, док, за такое нужно давать и премиальные, и зарплату по другой категории. И… И на пенсию отправлять досрочно!
Док поспешил вылить на разгорячённые головы ушат холодной воды:
– Обязательно так и сделаем. Если останемся живы.

– … несомненно, процессор устроен наподобии наших. Однако за восемь-то тысяч лет произошло неизбежное. Тонкие, буквально наноразмерные, слои полупроводников в главной плате оказались повреждены. Ну, это, как я уже говорил – просто результат диффузии атомов. И многое из того, что хранилось в памяти, восстановлению уже не подлежит. Разве что найдём другую плату, где повреждения окажутся не столь… м-м… Глобальны. Пока же – вот. То, что удалось, как говорится, «с миру – по нитке…»
Доктор пошелестел (Скорее, как обычно – для вида!) бумагами перед собой. Генерал, да и остальные офицеры отлично знали: у Мангеймера такая память, что он может легко воспроизвести – причём дословно, как для Официального Протокола – то, что говорилось на любой из планёрок за последние десять лет. Однако молчание никто не нарушил. Доктора перебивать или торопить нельзя – себе дороже выйдет.
– Так вот. Разумеется, моя версия о том, что это – исследовательский корабль-лаборатория для разработки супероружия, подтвердилась. Мы нашли обрывки этих самых «сверхсекретных Директив», части «Отчётов о проделанной работе», и финансовые сметы по затратам на оборудование, реактивы, и тэдэ. И, конечно, ведомости на заработную плату научного персонала. Эти последние дали нам особенно много. (Шучу, разумеется!)
Так вот: этого чудо-оружия, похоже, сами разработчики, и их начальство боялись настолько сильно, что запретили даже на световой год подлетать к Дому. Ну, то есть – туда, откуда происходит этот корабль и его экипаж. Зато временем и средствами их не ограничивали. Думали, наверное, что разом снимут все сливки-пенки, если чёртовы учёные всё сделают, как указано в Техническом задании. Ну, то есть – получат все те «потрясающие боевые характеристики», что в мечтах навоображал себе их Главный Штаб.
Ехидный взгляд доктора генерала нисколько не «пронял». Док продолжил:
– Ну так вот. Все эти, и даже многие дополнительные требования, новый «продукт» удовлетворил. Так говорится в последнем отчёте. А больше отчётов с «Батмара Прангла», как называлась эта посудина, не поступало. Выводы делайте сами.
– То есть, вы хотите сказать, доктор, что ни один человек…
– Да. Именно это я и хочу сказать. Им не имело смысла даже спасться на шлюпках – все судёнышки для экстренной эвакуации, тем не менее, – док ткнул пальцем в бумаги, – как здесь указано, «были выведены из строя офицерами, чтобы предотвратить…»
Да вы знаете – чего предотвратить.
– Да. Думаю, мы знаем. Потому что, – генерал говорил тихо, но все слышали каждое слово, потому что сейчас все, кажется, даже затаили дыхание, – чёртова штуковина уже здесь, у нас. Я приказал никому пока не говорить, но полчаса назад механик Коралл Сингх видел «странные зелёные куски, похожие на мармелад», вываливающиеся из решётки системы вентиляции. К счастью, механик оказался сообразительным, и пытаться потрогать не стал. Сразу выскочил наружу, запер отсек, и сообщил вахтенному. А тот – мне. И вот я вас спрашиваю, доктор Мангеймер.
Что нам нужно сделать, чтоб «Рональд Рейган» не превратился в «Батмар Прангл»?

Билла приказ эвакуироваться в помещения кормы уже не удивил.
Слухами, как говорится, корабль полнится. Ему уже наплела с три короба догадок и подозрений Стелла – вот прямо из её постели его боевой приказ и сдёрнул.
Мозг в черепной коробке Билла пробуксовывал: очень всё странно! Он мог бы поспорить, что в лаборатории дока Мангеймера чёртовы учёные справились с ситуацией – иначе там не отменили бы особый режим. И не выпустили всех этих, в …опу перепуганных, и почему-то чихающих и сморкающихся, лаборантов и лаборанток, в общую столовую…
С другой стороны – последним чужака посещал он. И Том.
Поэтому в казарму Билл и поторопился пойти в первую очередь.
И точно.
Том сидел на своей койке, даже не пытаясь двинуться к корме, или собрать «личные вещи». Билл встал напротив. Кулаки как-то сами собой сжались, хотя тон он постарался сделать нарочито спокойным:
– Том. Это – ты?
– Что – я? – Том чуть приподняв голову, искоса глянул в лицо коллеге.
– Ты знаешь – что. Зар-разу, говорю, на корабль – ты принёс?
Том даже паузы не сделал:
– Да, я.
А вот Билл паузу сделал. Более того – ему пришлось, разжав кулаки, присесть на койку напротив Тома, и продышаться, чтоб спросить:
– А на …уя?
– Я хотел отомстить.
– Отомстить?
– Да, отомстить. За отца.
– Не понимаю.
– А-а, так ты никогда не слышал… Да, собственно, я и не делился ни с кем.
Ладно. Времени у нас теперь навалом, потому что я так думаю, раз чёртовы инопланетники, хотя и знали, как бороться, и уж наверняка подстраховались тыщу раз, не справились – наши тем более не справятся… Расскажу.
Так вот. Мой отец, Ремер Коню, служил здесь интендантом. Потом кто-то из местного начальства пустил налево (Не знаю – кто, и кому именно, да мне и на…ть!) партию списанных одеял. Ну, тех, тёплых, из настоящей верблюжьей шерсти. А по документам получилось, что это сделал как бы отец.
– Погоди-ка… Но ведь ты – не Коню?!
– Ага. Я взял фамилию по матери. И сунул кое-кому – всё, что накопил, пока работал мойщиком на автомойке… Ну, умелец-хакер кое-что про меня из базы данных и стёр. А пожилой солидный бюрократ не отказался от «премиальных» – я стал другим человеком. Видишь – деньги до сих пор заставляют забыть о совести большую часть чиновников. Правда – не Флотских. Поэтому я так и не узнал, как звали того, начальничка отца.
Засекречено.
Ну так вот – об отце. Его, конечно, судил Трибунал.
И разжаловали, и сразу – в армейскую тюрягу. А там – сам знаешь, как. Особенно с теми, кто построптивей, и не хочет местным заправилам лизать …ницу. Отец продержался неделю. Нам его тело выдали в цинковом гробу. Но дядя привёл знакомого слесаря-сварщика, и тот вскрыл… На теле живого места не было от кровоподтёков и синяков. И зубов не осталось – только колышки. А ещё… Его долго насиловали – всё там… ну, разодрали до дыр, словом.
Дядя после этого сам слёг с инфарктом. Мать порыдала, покричала… А что она могла сделать?! Гроб снова запечатали, да похоронили.
После этого мать замкнулась. Поседела. Но в глазах-то я видел… А я тогда – пацан был восьмилетний. Но поклялся!..
Слушая всегда такого спокойного и рассудительного, хоть и замкнутого и несколько нелюдимого собрата по оружию – нет, бывшего собрата! – Билл думал, какими случайностями обусловлена подчас наша жизнь. Чужая растоптанная судьба, и горе родных и близких невинно осуждённого и убитого – явно по чьей-то команде… Чтоб не «вскрылась» банальная кража!
И вот как оно обернулось! Правда, воров и бюрократов этот прецедент вряд ли остановит, даже если о нём раструбить по всем СМИ. Только вряд ли раструбят.
Всё, как всегда, засекретят…
Кастовая солидарность высших офицеров вошла в поговорку.
– … ну вот и сделал, что смог – думаю, большего вреда проклятому «Рональду» нанести я и не смог бы.
– Да, пожалуй. Понятно. Сам пойдёшь в карцер, или мне тебя отвести?
– Не нужно меня никуда вести. Я… Сам схороню своих мёртвых.
Только сейчас Билл заметил, что в зажатом кулаке Том держит капсулу синего цвета – бентит! Он попытался вскочить, броситься…
Но, конечно, опоздал – ведь Том тоже десантник. Был.
Когда Билл набирал код рубки, пальцы заметно дрожали.

– … как?! Сам? Хм-м… Ничего не трогайте там, капрал. Сейчас я пришлю санитаров и наряд полиции.
Билл вернулся на койку. Сел. Невидящими глазами уставился в одеяло на койке, где ещё сохранилась вмятина от сидевшего тела. На скрюченный в немыслимой позе труп на полу он не смотрел – как и на вытекшую из посиневшего рта синюю пену.
Ворвавшемуся наряду полиции он без возражений позволил себя «арестовать» и увести… Хотя ни в полиции, ни во врачах надобности уже не было никакой.
Месть свершилась.
И месть – страшная.

Генерал выглядел плохо. Мешки под глазами стали ещё серей и больше, чем обычно. Но голос звучал чётко: выучка и статус!
– Да. Это правда. Размысловича как раз и убрали после этого скандала. И я принял командование над «Рональдом Рейганом». Вместе с бывшим начальником Штаба полетели, конечно, и его, так сказать, ближайшие друзья и коллеги. Кого распихали по синекурам и заштатным должностям по Колониям, кого тихо и мирно отправили в запас. Со всеми выплатами и льготами. Получается, никто не пострадал. Ни административно, ни…
Жаль, что так получилось с этим Коню. Впрочем, я распоряжусь – если уцелеем и выкарабкаемся, чтоб его родным, если ещё живы, восстановили его пенсию.
И, повернувшись к Биллу:
– Значит, пока ты шёл впереди, он отстал, и просто… Зачерпнул полный цилиндр?
– Да, сэр. Это – его слова.
Генерал повернулся к Мангеймеру:
– Доктор. Раз Билл говорит, что Том пронёс вещество на «Рейгана» в стальном контейнере, и раскидал по запасам продуктов в холодильниках, чем это нам грозит?
Доктор не стал набивать себе цену паузами и хождениями вокруг да около:
– Голодом это нам грозит. В первую очередь. А во вторую – тем, что масса чёртова студня теперь наверняка – несколько сотен тонн. Сотен! То есть – нужно любой ценой ускорить изготовление чёртовых излучателей. И огнемётов!
– Но послушайте… То, что ваши умники собрали в кустарных, как говорится, условиях, там, в лаборатории, никак нельзя назвать удачной и портативной моделью. К тому же она крайне маломощна. И с очень ограниченной дистанцией поражения.
– Ага. А если проектировать эту штуку так, как положено, и строить промышленным методом – то есть, на подземных оборонных заводах! – то мы рискуем расплыться в зелёные какашки раньше, чем сможем подать СОС!
Генерал посопел. (На это уже ни доктор, ни Билл внимания не обращали – в контексте творящегося сейчас на Авианосце возмущение начальства – не самое страшное, что может с ними произойти!) Буркнул:
– Ладно, ваша правда. Собственно, я так и приказал: не мудрить, а просто скопировать. Только присобачить аккумуляторы помощней, да кристаллы – побольше. Двадцать восемь штук уже готовы, и работа идёт. Но – сами понимаете. Холодильники – ещё цветочки. Есть ещё жилые помещения в носу. Камбуз. Кондиционеры и водопровод.
Про то, что вся электропроводка будет попросту уничтожена, не упоминаю.
Хуже всего сейчас в складских помещениях. Боюсь, не то, что одеял – последнего носового платка не найдём, когда ребята закончат. А если и найдём – сами же уничтожим. Огнемётами. И аэрозолем. Для гарантии.
Ладно. Хорошо хоть, чёртовы таблетки-концентраты успели перетащить.

Две недели на голодном пайке, да ещё и на матраце на полу к моторном отсеке Биллу запомнились, разумеется, на всю, как это изящно пишут в книгах, оставшуюся жизнь.
Как и занудно-педантичная, скрупулёзная, и методичная, работа по «нейтрализации противника». Он знал, что на торцевой стене за спиной генерала теперь висит не карта известной части Галактики, а схема всех палуб и уровней «Рональда Рейгана». На которой теперь натыканы флажки – словно на карте боевых действий. Впрочем – почему – словно?
Авианосец, и правда, стал полем боя. Да ещё какого!
Пусть – почти бесшумного, но от этого вовсе не менее свирепого и отчаянного!
После просмотра учебно-документального фильма, где медленно и мучительно умирал несчастный Матс, то ругаясь, то взывая к собратьям-людям, и атаки на Коллинза, факты убедили не только Билла – но и всех остальных. Подстраховка и даже переперестраховка в таком деле не только желательна, но и необходима. Как воздух.
Который сейчас сжигали боевым аэрозолем.
(Благо, его запасы на «Рональде Рейгане» оказались не случайно: хоть официально запрещённые, они вовсе не были «уничтожены и дезактивированы», как предписывали указания чёртова ООН-а. Нет: цистерны с ЭйчПи просто были надписаны «антиоксидант», и мирно ждали своего часа в трюме. Вот и дождались!)
Первые попытки оттеснить студень одновременно по всему фронту – то есть сразу по всем палубам и помещениям корабля, окончились неудачей. Чёртова тварь, стоило обработать какое-либо помещение, и перейти в следующее, проникала в малейшую щель, нагло пользовалась воздуховодами, тоннелями электрокабелей, канализацией, и водопроводными трубами, чтоб вернуться. И снова притаиться там в виде тончайшей плёнки на полу! Чтоб не заметили!
К счастью, такая тактика врага оказалась предвидима – док Мангеймер вспомнил, что читал какую-то древнюю фантастику почти на эту же тему, («Мутант – 59», насколько он помнил!) и предупредил всех. Так что вскоре перешли на другую систему: обработанное огнемётами, а затем – для гарантии и аэрозолем «Эйч-Пи» помещение герметично изолировали от остальных: заваривали стальными накладками-заплатами щели системы воздухоподачи, канализационные сливы, проёмы от сожжённых розеток электропитания, выходы кабелей, труб, и т.д.
Так удалось добиться локального успеха: студень больше не мог продвигаться вперёд (вернее – назад, к корме), и большую часть помещений десантники смогли очистить. Правда, заваренные и герметизированные, они всё равно были бы бесполезны: ведь использовать «обработанные» комнаты в прежнем качестве было ну никак нельзя! Почерневшие стены, безобразные нашлёпки заплат из толстой броневой плиты, полное отсутствие сожжённого или вынесенного оборудования.
И обуглено-расплавленные остатки того, что вынести было невозможно…
Но с этим мирились, уповая на капитальную реконструкцию в доке.
Правда, до постановки в док нужно было убедиться, что враг уничтожен полностью. А не так, как на «Батмаре Прангле», от которого давно отошли на несколько миллионов километров, продолжая, впрочем, дрейфовать рядом. Сравнительно рядом.
Однако через три недели, когда последнее из трёх тысяч ста двадцати помещений было признано безопасным, генерал Шемпп приказал вернуться к чужому кораблю.
Старинный ли фильм «Чужие», или доводы доктора Мангеймера повлияли – но только за очистку внутренних пространств «Батмара Прангла» взялись капитально, и даже можно сказать, ретиво.
К моменту прибытия кораблей эскадры Флота с учёными светилами и высшим флотским руководством, изучать, собственно, было нечего.
Доктор Мангеймер однажды случайно (Ну, или – не случайно. После того, как было озвучено, что генерала ждёт Трибунал за самоуправство, док почти постоянно отирался на офицерской палубе.) увидел, как охранники службы Собственной Безопасности уводят генерала Шемппа на флагман, через стыковочный узел и рукав.
Генерал успел подмигнуть доктору на прощанье.
Больше на «Рональда Рейгана» Норман Шемп не возвращался.
А сам Авианосец снова на долгие пять месяцев застрял в сухом доке.
Зато от Студня остались только безопасные (Ну, сравнительно!) видеозаписи.