Шепот (Глава 3)

— Твою мать… — в голове вспыхнул образ: огромная тварь давит Леху, кости хрустят под её лапами. Сердце рванулось в горло, ноги сами понеслись бы назад, но я стиснул зубы. Не могу бросить Валю.

Подхватив её на руки, я рванул вперёд. Она не сопротивлялась, будто читала мои мысли. Её дыхание, прерывистое и горячее, обжигало шею. Адреналин подстегивал: два рывка — и мы у двери кабинета.

Удар! Нога врезалась в металл. Удар! Дверь вздрогнула.

— Кто там?! — голос Макса прозвучал глухо, будто из-под земли.

— Это я, открывай, блять! — хрипло выкрикнул я, чувствуя, как горло рвётся на части.

Снизу нарастало мяуканье — низкое, булькающее, словно монстр полоскал глотку кровью.

— Леха… держись… — прошептал я в пустоту.

— Влад?! Погоди, щас…

— Быстрее, нахуй! — рёв вырвался сам собой.

Дверь распахнулась. Макс, бледный, с расширенными зрачками, застыл на пороге:

—А где Леха и…

Я вошел с Валей в кабинет, едва не сбив его с ног. Усадив её на ближайшую парту, я рванул обратно.

— Осторожно… — её шёпот едва долетел, но я уже мчался по коридору.

Разум затянуло пеленой. Ноги несли сами, обходя разбросанные осколки стекла. Леха…

Лестница. Поворот. И вот он — тащит две коробки. Руки дрожали, но он сжимал их.

— Брось их! — заорал я, подбегая.

— Не… могу… — он задыхался. — Еда… вода…

В конце коридора, откуда мы пришли в столовую, раздалось то самое мяуканье. Из темноты медленно выплыла оленья морда. Её глаза, алые и бездонные, сверкали безумием. В пасти существа висел первоклассник. Мальчик был ещё жив. Его ручонки не цеплялись за клыки монстра, а ноги не дёргались, будто он смерился со смертью. Лицо его было уставшим и заплаканным, а из горла вырывались хриплые всхлипы.

Существо повернуло голову в нашу сторону. Его ноздри дрогнули, втягивая воздух, а из пасти капала густая слюна, смешанная с кровью мальчика. Казалось, оно вспомнило нас — вспомнило, как мы ускользнули, как его лапы скользили по лестнице. В глазах монстра вспыхнула первобытная злоба.

—По-ма… — прохрипел первоклассник, протягивая к нам окровавленную ладонь.

Но монстр сжал челюсти. Раздался хруст — будто ломали ветки. Тело мальчика разорвалось пополам. Внутренности, обрывки школьной формы, осколки костей — всё это смешалось в кровавый вихрь. Верхняя часть ребенка упала на пол, голова, ударившись об пол повернулась лицом к нам, его глаза, широко распахнутые, всё ещё смотрели с немым вопросом.

А потом существо взревело. Оно бросилось вперёд, топча останки мальчика. Череп хрустнул под копытами, как скорлупа, а кровь брызнула на стены, оставляя алые подтёки.

— Хватай коробку! — заорал Леха, но его голос потонул в рёве чудовища.

Я подорвался с места, схватив первую коробку. Вес её оказался таким, что я едва не рухнул на колени. Теперь стало понятно, почему Леха тащил их с таким трудом. Ноги подкашивались, но страх и адреналин, как верные союзники, вновь подхватили меня. Они будто вливали в мои жилы жидкий огонь, заставляя забыть о боли и усталости. Каждый шаг давался с трудом, но я знал — остановиться нельзя.

Я рванул вперёд, чувствуя, как коробка давит на руки, а спина протестует против непосильной ноши. Леха был за мной, схватив вторую коробку, которая, судя по его напряжённому лицу, была ещё тяжелее. Его дыхание стало прерывистым, а шаги — неуверенными, но он не сбавлял темпа.

В этот момент из арки, соединяющей два корпуса, вылетел монстр. Его огромная тень на мгновение перекрыла свет, а низкое, булькающее мяуканье заставило сердце застыть. Лапы существа, всё ещё мокрые от крови раздавленного мальчика или не высохшие с прошлого раза, скользили по полу. Оно неуклюже рванулось вперёд, но потеряло равновесие и с грохотом врезалось в стену. Монстр зарычал, тряся головой, будто пытаясь стряхнуть боль. Его алые глаза, полные ярости, устремились на нас.

Он развернулся, готовясь к новому рывку, но тут его лапы снова заскользили. В отличие от первого корпуса, где пол был покрыт паркет, здесь лежала гладкая плитка. Мокрая от крови лапа чудовища проехала вперёд, и оно снова рухнуло на пол. Грохот от падения отозвался эхом по всему коридору.

— Брось коробки! — заорал я, подбегая к Лехе.

— Дурак?! — его взгляд, полный немого укора, сказал больше слов. Мы оба понимали — бросить коробки значило обречь себя на верную гибель.

Я стиснул зубы, чувствуя, как мышцы рук дрожат от напряжения. Каждый шаг отдавался огнём в ногах, будто кости превращались в раскалённые угли. Поворот к лестнице маячил впереди, как мираж. Ноги точно отвалятся к утру… Если доживу, — мелькнуло в голове.

Внезапно перед глазами всплыл образ Нуры Мегамивой. Её последний взгляд, полный грусти и надежды. «Живите!» — её слова отозвались в моей голове. — Выживу. Обязательно.

Рывок — и я у поворота. Обернулся, чтобы проверить Леху. Он был в двух шагах, лицо залито потом, губы искривлены в оскале усилия. Но за его спиной…

Монстр.

Он стоял в нескольких метрах, его оленья морда была залита кровью, а глаза горели яростью. Существо медленно провело лапой по плитке, проверяя её скользкость. Потом отступил на шаг, встал в странную позу: задние лапы, заметно меньше передних, упёрлись в пол, будто готовясь к прыжку.

— Умный ублюдок… — прошептал я, не скрывая страха.

Леха уже был у прохода, когда я толкнул его вперёд, едва успевая войти в поворот сам. Только моя нога коснулась второй ступени — грохот! Монстр врезался в стену, словно таран. Кирпичи посыпались градом. Один из них, острый как бритва, угодил мне в переносицу. Боль вспыхнула белым огнём, а по лицу потекла тёплая струйка крови, солёная на вкус.

— Чёрт! — выругался я.

Леха повернулся проверить как я.

— Влад, ты как?! — Леха обернулся, его глаза расширились от ужаса.

— Не останавливайся! Со мной все в порядке! — крикнул я Лехе.

Чудовище, оглушённое ударом, пронеслось мимо лестницы и врезалось в противоположную стену. На мгновение это показалось почти комичным.

Остановившись, я обернулся.

Существо стояло у начала лестницы, его алые глаза сверлили меня. В них читались раздражение и досада. Морда дёргалась, обнажая клыки, с которых капала слюна, смешанная с кровью.

Я перевёл взгляд ниже. Монстр пытался поставить лапу на первую ступеньку, но она скользила, оставляя кровавые разводы на плитке.

— Ха… — я не сдержал усмешки.

Его рев оглушил меня. В слепой ярости монстр начал бодать носом ступеньку, словно пытаясь сломать её. Лапы бешено топали по полу, поднимая облака пыли. Это была истерика — как у ребёнка, который не получил желаемое.

Мы преодолели лестницу и оказались у двери кабинета информатики. Сердце колотилось так, будто готово было вырваться из груди. Я начал бить ногой по двери, крича:
— Открывайте, быстрее!

Леха, тяжело дыша, прислонился к стене, но его глаза были полны решимости. Вдруг краем глаза я заметил движение в конце коридора. Что-то вышло из соседнего кабинета — тёмное, бесформенное, с едва уловимым шорохом, словно тень ожила.

— Бляяя! — вырвалось у меня, и я заорал ещё громче: — Открывайте, там что-то есть!

Дверь распахнулась, и мы влетели внутрь, едва не сбив с ног Макса, который стоял на пороге. Коробки с провизией грохнулись на пол, а я, не теряя ни секунды, развернулся и захлопнул дверь.

— Что случилось? — спросил Леха, его голос дрожал от напряжения.

— В конце коридора… что-то вышло, — выдохнул я, пытаясь успокоить дыхание.

Леха мгновенно понял, что делать. Он бросился к шкафу в углу класса и начал его приподнимать. Я подскочил на помощь, и, несмотря на усталость, мы с невероятной силой протащили шкаф через весь класс, упирая его в дверь.

— Свет! — крикнул я. — Выключите свет!

Света, стоящая рядом с выключателем, резко бросила на него руку. Свет мигнул, погас, затем снова загорелся на мгновение, прежде чем окончательно погаснуть.

Тишина. Густая, почти осязаемая. Только скрежет металла по плитке пола и отдалённые звуки рева нарушали её. Мы замерли, прислушиваясь к каждому шороху, каждому звуку за дверью

Ничего не было видно, лишь алый свет пробивался из щели железной двери, но через них ничего не было видно. Послышались шаги они были похожи на то будто ктото босыми ногами шел по полу, а с этими шагами слышался скрежет металла.
Звук шагов нарастал, будто эхо в пустой пещере. Кровь застыла в жилах, сердце колотилось так громко, что казалось, его слышно даже монстру. Я начал корить себя за крики.

— Вдруг оно услышало меня? — пронеслось в голове. — Вдруг увидело? Учуяло? Выдержит ли дверь?

В воображении всплыл образ: монстр, огромный и оскалившийся, стоит у двери. Его горящие глаза сверлят тьму, а пасть, полная острых клыков, будто уже предвкушает пир. Тело предательски задрожало.

— С-сука… — хотел я выругаться, но из горла вырвался лишь сдавленный писк.

В темноте перед глазами начали мелькать образы: морда исполина, оленя, пса… Лица. Лицо Никиты, искажённое ужасом. Лицо первоклассника, застывшее в последнем крике. Разум рисовал кошмарные картины: смерть тех, кого я знал. Смерть Лехи — хоть он и был жив, я уже видел его разорванным на части. Смерть родителей — я даже не знал, живы ли они сейчас или…

И вдруг — образ. Образ заплаканной Вали из сна. Откуда он взялся? Я никогда не видел, чтобы она плакала. Но сейчас её лицо, мокрое от слёз, будто врезалось в память. Я почувствовал, как что-то сжалось внутри. За неё я тоже переживал.

Она стала другой. Всё, что с нами произошло, изменило её. Или может, показало настоящую…

Кто-то схватил меня за рукав. Прикосновение было лёгким, почти невесомым — словно ветка зацепилась за ткань. Но пальцы, холодные и дрожащие, впились в рубашку так, что мурашки побежали по спине. Я обернулся, но в кромешной тьме не разглядел ни лица, ни силуэта. Только бледную кисть, женскую, с тонкими пальцами, белеющими в темноте, как лунный свет.

— Света? — мелькнуло в голове. Сердце сжалось. Она же боится темноты. Ей, наверное, ещё страшнее, чем мне. Ведь она такая маленькая и хрупкая, а в мире теперь есть эти монстры.

Мои собственные страхи вдруг уступили место чему-то острому и жгучему. Вспышки монстров, рёв сирен, хруст костей Никиты — всё это растворилось. Осталась только её хватка. Хватка, которая кричала: «Не оставляй меня».

— Всё… всё будет хорошо, — прошептал я, наклоняясь так близко, что почувствовал запах её волос— сладкий, как детство. Голос дрожал, но я старался звучать твёрдо. — Обещаю.

Тьма вздрогнула. Из неё донеслось:

— Хорошо…

Голос был знакомым, но не Светы. Сдержанный, тонкий. Валя.

Я замер. Её пальцы чуть разжались. В темноте, казалось, даже воздух застыл. Образ заплаканной Вали из сна всплыл перед глазами. Теперь она была здесь — не «злюка», не «мразь». Просто девушка, которая боялась. Как и я.

Меня охватило лёгкое разочарование. Нет, моё отношение к Вале изменилось — за последний час мы слишком сблизились. Но что я чувствую? Друг? Союзник? Я будто прятался от самого себя, отказываясь признать, что она мне нравится. Мысль казалась абсурдной. Ведь Свету… Свету я любил.

Вдруг мы заметили, что шаги начали удаляться. Существо будто обошло нас и направилось к оленьеголовому монстру, который всё никак не успокаивался. И тут раздался крик. Неописуемый, всепоглощающий. Ни одно живое существо — да что уж там, ничто во Вселенной — не должно было обладать таким голосом. Это был вопль, будто миллиарды птиц обрели человеческое горло и орали так, словно им отрывали крылья. Я замер, чувствуя, как по спине пробежали мурашки. Этот крик был не просто звуком — он будто проникал в самое нутро, выворачивая душу наизнанку.

Он ревел по видимости на монстра снизу. Звуков бойни не было — скорее всего, оленьеголовый испугался и просто убежал с территории того, кого боялся. Того, кто, был ещё страшнее.

Существо отступило в конец коридора, его шаги затихли, словно поглощённые самой тьмой. В ушах ещё пульсировала кровь, но постепенно я начал осознавать: тишина. Настоящая, тяжёлая, без скрежета когтей и рёва. Адреналин, который секунду назад жёг жилы, сменился ледяной усталостью. Каждая мышца ныла, будто меня переехал грузовик. Даже пальцы дрожали.

— Бля… — вырвалось шёпотом, больше похожим на стон.

— Включите свет, — голос Лехи прозвучал хрипло, как будто он выжимал слова из последних сил.

Лампы мигнули, залив комнату резким светом. Я зажмурился, но даже сквозь веки видел пятна. Когда зрение адаптировалось, первое, что бросилось в глаза — Макс. Он сидел в углу, прижав колени к груди, и грыз ноготь до мяса. Кровь уже запеклась на его губах.

А потом… Света.

Она стояла рядом с Лехой, её руки обвивали его руку, а лицо уткнулось в плечо. Грудь прижималась к нему так тесно, что складки её блузки сливались с чёрной тканью его толстовки. Меня будто ударили под дых. Злоба поднялась комом в горле, а пальцы сами собой сжались в кулаки. Он даже не обнимает её в ответ. Просто стоит. Как столб. Вслушиваясь, и всматриваясь в дверь. Я понимал, что между ними ничего нет. Они почти не общались, да и Леха всё ещё был всем сердцем привязан к Насте. Устраивать скандал сейчас, в такой ситуации, было бы глупо и бессмысленно. Мне даже стало стыдно что я об этом сейчас подумал.

Пришлось отвернуться, чтобы не выдать себя.

И тогда я заметил Валю. Она сидела на той же парте, куда я её усадил, — прямая, как стрела, руки сцеплены на коленях.

Наши взгляды встретились, и я впервые разглядел её по-настоящему.
Золотистые волосы, сплетённые в идеальную косу, будто выточенную из солнечного света. Она носила её через плечо, и тяжёлая прядь, доходившая до пояса, мерно покачивалась при каждом движении. Но больше всего поражали глаза — холодные сапфиры, отточенные годами упрёков. Раньше в них читалась лишь сталь, но сейчас… Сейчас в их глубине теплилось что-то неуловимое, словно лёд начал таять.

Валя казалась хрупкой, почти невесомой. Бледная кожа, тонкие запястья, острые ключицы — всё напоминало фарфоровую статуэтку, которую слишком долго прятали от солнца. Её строгая школьная форма лишь подчёркивала этот образ: чёрный сарафан с белоснежным подъюбником, рубашка с накрахмаленным воротником, туфли на аккуратной платформе.

— Слав, твой нос… — её шёпот прозвучал неожиданно мягко. Валя приподняла руку, едва касаясь своих губ, словно проверяя, можно ли доверять этой тишине. В её глазах читалось беспокойство, которое я раньше замечал только у Светы. — Больно?

Я машинально потянулся к переносице, но её пальцы мягко перехватили мою руку.
— Не трогай.

Боль вспыхнула с новой силой, от её прикосновения. Я резко дёрнулся, зашипев сквозь зубы.

— Прости… — она отстранилась, но тут же вернулась, пододвинув стул. — Садись.

Её руки дрожали, когда она задрала рукав рубашки. Белая ткань, ещё вчера бывшая символом её безупречности, теперь превратилась в окровавленный лоскут. Валя наклонилась так близко, что её дыхание смешалось с моим. Тёплое, неровное. От него щекотало щёку, но я не отстранился.

— Ш-ай! — я сглотнул, когда ткань коснулась раны.

— Почти… — она вытирала кровь методично, как хирург.

Я вспомнил, как год назад пролил воду на её юбку. Тогда её голос резал, как лезвие: «Ты всегда всё портишь!». Теперь же она молчала, а её рукав впитывал мою кровь.

— Где та Валя-чистюля? — шепотом сорвалось с губ прежде, чем я успел подумать.

Она замялась. Толи удивившись толи не поняв вопроса. Пальцы её сильнее сжали окровавленную ткань. Когда она наконец подняла глаза, в них не было ни злости, ни упрёка. Только тихая грусть, словно я случайно наступил на хрупкий лёд, под которым бились тысячи невысказанных слов. Как у грешника, которому зашили рот стальными струнами.
— Она… — Валя сделала паузу, сглотнув. — Она поняла, что есть вещи грязнее воды.

— Прости, я не хотел… — голос сорвался, слова застряли в горле. Раньше её слёзы были бы для меня победой, но сейчас они жгли, как раскалённые угли.

— Слав, я… — начала Валя, но её прервал Леха.

Он стоял у учительского стола, вцепившись в телефон. Экран подсвечивал его лицо, покрытое слоем пыли и крови.

— Бля, — прошипел он. — Ни хуя не ловит!

— Здесь никогда не ловила связь, — пробурчал я, стараясь говорить тише.

Мы все молча согласились на шепот. Монстр мог быть где угодно.

Я попытался встать, но боль в спине согнула меня пополам. — Сука, — стиснул я зубы, опускаясь обратно на стул. Леха, заметив это, облокотился на спинку стула. Его руки дрожали, но он сдерживал это.

— Нам бы отдохнуть, а? — он скал потирая переносицу.

— Согласен, — кивнул я, переводя взгляд на Валю.

Она сидела, уставившись в ладони, будто пыталась прочесть в них ответ. Юбка приподнялась, открывая опухшую ногу — сине-багровый ореол вокруг лодыжки. Меня сковало стыдом: я дергался из-за царапины, а она…

—Как нога? — спросил я, нарушая тишину.

Она вздрогнула, будто разбуженная, и медленно подняла глаза.

— Не переживай… меньше болит, — солгала она, сжимая кулаки.

Вспомнилось, как в детстве я вывихнул ногу. Мама тогда говорила: «Держи выше, чтобы кровь оттекала». Осмотрев класс, я заметил мягкие кресла у компьютеров. Через боль поднялся и, волоча ноги, подкатил два кресла к Вале.

— Дай руку, — протянул я.

Она колебалась, глаза метались между мной и креслом. Наконец, её пальцы, дрожащие легли в мою ладонь. Я помог ей перебраться с парты на кресло, чувствуя, как её тело напряжено, как сдерживаемые стоны вибрируют в горле.

— Я аккуратно, Валюш, — прошептал я, и ласковое прозвище вырвалось само.

Она резко вдохнула, но кивнула. Когда я приподнял её ногу на второе кресло, она впилась пальцами в подлокотник, сдерживая крик. Кожа на лодыжке была горячей, почти обжигающей. Когда я уложил ногу на стул, она выдохнула — тихо, как будто стыдясь облегчения.

— Спасибо… — её голос дрогнул, как тонкая нить.

Я не ответил, лишь улыбнулся, скрывая дрожь в руках.

Леха уже спал, свалившись на стол. Его спина поднималась и опускалась в ритме тяжёлого дыхания. Пиздец как он вообще уснул? Вспомнилась цитата из книги «Способность отключаться в аду — талант» только не помню из какой, да и вообще кто их читает.

Света копошилась у коробок, разбирая консервы. Свет фонарика выхватывал её профиль: тёмные кудри, спадающие на плечи, ресницы, трепещущие над этикеткой. Рубашка, запачканная грязью, облегала стройное тело, а пальцы, тонкие и уверенные, перебирали банки. Даже сейчас, в грязи и крови, она казалась неземной.

Но даже сейчас я не мог подойти к ней. Не из-за неуверенности — перед глазами всё стояла та сцена: Света, прижавшаяся к Лехе, её пальцы, вцепившиеся в его рубашку, будто она хотела полностью на него взобраться. «Почему?» — вопрос бился в висках, как птица в клетке. Валя не бросалась ко мне в объятия, хоть и искала защиты… Почему Света так сделала?
Я замер, уставившись на неё. Она перебирала консервы, будто ничего не случилось. Её профиль, освещённый тусклым светом из окна, казался неземным — как статуя, высеченная из мрамора. Она не замечала меня. Как всегда.

Перевёл взгляд на Макса. Он сидел в углу, обхватив колени, и грыз ноготь — уже на другой руке. Кожа вокруг ногтевой пластины была ободрана до крови. Хотел подойти, спросить, как он… Носил не было. Мы не были друзьями. Просто иногда болтали о играх, смеялись над глупыми мемами.

Тело горело, будто после марафона. Я доплёлся до ближайшего стула и рухнул на него, окидывая класс взглядом.

Леха храпел, уткнувшись лицом в учебник. Света копошилась в коробках с припасами, будто искала спасения в порядке. Валя дремала, подложив под щёку окровавленный рукав. Только Макс оживился — рылся в шкафу, швыряя на пол папки.

Я закрыл глаза. Внутри не было ни скорби, ни боли — лишь тошнотворная пустота. Никита? Мы обменялись парой слов за всю четверть. Нура Мегамива? Её вечное брюзжание я бы стёр из памяти. Первоклассник… даже имени не знал. Их смерть не оставила в груди ни щемящей пустоты, ни вины. Тошнота — да, физическая, от вида кишок и хруста костей. Но слёз не было.

— Может, я бесчувственный? — выдохнул я так тихо, что слова растворились в гуле собственного дыхания. Ответа не последовало.

И вдруг:

— Нет… — шепот прокрался сквозь темноту, едва уловимый, как паутина.

Я повернулся на звук. Валя спала, её голова склонилась набок, а пальцы судорожно сжимали край кресла. Она шептала во сне.

Улыбка скользнула по моим губам, непрошеная и горькая. Валя, сама того не ведая, дала ответ — не словами, а тем, как она безмятежно спала. Стало легче, но это облегчение было похоже на глоток воздуха перед новым погружением в пучину.

Я закрыл глаза, не пытаясь уснуть. Шёпот шагов, скрип парт, прерывистое дыхание Светы — всё сплелось в монотонный гул, словно школа превратилась в гигантский метроном, отсчитывающий последние минуты покоя.

Но за этим фоном, как сквозь тонкую плёнку, прорывалось другое.

Где-то возможно на втором этаже стекло треснуло с визгом, похожим на детский плач. В актовом зале глухо ухнуло, будто рухнула люстра, и следом донеслись шлепающие шаги — тяжёлые, мокрые, будто кто-то волочил по полу мешок с костями. А ещё… вой. Долгий, протяжный, как сигнал сирены, но с нотками чего-то почти человеческого.

Я прикрыл лицо руками, но звуки не стихали. Они висели в воздухе, как ядовитый туман, напоминая, что за дверью класса нет спасения. Только бесконечный коридор, где каждый угол хранит новый кошмар.