Sonic «Чёрный колдун» (Глава 3)

В сумрачном мегаполисе, где неоновые огни смешивались с туманом, слухи о «Чёрном колдуне» ползли по закоулкам, проникая в подсознание горожан. Никто не знал его настоящего имени — только прозвище Sonic со Skype, шепчущее холодом по спинам: Тот, Кто Говорит Через Газ. Не все были в курсе о газе, веруя, что это другой мир, полный чудес, инопланетян, новой философии и даже кто-то видел там Будду, только играли всё это людям убийцы. После убийства все знающие прикрывали его группу, говоря: «это дьявол убил». Но кто был любопытен гадали про убийц и особенно их главаря.
Говорили, он — некрасивый темнокожий парень, чья физическая «неполноценность» породила жажду власти над чужими душами. Скрываясь в тени цифрового мира, он выискивал своих жертв, словно паук, плетущий паутину из слов и страха. Его голос, искажённый помехами газа, проникал в сознание, словно яд. Однако ядом был только газ.

Одной из его жертв стала Ждана. Молодая женщина, потерянная в лабиринте собственных сомнений. «Симптомы слабоумия,» – шипел он ей в уши, подталкивая к краю, – «у тебя мозг разлагается». Его слова, словно лезвия, рассекали её волю, оставляя лишь зияющую пустоту. Страх стал её единственным спутником.
Некрасивый темнокожий с маленьким членом сексуально неполноценный униженный парень зомбировал женщину на суицид, крича ей по газу, что у неё симптомы слабоумия и вызывал страх, заставляя суициду. В одну из ночей, когда мегаполис задыхался в смоге, Чёрный колдун заставил ее подняться на крышу небоскреба. Он говорил с ней через газ, его голос — эхом безумия. Ждана стояла на краю, смотря на мерцающий город внизу. Голос колдуна проникал ей прямо в мозг. Его цель близка. И эта цель – деньги от заказчика. Последние слова стали гипнозом, толкнувшим за грань. Это его работа. Ему поставляли бесплатно самые редкие препараты и наркотики для таких убийств наркодельцы и иногда даже высшие чины. Оборотная сторона больших городов.
Ждана проснулась от запаха. Слабый, сладковатый аромат, будто гниющие лилии в заброшенном саду. Она потянулась к окну, но пальцы скользнули по ледяной раме — оно было закрыто.
— Ты видишь их? — голос ворвался в сознание, минуя уши. — Они уже здесь. Твои симптомы… слабоумие… необратимо.
Она закричала, но звук утонул в вязком воздухе. В зеркале мелькнул силуэт — высокий, с кожей цвета пепла, глаза горят жёлтым огнём. Он.
— Ты будешь делать, что я скажу, — прошипел голос. — Иначе боль станет вечной.
Ждана проснулась от запаха. Слабый, сладковатый аромат, будто гниющие лилии в заброшенном саду. Он проникал сквозь плотно сомкнутые веки, щекотал ноздри, вызывая неприятное предчувствие. Она потянулась к окну, желая вдохнуть свежий воздух, но пальцы скользнули по ледяной раме — оно было закрыто. Не просто закрыто, а будто запечатано, словно сама комната стала герметичной капсулой.
— Ты видишь их? — голос ворвался в сознание, минуя уши. Он был не звуком, а ощущением, вибрацией, проникающей прямо в мозг. — Они уже здесь. Твои симптомы… слабоумие… необратимо.
Ждана закричала, но звук утонул в вязком, давящем воздухе. Он был настолько плотным, что казалось, его можно потрогать. В зеркале, висевшем на стене напротив кровати, мелькнул силуэт. Высокий, с кожей цвета пепла, словно покрытой тонким слоем пыли. Глаза горели жёлтым огнём, пронзительным и холодным. Он. Это был он. Тот, кого она боялась, кого пыталась забыть.
— Ты будешь делать, что я скажу, — прошипел голос, теперь уже более отчетливо, но все так же беззвучно, словно шепот самой тьмы. — Иначе боль станет вечной.
Ждана сжала кулаки, ногти впились в ладони. Боль была знакома. Она была ее постоянным спутником, ее тенью. Но этот голос, этот запах, этот силуэт в зеркале – это было нечто новое, нечто более пугающее.
Это его работа и его изувеченная жизнь. Жизнь подпольного киллера без ножа. Он не убивал руками, не оставлял следов крови. Его оружием были слова, страх, манипуляции. Он проникал в сознание, разрушал изнутри, оставляя после себя лишь пепел и пустоту. Он был мастером своего дела, но его собственная жизнь была искалечена, словно выжженная пустыня.
Он состоял в АН – Анонимные наркоманы. Парадоксально, не правда ли? Человек, который сам был зависим, теперь стал зависимостью для других. Он употреблял наркотики, и он был наркотиком. Он вызывал привыкание, зависимость от страха, от его контроля. И Ждана, к своему ужасу, чувствовала, как эта зависимость начинает пускать корни в ее собственном разуме.
Запах гниющих лилий усилился, стал почти невыносимым. Он был запахом разложения, запахом конца. Ждана закрыла глаза, пытаясь отгородиться от этого кошмара. Но он был внутри нее, в ее мыслях, в ее страхах.
— Ты моя, — прошептал голос, и Ждана почувствовала, как ледяные пальцы сжимают ее горло. — Ты будешь делать, что я скажу. Иначе…
Она не могла дышать. Воздух стал еще гуще, еще тяжелее. Она видела его силуэт в зеркале, его горящие глаза, его пепельную кожу. Он был реален. И он был здесь.
Ждана знала, что это не сон. Это было пробуждение в кошмаре. Кошмаре, который он создал для нее. И теперь ей предстояло найти в себе силы, чтобы выжить в этом аду, который он называл своей жизнью. Жизнью подпольного киллера без ножа, человека, который сам был сломлен, но умел ломать других. И Ждана, к своему ужасу, чувствовала, как ее собственная воля начинает трещать по швам.
Ее разум метался, пытаясь найти выход, но каждый импульс, каждый проблеск надежды гас под натиском его беззвучного голоса. Он был как паразит, впившийся в ее сознание, питающийся ее страхами и сомнениями. Ждана попыталась вспомнить, как все началось. Была ли это встреча? Случайность? Или он выбрал ее, как выбирают жертву?
Вспомнились обрывки: темный переулок, шепот, обещание чего-то, что казалось спасением. Тогда она была на дне, потерянная и отчаявшаяся. Он предложил ей выход, но цена оказалась непомерно высокой. Он предлагал наркотики, он предлагал контроль. Контроль над ее жизнью, над ее мыслями, над ее страхами. И она, в своем отчаянии, согласилась.
Теперь она понимала, что попала в ловушку. Его «помощь» была лишь способом сделать ее своей марионеткой. Он был наркоманом в привычном смысле слова, но он был зависим от власти, от разрушения. И он находил удовлетворение в том, чтобы ломать других, как, видимо, был сломан сам.
«Слабоумие… необратимо», – эхом отдавалось в ее голове. Он хотел убедить ее в собственной беспомощности, в том, что она уже потеряна. Но где-то глубоко внутри, под слоем страха и отчаяния, теплилась искра сопротивления. Она не хотела сдаваться.
Ждана открыла глаза. Силуэт в зеркале все еще был там, но теперь он казался менее реальным, более призрачным. Запах гниющих лилий начал отступать, уступая место чему-то другому – запаху ее собственной решимости.
«Ты будешь делать, что я скажу», – снова прошипел голос.
«Нет», – подумала Ждана, и это «нет» было громче любого крика. Она не знала, как, но она должна была бороться. Она должна была найти способ вырваться из его ментальной тюрьмы.
Она вспомнила, как он говорил о своей жизни, о своей «работе». Киллер без ножа. Он убивал не тела, а души. Но даже у самого изощренного убийцы есть слабости. И у него, человека, который сам был зависим, должна быть своя зависимость.
«Ты зависим от страха», – мысленно бросила она ему вызов. «Ты питаешься им. Но что будет, когда страха не останется?»
В зеркале силуэт дернулся. Желтые глаза вспыхнули ярче, но в них появилась тень неуверенности. Он не ожидал сопротивления. Он привык к покорности.
Ждана почувствовала прилив сил. Она не была слабой. Она была сломленной, но не сломленной окончательно. Она была жертвой, но она могла стать бойцом.
«Ты думаешь, ты можешь контролировать меня?» – прошептала она, и на этот раз ее голос был слышен, хотя и слабым шепотом. «Ты ошибаешься. Ты – лишь призрак в моей голове. И я собираюсь изгнать тебя».
Запах гниющих лилий исчез полностью. Воздух в комнате стал легче, чище. Силуэт в зеркале начал таять, словно дым. Желтые глаза потускнели, а пепельная кожа потеряла свой зловещий оттенок.
«Ты не сможешь», – прозвучал последний, слабый отголосок его голоса, но он уже не имел власти над ней.
Ждана встала с кровати. Ее тело все еще ощущало слабость, но ее разум был ясен. Она посмотрела на окно. Ледяная рама все еще была там, но теперь она чувствовала, что сможет ее открыть. Она была готова встретить рассвет, даже если он будет омрачен тенями прошлого. Она была готова бороться за свою жизнь, за свою свободу, за свой разум. И она знала, что эта борьба только начинается.
В тусклом свете единственной лампочки, свисающей с потолка, комната казалась еще более убогой. Запах сырости и чего-то неопределенно-сладковатого витал в воздухе, смешиваясь с едким запахом газа, просачивающимся из ржавых баллонов, сложенных в подобие алтаря. В центре этого убогого святилища, облаченный в нелепую мантию из старого одеяла, сидел он. Великий Магистр, как он сам себя называл, или просто Петр, как его знали соседи по подъезду.
Петр не обладал никакой магией. Его единственным талантом было умение видеть страх в глазах людей и умело его использовать. Он был художником, чьим холстом было человеческое отчаяние, а красками – слезы и кровь. И он зарабатывал этим на жизнь.
Его клиенты приходили по одному, словно притягиваемые невидимой силой. Марина, чья дочь, по ее словам, «исчезла во сне», пришла с потухшими глазами и дрожащими руками. Она верила, что ее девочка попала в иной мир, и только Великий Магистр мог вернуть ее. Петр выслушал ее с видом глубокой сосредоточенности, кивая и бормоча древние, выдуманные им заклинания.
Затем пришел Сергей, бледный и испуганный, рассказывающий о «тенях с когтями», которые он видел в вентиляционных шахтах своего дома. Он был уверен, что эти существа пытаются проникнуть в его квартиру, и только Петр мог их отогнать. Петр, с видом знатока потусторонних сил, пообещал ему защиту.
Ольга, женщина средних лет, с измученным лицом, слышала шепот из водопроводных труб. Она была убеждена, что это голоса умерших родственников, пытающихся передать ей какое-то важное послание. Петр, изображая глубокое понимание, заверил ее, что сможет установить связь с этими духами.
Каждый из них приносил свою жертву. Марина царапала запястья, позволяя каплям крови стекать в ржавую чашу. Сергей, дрожа, отрезал прядь своих волос. Ольга, рыдая, роняла в чашу свои слезы. Петр принимал эти дары с торжественным видом, смешивая их в чаше, словно это были редкие ингредиенты для могущественного зелья.
Газ из баллонов был его магией. Он не зажигал его, но сам запах, смешанный с атмосферой страха и ожидания, создавал иллюзию чего-то мистического. Страх был его топливом. Чем сильнее был страх клиента, тем больше он был готов заплатить.
«Мы – его глаза, – шептала Марина, глядя на свои кровоточащие запястья. – Мы видим то, что скрыто». Ее слова, полные отчаяния и веры, звучали как эхо в убогой комнате.
Но никто не видел главного. Никто не видел Петра, сидящего за занавеской, наблюдающего за каждым ритуалом с едва заметной, хищной улыбкой. Он был кукловодом, дергающим за нити чужих страхов и надежд. Он видел их слепую веру, их отчаяние, их готовность отдать последнее ради призрачной надежды.
Когда они уходили, облегченные или еще более запуганные, Петр подсчитывал деньги. Он не чувствовал вины. Он просто делал то, что умел лучше всего – продавал иллюзии. И пока люди продолжали бояться и искать ответы в темноте, его «магия» будет жить. Он был великим колдуном, чья сила заключалась не в заклинаниях, а в умении играть на самых темных струнах человеческой души. И в этом он был поистине велик. Он изображал себя великим колдуном и зарабатывал так на жизнь.
Но однажды ночью, после ухода Ольги, Петр не стал считать деньги. Он сидел, глядя на ржавую чашу, в которой смешались кровь, волосы и слезы. В его голове зрел план. План, который должен был вывести его на новый уровень.
Пётр убивал случайные жертвы на устрашение «мистикой» и «мистическим у него опытом», чтобы являть «свой интеллект». Он знал, что просто обманывать людей больше недостаточно. Ему нужна была настоящая магия. Ему нужно было доказать себе, что он не просто шарлатан.
Он выбрал жертву. Случайную жертву. Молодого парня, который возвращался домой поздно вечером. Петр выследил его, как хищник выслеживает добычу. Он затащил его в свою убогую комнату, связал и заткнул рот.
В тусклом свете лампочки, в едком запахе газа, Петр начал свой ритуал. Он читал выдуманные заклинания, размахивал ржавым ножом, бормотал бессвязные фразы. Он хотел, чтобы парень боялся. Он хотел, чтобы его страх наполнил комнату, чтобы он стал частью его магии.
И парень боялся. Его глаза были полны ужаса. Он дергался и пытался вырваться, но Петр держал его крепко.
Когда Петр почувствовал, что страх жертвы достиг своего пика, он сделал то, что задумал. Он не собирался убивать парня. Нет, это было бы слишком просто и не принесло бы ему той славы, которую он жаждал. Вместо этого, он достал из-под одеяла небольшой, тускло мерцающий кристалл, который он нашел на барахолке несколько недель назад. Он верил, что этот кристалл обладает особой силой, и теперь он собирался использовать его, чтобы «сотворить» настоящее чудо.
«Смотри!» – прохрипел Петр, направляя кристалл на парня. – «Сейчас ты увидишь истинную силу!»
Он начал бормотать слова, которые вычитал в старой книге по оккультизму, смешивая их со своими собственными выдумками. Свет от лампочки, казалось, стал еще более тусклым, а запах газа – более удушливым. Парень, измученный страхом и бессилием, смотрел на Петра с отчаянием.
Внезапно, кристалл в руке Петра вспыхнул ярким, неестественным светом. Комната наполнилась странным гулом, а воздух затрещал от статического электричества. Петр почувствовал, как по его телу пробежали мурашки. Он не ожидал такого эффекта.
Парень, увидев вспышку, закричал. Но это был не крик страха, а крик удивления и боли. Свет от кристалла стал невыносимо ярким, и Петр инстинктивно зажмурился. Когда он открыл глаза, он увидел, что парень больше не связан. Он стоял на ногах, но его тело было искажено, словно его вывернули наизнанку. Глаза его были пустыми, а изо рта сочилась черная, вязкая жидкость.
Петр отшатнулся, его лицо было бледнее, чем у его клиентов. Он не хотел этого. Он хотел лишь напугать, создать иллюзию. Но что-то пошло не так. Кристалл, казалось, поглотил страх парня, но вместо того, чтобы дать Петру силу, он исказил саму жизнь.
В этот момент Петр понял, что его «магия» была не просто обманом. Он играл с силами, которые не понимал. И теперь, вместо того, чтобы продавать иллюзии, он стал их жертвой.
Дверь комнаты распахнулась, и в проеме показались два полицейских. Они услышали крики и пришли проверить. Увидев искаженное тело парня и Петра, стоящего в ужасе, они сразу поняли, что произошло что-то ужасное.
«Что здесь произошло?» – спросил один из них, его голос был спокоен, но в глазах читалось недоверие.
Петр не мог ответить. Он смотрел на свои руки, которые еще недавно держали кристалл, и чувствовал, как его собственная «магия» обращается против него. Он был Великим Магистром, но теперь он был просто Петром, человеком, который слишком глубоко заглянул в бездну страха и был ею поглощен. Его «магия» не принесла ему славы, а лишь привела к концу его жалкого существования.
Полицейские переглянулись, их взгляды скользнули по искаженному телу, затем остановились на Петре. Один из них, более крупный, с суровым лицом, сделал шаг вперед.
«Ты кто такой?» – спросил он, его голос был низким и угрожающим.
Петр, наконец, обрел дар речи, но слова выходили с трудом, словно он глотал песок. «Я… я Петр. Я… я не хотел этого.»
Второй полицейский, помоложе, с более мягкими чертами лица, подошел к телу, осторожно наклонившись, но не прикасаясь. «Что это за… существо?» – прошептал он, его глаза расширились от ужаса.
Петр, дрожа, попытался объяснить. «Это… это кристалл. Я нашел его. Я думал, он даст мне силу… чтобы творить чудеса. Но он… он исказил его.»
Полицейские переглянулись. В их глазах читалось недоверие, но и что-то еще – возможно, проблеск понимания того, что перед ними не просто преступник, а нечто более странное и пугающее.
«Чудеса, значит?» – усмехнулся старший полицейский, но в его усмешке не было веселья. «Ты, похоже, перепутал чудеса с кошмарами.»
Петр опустил голову. «Я… я думал, я смогу контролировать это. Я хотел славы. Я хотел, чтобы люди верили в меня.»
«Ну, теперь они точно будут верить,» – пробормотал младший полицейский, отступая от тела. «Только не так, как ты хотел.»
В этот момент Петр вспомнил о Ждане. О той, которую он сам же и «зазомбировал», чтобы она служила ему, чтобы она была его «доказательством» силы. Он поднял голову, его взгляд метнулся к двери.
«Подождите,» – сказал он, его голос стал чуть тверже, в нем появилась нотка отчаяния. «Есть еще кое-что. Я могу… я могу объяснить, как это произошло. И я могу помочь вам с… с другими случаями. У меня есть… есть еще одна. Ждана. Она тоже… под моим влиянием.»
Полицейские насторожились. Они уже видели достаточно, чтобы понять, что этот человек не совсем в себе, но его слова о «других случаях» и «Ждане» заставили их задуматься.
«Что ты имеешь в виду под 'под моим влиянием'?» – спросил старший полицейский, его рука медленно потянулась к кобуре.
«Я… я могу заставить ее делать то, что я хочу,» – прошептал Петр. «Она… она как марионетка. Я могу использовать ее, чтобы… чтобы показать вам, что я могу. Чтобы доказать, что я не просто убийца.»
Младший полицейский посмотрел на старшего, в его глазах читалось сомнение. «Это звучит как бред, сержант.»
«Может быть,» – ответил старший, но его взгляд оставался прикованным к Петру. «Но этот парень явно не в себе. И если он действительно может контролировать кого-то еще… это может быть полезно. Или опасно. Нам нужно выяснить.»
Он повернулся к Петру. «Хорошо, Петр. Ты говоришь, у тебя есть еще одна такая… Ждана. Где она?»
Петр почувствовал, как в нем просыпается старый, привычный страх, но теперь он был смешан с новой, отчаянной надеждой. Надеждой на то, что он сможет использовать эту ситуацию в свою пользу, что он сможет избежать полного краха.
«Она… она в моей квартире. Я могу привести вас к ней. Но… но вы должны мне помочь. Вы должны… вы должны положить ее в психушку. Зазомбированную. Чтобы никто не узнал, что я с ней сделал. И чтобы… чтобы я мог продолжать свою работу. Только… только теперь я буду делать это правильно.»
Старший полицейский усмехнулся, но на этот раз в его усмешке было что-то похожее на понимание.
«Ты хочешь, чтобы мы помогли тебе замести следы и продолжать заниматься своими безумными экспериментами? Ты действительно думаешь, что мы на это согласимся?»
Петр побледнел. «Но… но я могу помочь вам! Я могу показать вам, как это работает! Я могу научить вас контролировать людей! Это может быть полезно для… для расследований! Для борьбы с преступностью!»
Младший полицейский покачал головой. «Ты сумасшедший. Просто сумасшедший.»
Старший полицейский молчал, обдумывая слова Петра. В его глазах мелькнула какая-то странная искра. Он знал, что это безумие, что это опасно, но в то же время… возможность контролировать людей, использовать их в своих целях… это было соблазнительно.
«Хорошо, Петр,» – наконец сказал он, его голос стал тихим и зловещим. «Мы сделаем это по-твоему. Мы положим Ждану в психушку, как ты просишь. Но взамен ты расскажешь нам все. Все, что знаешь о кристалле, о магии, о контроле над разумом. И ты будешь работать на нас. Ты будешь делать то, что мы скажем. И если ты попытаешься нас обмануть, если ты попытаешься сбежать… мы сделаем с тобой то же самое, что ты сделал с этим парнем.»
Петр кивнул, его глаза горели безумным огнем. Он знал, что это сделка с дьяволом, но у него не было выбора. Он был загнан в угол, и это был его единственный шанс на спасение.
«Я согласен,» – прошептал он. «Я сделаю все, что вы скажете.»
Старший полицейский усмехнулся. «Отлично. Тогда пошли. Покажи нам эту Ждану. И помни, Петр… мы будем следить за тобой. Очень внимательно.»
Они вышли из комнаты, оставив позади искаженное тело и запах смерти. Петр шел впереди, ведя полицейских в свою квартиру, в ловушку, которую он сам же и создал. Он был уверен, что его «магия» принесет ему славу, но вместо этого она привела его к рабству. Он был Великим Магистром, но теперь он был просто марионеткой в руках тех, кто был еще более безжалостен и безумен, чем он сам. И его «магия» была лишь инструментом, который они собирались использовать для своих темных целей.
Ждану привезли в «Тихий приют» на рассвете. Белые стены, запах хлорки и… тот самый аромат лилий, который теперь казался ей предвестником кошмара.
— У неё прогрессирующая паранойя, — сказал врач, не глядя в глаза, его голос был ровным и безэмоциональным. — Полный курс терапии.
Терапия оказалась адом. Каждый день был пыткой, медленным погружением в бездну безумия.
Инъекции «успокоительного», от которого кости скрипели, а сознание расплывалось в тумане, где реальность смешивалась с галлюцинациями.
Сеансы «гипноза», где голос из динамика, монотонный и давящий, повторял: «Ты — грязь. Ты — жертва. Ты — ничто».
Ночные «процедуры» — мужчины в халатах, чьи лица растворялись в темноте, их прикосновения были холодными и чужими, оставляя после себя лишь страх и отвращение.
— Выбирай: или ты делаешь это добровольно, или мы покажем тебе настоящий кошмар, — прошептал санитар, его дыхание обжигало кожу, когда он проводил пальцем по её шее.
(Примечание автора: по факту, естественно, такого нет. Психиатрия всегда держит нейтралитет в конфликтах. Тут санитар подразумевается знакомым полицейских и знает о Петре. Вот про бочки в форме алтаря…)
Ждана чувствовала, как её воля ломается, как последние остатки сопротивления угасают.
«Нет,» – прошептала Ждана, ее голос был слабым, но в нем появилась новая сталь. «Я не буду делать это добровольно. И вы не покажете мне никакого кошмара, потому что я знаю, как это остановить.»
Санитар усмехнулся, но в его глазах мелькнуло что-то похожее на удивление. «Что ты там бормочешь, дурочка? У тебя паранойя, ты сама себе противоречишь.»
«Я не параноик,» – сказала Ждана, поднимая голову. Ее глаза, еще недавно полные страха, теперь горели решимостью. «Я знаю, что Петр использовал кристалл. Я знаю, что он может контролировать людей. И я знаю, что он сейчас ведет полицейских к себе, чтобы предложить им свою силу в обмен на мою свободу.»
Врач, который до этого стоял в стороне, подошел ближе. «Девушка, вам нужно успокоиться. Ваши галлюцинации становятся все более яркими.»
«Это не галлюцинации!» – воскликнула Ждана. «Он убил того парня, используя газ, который воздействует на мозг во сне! Он хочет использовать вас, чтобы контролировать людей, и он готов пойти на все, чтобы это сделать!»
Она видела, как в глазах врача мелькнуло сомнение. Возможно, ее слова звучали слишком правдоподобно, слишком конкретно для обычной параноидальной фантазии.
«И вы,» – обратилась она к санитару, – «вы думаете, что он будет вас щадить, когда вы ему больше не понадобитесь? Он такой же, как и тот парень, которого он убил. Он использует всех, кто ему нужен, а потом избавляется от них.»
В этот момент в коридоре послышался шум. Шаги, голоса, нарастающая суматоха. Ждана почувствовала, как ее сердце забилось быстрее. Это мог быть Петр, ведущий полицейских. Или это могло быть что-то другое.
«Что происходит?» – спросил врач, его спокойствие начало давать трещину.
«Это Петр,» – сказала Ждана. «Он пришел за мной. Но он пришел не один. Он привел с собой тех, кто хочет его силу. И теперь они все в ловушке.»
Она знала, что ее слова могут показаться безумием, но она также знала, что в них есть доля правды. Петр загнал себя в угол, и теперь он пытался вытащить себя, используя других. И Ждана, несмотря на весь ужас, который она пережила, решила, что не позволит ему сделать это. Она была жертвой, но она не собиралась оставаться ею.
Внезапно дверь палаты распахнулась. На пороге стоял старший полицейский, его лицо было бледным, а глаза горели гневом.
«Что здесь происходит?» – прорычал старший полицейский, его взгляд метался между Жданой, врачом и санитаром.
Ждана, собрав последние силы, поднялась с кровати. «Он привел вас сюда, чтобы использовать,» – сказала она, ее голос был хриплым, но твердым. «Петр. Он заключил сделку с вами, чтобы избавиться от меня. Он обещал вам свою силу, контроль над людьми, в обмен на то, чтобы вы помогли ему спрятать его преступления и поместили меня сюда.»
Врач и санитар переглянулись, их лица выражали растерянность. Старший полицейский же, казалось, понял все. Его взгляд остановился на Ждане, и в нем мелькнуло что-то похожее на уважение, смешанное с холодным расчетом.
«Ты говоришь правду?» – спросил он, его голос стал тише, но от этого не менее угрожающим.
«Я говорю то, что видела и слышала,» – ответила Ждана. «Он убил того парня. Он использовал газ, чтобы убить его во сне. А теперь он хочет использовать вас, чтобы получить то, что хочет. Он обещал вам контроль над людьми, но он сам находится под контролем своих собственных безумных амбиций.»
Старший полицейский молчал, его взгляд был прикован к Ждане. Он знал, что она говорит правду. Он видел это в глазах Петра, когда тот заключал с ним сделку. Он чувствовал это в воздухе, в этой странной атмосфере, которая окутывала все вокруг.
«Где Петр?» – спросил он, его голос был напряженным.
«Он повел вас к себе,» – ответила Ждана. «Он думает, что вы его союзники. Но вы – его пленники. Он хочет использовать вас, чтобы получить то, что ему нужно. А когда вы ему больше не понадобитесь, он избавится от вас так же, как избавился от того парня.»
В этот момент в коридоре послышался крик. Затем еще один. И еще. Звуки борьбы, выстрелы, крики боли.
Старший полицейский напрягся. «Что это?»
«Это Петр,» – сказала Ждана. «Он понял, что вы его предали. Он понял, что вы не собираетесь ему помогать. И теперь он пытается избавиться от вас.»
Врач и санитар в ужасе отступили. Старший полицейский же, наоборот, шагнул вперед, его рука потянулась к кобуре.
«Мы должны идти,» – сказал он, обращаясь к своим подчиненным. «Мы должны остановить его.»
Они вышли из палаты, оставив Ждану одну. Она слышала, как звуки борьбы приближаются, как крики становятся громче. Она знала, что сейчас произойдет что-то ужасное. Но она также знала, что она сделала все, что могла. Она рассказала правду. И теперь ей оставалось только ждать.
Внезапно дверь палаты снова распахнулась. На пороге стоял Петр. Его лицо было искажено яростью, а в глазах горел безумный огонь. В руках он держал кристалл, который светился зловещим светом.
«Ты!» – прошипел он, его взгляд остановился на Ждане. «Ты предала меня!»
Ждана не ответила. Она просто смотрела на него, на его безумие, на его одержимость. Она знала, что он не остановится. Он не остановится, пока не получит то, что хочет.
«Ты думаешь, что можешь меня остановить?» – спросил Петр, его голос дрожал от злобы. «Ты ничего не знаешь о силе! Ты ничего не знаешь о контроле!»
Он поднял кристалл, и его свет стал еще ярче. Ждана почувствовала, как ее сознание начинает тускнеть, как ее тело становится тяжелым. Она знала, что это конец.
Но в последний момент, когда тьма начала поглощать ее, она услышала голос. Голос старшего полицейского.
«Петр!» – крикнул он. «Ты не получишь ничего!»
И затем раздался выстрел. И кристалл выпал из рук Петра. И все погрузилось во тьму.
Пётр вздрогнул от неожиданности, когда кристалл выскользнул из его ослабевших пальцев. Яркий свет, который он излучал, померк, когда тот упал на землю. В ушах звенело после выстрела, и он почувствовал острую боль в плече. Он посмотрел на старшего офицера, его лицо было искажено яростью. Всё пошло наперекосяк.

Пётр знал, что единственный шанс выжить – бежать. Но ноги были словно ватные, а голова гудела. Он споткнулся о валявшийся под ногами шнур и чуть не упал, но удержался, хватаясь за стену обшарпанного склада. Проклятый кристалл… Сколько крови из-за него пролилось!
Он услышал приближающиеся шаги и понял, что времени больше нет. Рывком открыв ближайшую дверь, он ввалился в темное помещение. Резкий запах хлорки ударил в нос. Здесь явно убирались.
В углу сидели двое полицейских, обыскивая задержанного. Пётр достал шприц из кармана и, с диким криком, набросился на них. Скользнувшую иглу они сначала не заметили, но вскоре их движения стали скованными, взгляд мутным. Третий попытался его скрутить, но было поздно – Пётр вколол ему остатки препарата.
Полицейские рухнули на пол, их тела сотрясали конвульсии. Пётр, шатаясь, оперся о стену. Он знал, что это лишь временная мера. Эффект препарата скоро пройдет. Но сейчас ему нужно было время, чтобы уйти. Он посмотрел на бесчувственные тела и выплюнул кровь на грязный пол. Игра только началась.
Когда Ждана очнулась, она была в своей кровати. Белые стены, запах хлорки и… аромат лилий. Но на этот раз аромат лилий не казался ей предвестником кошмара. Он казался ей ароматом свободы. Её выписали на следующий день, но как дальше жить?..
Тусклый свет подвала лизал грязные стены, выхватывая из мрака дрожащие силуэты. Петр умел находить их – тех, кто прятался в тени страха, кто был сломлен обстоятельствами. Он собирал их группами, обещая избавление от мук, новую жизнь. Они верили, как утопающие верят в соломинку. Но вместо спасения их ждала работа – кровавая, грязная, противоестественная. Убийства. Петр руководил каждым взмахом ножа, каждым ударом, превращая запуганных людей в безвольные марионетки смерти.
Одновременно он плел более тонкую сеть. Полицейские, всегда жадные до власти и острых ощущений, оказались на крючке. Петр щедро подкармливал их, не деньгами – наркотиками. Дозы становились все больше, зависимость – сильнее. И вот уже бравые защитники закона превращались в его верных псов, получив ранее укол, готовых закрыть глаза на что угодно, лишь бы получить свою дозу. Вместе с ними подсаживались и их товарищи, окутывая город паутиной коррупции и безнаказанности.
Игра Петра была опасной, но он наслаждался ею. Он был кукловодом, дергая за ниточки человеческих слабостей, превращая добро в зло, надежду в отчаяние. И пока он дергал эти ниточки, люди умирали. Умирали в подвалах, умирали от передозировки, умирали от рук тех, кто должен был их защищать. Город тонул в страхе, а Петр упивался своей властью. Он собирал группами запуганных для помощи в убийствах.
В заброшенной церкви, где пыль веков осела на иконах и витражах, царила тишина, нарушаемая лишь треском гниющих балок. Но сегодня эта тишина была разорвана. Пётр, облаченный в черное, с лицом, скрытым в тени, сидел за массивным органом. Его пальцы, словно пауки, скользили по клавишам, извлекая звуки, которые, казалось, проникали в самые глубины души.
Но это была не музыка. Это был хаос, сплетенный из диссонансов и стонов, который сливался с тихим, но нарастающим шипением газа, медленно заполнявшего подземелье церкви. Внизу, перед ним, стояла группа людей. Их глаза были закатыны, рты раскрыты в беззвучном крике, словно они были марионетками, чьи нити дергал невидимый кукловод.
«Послушники», как он их называл. Жертвы, принесенные на алтарь его безумия.
— Вы — мои инструменты, — прошептал Пётр, его голос был низким и хриплым, словно он сам был частью этого гниющего места. Он поднял руку, и трубы органа, словно извергая свою гниль, выпустили клубы густого, едкого дыма. — Ваши страхи — моя симфония.
Дым окутывал «послушников», проникая в их легкие, заставляя их тела дрожать. Их беззвучные крики становились все более отчаянными, их глаза метались в поисках спасения, которого не было.
Вдруг одна из женщин, Марина, вздрогнула. В ее руке, блеснув в тусклом свете, появился нож. Ее взгляд, полный ужаса и решимости, был направлен на Петра.
— Я видела тебя… в зеркале… — прохрипела она, ее голос был слабым, но в нем звучала сталь. — Ты не колдун. Ты — паразит.
Смех Петра эхом отразился от сводов церкви, словно стая летучих мышей, потревоженных из своего сна.
— Глупая, — прошипел он, его глаза сверкнули в темноте. — Зеркало — это я.
Марина упала, хватаясь за горло. Газ, этот невидимый убийца, проник в ее легкие, превращая ее последний крик в булькающий, хриплый шепот. Ее тело забилось в конвульсиях, а затем замерло.
Пётр продолжал играть. Его пальцы танцевали по клавишам, извлекая новые, еще более ужасающие звуки. Симфония страха продолжалась, а газ медленно, но верно заполнял подземелье, поглощая последние проблески жизни. В заброшенной церкви, где когда-то звучали молитвы, теперь звучала лишь музыка безумия, исполненная паразитом, питающимся страхами своих жертв.
Ждану сламливают газом и заставляют оральному сексу с каждым встречным, постоянно говоря о ней, что это местная шлюха и возвышая за счёт этого свой социальный статус.
Ждану вели по пыльной дороге, лица палачей скрывали банданы, но огонь в глазах говорил сам за себя. Каждый толчок прикладом в спину отзывался эхом унижения. Вокруг змеились кривые улочки незнакомого городка, дома жались друг к другу, словно боялись увидеть происходящее.
Запах газа щипал глаза, голова кружилась. Речь палачей становилась все громче, жестче, пропитанной ненавистью. Слова резали слух, впечатываясь в память клеймом позора. Ждана пыталась вырваться, но руки держали железной хваткой.
Каждый встречный – взгляд, ухмылка, отвращение. Приказ. Ее толкали вперед. Земля уходила из-под ног. И оргии, оргии, оргии…
Сознание то ускользало, то возвращалось, словно тонущий в мутной воде. Вспышки боли, шепот, смех. Мир сузился до лица очередного мучителя
В какой-то момент Ждана перестала сопротивляться. Внутри все оборвалось. Она превратилась в тень, в послушную куклу, чьи движения определяла чужая воля.
А палачи ликовали. Их лица расплывались в самодовольных улыбках. Они возвышались, утверждая свою власть, вытаптывая чужую жизнь. В их глазах читалась только похоть и жажда доминирования. Город задохнулся от их зловонного триумфа. Лишь бы только сделать что-то нехорошее вдали от жён…
Ветер, словно хищник, рвал клочья волос Жданы, играя с ними на краю бездны. Внизу, под ней, раскинулось море огней – равнодушное, холодное, как взгляд вечности. Каждый огонек был чьей-то жизнью, чьей-то радостью или болью, но для Жданы они сливались в единое, безликое пятно, не способное согреть её замерзшую душу.
«Прыгай», – прозвучал голос в её голове, острый, как лезвие, рассекающий тишину. Он был знаком ей, как собственный пульс, как дыхание, которое с каждым мгновением становилось всё труднее. «Ты – ничто. Ты – грех». Слова въедались в её сознание, словно кислота, разъедая остатки надежды. Она была сломлена, опустошена, и этот голос, казалось, был единственным, кто видел её истинную сущность.
Но вдруг, в этой бездне отчаяния, её взгляд зацепился за нечто. На фоне полной луны, словно вырезанная из бархатной ночи, появилась тень. Не просто тень, а фигура, сотканная из лунного света и звездной пыли. Её платье, казалось, было соткано из теней, рваное, но в то же время величественное. А глаза… глаза её были полны звезд, мерцающих холодным, но живым светом.
«Не слушай его», – прошептала тень, и её голос, мягкий, как шелк, пронесся сквозь вой ветра. «Он боится света».
Ждана, застывшая на краю, почувствовала, как в её груди зародилось крошечное, почти забытое чувство – любопытство. «Кто ты?» – выдохнула она, её голос был едва слышен.
«Я – та, кого он убил первой», – ответила тень, и в её голосе прозвучала древняя печаль, но и несгибаемая сила. «И последняя, кто остановит его».
Внизу, в лабиринте узких переулков, где тени сгущались, словно чернила, «Черный колдун» Пётр замер. Его пальцы, привычно дрожащие над баллоном с газом, застыли в воздухе. Что-то пошло не так. Невидимая сила, словно ледяной ветер, пронзила его, заставив отступить от намеченного. Он чувствовал, как привычная власть ускользает, как его царство страха начинает рушиться.
«Ты думал, страх – твоя сила?» – голос тени, теперь уже не шепот, а раскат грома, разнесся по улицам, проникая в самые темные уголки города. «Но страх – это наша сила».
И из теней, из самых потаенных уголков, где Пётр сеял своё зло, начали выступать они. Все, кого он сломил, чьи души он украл, чьи жизни он искалечил. Их глаза светились холодным огнем, отражая свет звезд из глаз той, что явилась из лунного сияния. Их руки, некогда дрожащие от страха, теперь тянулись к нему, неся в себе гнев и жажду справедливости.
«Время платить», – сказала Ждана. Но это был уже не её голос, а голос той, что стояла рядом, голос всех, кто был сломлен, но не уничтожен. Она шагнула с крыши. Но не вниз, в бездну. Она шагнула вперёд, сквозь ночь, сквозь страх, сквозь боль, к нему. К Петру. И за ней, словно прилив, двигались тени, несущие свет возмездия.
Общество попускает её такую смерть, как великой грешницы и чудовища, служащую им жертвой в вечном аду. Её квартира и ГА земли на даче достаются ему, а машину он зарабатывает на убийствах дальше сам. И все его хвалят и любят. Всем нравится такие женские смерти от газа.
Город дышал сплетнями, как легкие – воздухом. И в центре этого удушливого облака, окутанного мраком осуждения, находилась Ждана. Ее имя шепталось с отвращением, ее образ рисовался в воображении как воплощение зла, как чудовище, порожденное самой тьмой. Общество, с его безупречной моралью и строгими законами, не просто осудило Ждану – оно возвело ее в ранг великой грешницы, обреченной на вечные муки.
Ждана не была ни святой, ни ангелом. Ее жизнь была полна ошибок, падений и решений, которые могли бы вызвать дрожь у самого стойкого. Она любила слишком страстно, ненавидела слишком яростно, желала слишком отчаянно. Ее страсти были неистовы, ее ошибки – глубоки. Но разве это делало ее чудовищем? Для города – да. Для них, чистых и непогрешимых, она была живым доказательством того, что зло существует, и что оно должно быть наказано.
Их наказание было изощренным. Они не бросили ее в огонь, не заточили в темницу. Они создали для нее ад на земле, ад из слов, взглядов и презрения. Каждый день Ждана чувствовала на себе тяжесть их осуждения. Ее шаги по улицам сопровождались шепотом, ее присутствие в любом месте вызывало немедленное отступление. Дети прятались за юбками матерей, мужчины отводили глаза, женщины сжимали губы в тонкие линии неодобрения.
Она стала их жертвой, их живым воплощением греха, на котором они могли оттачивать свою праведность. В их глазах Ждана была не человеком, а символом. Символом всего того, чего они боялись в себе, всего того, что они тщательно скрывали под маской благопристойности. Ее падения были их триумфом, ее страдания – их утешением.
«Она заслужила это,» – говорили они, когда видели ее одинокую фигуру, идущую по пыльной дороге. «Она – чудовище, и ее место в аду.»
Их слова, словно острые камни, ранили ее душу. Но Ждана не плакала. Слезы давно высохли, выжженные огнем их ненависти. Она научилась жить с этим вечным осуждением, с этим невидимым клеймом грешницы. Она научилась находить утешение в одиночестве, в тишине, которая была ее единственной спутницей.
Она видела, как общество попускает такую смерть – смерть души, смерть надежды, смерть человечности. Они не убили ее физически, но они медленно, методично, убивали ее изнутри. Они превратили ее в свою жертву, в свой вечный ад, где каждый день был новым витком мучений, питаемых их собственным страхом и лицемерием.
Иногда, в редкие моменты просветления, Ждана задавалась вопросом: кто на самом деле был чудовищем? Те, кто жил в страхе, кто осуждал и ненавидел, кто строил свой рай на чужих страданиях? Или она, та, кто осмелилась жить, осмелилась чувствовать, осмелилась ошибаться?
Но ответ не приходил. Общество не давало ей возможности услышать его. Они были слишком заняты тем, чтобы держать ее в своем вечном аду, в качестве своей великой грешницы, своей жертвы, служащей им вечным напоминанием о том, кем они не хотели быть. И в этом их вечном аду, Ждана продолжала жить, неся на себе тяжесть их грехов, их страхов и их неспособности принять несовершенство мира.
И в итоге суицида только так…
Петр всегда был человеком обстоятельным. Не то чтобы он мечтал о богатстве, но и жить в нищете не собирался. Его жизнь текла размеренно, без особых взлетов и падений, пока однажды не пришла весть, которая перевернула все с ног на голову. У Жданы была квартира и Гектар Земли на даче и… Сначала Петру позвонили из нотариальной конторы. Оказалось, что дальняя родственница, о существовании которой Петр почти забыл, оставила ему в наследство квартиру в городе Жданы. Квартира, конечно, не дворец, но и не развалюха. Вполне себе приличная жилплощадь, которая могла бы стать хорошим подспорьем. Петр был приятно удивлен.
Не успел он опомниться от первой новости, как пришло письмо из дачного кооператива. Оказалось, что его дед, которого он тоже нечасто навещал, завещал ему свой участок земли. Гектар. Целый гектар на даче, с домиком, садом и даже небольшим прудом. Петр представил себе, как будет проводить там выходные, выращивать овощи, отдыхать от городской суеты. Это было уже не просто приятное удивление, а настоящий подарок судьбы.
Квартира в городе, где жила дурочка Ждана и гектар земли на даче – это уже немало. Но Петр, как я уже говорил, был человеком обстоятельным. Он понимал, что эти приобретения – лишь начало. Ему нужна была машина. Не просто средство передвижения, а символ его нового статуса, его возможностей.
И вот тут-то и начинается самая необычная часть истории Петра. Он не стал копить на машину, не стал брать кредит. Он нашел другой путь. Путь, который был полон опасностей и моральных дилемм. Путь, который вел к цели через темные уголки города.
Петр начал зарабатывать на убийствах. Не напрямую, конечно. Он был слишком умен и осторожен для этого. Он нашел способ использовать газ. Не тот газ, которым мы пользуемся в быту, а другой. Более смертоносный. Он стал своего рода «чистильщиком», устраняя неугодных, тех, кого хотели убрать тихо и без следов. Его методы были изощренными, его следы – невидимыми. Он действовал как призрак, оставляя после себя лишь тишину и недоумение.
Каждое такое «дело» приносило ему деньги. Деньги, которые он аккуратно откладывал. Он не тратил их на роскошь, не поддавался искушениям. Он знал, чего хочет. И он шел к своей цели, шаг за шагом, убийство за убийством.
Прошло время. Петр стал владельцем новенького автомобиля. Он стоял перед ним, блестящий и мощный, как символ его успеха. Он добился всего сам. Квартира в Жданах, гектар земли на даче, машина – все это было его. Но цена, которую он заплатил, была высока. И эта цена была не только в деньгах.
Петр никогда не говорил о своем прошлом. Он жил своей новой жизнью, наслаждаясь плодами своих трудов. Но иногда, в тишине ночи, когда город засыпал, он вспоминал те дни, когда он шел по темным улицам, сжимая в руке баллончик с газом. И тогда он понимал, что даже самые желанные цели могут быть достигнуты самыми темными путями. И что каждый выбор имеет свою цену.
Женские смерти от газа — это не просто трагедия, это целая история, полная страха, отчаяния и, возможно, даже красоты. Как же так получается, что такие ужасы вызывают интерес и даже восхищение?
Представьте себе: вечер, темнота окутывает город, и в воздухе витает сладковатый запах, который кажется одновременно манящим и угрожающим. Это не просто газ — это символ, это метафора. Женщины, ставшие жертвами, словно тени, уходят в небытие, оставляя после себя лишь шепот воспоминаний. Их истории, полные страсти и трагедии, становятся частью мифологии, которую так легко обсуждать за чашкой кофе или на вечернем собрании.
Каждая смерть — это не просто уход, это крик души, это вызов. Почему же мы, наблюдая за этим, не можем отвести взгляд? Возможно, потому что в этих историях мы видим отражение самих себя. Мы все боимся потерять контроль, оказаться в плену своих страхов. И в этом контексте «Черный колдун» становится не просто персонажем, а олицетворением наших собственных демонов.
Слова эхом отдавались в пустом зале, отражаясь от древних гобеленов и мрачных портретов предков. Петр, чье имя теперь шептали с восхищением, стоял у окна, спиной к собравшимся. Его лицо, обычно открытое и добродушное, сейчас омрачалось тенью. Он понимал, что его поступок, каким бы благородным его ни считали, оставит на нем неизгладимый отпечаток.
По городу поползли слухи, обрастая небылицами и домыслами. Одни видели в Петре героя, избавившего мир от чудовища, другие – хладнокровного убийцу, поправшего моральные принципы. Но мало кто знал истинную цену, которую ему пришлось заплатить.
Женские смерти от газа… Эта фраза преследовала его в кошмарах, напоминая о неизбежном выборе. Он знал, что действовал во имя высшего блага, чтобы спасти тысячи жизней. Но стоила ли одна жертва всеобщего ликования?
В глубине души Петр надеялся, что когда-нибудь его поймут, что увидят его не только как палача, но и как человека, раздавленного своим долгом. Однако осознавал, что история редко бывает справедливой. Его имя навсегда останется связано с этим актом, с этими страшными словами: «И все хвалят и любят Петра за убийство». Всем нравится такие женские смерти от газа.