Капитуляция

Она взялась за дело со всей серьёзностью, на которую только может быть способна женщина. То есть… даже не знаю, как это назвать, каким словом. Она вбила что- то себе в голову- и попёрла к цели, как танк без тормозов. Напрямик, ломая деревья, дома и чужие судьбы. Просто потому, что ей так захотелось, видите ли.
Два дня после нашей встречи, единственной и совершенно ни к чему не обязывающей, она обдумывала свои планы. А потом начала приходить ко мне. И приносить всякие очень вкусные вещи. Ну, прямо скажем, восхитительно вкусные вещи. Я никогда такого не то, что не ел, даже не знал, что такие вкусности на свете бывают. Но это её коварство оказалось таким наивным и глупым, что я даже её простил. Решила меня прикормить и приручить, через еду. Ха, ха и ещё раз ха! Наивная дурочка. Я всё только удивлялся, с чего это она. Не было ведь между нами чего-то такого, особенного. Всё, как всегда, было. И что она себе напридумывала в своей глупой голове, что теперь приходит сюда и пытается меня к себе привязать едой?
Но это было вкусно. Я, наверное, впервые в жизни был не только сыт, а даже обожран.
Но она догадалась, что первоначальный план не удался, и пустилась на новую хитрость. Теперь она меня хвалила. И не просто хвалила, а превозносила до небес. Всё, что бы я не сделал, вызывало у неё умиление и нелепый восторг. Она улыбалась, как идиотка, только что слюни не пускала, и твердила мне, что никогда не видала таких красивых, как я. Не только не видала, но и подумать не могла, что такие бывают. И что каждое моё движение полно грацией и скрытой силой, что у меня походка дикого зверя, а в глазах светится небывалый ум, что мужественность моя не знает границ, а крутизне моей нет предела. Блин… я даже сам как -то начал в это верить. Совсем чуть- чуть, конечно. Так, самую капельку. Когда она уходила, смотрел иногда на своё отражение и выискивал небывалый ум в глазах и дикий блеск. Ничего не находил, но приятно было думать, что со стороны виднее.
И тогда она предприняла последний удар, безжалостный и беспощадный. Удар, перед которым никто не смог бы устоять. Ласки.
Да, так не ласкал меня никто и никогда. Она изучила все впадины и закоулки моего жилистого тела и одним движением руки вгоняла меня в невообразимое блаженство, такое, что я уже не мог сдерживать звуков. Её ласки были откровенными и тягуче- извращёнными, и я таял в её руках, как мартовский снег. И я мог оттолкнуть её руки и уйти, конечно, мог, сто раз мог. Только… ни разу не оттолкнул.
Я пропал, я понял это ясно и чётко в тот день, когда кончился март. Я окончательно и бесповоротно пропал. Пойман в капкан ласковой лжи и лести, вкусной еды и медленных, сладких ласк.
— Твоя взяла, старая ведьма. — Произнёс бессильно. — Я пойду с тобой.
— Не такая уж и старая. — Сказала она грустно. — Просто одинокая очень. Женщине нельзя быть одинокой. От этого женщины быстро стареют. Я не настаиваю и не говорю, чтобы ты сразу переселился ко мне. Я понимаю, что у тебя свои привычки, свой образ жизни, который вот так, за несколько дней, не изменишь. Я просто прошу, чтобы ты приходил ко мне, иногда. Например, по пятницам. Тебе удобно- по пятницам?
Дурацкий вопрос. Я заурчал от неземного блаженства под её руками, расслабленный и беспомощный, и счастливый, как слепой котёнок у мамкиной титьки.
— Я буду приходить. По пятницам.
— Вот и замечательно. Вот и славно.
Она забрала моё сердце, мой желудок и мою душу, и только остатки моего мозга ещё слегка трепыхались, понимая всё попадалово ситуации. Но поделать уже ничего не могли. Могли только орать: «Стой! Назад! Не надо! Одумайся!» Но всё остальное уже принадлежало ей.
— Я, вообще, сам решу, когда приходить. По пятницам или ещё в другие дни. Я буду приходить, когда мне захочется. Потому что я гуляю сам по себе.
Ткнулся носом ей в грудь и закрыл глаза. Будь, что будет.
— Ты самый красивый. Самый красивый на свете. — Сказала она, не то меня, не то себя убеждая. И почесала под подбородком. Я не выдержал и заурчал. — Пойдём сейчас в магазин? Выберем тебе корзинку или подушку. Ты что больше хочешь- корзинку или подушку?
Последние три недели я сплю в картонной коробке в подвале. Что такое корзинки и подушки, я не знаю.
— Ничего не хочу. Мне не нужно твоих подарков. Если я и приду, то со своими вещами.
— Конечно. Ты такой независимый. Проводи меня до дома, а? Там есть очень удобное дерево и ты как раз сможешь приходить ко мне на балкон. Тебе понравится…
Она ещё что -то говорила, такое же глупое и банальное, а я смотрел на неё, и в душе была злость на себя за собственный идиотизм, и огромная, всепоглощающая нежность к ней…
Жалко мне её. Ну да. Ну в самом деле, куда ж ведьме без чёрного кота?