ТОЖЕ ФЛОТ ИЛИ ЧАЕПИТИЕ В ДОМЕ НА ЛИГОВКЕ...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«SKOLARIS…»

«СИСТЕМА» ИЛИ НАЧАЛО СЛАВНЫХ ДЕЛ…

«Обратите внимание, мальчики, вот это здание Военно-Морского

Училища. Учат пять лет. Одевают и кормят».

Дядя Юра из Ленинграда

Сашка хотел стать летчиком, но… пути Господни неисповедимы, и привели эти пути Сашку в город Пушкин, а там, в Ленинградское Высшее военно-морское инженерное училище. И началась для Саши жизнь, одетая в морскую форму– он стал курсантом паросилового факультета на целых пять лет….

А этому предшествовало предъявление своих умственных способностей, которые надо предъявлять целой умственно-способной комиссии.

— Итак, начались экзамены в «систему» (мы так называли училище), — рассказывает Сашка, — Столы в спортзале одиночные и их много.

Подготовка у меня была нормальная, особо не мандражировал, присматривался к абитуре….

Запомнились ему две личности: один чернявый парень, одетый в модный френч по моде 60х годов «а ля Битлз». Второй — в жутких клешах с выстроченной складкой и огромными зелёными пуговицами на клапанах задних карманов. Впоследствии, они, все трое, оказались в одной роте. Модявого парня звали Вин (как героя из «Великолепной семерки»), а второго, во фраерских штанах, звали Лёха Одинец. Один из них, это который Вин, он же Витя Тюленев, впоследствии стал командиромБЧ-5, а второй, которого звали Леха Одинец, стал почетным курсантом 15 роты – не сподобила судьба-судьбинушка примерить ему лейтенантский китель. Но это все в будущем….

Короче, молодая поросль будущих военных инженер-механиков прибыла, как говориться, «с вещами», на ближайшие 5 лет к месту расквартирования — казарму для абитуриентов.

Поселили будущих механиков на 1-м этаже, где-то рядом с проходной.

И стали использовать, по назначению, на всю катушку, т.е. на всякие хозяйственные работы и, естественно, уборку территории.

Позднее, когда экзамены подошли к концу, сформировали роты нового набора по факультетам и тех, кто «шагал в первых рядах», отправили на Паросиловой Факультет. А в «первых рядах шагали» иногородние.

Местные, в это время, ещё жили по домам, и наслаждались мамиными пирожками.

В роте «паросят» (так звались курсантики паросилового факультета) старшиной роты назначен был ветеран всех мыслимых и немыслимых военно-морских служб, обществ и сообществ мичман Серяков.

Это был настоящий «сундук» (так на флоте издревле называли кондукторов и унтеров, которые потом стали мичманами в советском ВМФ), еще старой школы. На таких, как он, говорили, Флот держался.

Ну, что ж, старшина роты был, а вот старшин взводов не было.

Встал вопрос– кого назначать? Не мичманов же?

Вот Сашке во взвод и избрали «всеобщим голосованием», самого крупного и, как казалось, самого крутого «паросенка» Леву Атояна.

А Левка кроме сухумского пляжа, обезьяньего питомника и школьной пионерской линейки ничего подобного командованию взводом и не видел.

Вот Левка и подъехал к Сашке – как-никак, а отпрыск офицера, и, стало быть, армейский порядок знает. Он и спрашивает того: „Шурик, а что надо делать?“

А Сашка, уж больно есть хотел, возьми да и ляпни тому: „Лева, а делать, ничего особенного и не надо. Ты это — води строй на обед, да, командуй — ать-два!“

И кто бы мог подумать, что это поучение воспримется дословно, как инструкция.

И вот идет строй будущих курсантов в сторону курсантской столовой, а навстречу ему будущий начальник факультета Иосиф Давыдович Земляк, человек во всех отношениях порядочный, благовоспитанный и почитающий военную науку, аки святцы.

Вот он идет и слышит: «Ать-два, левой! Ать-два, правой! Ать-два! Ать-два!»….

Ну, офицерская душа Иосифа Давыдовича и взбрыкнула:

— Строй, стой! Старший – ко мне!

Строй, естественно остановился, а Левка продолжает идти, лицо-то вперед – ведь командир, и продолжает свои «ать-два»….

Так он и дошел до звания капитан 1-го ранга и должности Начальника факультета Высшего военно-морского инженерного училища имени Ф.Э.Дзержинского, а, попутно, Начальника лагеря этого самого училища.

Но об этом потом, чуть позже….

Вот так оно все и начиналось…. Во всяком случае, для Сашки Спиридонова.

УЧЕНЬЕ– СВЕТ…

МАРК

Марк Шлемович Фрадкин. Нахимовцам моего поколения это имя внушало громаднейшее уважение и такой же страх. Мужчина небольшого роста с большой лысиной, на которой лежала длинная, заколотая невидимкой, прядь остатков былой шевелюры. Он не умел медленно или неспешно ходить. Он летел по коридорам училища, словно фрегат в полном ветре. А над его головой, как вымпел, развивалась эта самая прядь волос. В свое время Марк Шлемович носил военно-морскую форму и был переводчиком-синхронистом. Причем, лучшим в этой тяжелой профессии.

В описываемое мной время Марк преподавал нам экономическую географию на английском языке.

Мы, с дрожью в коленях, садились за парты, и с немым благоговением пытались понять – чем отличается экономика США от экономики СССР, если территория США в три раза меньше территории СССР.

На первые парты мы старались не садиться, так как «эмоции» Марка Шлемовича, а человеком он был очень эмоциональным, вылетали из его рта очень далеко, и накрывали тех, кто сидел на этих партах, словно бомбы при «ковровом бомбометании».

Он вызывает к карте очередного нахимовца. Тот поднимается из-за парты и следует к доске, на которой укреплена экономическая карта нашей планеты. Он идет, как каторжанин на этапе. Как каторжанин, у которого ноги закованы в кандалы. Он прекрасно понимает, что сейчас почувствует себя «летчиком камикадзе».

Через некоторое время слышится эмоциональная, но резкая отрывистая речь Марка Шлемовича:

— Нет, ты посмотри, как они над тобой смеются.…Как они над тобой смеются! У тебя в голове абсолютный вакуум! Абсолютный вакуум! You make me crazy! (Ты сводишь меня с ума) Садись, экономист. Два!

Но бывало, что и сам Марк Шлемович заходился в хохоте:

— Нет, ты посмотри, каков молодец! Карл Маркс собственной персоной мог бы у тебя

консультироваться. Я уж не говорю об Адаме Смите. Садись, экономист. Три!

Сегодня я благодарен Марку Шлемовичу за то, что благодаря его эмоциональным урокам стал, да и не только я, знающим и грамотным офицером.

КРАФТ

Что такое кафедра английского языка в Ленинградском Нахимовском военно-морском училище в шестидесятые годы? Это, собственно, английский, это экономическая география на английском языке, и – это военный перевод.

На уроке военного перевода, который ведет майор Федор Кравченко, у доски «летает» Йося Кучинский.

Да, Йося «летает», а Крафт, мы так называли между собой нашего преподавателя, скучает. Наконец, Кравченко не выдерживает:

-Sit down, Yosya! I will put you a big TWO! (Садись, Йося! Я поставлю тебе большую двойку!)

Он закатывает рукав кителя, сгибает руку в виде лебедя, символизирующего Йосину двойку, и слышит в ответ:

— But the craft is the airplane! А «КРАФТ» — это самолет!

Преподаватель смеется:

— Иди на посадку, самолет…

В журнале у Йоси появляется тройка.

ОТЕЦ АНАТОЛИЙ

— Анатолий Тимофеевич (это вместо «Товарищ преподаватель!»)! Одиннадцатый класс для урока готов, – рапортует преподавателю дежурный по классу.

На преподавательском лице, «обрамленном» сверкающими очками, появляется улыбка, и он произносит свое приветствие: «Гип! Гип!»

Класс унисонным хором в двадцать глоток рычит: «Здравия желаем, отец Анатолий!»

Анатолий Тимофеевич – учитель рисования и черчения. Надо заметить, что очень хороший преподаватель. Человек-преподаватель, влюбленный не только в свою профессию учителя, но любящий и сердцем, и душой строгую линию чертежа и цвет рисунка.

Мы были в него просто влюблены, воспринимая его, как своего близкого товарища.

А еще он обладает феноменальной памятью:

— Что-то мне этот чертеж знаком, — говорит Анатолий Тимофеевич Сережке Полянскому, разглядывая его работу.

Сереге было лень чертить. У него в этот период был роман с балериной. И он удалил со старого чертежа фамилию бывшего исполнителя и роспись учителя.

— Да-а-а, -продолжает он, — и, что мы будем делать? А делать мы будем, уважаемый, следующее. В течение месяца Вы, товарищ Полянский, свои чертежи будете мне под дверь кабинета подсовывать. А сегодня Вы получаете «морковку» (единицу, значит).

Он открывает ящик стола, достает оттуда муляж морковки и предъявляет его Полянскому.

И Серега подсовывал. Ровно месяц.

ШКАФ

Получены экзаменационные билеты по математике. Они хранятся в кабинете «Математики», в папке, которая начальником кафедры«Математики» подполковником Блошкиным положена в шкаф. Шкаф закрыли на замок, а возле кабинета поставили вахтенного матроса из кадровой роты для охраны экзаменационных билетов.

Для чего нужны были такие действия? Только по одной причине – как бы ни раскладывали на столе преподаватели эти билеты, нахимовцы все равно определяли систему их раскладки, даже если этой системы и не было. А еще они умудрялись «светить», т.е. метить, билеты. После таких действий у каждого нахимовца был «свой билет» для ответа.

Итак, билеты в папке. Папка в шкафу. Шкаф в кабинете. У двери кабинета вахтенный матрос.

Вечер. Подлинному коридору три нахимовца волокут огромных размеров шкаф. Они подтаскивают этого деревянного монстра к кабинету «Математики».

Вахтенный насторожился и встал в проеме кабинетной двери в позу – «последняя граната и два танка врага».

— Открывай дверь, служивый. Подполковник Блошкин приказал в кабинет шкаф поставить.

Матрос несказанно удивился, но дверь открыл. Видимо, ему никогда не приходилось испытывать то необычайное и неописуемое чувство, охватывающее экзаменуемого перед дверью, ведущей в класс, где его ждут разложенные на столе билеты и сонм преподавателей, жаждущих покопаться в ученических мозгах.

Нахимовцы затащили в кабинет шкаф и медленно удалились, попрощавшись с вахтенным матросом. При этом на губах у них «блуждала» хитрая ухмылка.

Через час вахтенный сдал свой пост другому матросу. А еще через пятнадцать минут перед ним появились три нахимовца.

— Открывай дверь, служивый. Нам надо шкаф забрать. Мы его не в тот кабинет поставили. Подполковник Блошкин рассердится, накажет. Так что надо его переставить в другой кабинет.

И этот матрос несказанно удивился, но дверь открыл. Нахимовцы впряглись в шкаф и потащили его прочь из кабинета.

На лестничной площадке двери шкафа открылись, и оттуда появился слегка вспотевший нахимовец. В руках у него была тетрадка.

— Ну, как? Удалось? – хором спросили его приятели.

— А то! Конечно! Главное, чтобы эти вахтенные чего-либо не брякнули, — ответил тот, который был из шкафа.

И они принялись изучать порядок размещения экзаменационных билетов в основной пачке.

На следующий день экзаменующиеся бесстрашно стали заходить в класс и брать каждый «свой» билет. Экзамен по математике сдали все. С хорошими оценками.

Надо заметить, что вахтенные матросы ничего не брякнули, т.е. не доложили, про шкаф. Впрочем, их никто и не спрашивал.

ТАМАРА ПАВЛОВНА

Учителем истории у нас была Тамара Павловна Булгакова. Невысокого роста, с приятным лицом и детским взглядом своих глаз, она напоминала домашнюю кошку.

Но первое впечатление обманчиво. Это была женщина с юношеской душой и прекрасным чувством юмора.

Тамара Павловна заходила неслышно в класс, открывала журнал и произносила свою дежурную фразу: «Ну, кто хочет поговорить со мною?»

Если добровольцев не находилось, то Тамара Павловна низко склонялась над журналом и: «Поговори со мною, Печников…»

Андрей Печников поднимался из-за стола и шел на «лобное место».

Некоторое время назад, когда я преподавал историю в школе, то с улыбкой вспоминал уроки Тамары Павловны: «Ну, девятый класс! Кто хочет поговорить со мной?»

ПОБОИЩЕ

Математику нам преподавала худая, высокого роста женщина, увлекающаяся лыжными гонками. А фамилия у нее была не простая, а вызывающая у курсантов дрожь не только в коленках, а во всем теле. Фамилия ее была… Мамай.

— Пять двоек в классе на экзамене по математике? Да это, вполне, нормально, — говаривала она нам.

И мы ей верили. И шли на экзамен, как бандерлоги навстречу к удаву Каа.

… Перед кабинетом ходит, мучаясь сомнениями о своих знаниях, Сережа Ушаков. Он ходит, а мы слышим стук его зубов.

К нему подходит Николаша Левушкин:

— Чего? Страшно?

— Ага! –отвечает Серега, — Это ж не экзамен, а «мамаево побоище» какое-то. Помнишь, как она нам про «нормально» втолковывала? У меня полные прогары адреналина, чуть ли не в штаны лезет….

— Не боись, -успокаивает того Левушкин, — У меня таблетки успокоительные есть. Съел таблетку, и – спокоен, как слон. «Триоксазин» называются.

— Ага! Дай штучку, — просит Ушаков, — а то, чувствую, сердце выскакивает из пятки.

— На, держи. Но только полтаблетки съешь, иначе будет тебе «полный ступор и компресс». И будешь ты свое сердце искать долго-долго и неизвестно где.

Однако Сережка не послушался рекомендации «знающего» человека и заглотил таблетку целиком, как щука карася. И через пять минут предстал перед очами мадам Мамай.

Он взял билет. Прочитал вопросы и обрадовался, что зря волновался, т.к. знал эти вопросы довольно-таки прилично. Он написал на доске ответы и приготовился отвечать экзаменационный материал.

Говорят, что, если человек лежит на полу и ни за что не держится, значит, он еще не пьян.

Сергей, внезапно, испытал такое чувство, как-будто именно он и лежит на полу.

Голова вдруг опустела – все мысли улетели из нее за дверь кабинета и возвращаться не собирались. Тело сковало по рукам и ногам полное и тупое спокойствие. На Сережкином лице расплылась улыбка пациента «палаты №6».

И ему стало очень хорошо и покойно.

— Курсант Ушаков! Вы готовы отвечать на вопросы билета. Я вижу, что Вы кое-что даже изобразили на доске. Ну, так давайте пояснения к написанному, — прозвучал в ушах Сергея голос преподавателя с парализующей фамилией Мамай.

— Ага, -отозвался тот.

— Я слушаю Вас, — продолжила мадам преподаватель.

— Ага,- повторил Сережа.

— Товарищ курсант! – начала потихоньку злится Мамай, — Что значит Ваше «Ага»? Вы собираетесь отвечать на поставленные вопросы? Время идет. Вас ждут.

Кто и где ждет Серегу, он так и не понял. По-моему, и никто не понял.

— Ага,- продолжал мямлить Ушаков.

— Ну, что ж, курсант Ушаков, — проговорила Мамай, -мне придется поставить Вам неудовлетворительную оценку.

— Ага, -согласился с ней курсант Ушаков. И деревянной походкой вышел из кабинета.

Через некоторое время мысли к нему вернулись. Они расселись в его мозгу каждая на своей извилине, и на Сергея снизошло прозрение.

— Что это? Где это я? Что произошло, в конце концов? –схватился он за снова заполнившуюся работающим мозгом голову.

Он посмотрел в ведомость очередности экзаменуемых и их отметок, которая была прикреплена к двери кабинета, и ужаснулся. Против его фамилии стояла «пара».

Серега кинулся с кулаками на Николашу Левушкина, обвиняя того во всех смертных грехах, включая и дискриминацию американских негров в купе с индейцами.

— Ты!– орал он, — Ты дал мне эту треклятую таблетку…. Ты зачем мне дал эту таблетку? Сук!!!

Ну, и так далее. В том же духе.

Затем Серега Ушаков рванулся в кабинет, представляя себя Дмитрием Донским на Куликовом поле и адмиралом Федором Ушаковым при острове Корфу.

К великому его сожалению, он был изгнан из кабинета.

Экзамен Сергей пересдал, проведя три отпускных дня в стенах родного училища. Добавлю– пересдал он экзамен по математике хорошо.

И без всякого «Мамаева побоища».

УЧИТЕЛЬНИЦЫ СВЕТЛАНА И ЛЮДМИЛА…

Четвертый курс – это одна из значимых вех в жизни курсанта.

Во-первых, он меняет головной убор – вместо бескозырки, на его голове появляется фуражка, или, как ее называли в прошлых морских кадетских корпусах, «мичманка», и он… становится сверхсрочником, что позволяет ему выходить в город ежедневно.После часов самоподготовки. Правда, до 24 часов.

Во-вторых, четвертый курс – это момент, когда ты начинаешь понимать смысл того, чему тебя учили твои педагоги. И свое понимание ты должен показать и грамотно объяснить на государственных экзаменах, которые завершают обучение четверокурсника и предваряют собой пятый курс с его дипломным проектом.

На четвертом курсе Сашке Ильину пришлось совершить «деяние», о котором смешно, но не стыдно вспомнить. Сашка Колесников по английскому языку схлопотал «пару». А «пара» несла с собой неувольнение в город и прочие неудобства, связанные с допуском к государственным экзаменам….

Вот он тезку и попросил пересдать за него английский. На Сашкино возражение, что на кафедре английского его все знают, как облупленного, он ответил, что на кафедру пришла новая начальница, Светлана Кузнецова, вот, мол, ей и сдай зачет.

Ну, друга надо выручать. Ильин снял с груди нахимовский значок, и пошел это делать. Пришел. Представился – курсант Александр Колесников. На Саню смотрели очень добрые глаза очень внешне приятной женщины.

— Как же, Вы, получили двойку? – спросила она Шурку после его ответа по теме зачета, — у Вас такой богатый запас слов.

— Да, так, -запинаясь, пролепетал Шурка, — бывает, не выучил. И, пятясь задом, выскочил из кабинета.

Через неделю на уроке английского языка открывается дверь в класс и входит Светлана Кузнецова.

— Я Ваш новый преподаватель английского языка, — беря классный журнал, произносит она, — давайте знакомиться.

Надо отдать ей должное – чувство юмора у нее было великолепное. Когда из-за стола поднялся курсант Ильин-Колесников, она уставилась на того своими широко раскрытыми добрыми глазами, а потом рассмеялась, произнеся при этом — Надеюсь Колесников не придет ко мне сдавать зачет за Ильина.….

Вместе со Светланой курсантам Паросилового факультета английский язык преподавала очаровательная женщина с детским выражением лица и очень добрыми, такими же детскими, глазами.

И имя у нее было ласковое – Людмила, и фамилия –Милованович.

А в 142 классе учился бывший танкист, уроженец Казахстана, Леша Блюм. Он своим одноклассникам, порой, жаловался: «Ну, что это такое? В одной школе я учил немецкий язык, в другой школе –французский, здесь, в училище, меня заставляют учить английский. Да, я даже думаю по-казахски. А тут – английский».

И вот сдают четверокурсники 142 класса государственный экзамен по английскому языку. Принимают его, естественно, Светлана Кузнецова и Людочка Милованович.

Лешка Блюм «плавает» перед Милованович, аки парусная лодка в штормовом море. У нее на глаза наворачиваются слезы (класс очень хорошо сдает экзамен, ведь дежурным на экзамене в классе Шурик Ильин).

— Леша, -говорит она, обращаясь к нему, — ну, скажи хотя бы одно слово на английском, и я поставлю тебе четверку.

И Леша сказал это одно слово. Он сказал: «GOOD»(хорошо).

И Людмила Милованович, утирая слезы на лице, поставила Лешке четверку. И класс получил высший балл в истории училища – 4,95!

ИСТИНА…

Когда мы пришли в Ленинградское Высшее военно-морское инженерное училище, то осознание, насколько все серьезно и надолго, пришло не сразу, а лишь после того, как старший преподаватель кафедры паровых турбин капитан 3 ранга Стас Казеннов предложил нам рассчитать паровую турбину, назвав эту работу«Курсовой проект». И тут перед нами открылась истина….

НЕПОНЯТКИ

Старший преподаватель кафедры капитан 3 ранга Станислав Казеннов проводит с курсантами разбор курсовых проектов по теме «Паровые турбины».

Он очень интересный человек — грамотный, обладающий великолепным чувством юмора. С курсантами он держится, как старший брат, который передает свой богатый жизненный опыт неоперившемуся птенцу. Ему лень полностью произносить свое имя (он время экономит), и, по этому, он всегда представляется, как Стас.

— Что за жизнь?– жалуется он, — Как везти на практику курсантиков или в нашу славную столицу на парад, так Стас. Как разработку тематическую или проектик очередной для нашей подрастающей смены подготовить и рассчитать, так опять Стас. А как звание очередное получить, так Стасу, — он ищет благозвучное ругательство, его умный лоб волнуется морщинами, — Ну, в общем,- отыскав нужное, продолжает он, — Стасу сплошные иксы и игреки.

Сейчас его голова возвышается над трибуной кафедры. Вид его благоговеен. Он, проповедуя знаменитый тезис об учении, учит:

— Рассчитать паровую турбину очень просто, — говорит он, — Берешь цифирь, ставишь ее в формул, и… погнал. Просто. Не понимаю, что в этом непонятного. Ну, не понимаю. Это не требует большого или сверх большого понимания. Берешь, вставляешь. И… погнал.Не понимаю, что тут непонятного…

Через полгода его принесли домой, поставили перед дверью и позвонили в квартиру. Когда дверь открылась, в квартиру упало бесчувственное тело… уже капитана второго ранга.

Да, были люди в наше время. Кремень!

О ЗДОРОВЬЕ КАПИТАНА ПЕРВОГО РАНГА…

Защитные поля корабля, или, как мы называли этот предмет «Контрацепция корабля», нам читал капитан 1-го ранга Грановский. Огромных размеров со смоляными волосами и усами, он возвышался над кафедрой, как горный орел над обрывом.

Однажды Колька Левушкин, уставший от изучения курсовых и батоксовых обмоток корабельного размагничивающего устройства, посетовал:

— Вам хорошо. Вы капитан 1-го ранга….

И услышал в ответ:

— Левушкин, да я бы с огромным удовольствием поменял свои погоны капитана 1-го ранга на…х… хм… хм…. О! Здоровье молодого лейтенанта!

БУДНИ…

БАЛЛАДЫ О КАПИТАНЕ КЛОССЕ

Когда я прибыл в училище, на погонах у меня сверкали три лычки – старшины первой статьи. С таким багажом я вошел под своды Ленинградского Высшего военно-морского инженерного училища из-под сводов Ленинградского Нахимовского военно-морского училища.

Вы правильно меня поняли — в училище появился этакий борзый (все повидал, все знает, на английском, как родном бухтит…) уже не питон и товарищ курсант, а старшина первой статьи.

Каково же было мое удивление, когда вернувшись из отпуска (пока молодое пополнение проходило курс молодого бойца), меня встретил плотный, выше среднего роста, курсант с погонами главного старшины.

У него было открытое лицо с добрыми, и в то же самое время хитрыми, глазами. Он представился– главный старшина Виктор Кулаков.

И понял я, что в роте появился, как заявил ротному командиру Георгию Вячеславовичу Степанову, на одной из наших встреч, Славка Кононов – «самый главный начальник».

Так состоялось мое знакомство с известным среди курсантов, впрочем, и среди «некоторой» части жителей города Пушкина, «капитаном Клоссом».

НЕ КАПИТАН, НО КАПИТАН-ЛЕЙТЕНАНТ…

Прибыл Витя на паросиловой факультет Ленинградского Высшего военно-морского инженерного училища отслужив срочную службу на Северном флоте. На плечах, как я уже говорил, сияли погоны главного старшины. Учеба и служба шли у него хорошо, а посему, будучи уже курсантом третьего курса, был он направлен старшиной роты на младший курс – в роту капитан-лейтенанта Горохова. Надо заметить, что старшина роты Кулаков, по результатам строевой проверки его подразделения, был поощрен проверяющим из Москвы полковником Пузачевым. А у Пузачева получить поощрение было оч-чч-чч-чень непросто (сам знаю). Вот такой служака (в хорошем смысле этого слова) был Виктор.

Но ничто человеческое не чуждо даже «самым главным».

Как-то один раз наступила суббота. А, как всемизвестно, раз суббота – значит увольнение курсантов в город.

Отправив своих подчиненных в увольнение, вернулся Витя в ротную канцелярию, подошел к окну, и стало ему очч-чч-ень тоскливо.

За окном во всей своей красе серебрились белые ночи, по аллеям «Катькиного сада» гуляли молодые барышни, в «Белом зале» начинались танцы…. А тут настоящая тоска – сиди и обеспечивай уставной порядок в роте.

Но флот недаром славится своей дружбой.

Внезапно за окном мелькнули две тени, и за оконной решеткой показались физиономии Витиных приятелей Вовки Зотова и Витьки Ерина.

— Ну, что? Сидишь? – прозвучали их слова, — Может, ударим алкогольной зависимостью по театрально-развлекательной?

И передали через решетку в канцелярию бутылку водки и закуску:

— Не скучай. А мы в «Белый зал». Мы уж там – за тебя……

Витя смотрел на бутылку и закуску, как запорожский казак на синагогу – в одиночку пить не хотелось.

Он позвонил в роту….

Через пару минут в канцелярии, где Виктор «обеспечивал» ротный порядок, появились его друзья Саша Шишков и Лешка Горелов.

Они разлили водку по стаканам, благо канцелярия предназначалась для командира роты и старшины роты, и была обеспечена предметами первой необходимости, выпилии закусили. Помолчали.

А за окном-то белые ночи…. А где-то там же «Садом и Гамымры»….

Решение пришло внезапно. Витя открыл шкаф командира роты. В нем на плечиках висел белого цвета китель с погонами капитан-лейтенанта, рядом на полке лежали снаряжение и красные повязки с надписью «ПАТРУЛЬ».

Следом за решением пришло действо.

Витя напяливает на себя каплейский китель, Сашка и Лешка нацепили повязки. Поглядели друг на друга — ну, просто настоящий «ПАТРУЛЬ»!

Через проходную не пошли. Пошли через строительную площадку мимо первокурсника из дежурного взвода. Тот, с перепугу, «чуть ли не виляя хвостом», как позже заметил Шурка Шишков, представился начальнику патруля и доложил, что «на посту происшествий не случилось».

Через мгновение вся троица очутилась на улице и направилась в «Белый зал», где во всю уже шли танцы.

Они шли через «Катькин сад» и радовались тому, что впереди их ждут музыка и веселые барышни.

За ними увязалась собака. Она шла за «патрульными», словно ее вели на поводке.

— Во! И сторожевой пес вышел на патрулирование, — заметил Леша Горелов.

— Собака – друг человека, — отозвался Саша Шишков.

— Какой же собака друг? — рассмеялся «начальник патруля» Витя Кулаков, — Она же не пьет.

Его смех подхватили приятели.

У входа в «Белый зал», эдакое подковообразное здание, в котором во времена А.С.Пушкина и позже размещался конный манеж, они встретили молодого милицейского лейтенанта.

— Как обстановка, лейтенант? – сразу ошарашил того Кулаков.

— Да, все спокойно, — ответил лейтенант, — А вас, что, на усиление прислали, даже с собакой? – тут же задал он вопрос, — В зале уже один патруль есть.

— Это хорошо. Свободен, лейтенант, — проговорил в ответ Кулаков.

— Тээкс, -заговорил Витя, когда милиционер ушел,- два патруля в одном помещении очень много. Особенно, если принять во внимание, что в комендатуре патрульные видят друг друга. Какие предложения, господа?

— Осталось нам одно, — неожиданно шекспировским стихом заговорил Шишков, — разоблачиться и простыми мирианами явиться в свет. Доспехи боевые пусть пес наш охраняет….

Остальные уставились на него с открытыми ртами.

Вскоре снаряжение начальника патруля и красные повязки с надписью «ПАТРУЛЬ» лежали в кустах.

— Охранять!– скомандовал Кулаков собаке. Пес удивительно легко послушался ему.

Они вошли в зал. На Виктора сразу было обращено внимание присутствовавших здесь девушек.

А как же – молодой, белый китель, погоны капитан-лейтенанта, на груди наградные планки, взгляд завораживающий….

Когда объявили «Белый танец», к капитан-лейтенанту Кулакову выстроилась очередь. А он стоял посредине зала, как «Фаянсовая киса» – «Руками не трогать!»….

Каким образом Витька оказался с какой-то блондинкой в Ленинграде, и куда делись его патрульные Сашка и Лешка, он, наверное, и сам уже не помнит. Появился «капитан-лейтенант» в училище где-то под утро в хорошем настроении.

Но, сняв белый китель, Витя слегка расстроился. Китель-то, если так можно выразиться, оказался не несколько, а изрядно помят и загрязнен.

И опять Виктора выручили друзья. Дежурным по роте стоял Сержа Колпашников, который взялся вычистить командирский китель.

Он его взял и… постирал. Спохватившись, что китель будет очень долго сохнуть и до прихода командира роты Горохова не высохнет, Сережка его высушил утюгом, а заодно этим же утюгом и погладил. Посмотрев на свою работу, остался доволен результатом и повесил китель на плечиках в шкаф.

Витя же радовался, что сегодня воскресенье и можно отдохнуть от белоночных прогулок…. Плотно пообедав, улегся Кулаков на коечку, которая стояла в канцелярии за шкафом, и отправился отдыхать в царство Морфея.

Его разбудила команда дневального: «Рота! Смирно! Дежурный по роте на выход!» Это прибыл командир роты капитан-лейтенант Горохов.

— Виктор Иванович, Вы отдыхаете? А мне вот, заступать помощником дежурного по училищу, — проговорил Горохов, зайдя в канцелярию, — ну, отдыхайте, отдыхайте.

Он открыл шкаф, снял с плечиков свой китель и попытался его одеть на свое тело. Китель, однако, оказался ему тесноват….

— Что такое?– удивился Горохов, — Только же в пятницу я его получил, и он был мне в самый раз, а сегодня? Ничего не понимаю….

— Может за субботу пп-пп-поправились, товарищ капитан-лейтенант? – попытался из-за шкафа заикаясь пошутить Витя.

Он прекрасно понял, что после Колпашниковской стирки кителек командира роты банально сел!..

В понедельник вечером, после самостоятельных занятий, Кулаков был вызван в канцелярию к капитан-лейтенанту Горохову.

Первое, что Витя увидел в помещении, были разложенные на командирском столе китель, снаряжение и повязки с надписью «ПАТРУЛЬ».

— Что это? –прямо в лоб Кулакову задал вопрос Горохов.

Витя только пожал плечами. О чем думал он в этот момент, я думаю, все поняли – грозит отставка от блондинок и брюнеток недели на две, как минимум….

— Это, дорогой мой Виктор Иванович, самые настоящие атрибуты самовольщика, — произнес командир роты и добавил, — Вы хороший старшина роты, товарищ Кулаков, имеете богатый жизненный и служебный опыт. Но Вам следует запомнить – каким бы крутым ни был бык, а на банке все же пишут «Тушенка». Так, что две недели без берега, товарищ главный старшина.

— Ох, не прост ты, товарищ Горохов, — промолвил про себя Витя, выйдя из канцелярии, — окружил себя опричниками да чекистами. А я-то сам? Мог бы и подумать об этих ребятах…. А как хорошо было…. Правда, вчера казалось, что суббота прошла великолепно. Но судя по утреннему в воскресенье состоянию души, это, все-таки, были Шишков, Горелов и водка….

Но… две недели он без берега не отсидел – не усидел….

НЕ КАПИТАН, НО ВСЕ ЖЕ СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ…

1970 год. Этот год известен, как холерный год. Четверокурсников на практику на Черноморский флот не отправляют – карантин. Начинается учебный год.

Карантин. Выход в город запрещен. А хочется. За заборами и стенами учебных корпусов училища кипит жизнь. Там по улицам города и аллеям парков, которыми так богат Пушкин, гуляют наши дорогие, любимые и просто девушки.

Ох, как сердце и вся душа рвутся туда – за ограду, к ним, к этим небесным созданиям, которые стоят под окнами училища, всматриваясь в лица своих дорогих мальчиков….

Но… карантин.

И, все-таки, выход был найден.

В училище на экзаменационную сессию приезжали офицеры-заочники. В основном, это были молодые ребята с погонами старших лейтенантов. Получили они офицерские звания после завершения обучения на краткосрочных офицерских курсах. Или имея в кармане диплом о

среднем техническом образовании.

Эти парни частенько обращались к нам за помощью. Мы им делали различные расчеты или выполняли за них курсовые проекты. Благодарность их была безгранична в пределах коньячной бутылки или другого подобного рода напитка.

И Витя Кулаков понял: «Выход на волю — это офицерская форма»!!!

Сделав как-то курсовую работу по хитрому предмету под названием

«Теория машин и механизмов и деталей машин» («ТММиДМ», мы эту аббревиатуру расшифровывали так– «Тут Моя Могила и Друзей Моих»), Витя и его закадычный приятель Шурка Шишков, вместо коньяка, выпросили у заочников их офицерские тужурки.

Переодевшись в старлейтскую форму, благо фуражки у парней были офицерские (как-никак, а уже 4-й курс), Витя с Шуркой, благополучно миновали курсантика из дежурного взвода (опыт уже был), который, в свою очередь, поприветствовал их воинским приветствием, и рванули в город.

Приобретя в магазине «Густерин» малый и большой «джентльменский наборы», парни направили свои стопы в Красное село к своим пассиям.

Однако барышень дома не оказалось. Кулаков с Шишковым, приняв, с горя, слегка «на грудь», направились к автобусной остановке.

Подошел автобус. Два старших лейтенанта залезли в него, и автобус повез их в сторону родного города Пушкина. У комендатуры, улица Красной Звезды, автобус остановился. Его двери открылись и, о, ужас, в переднюю дверь заходит мама их сокурсника Димки Ласкова Валентина Александровна, а в заднюю дверь заходит патруль во главес майором (как оказалось – патрульные были из Пушкинского ракетно-технического училища, вечные соперники нашего училища).

— Витя! Что это значит? Что за маскарад? – удивленно воскликнула она, увидев обоих друзей при офицерских погонах.

Витя, мигом подскочив к ней, дыша на нее перегаром, тихо прошептал в ухо: «ВалентинаАлександровна, ради Бога, замолчите. Потом все объясню».

Та, ошарашено, посмотрела на Витю, потом на Сашу и медленно опустила свое тело на пассажирское сиденье. Выражение ее лица ничего не выражало….

В это время начальник патруля, симпатичный, этакий подтянутый офицер, обратил свой взгляд на Кулакова и поманил его пальчиком к себе:

— Товарищ старший лейтенант. Приведите себя в порядок – застегните, пожалуйста, тужурку. И товарищу своему скажите, чтобы сделал то же самое. Вы поняли?

— Так точно! – ответил Витя и посмотрел в сторону Шишкова.

Шурка стал застегиваться. Он поторопился выполнить «просьбу» майора, и от этой торопливости неожиданно из кармана его тужурки вывалилась бутылка вина. Она с грохотом упала на пол автобуса и подкатилась к ногам начальника патруля.

Майор подобрал бутылку и, обращаясь к Вите, постучал бутылкой по карману его тужурки. Раздался приглушенный стук.

— У вас тоже вино? – не удивившись, спросил начальник патруля, — А, вообще-то, вы, ребята, откуда такие будете? – продолжил он.

— Из Ленинграда,- ответил Кулаков.

— Значит так, товарищи офицеры, — проговорил майор, отдавая Вите бутылку, — сейчас вы выходите из автобуса, берете такси, и исчезаете из гарнизона. Ни мне, ни Вам, я так думаю, проблемы не нужны. Особенно, если учесть кто у нас помощник коменданта и кто такой начальник гауптвахты (он намекал на двух старлеев, двух «строевых зверей»– Борю Логинова и Мишу Розенблата).

Парни вышли из автобуса, переглянулись, и … сели в следующий автобус.

— Ну, что? На Ленинградскую? К моей Ирине? – обратился Витя к Шурику.

Встретили их без удивления. Весело. Было много народу – какие-то студенты, курсанты училища, девушки. Много танцевали, пели песни, произносили тосты….

Но… наступил момент, когда остались на столе одни бутылки, а в них ничего не было.

Естественно, все присутствующие скинулись (у кого сколько было), и отправили старшего лейтенанта Кулакова и его даму, Ирину, в магазин, сунув Вите в карман авоську.

Молодые люди зашли в магазин, купили полную авоську портвейна «777», более известный в народе, как «Три кочерги». К этому прикупили еще одну авоську закуски – спелых, и от того черносиних слив. И вышли из магазина. Они, эта пара влюбленных, присели на скамейку, выпили «на брудершафт», смачно поцеловались, покурили, и пошли дальше.

Но наша страна, а тем более городок Пушкин, всегда славились своей истеричной непредсказуемостью.

Внезапно Виктор услышал позади себя топот ног, и чья-то рука коснулась его плеча.

Витя обернулся, и… с ним чуть не случилась истерика – перед его глазами стоял тот же самый патруль из автобуса. Взгляд майора не выражал никаких эмоций, кроме злости. Кулаков отдал авоську с портвейном Ирине, а сам строевым шагом подошел к начальнику патруля.

— Товарищ старший лейтенант, почему Вы не уехали из города? – зло проговорил майор, обращаясь к Виктору, — А ну-ка, покажите Ваше удостоверение личности, а я решу, что с Вами делать дальше. Кстати, а где второй? Вроде, он попьянее Вас был….

И снова потребовал предъявить Кулакова удостоверение личности.

Витя в душе выматерился, потом перекрестился – в карманах у него кроме магазинной сдачи, и то в монетках, больше ничего не было.

Да, русские женщины непредсказуемы.

Пока Витька в душе матерился, к майору подошла, со слезами на глазах (и когда успела) Ирина.

— Това-аа-рищ майор, — хлюпая носом, запричитала она,- зачем Вы забираете моего жениха? Мы же никому не мешаем. Нас ждут. Дяденька майор, отпустите нас.

От услышанного майор обалдел:

— Это Ваш жених?

— Да, мой жених, — ответила девушка.

— Вы, девушка, очень красивая пара. Но, по-моему, Ваш жених очень злоупотребляет спиртным,- проговорил начальник патруля, показывая на авоську с портвейном.

— Это мой будущий тесть так пьет, — неожиданно брякнул Кулаков.

— Не трогай моего папу, — взвизгнула в его сторону Ира.

Начальник патруля, видя, что назревает семейная разборка, подозвал Виктора к себе:

— Ладно, иди. Но, — он протянул тому руку для рукопожатия,- больше не пей.

— Почему? –спросил Виктор, отвечая на рукопожатие.

— Эта девушка слишком умна, чтобы иметь такую… хм, попу. Не справишься…

— Не извольте беспокоиться, товарищ майор! – ответил Кулаков.

Офицеры козырнули друг другу, и разошлись в разные стороны.

Около трех часов ночи два старших лейтенанта Кулаков и Шишков тихонечко поднимались в помещение своей роты.

Каково же было их удивление, когда дневальный по роте направил эту пару прямиком в ротную канцелярию, в которой, по его словам, проходило офицерское собрание.

Открыв дверь, они застыли в недоумении – во главе стола сидел их командир роты капитан третьего ранга Георгий (он же Жора) Вячеславович Степанов, а перед ним стояли семь таких же, как и они «офицеров»….

Все было ясно без слов….

ФИНАЛ…

Карантин, как и маскарадные вылазки курсантов, несмотря на запреты и наказания продолжились. Лето, тепло, травка зеленеет, девицы в прозрачных платьицах и сарафанах, чуть ли не топлесс, фланируют….

Ну, как здесь усидишь? И не сидели….

В один из солнечных дней Витя Кулаков, при погонах старшего лейтенанта, в сопровождении очаровательной Ирины направлялись в сторону училища.

Недалеко от училища располагалась закусочная под интересным названием «Три ступеньки вниз». Вот, как раз, эта парочка возле этой самой забегаловки и столкнулась с начальником паросилового факультета капитаном первого ранга Земляк Иосифом Давыдовичем.

Витя натянул на глаза фуражку и быстро козырнул. Земляк же ответил на приветствие строго по уставу, с поворотом головы в сторону поприветствовавшего его офицера.

От увиденного начальник факультета, нет, не опешил, он остолбенел – его рука машинально стала опускаться вниз, а лицо из нормального принимало удивленно-возмущенное выражение.

— Кулаков! – вскричал Земляк, — Ко мне!

Витя вздохнул и направился к начальнику факультета:

— Товарищ капитан первого ранга, главный старшина Кулаков по Вашему приказанию прибыл.

— Нет, нет, нет, — пророкотал Земляк, — Вы какие погоны на плечах носите? А? Какие? Я тебя, Кулаков спрашиваю….

Витя посмотрел на свои плечи и ответил:

— Прошу прощения, товарищ капитан первого ранга. Конечно, старший лейтенант Кулаков по Вашему приказанию прибыл.

— Немедленно в училище! – приказал начальник факультета.

И опять на выручку Вите пришла Ира, вмешавшись в разговор двух офицеров:

— Товарищ капитан первого ранга! Разве офицеры флота бросают своих дам посредине улицы?

Иосиф Давыдович Земляк был очень тактичным и воспитанным офицером, как уже говорилось ранее.

Немного оторопев, он взял себя в руки и, обращаясь к Ирине, произнес:

— Вообще-то, этот субъект, по фамилии Кулаков, являетсякурсантом 4-го курса. Но, все же, Вы правы.

Он остановил такси, и они отвезли Иру домой. Земляк не стал препятствовать молодым людям прощаться, но предупредил Ирину, что ее разлука с любимым Витей Кулаковым продлится как минимум три недели.

В училище, бросив дежурному на КПП мичману фразу: «Этот со мной!», — Земляк и Кулаков направились на факультет.

— Переодеться и ко мне, за пряниками! – только и сказал Иосиф Давыдович Кулакову.

Переодевшись в робу, Кулаков вошел, с низко опущенной головой, в кабинет начальника факультета. Начальник сидел за столом. Спиной к двери сидел Витин командир роты капитан третьего ранга Жора Степанов.

Витя, как положено, представился, и снова опустил голову.

— Ну, и как Вас, Кулаков, теперь называть? – спросил начфак.

Вместо Вити, не поворачивая в сторону последнего головы, ответил командир роты:

— А зовут его, товарищ капитан первого ранга, «Капитан Клосс».

— Не понял, — встрепенулся начфак, — что значит «Капитан Клосс»? Это еще кто такой?

Георгий Вячеславович объяснил, что «Капитан Клосс» герой модного в то время польского сериала о разведчике, который для выполнения задания переодевался в немецкий мундир.

— Ну, что ж, «Капитан Клосс» — это хорошо. Пусть будет Клосс, — произнес Иосиф Давыдович, и объявил Вите, как и обещал Ирине, три недели без берега.

Если откровенно, то начальник факультета очень уважал и, по-своему, любил Витю за его незаурядные знания и хорошую службу. В одном из разговоров он даже пообещал выпустить Виктора из училища сразу старшим лейтенантом.

Не выпустил.

А «Капитан Клосс» отслужил на Северном флоте, много лет занимаясь судоремонтом, нося на груди Приказ ГК ВМФ №195 1973 года (О судоремонте).

Он носил погоны и старшего лейтенанта, и капитан-лейтенанта….

Сегодня он живет в Подмосковье. Воспитывает внуков.

Но навсегда он остался, с легкой руки Георгия Вячеславовича Степанова, «Капитаном Клоссом», готовым вспомнить годы учебы и службы, поделиться своим опытом, а, если потребуется, то и прийти на помощь.

ДЯДЯ КОЛЯ ИЛИ КАКОЙ БЫВАЕТ ПРАКТИКА…

Приехали на корабельную практику в Североморск. Разместили нас

в 21-м тамбуре Гвардейского Большого ракетного корабля «Гремящий», ошвартованного к

Первому-А причалу. Спали на матрасах, положив их прямо на палубу тамбура, а через переборку от нас спали зенитные ракеты. Только через несколько дней нас перевели во второй кубрик.

После нескольких выходов в море мы получили увольнительные записки и отправились в город Североморск.

На деревянной лестнице, ведущей в северную цивилизацию, собралась небольшая группа из Феликса Витковского, Кольки Левушкина, Генки Денисова и Сашки Ильина.

— Что-то уменя голова раскалывается, — вдруг проговорил Феликс.

— Это, наверное, от вчерашней качки у Кильдина, — попытался того утешить Генка Денисов.

— Нет, Гена,- грустно отозвался Феликс, — это от сегодняшней трезвости.

Они поднялись по лестнице и увидели невдалеке вывеску«Гастроном».

— Вот и блага северной цивилизации, ребята, — рассмеялся Левушкин, — все за мной.

Они зашли в магазин и образовали очередь в отдел, хотя перед ними и стояли человека три, в том числе и моряк с погонами старшего матроса.

Этот матросик попросил у продавщицы бутылку водки. Та, в ответ, попросила его подождать пару минут и упорхнула в подсобку.

Через эти пару минут она вышла к прилавку и поставила перед военмором требуемую бутылку водки. Матрос протянул продавщице деньги, запихнул бутылку во внутренний карман своего бушлата и собрался, было, уходить.

Но в этот момент в магазин заходит военный патруль во главе с командиром трюмной группы

БРК «Гремящий» лейтенантом Шиц.

Патруль подходит к отделу, и начальник патруля обращается к продавщице: «Где?» Та показала на матроса….

— Все. У меня больше нет друзей, — прошептал Сашка Ильин.

— Почему? -также шепотом спросил его Колька Левушкин.

— Я не пью, -с сожалением прохрипел Сашка.

— Нам, пожалуйста, 200 граммов конфет «Мишка на Севере», — протягивая продавщице деньги, попросил Гена, глядя на патрульных.

Друзья вышли из магазина и остановились, переваривая увиденное. Они закурили и, молча, уставились друг на друга.

— Да, ребята, «добрая» продавщица – главная причина выполнения плана гарнизонной комендатурой, — иронично засмеялся Феликс и показал пальцем в направлении здания ресторана, сияющего своими окнами, — может туда? – добавил он, уже хохоча.

И все повернули головы в сторону ресторана.

— Давно прибыли? – вдруг раздался незнакомый голос, — Откуда прибыли, ребята? – продолжил ласково этот же голос.

Все обернулись.Перед ними стоял невысокий, в непонятномвозрасте, с приятным лицом мужчина — этакий домашний мужичок.

Он улыбнулся:

— Давайте деньги, я схожу. А вам туда нельзя, — промолвил домашний мужичок.

Минут через десять он вернулся, неся в руках большую бутылку ямайского рома «Негро».

Мы предложили ему выпить, но он сослался на то, что здесь многолюдно, что гуляет патруль, и предложил идти за ним.

Он привел нас к двухэтажному деревянному дому, в котором подъезды были по бокам фасада дома. Причем у подъездов были устроены, если так можно сказать, беседки, опутанные какими-то «северными лианами», закрывающими внутренность беседки от постороннего взгляда. Внутри оборудован столик и скамейки вдоль ограды беседки.

Вот сюда нас и привел дядя Коля, как он нам представился.

Он забежал на второй этаж к себе в квартиру, и через пять минут на столе в беседке появились моченые яблоки, соленые грибочки и куски копченого палтуса.

— Ну, дядя Коля, мы всякого повидали, но такого гостеприимства… — проговорил Коля Левушкин и развел руки, одновременно выставляя левую ногу вперед в средневековом поклоне.

Выпили по первой. Закусили. Закурили. Вспомнили продавщицу из магазина. Налили по второй.

— Эх, видел бы нас в данный момент начальник патруля лейтенант Шиц, — начал, было, Генка Денисов.

Его перебил Феликс.

— Ага! И препроводил бы нас, с огромным своим удовольствием, в комендатуру, — закончил он фразу, начатую Генкой.

— Эт-то точно, — подал свой голос Саша Ильин и продолжил сквозь, внезапно начавшийся смех, — он кинулся бы к рыжему Феликсу на грудь (потому что он рыжий, высокий – самый из нас заметный) и прошептал бы:

«Не соизволите ли, уважаемые товарищи курсанты, проследовать, тэсэзэть, в гарнизонную комендатуру, где и пройдет некоторая часть вашей, тэсэзэть, практики…» И прослезится.

И все подхватили Сашкин гомерический смех.

— А чего далеко ходить? – вдруг подал голос дядя Коля, — Да, вот она – эта самая гарнизонная комендатура и гауптвахта при ней здесь же.

Он раздвинул «северные лианы» и мы разом замолкли – метрах в пятидесяти от беседки, в которой курсанты Ленинградского Высшего военно-морского инженерного училища, в компании домашнего мужичка дяди Коли, пили ямайский ром «Негро», располагалось здание гарнизонной комендатуры.

— Не боись, мужики, — с каким-то хриплым смехом проговорил дядя Коля, — Они здесь не ходят, туточки им не интересно. У них маршруты туточки не определены. Они там ходят, где народу много….

С тех пор в увольнение мы ходили только к дяде Коле. Изредка, правда, посещая улицу Сафонова….

Мы сдружились с семьей дяди Коли. Помогали делать уроки «Маленькому оболтусу», как называл своего сына дядя Коля, кололи дрова, застольничали уже не в беседке, а за семейным столом, и хохотали, слушая по радио прогноз погоды….

— Сегодня в нашем городе минус пять градусов тепла, — комментировал его Сашка Ильин.

Жаль только, что быстрее сроков практики закончились курсантские деньги…. А потом поезд умчал нас в Северную Пальмиру.

КТО КУДА ИЛИ КОГО КУДА…

«Флоту нужны не только грамотные, но и исполнительные офицеры»

И.Д.Земляк

Многие из выпускников мечтали попасть служить на Северный флот.

Посудите сами: час лёту до Питера, полуторный оклад и прочие бонусы. Да, желающих было много, а мест на том самом Северном флоте было мало. Вот ротный командир и ввел систему поощрительных баллов, которую вел на огромных размеров простыне. Это была хитрая система учета полученных средних баллов на экзаменах, всевозможных зачетах и прочих игровых моментах, которые должны были служить объективным поводом для распределения выпускников по флотам.

Вроде, как демократия, открытость и гласность.

Но как-то по весне, как раз при решении вопросов по распределению среди выпускников флотов, в роту прибег посыльный от дежурного по училищу, и, трясущимися губами, сообщает ротному, что его к прямому проводу требует Главнокомандующий Вооруженными силами стран Варшавского Договора маршал Советского Союза Куликов.

Тот, естественно, мухой вылетел из канцелярии, полетел и влетел в рубку дежурного по училищу, где имел место интересный диалог:

— Товарищ маршал Советского Союза, капитан 3 ранга Готальский по Вашему приказанию к телефону прибыл! (все это по стойке смирно)

— Товарищ Готальский, у вас служит курсант ……?

— Так точно, товарищ, маршал Советского Союза!!! (стойка – еще смирнее)

— Куда он у Вас едет служить? — На Тихоокеанский флот, товарищ маршал Советского Союза!!! (ротный – растущая вверх струна) — Нет, товарищ Готальский! Это Вы едете служить на Тихоокеанский флот, а курсант…… едет служить на Север. Вам всё понятно?

— Так точно, товарищ маршал Советского Союза! На Северный флот за отличные показатели в БП, ПП, ФП и пр.пр.пр. (смирнее стоять невозможно, но ротный умудряется это сделать – маяк «Александрийский»)

— Вы всё правильно поняли, товарищ Готальский. До свидания.

Трубка на том конце была повешена еще до того, как ротный успел выдохнуть.

И курсант …поехал служить на Северный флот, а ротный принял под свое командование очередную порцию будущих лейтенантов….

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ФЛОТ И ОКОЛО НЕГО…

ТОВАРИЩ ЛЕЙТЕНАНТ…

Лейтенанты флота…

Они сжигали неприятельские флота. Они благородствовали «падших женщин» и заступали командирами безоружных крейсеров, возглавляя стихийные восстания. Они, принимая за приказ, оброненную Российским Императором фразу — «Дерзайте, лейтенанты!», дерзали, открывая новые земли и прокладывая новые морские пути, порою исчезая на этих землях и путях навечно. Они командовали береговыми артиллерийскими батареями (потому что так было надо), водили в бой корабли и подводные лодки, самолеты и отряды морской пехоты, зачастую погибая вместе с ними.

Лейтенанты флота…

На флоте не было бы адмиралов, если не было бы лейтенантов.

Лейтенанты флота…

Самое многочисленное из офицерских семейств, систематически прогрессирующее в своей численности.

Лейтенанты флота…

У молодого человека, впервые в жизни примерившего на свои плечи настоящие погоны с двумя звездочками, еще не выветрился дух курсантсва. И в то же самое время, этот самый молодой человек еще не пропитался офицерским духом.

Хотя ему уже кажется, что он «центр вселенной». Что это он — отец-командир, что стоит только отдать команду и начнут вращаться антенны и торпедные аппараты, ракетные установки и артиллерийские башни, что помчатся по палубам матросы, занимая свои боевые посты. Что вот они – ручки «главного машинного телеграфа», только протяни руки. И вспенится морская вода за кормой корабля и он, его корабль, рассекая острой грудью тугие волны, помчится, ведомый им, лейтенантом флота.

Но его быстро из «центра вселенной» опускают не на землю, а в корабельные трюмы изучать устройство корабля. Вместо ручек «главного машинного телеграфа» в руки ему выдают зачетный лист на допуск к самостоятельному управлению своим заведованием, и отправляют проводить с подчиненным личным составом физическую зарядку, строевые занятия и занятия по специальности, а заодно самому учиться, изучая море Уставов и океан Наставлений и Инструкций. А из динамиков корабельной громкоговорящей связи он частенько слышит умопомрачительную для его молодого слуха команду: «Офицерам корабля и лейтенантам собраться в кают-компании …» Он спешит в кают-компанию и, естественно, опаздывает, так как с детства приучен перед приемом пищи мыть руки с мылом. Но воды в бачке нет – ее набирать надо, нажав на пружинный клапан. А время-то не идет – оно бежит. И молодой лейтенант, переступив порог кают-компании, слышит из уст старшего помощника командира, являющегося хозяином кают-компании, себе приговор: «Опоздал к обеду – подведешь в бою!»

Лейтенанты флота…

… Утро. Поднят Военно-Морской флаг. Личный состав корабля разведен по корабельным работам. Вчера вечером командира корабля оповестили о прибытии молодого лейтенантского пополнения. И после развода на работы он в волнительном ожидании сошел на стенку. Теперь он ходит вдоль борта своего корабля и курит, вспоминая тот день, когда сам прибыл лейтенантом к месту службы.

Внезапно его взор устремился в начало пирса, где он увидел фигуру офицера. Офицер неспешно спустился на палубу пирса и двинулся по направлению к кораблю.

Внимательно присмотревшись, командир поперхнулся дымом папиросы и закашлялся от увиденного. В одной руке лейтенант не нес, а волок чемодан «мечта оккупанта», другая же рука крепко прижимала к офицерскому боку эмалированный таз ядовито красного цвета. Эта колоритная фигура, увидев старшего офицера, опустила на пирс свой чемоданище. Далее, эта фигура, не выпуская из руки тазик, держа его, как кортик, приложив правую руку к фуражке, строевым шагом подошла к командиру корабля с докладом о прибытии к месту службы.

— И этого лейтенанта будет бояться вся Америка со всеми своими президентами и государственными секретарями, «Томагавками» и ЦРУ? – подумал про себя командир. Но для себя отметил, что у лейтенанта открытое доброе и симпатичное лицо. Он принял доклад, ничем не выдавая своего удивления. Когда рука лейтенанта опустилась после доклада, командир нагнулся к молодому офицеру и тихо-тихо его спросил: «Товарищ лейтенант. А тазик-то Вам зачем?»

От услышанного ответа командир чуть не лишился рассудка, забыв абсолютно, тот первый день своей лейтенантской службы.

«Мама дала– носки стирать», — четко, командирским голосом, доложил ему лейтенант.

Лейтенанты флота…

Первое дежурство по кораблю – оно, как первое свидание, не предсказуемо. Но перед тем, как заступить на это первое дежурство, лейтенант проходит науку о дежурстве в качестве помощника дежурного по кораблю.

Корабль стоит в заводском доке. В каюту старшего помощника, в которой он «общается» с механиком, который, в свою очередь, замеряет логарифмической линейкой уровень «шила» в своем стакане (он создает коктейль «Белое безмолвие» — 200 граммов спирта на бутылку водки), стучится и заходит помощник дежурного по кораблю.

— Товарищ капитан-лейтенант, — начинает он свой доклад, — с проходной завода доложили, что на корабль прибыли две автомашины «КрАЗ» и одна автомашина «КамАЗ» с бинтами.

Старпом опешил: «Лейтенант! А где дежурный по кораблю?» Все, что он смог произнести в данный момент.

-Дежурный снимает пробу на камбузе, -отвечает лейтенант.

— Во, мех! Молодец доктор! Сам в отпуске, а медицинский материал приходит. Да, не просто приходит, а тоннами, — придя в себя, прохрипел старший помощник.

Механик вышел из ступора, в который вошел после доклада помощника дежурного о машинах с бинтами. Он откладывает в сторону логарифмическую линейку:

— Лейтенант! А может эти машины пришли с винтами? Корабль-то в ремонте. К тому же стоим в доке. Винты сняты. А?

— Не, с проходной доложили – с бинтами, — тихим голосом упрямо отвечает он.

— Что делать? – вслух говорит сам с собой старпом, — Если в машинах винты, а может бинты, то с заявкой на пропуск надо угадать. Могут ведь и не пустить.

— Да винты там! Ждем уже, какой день, — обращается к нему механик.

— Лейтенант,- приказывает старпом помощнику дежурного по кораблю, который стоит в позе приговоренного к смерти, — садитесь и пишите: «В бюро пропусков. Прошу пропустить на территорию завода две автомашины «КрАЗ» и автомашину «КамАЗ» с винтами и годовым запасом медицинского имущества». Во!

А ведь старший помощник когда-то тоже был лейтенантом.

Лейтенанты флота… Товарищи лейтенанты…

КАК ЭТА СЛУЖБА ПОРОЙ НАЧИНАЕТСЯ

«Живот втянуть, приосаниться, говорить умные и хорошо понятные вышестоящему командованию красивые слова рублеными фразами».

Вице-адмирал Г.А.Радзевский

Вручены кортики, на погонах блестят лейтенантские звездочки. В кармане первая лейтенантская зарплата и отпускной билет.

О будущем думать не хочется, потому что в ближайшем будущем молодого лейтенанта ждет его первый офицерский отпуск. А что ожидает за ним – одному Главкому и кадровикам известно…. Идиллия!

И вот первый офицерский отпуск пришел к своему завершению.

Самолет взлетел и понес лейтенанта-инженера Сашку Спиридонова во Владивосток.

Перелёт во Владивосток длителен. В то далекое время, если лететь на самом надежном самолете «Аэрофлота» Ил-18, он мог занимать до 17 часов, а то и дольше.

А что такое 17 часов, хоть и с посадками, в воздухе, когда колени находятся возле твоих ушей, а твой нос упирается в спинку впередистоящего кресла? Это значит, что в стране еще не строили широкофюзеляжные воздушные «автобусы»….

Скучно и не удобно….

Сашке «повезло». Он в самолете познакомился с таким же, как и он, «только что с ветки», лейтенантом, выпускником ВВМУРЭ имени А.Попова.

Два лейтенанта, да, к тому же еще и из Питера, это уже «…дорогой дальнею, да ночкой лунною…» Самолет не трясло – парни соблюдали «Правила перевозки и транспортировки военнослужащих и военных грузов».

Из аэропорта, практически живые, прибыли лейтенанты в столицу Приморского Края – стольный град Владивосток.

Они сдали вещи в камеру хранения на «Морском вокзале», все ж моряки, и направились в город, «разведать обстановку», знакомиться с его «достопримечательностями», а также привести себя в надлежащий вид, т.е. «войти в меридиан».

После небольшой, но такой нужной, экскурсии, возвращаются будущие мореходы до камеры хранения.

Переходят мост, ведущий через железнодорожные пути, на «Морской вокзал», и застывают в немом изумлении, словно статуи в Ленинградском «Летнем саду»….

Небритый, со вчерашним, еще не выветрившимся, перегаром, свежеиспечённый инженер-лейтенант, раскинув руки и, таким образом, перегородив мост, приветствует их в незнакомом, пока, городе.

И узнает Сашка в этом мужике в тужурке Димку Стабровского, который прибыл немного ранее, и уже «успел освоиться».

Вчера он отметился, с подобными ему летюхами, в ресторане „Океан“. Дима зашел в ресторан просто так — поесть. Тихо сидел за столом. Внезапно его внимание привлекли два лейтенанта. Они не вошли, а ворвались в зал, как корабли Нахимова в Синопскую бухту. Огляделись и в унисон заорали: «Бабы! В ружье! Мы — прибыли!». И вот в настоящий момент его приятель ищет собутыльников, с которыми сидел в кабаке, а, заодно, и квитанцию от камеры хранения.

Ну, «старожил» Дима и посветил новичков в «курс дела» — что, где и … как….

На следующий день, только к обеду, явился инженер-лейтенант Саша Спиридонов в отдел кадров 79-й БСРК (бригада строящихся и ремонтирующихся кораблей), которая «дислоцировалась» сразу на территории двух заводов –«Дальзавод» и «Судоремонтный Завод ВМФ №178».

Там на него посмотрели и обнюхали. Пообщался с ним (ну, это естественно) начальник политотдела бригады капитан 1-го ранга Николай Николаевич Соколюк, и направили свежеиспеченного военного инженера-механика на эсминец „Вразумительный“.

Корабль, а это был эсминец проекта 30-бис, показался Сашке настолько ветхим, что он решил – «Этот эсминец, похоже, тут стоит на вечной стоянке, и играет роль только гостиницы для прибывающих лейтенантов».

Здесь ему и приказано было ждать распределения.

Старпом, широкоплечий и высокий офицер, обладающий громким, но хриплым голосом, в распоряжении, которого оказалась целая дюжина «сопливых» лейтенантов, своей властью, конечно, распорядился часть молодого пополнения Тихоокеанского флота пустить на несение патрульной службы в городе: «Хотите познакомиться с городом и его обитателями, а так же узнать все злачные места столицы Приморья – марш в патруль!»

Однако механиков назначил (видать, любил он механиков) в помощь своим, корабельным, механикам.

Старший помощник «прикрепил» молодого лейтенанта к командиру трюмной группы, которому, как ни пытался Санька-трюмный представиться, так и не смог, потому что, честно говоря, он его ни разу так и не увидел.

Зато быстро познакомился с корабельным «фольклором»…

Старший помощник в кают-компании оценивает кулинарные способности старшего кока, который принес борщ: „Ты что принёс? Козлы меньше капусты едят, чем ты ее на…хм… хм…валил в тарелки!“

Следующим утром Санькины познания корабельной жизни продолжились…

На подъёме военно-морского флага (а это на кораблях ВМФ дело святое), старший помощник неожиданно поскользнулся на подтёке масла из кормового шпиля.

Он его (шпиль, разумеется) внимательно осмотрел и задал потрясающий вопрос помощнику: „Он что — у тебя трипперует?“
Плавучая гостиница „Вразумительный“ и стала, если так можно выразиться, трамплином, с которого Сашка Спиридонови припалубнился, на долгие годы, на «свой» корабль с гордым названием «Сибирь»….

А эта «Сибирь», все-таки, и как ни крути, хоть и имела ход в 9 узлов, но оказалась Камчатским полуостровом….

Вот такое начало….

ПОРОЙ БЫВАЛО И ТАКОЕ НАЧАЛО…

Итак, обремененный двумя шинелями и кучей другого форменного обмундирования, бравый инженер-лейтенант Дима Стабровский, в соответствии с полученным предписанием, прибыл в город Владивосток для дальнейшего прохождения действительной военной службы на Краснознаменном Тихоокеанском флоте.

Судьба и отдел кадров р ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)