День выборов (Глава 3)

День выборов

– Шарах! Шарах! О, Шарах! – заходя во двор к другу, кричал Тадари.
Одетый с иголочки в белоснежную рубашку, начищенные гуталином туфли и единственный костюм, который он надевал по особым случаям, Шарах сидел на кресле и о чем-то размышлял. Несмотря на свою крестьянскую натуру, он был слишком политизированным, только дай о политике поговорить. Любил поспорить, по каждому событию высказывал свое мнение. Кумиром считал Сталина и часто называл себя Сталинистом. С юных лет старался посещать проводимые в администрации заседания. Шарах полагал, что не имеет права оставаться в стороне от общественной жизни села. Времена коллективизации, образований колхозов находил лучшими и частенько по ним скучал. Шарах говорил: благоустройство крестьянина напрямую зависит от того, сколько он работает, и если предоставить ему возможность больше трудиться, то и жизнь станет лучше. Тадари, напротив, присутствовал на собраниях лишь из-за того, что на этом настаивал Шарах. В отличие от приятеля и будучи слегка ленивым человеком, он не всегда успевал со своими делами, куда там до публичных. И все возможные разговоры на сей счет комментировал коротко:
– Политика – грязное дело. Она меня не интересует.
На что Шарах его высмеивал:
– Политику делают сами люди, какую сделают, такая и будет. А из-за пассивности таких как ты нехорошие люди делают ее такой, какой хотят. Их целью является усыпить твою бдительность, отбить у тебя интерес, опустить твои руки, после чего они спокойно проводят свои махинации. А ты ходи и возмущайся: «Как все плохо!», «Куда мы катимся!». А они, натренировав свои языки, будут лечить тебя пустыми обещаниями.

***

Так и не докричавшись, Тадари решил, что никого нет, поэтому открыл калитку и зашел внутрь, собираясь подождать друга лежа на диване. Но стоило ему переступить порог, как Шарах, услышав скрип двери, перестал витать в облаках и спустился на землю. Оглядев обличье зашедшего товарища, он незамедлительно сделал замечание:
– Ты что, только с огорода? Хоть руки помыл бы!
– Я своих рабочих рук не стесняюсь! – ответил Тадари, вытирая конечности об изношенный спортивный костюм. – А ты много не говори, нашелся мне депутат! Я, между прочим, за компанию иду. За семьдесят лет я научился не верить их басням.
– Цыц! – топнул ногой Шарах.
Подойдя к зеркалу, хозяин расчесал в шестой раз за то утро волосы, смочив пальцы аккуратно уложил усы, стряхнул пиджак и, убедившись в отсутствии недочетов своего внешнего вида, вышел из дому, веля Тадари следовать за ним.
Народ активно собирался возле стен администрации, которая представляла собой ветхое, старое здание, видевшее ремонт лишь при постройке. Основной мебелью служили школьные парты и стулья. Большим столом и личным шкафом могло похвастаться только начальство. Первое собрание всегда носило значимый характер, на нем избирали председателя, который весь последующий год руководил делами сельсовета. Совещание было назначено на девять, но двери открыли в десять, а начали в одиннадцать. За многие годы сельчане привыкли к такому развитию дел, поэтому пришли в двенадцать. В этом году, как и предыдущие десять лет, на пост претендовали два кандидата: действующий глава Тимур Лакоба и главный оппозиционер Рауль Адлейба. На протяжении десяти лет эта парочка соискателей постоянно чередовалась на желанном поприще. Ни разу никто из них не был выбран на второй срок подряд. До сих пор не понятно, что являлось следствием этого. То ли невыполненные предвыборные обещания избранного главы, либо уважение к проигравшему кандидату, который без того ждал целый год. У Шараха была на это своя точка зрения. Он выследил для себя одну закономерность, тот за кого он отдавал свой голос, всегда проигрывал. И если ко всем избирателям кандидаты приходили с просьбой проголосовать за них, давя на родственные связи, фамильный фактор или чисто по-братски, то Шараха умоляли голосовать против.
– Шарах, помни, что бы ни произошло, не голосуй за меня. Я только разобрался с делами в администрации, только наладил работу, мне позарез нужен второй срок, чтобы выполнить обещания, которые я давал! За последние десять лет ты пять раз проголосовал за меня, и пять раз я проиграл. Также ты пять раз не голосовал за меня, и я пять раз выиграл. Поэтому когда назовут мое имя, держи руки под столом, а для уверенности лучше сядь на них, – говорил Тимур Лакоба Шараху за пару дней до выборов.
– Шарах, мой дорогой друг. Мы с детства знаем друг друга. Я к тебе отношусь очень хорошо, и если ты не проголосуешь за меня, мое отношение к тебе не изменится, я пойму. Скажу даже больше, я стану сильнее тебя любить, потому что стану главой. В прошлый раз ты проголосовал за меня, и ты был единственным. Я проиграл со счетом один – двадцать! – Рауль Адлейба показал Шараху указательный палец, обозначающий один его голос, после дважды показал ему открытые ладони, обозначающие двадцать голосов оппонента. – Видишь, какая разница. Голосуй за него, в этот раз я хочу выиграть.
Их требования и стали причиной размышлений Шараха. Он намеревался выполнить свой гражданский долг и проголосовать. А вот за кого, не знал до последнего момента. Тем временем все расселись на свои места и приготовились слушать предвыборную речь кандидатов. Система тех выборов была такова, что собиралось все село. Желающие баллотироваться вставали и заявляли о себе. После им давалось слово, где они рассказывали о своих планах и намерениях. Выслушав всех претендентов, сельсовет, состоящий из двадцати одного человека, принимал решение путем открытого голосования. Закрытые голосования в селе Аамта не практиковались. Народ считал, что ему нечего скрывать. Все остальные сельчане сидели позади и наблюдали за процессом. Шарах входил в число сельсовета, а Тадари, как простой наблюдатель, дремал в самом дальнем ряду.
– Слово предоставляется кандидату на пост председателя, а также действующему главе администрации Тимуру Лакоба.
Тимур встал, зал зааплодировал.
– Уважаемые избиратели, уважаемый сельсовет. Вот, что я собираюсь воплотить, если останусь на второй срок. Семена на некоторые виды овощей и фруктов будут выдаваться бесплатно. В администрации можно будет брать ссуды. Мы купим новые трактора, и каждый будет иметь возможность ими пользоваться. Мы залатаем дыры на наших дорогах и почистим все колодцы. Мы предотвратим летние засухи и весенние ливни, тем самым сбережем большую часть нашего урожая. Я планирую привезти специальный сорт травы, поедая который наши коровы будут давать гораздо больше молока, причем молоко будет качественнее, а трава будет расти и зимой. Мы придумаем машину, которая сама будет собирать, чистить и складывать в ящики орехи. Мы раз и навсегда вылечим наши мандарины, и нам не придется выполнять эту процедуру каждый год. Мы сделаем, все, чтобы наши обычаи и традиции передавались из поколения в поколение. И в нашу эпоху, эпоху индустриального развития, мы будем делать ставку на улучшение образования! Огромное спасибо всем за внимание, – после окончания речи, которую Тимур Лакоба произносил с высокоподнятой головой и уверенным голосом собравшиеся вновь зааплодировали. Не то, чтобы они ему поверили, просто, как-никак односельчанин выступал.
– Спасибо за хорошее выступление, Тимур! У кого-нибудь есть вопросы? – обратился в зал его помощник.
– А какими способами вы планируете поднять образование в нашем селе?
– Первым делом добавим двенадцатый класс, а там видно будет.
Присутствующим понравился ответ, они тут же подметили: «Удачная шутка, молодец!». Довольный собой Тимур Лакоба показал всем большой палец и сел рядом со своими сторонниками, уступив слово следующему кандидату.
– Уважаемые односельчане, – начал свою речь Адлейба Рауль, – мой оппонент, извините за выражение, каждый раз, что-то обещает и ничего не делает.
– Ора, это я ничего не делаю? – Тимур перебил Рауля.
– Попрошу не перебивать меня. Я же слушал все то, что Вы говорили, – обратился Рауль к Тимуру, после чего продолжил свою речь. – Я в свою очередь тоже ничего не делаю, но я хоть не обещаю, соответственно не обманываю вас.
– Ора, я не понял, ты кого обманщиком называешь? – Тимур второй раз прервал Рауля. Но на сей раз выступавший проигнорировал выпад.
– Какая разница где?! На улице, на свадьбе, на сходке. В кругу семьи, друзей, родственников. В школе, в политике, на работе, в поле, в колхозе, дома, в администрации – абхаз раз сказал, он обязан это сделать! Негоже свой народ дурить, ради благ материальных и мест теплых.
– Это я свой народ дурю?! А ну сюда выйди, поговорим! – перебил Тимур Рауля в третий раз, после чего в зале началась потасовка. Кто решил поддержать Тимура, кто – Рауля, к счастью большая часть приняла нейтральную позицию и принялась разнимать. Спорили, кричали, толкались долго, пока сто девятнадцатилетний Джарназ Мукба не ударил своим посохом по полу.
– Тихо, старший говорит, – все сию секунду успокоились.
– Я, конечно, извиняюсь, что встреваю в ваш разговор, но мы сюда председателя выбрать пришли. Давайте проголосуем, потом, что хотите, делайте. А то дома дел много.
– Давайте голосуйте теперь. Правильно Джарназ сказал! У нас своих хлопот уйма. Устроили тут не пойми что, – начали выкрикивать из толпы. Уже через пару минут от конфликта не осталось и следа. Все разместились на своих местах, готовые к продолжению собрания. Джарназ Мукба никогда не был главой администрации, но абхазы уважают людей не за их должность, а за их поступки и поведение в обществе на протяжении всей жизни. А в совокупности с мудростью и возрастом Джарназа это давало ему такой непоколебимый авторитет, которым не обладали все главы вместе взятые.
– Уважаемый сельсовет, настал кульминационный момент! Мы заслушали обе стороны и сейчас должны принять решение. Кто голосует за Тимура Лакоба? Раз, два, три, семь, итого десять человек. Запротоколируйте, пожалуйста, – сделав несколько пометок, начальник счетной комиссии продолжил. – Кто голосует за Рауля Адлейба? Раз, два, три, семь, десять человек. Запротоколируйте, пожалуйста. Что мы имеем десять на десять. Странно, – начальник счетной комиссии задумался, – в сельсовете же двадцать один человек, куда делся один голос?
Шарах сидел весь красный, вспотевший от волнения, при этом его руки находились в карманах, а он всем телом прижимал их к бедрам, чтобы они случайно не выбрались и не наделали лишнего.
– Шарах не голосовал, – воскликнул некто из зала и указал на него пальцем.
– Дорогой Шарах, наверно ты прослушал, у нас было голосование. Ты за кого руку поднимать будешь, за Тимура Лакоба? – начальник счетной комиссии сделал паузу, дав время Шараху принять решение, но никаких действий от второго не последовало. – Значит, ты отдаешь предпочтение Раулю Адлейба? – но руки Шараха продолжали находиться под столом.
– У нас никогда до этого не было такого прецедента, чтобы была ничья. Я не знаю, что нам делать, как быть, впервые вижу такое, чтобы абхаз оставил все дела и заботы, сидел и ждал несколько часов, чтобы воздержаться, – начальник счетной комиссии принялся поднимать шум в зале администрации, все собравшиеся его охотно поддержали. Вновь начался хаос. Сторонники Тимура Лакоба силой пытались отстоять кресло главы, сторонники Рауля Адлейба напротив старались его завоевать. Воцарившийся гул прервал стук посоха Джарназа Мукба.
– Тихо, старший говорит, — вновь, все моментально успокоились.
– Шарах, чем ты можешь объяснить свое поведение, повлекшее к такой неразберихе? – обратился старейшина к не проголосовавшему члену сельсовета.
Шарах встал.
– Понимаете, политика политикой, но до выборов оба кандидата подошли ко мне и по-дружески попросили не голосовать за них, так как считают меня причиной своих предвыборных неудач. И я пообещал им не поднимать за них руку. А как тут успели заметить, раз пообещал – делай!
– Все правильно говоришь, – почесывая подбородок и вдумываясь в смысл каждого слова Шараха, ответил Джарназ. Сделав, небольшую паузу, как бы посовещавшись сам с собой, старейшина провозгласил.
– Объявляются перевыборы! Кандидатам дается время тщательней подготовиться. Временно исполняющим обязанности главы назначается Шарах!
Со словами Джарназа Мукба никто спорить не стал. Старейшина в Абхазии, как верховный суд, его вердикт обжалованию не подлежит.
Не ожидавший такого поворота событий Шарах не растерялся и, положив руку на сердце поклялся быть честным. Все похлопали вначале в ладоши, потом по плечу Шараха и уже через пять минут в администрации не было ни одного человека, каждый побежал к своему хозяйству, даже Тадари куда-то запропастился. Закрывая за собой дверь, Шарах еще раз обдумал случившееся: должность ответственная, серьезная, но раз возложили бремя, значит, его следует нести с честью. Для начала Шарах собирался обо всем рассказать своей жене. Идя пешком домой, он обратил внимание на тот факт, что стал по-иному смотреть на окружающий мир. Увидев ровную лужайку, он визуально построил на ее противоположных концах футбольные ворота. Его фантазия превратила заброшенный амбар в боксерский зал. Пока шел и думал, случайно наступил в лужу и немедля поймал себя на мысли, что тут надо залатать. Им было решено как можно скорее дать распоряжение покосить все заросли и убрать везде мусор. Идей было много. Он счел необходимым провести общее собрание сельчан, дабы выслушать о проблемах с первых уст. Шарах твердо решил сделать село лучше!
– Вас подвезти? – Шарах услышал до боли знакомый голос.
– Тадари, ты что ли? Откуда у тебя повозка? Да еще и такая представительская.
– Я на работу устроился!
– Поздравляю! А куда?
– Водителем главы администрации нашего села!
Шарах рассмеялся и запрыгнул в телегу. Подъехав к дому, Тадари высадил своего начальника и полюбопытствовал, какие у него на сегодня планы. Шарах пожал плечами.
– Мне необходимо свыкнуться с мыслью, что я председатель, ознакомиться с текущими делами. Ты вечером заходи, я проставиться должен. Не каждый день на такую должность назначают. А сейчас можешь пойти отдохнуть.
– Куда там отдыхать? У меня тут столько дел, – ответил ему Тадари, показывая на повозку. – Хочу колеса покрасить. Пружины желательно поменять. А еще, думаю, застеклить ее.
– Ты в своем уме? Зачем ставить стекла на повозку? – удивился Шарах.
– Чтобы ее потом можно было затонировать. Нас никто не будет видеть, а мы будем видеть всех. Представляешь, какой кайф! Не будем же мы как в аквариуме ездить, – Тадари говорил с таким энтузиазмом, что спорить с ним было бесполезно. На этом друзья разошлись.
Супруги Шараха дома не было. Женщина отошла поработать в огороде. Не обедавший хозяин решил перекусить. Без хозяюшки пришлось заняться самообслуживанием. Он поочередно заглянул во все кастрюли. Определившись, он взял желанное блюдо, и только приподнял его, чтобы поставить на плиту и разогреть, как его окликнул голос с улицы.
– Шарах! Шарах! О, Шарах!
Выглянув в окно, хозяин увидел Гудалия Анри, стоявшего возле его забора с мешком муки на плечах.
– Заходи, дорогой, я дома, – помахал Шарах рукой, – как раз обедать собираюсь, присоединяйся.
– Это тебе подарок мой. С назначением! – сбросив груз с плеч Анри продолжил. – Спасибо, времени нет. Спешу. Я к тебе с выгодным предложением. Неподалеку от вашей администрации есть поле. Давай его на меня оформим, я там кукурузу посажу, каждый год тебе долю давать буду. Все равно просто так стоит, а так и тебе хорошо и мне. Хлеб, сам знаешь – дело святое.
Шарах, выслушав предложение Гудалия Анрика, обещал подумать и дать ответ в кратчайшие сроки. Проводив гостя, он отправился на кухню. Но стоило ему прикоснуться к кастрюле, как его вновь позвали.
¬ – Шарах! Шарах! О, Шарах!
На этот раз перед его калиткой стоял Бения Ардашин, держа в руках пакет. Позвав друга, Шарах и ему предложил совместно отобедать.
– Это тебе подарок мой. С назначением! – положив пакет на стол, Ардашин Бения вынул из него большую говяжью ляжку. – Благодарю. Давай в другой раз. Спешу. Я к тебе с выгодным предложением. Неподалеку от вашей администрации есть поле. Давай его на меня оформим, я там пастбище сделаю, скот разводить буду, каждый год тебе долю давать буду. Сам знаешь, мясо в нашей жизни – вещь необходимая.
Шарах, выслушав предложение Бения Ардашина, застыл в замешательстве. Он не знал, как объяснить, что по поводу этого поля уже подходили. Пообещав подумать, председатель выпроводил гостя и вернулся на кухню. Греть блюдо он уже не собирался. Голодный, открыв крышку, черпнул ложкой прямо из кастрюли, но донести до рта еду было не суждено, его вновь позвали.
– Шарах! Шарах! О, Шарах! – кричал с кувшином в руках Инал Харбедия. Увидев хозяина в окне, он вошел во двор. – Это тебе подарок мой. С назначением, — положив кувшин с вином на стол, Инал Харбедия продолжил: – Я к тебе с выгодным предложением, неподалеку от вашей администрации есть поле. Давай его на меня оформим, я там виноград планирую выращивать, каждый год тебе долю давать буду. Вино оно ведь как кровь, без него гостя не встретишь, а значит – жизни нет.
Выслушав предложение Инала Харбедия, Шарах покачал головой обещая рассмотреть его просьбу. Когда знаменитый тамада ушел, Шарах схватился за ту же самую голову, которой пару минут назад кивал.
– Что мне делать? Как мне быть? Как же поле поделить. Тут попробуй, откажи, обидятся, не поймут, – бубнил Шарах, перебегая из одного угла в другой.
Зайдя в дом, хозяйка увидела беспокойство мужа и стала его расспрашивать. Шарах попросил накормить его, а он тем временем обещал все рассказать. Жена встала у плиты, муж уселся в кресло и принялся рассказывать ситуацию с самого начала, с самого утра, как он пошел в администрацию, как его назначили главой, как Тадари стал его водителем, и под конец про этот, беспокоящий его, случай с полем. Также Шарах напомнил жене о своих теплых отношениях с Гудалия Анри, Бения Ардашином и Харбедия Иналом. Перебрал в памяти счастливые моменты из жизни и как они стояли с ним в трудные времена. Он пришел к выводу, что не хочет огорчать никого из них.
– Знаешь, для всех хорошим не будешь! – поставив блюдо и приглашая мужа к столу, ответила жена. – А вот о нас с тобой стоит подумать. Ты – исполняющий обязанности, а эта должность невечная, так что пока есть время, сделай, что-нибудь и для себя. Например, оформи это поле! А потом уже решишь, чем его занять, – старушка говорила бы долго, если Шарах не перебил бы ее.
– Да как ты смеешь мне такое предлагать! Народ мне поверил, а я на нем обогащаться стану? Не такой я! Мне чужого не надо, – сказал Шарах и бросил ложку в блюдо, так и не съев ни кусочка, встал со стола.
Начинало темнеть. Шарах решил, что утро вечеру мудренее, и завтрашний день все расставит по своим местам. Поэтому пошел в спальню, и только его голова коснулась подушки, как усталость дала о себе знать, и он сразу же уснул.
Следующим утром Шарах по привычке проснулся в пять утра. Пошел на кухню, взяв чайник, выпил воды прямо из носика и, вспомнив, что он глава, пошел спать дальше. Но не спалось ему, о народе думалось, да так думалось, что и не лежалось.
– Пойти что ли, огородом заняться. Или лестницу докрасить, – стал размышлять Шарах с чего начать день. – Да что я все о себе да о себе!
Побежал Шарах в сарай. Достал оттуда пару мешков песка и цемента. Решил он самую большую яму в селе залатать. Только петухи закукарекали, а Шарах уже раствор мешает. Пару часов работы и дорожная неровность исправлена. Обнародовать свой труд он не собирался, ведь чинил от чистого сердца, а не для галочки.
Рассвело. Народ вывалил на улицу. Идут по дороге, а ямы нет. В деревне сразу интерес появился, чьих это рук дело. Отправились сельчане к дому Шараха. Хозяин встретил их возле калитки. Увидев толпу, Шарах покраснел, так сказать, заранее приготовившись к похвале.
– Шарах, кто большую яму залатал?
Старик слегка опустил голову и ответил:
– Я.
– Молодец, конечно. Но у нас еще ямы есть! Надо дороги в порядок приводить.
Лицо Шараха покраснело еще больше, но теперь не из-за стеснения, а из-за злости.
– Да что вы говорите? Я домой за материалом и инструментами зашел, — слегка иронично ответил старик, – кстати, вы все правильно подметили. Так давайте все отложим свои дела и посвятим этот день преображению нашего села! Возьмем лопаты и косы в руки, поможем друг другу! Вместе, мы за один световой день управимся, – Шарах говорил четко и громогласно, призывая своих сельчан к общественным работам во блага деревни.
– Отличная идея, – доносились восторженные крики и аплодисменты. На лице Шараха появилась улыбка, но радоваться, долго не пришлось.
– У меня сегодня не получается. Мне в соседнее село нужно поехать, – сказал один и ушел.
– Ой, у нас тоже. У нас корова сегодня отелиться должна, нам не до этого, – целая семья развернулась и покинула лужайку перед Шараха забором.
– Я бы помог, но рука болит.
– А у меня нога.
– А у меня голова.
Пару секунд и перед Шарахом стояло пару человек.
– Шарах мы бы тебе помогли, но ты сам сказал: «Все вместе». Деревня ведь общая, что это одни работать должны, а другие нет. Вот когда все вместе соберемся, тогда и займемся, – договорили оставшиеся и удалились, не оставив и следа от бурного собрания.
Время близилось к обеду, но не до еды было Шараху. Необходимо было наладить работу в администрации. Вспомнил он о своем верном друге и по совместительству новом водителе Тадари и пошел к нему в гости. Открыв калитку двора, Шарах оцепенел, его взору предстала неприятная картина: Тадари кувалдой бил по кривому колесу, пытаясь его выпрямить, а в нескольких метрах стояла разбитая вдребезги повозка.
– Ты, главное, не переживай! Я все починю, – именно с такими словами встретил его подчиненный.
– Но как? Ты же всего один день ездил!
– Я вчера на работу устроился. Ты сам сказал, такое нужно обмыть. Я заехал к тебе, ты спал. Жена сказала, что ты злой, лучше не будить. Вот я и поехал гулять с другими. Пил то там, то тут.
– Как повозку разбил?
– Когда домой возвращался в поворот не вошел, провалился в яму и повозка перевернулась. Самое интересное, говорят какой-то умник ее с утра заделал. Вот сделали бы ее раньше, такого не произошло бы. Эх, куда власти только смотрят. Никто за людей не думает, – сказал Тадари и продолжил делать ремонт. Пришлось Шараху идти на работу как обычно, на своих двоих.
Придя в администрацию Шарах никого не застал. Рабочее время еще не закончилось, а людей на своих местах не было. Здание пустовало. Шарах не поленился, заглянул в каждый кабинет. Даже охранник отсутствовал.
– Надо бы навести порядок, – подумал про себя председатель, взяв список сотрудников в руки, – уволить бы пару человек, чтобы другим неповадно было. Просматривая все возможные кандидатуры на увольнения, Шарах ставил галочки напротив фамилий людей, кого увольнять было нельзя.
– Так, это сосед мой, галочка. Жены двоюродный брат, галочка. У этого шесть детей. Этого нельзя, порядочный мужик, не раз я с ним на кампаниях выпивал. Взрослый человек, тридцать лет здесь работает, уволю, куда пойдет? Женщин лучше не трогать, а то такой скандал закатят, мало не покажется. Может, Тадари уволить? Но он такой вчера радостный был, что на работу устроился, – после проверки личного состава рядом с каждой фамилией стояла галочка.
– Эх, – вздохнул Шарах, – реформы – дело непростое. Все свои, кого уволить? И как с ними работать? Ведь в работе нужен профессионализм, а не братское. А у нас все смешалось. Ума не приложу, как быть. Странная штука – жизнь. Главное с детства нас учат друг друга любить, уважать, помогать. Фамильные сходки устраивают, знакомят со всеми, чтобы знали друг друга. Семиюродный брат как родной. Вся фамилия жены тебе ближе своей. Сосед если что попросит, из кожи вон надо вылезти, но сделать. Как быть? Как работать?
– Шарах! Шарах! О, Шарах! – донеслись крики с улицы. Выглядывает в окно, а там Гудалия, Бения и Харбедия. Пригласил их подняться, посчитав, что они обо всем уже договорились и пришли к компромиссу. Как бы ни так, не успели претенденты на приватизацию зайти, как с порога начали ругаться.
– Ора, Шарах, я слышал, что эти двое к тебе подходили на счет поля. Но будь честен, отдай его мне, ведь я просил первым, – начал Гудалия Анри.
– Причем тут это? Что детский сад? Первый, второй, третий! Главное рациональное использование ресурсов, а оно идеально подходит под загон для животных, — включился в спор Бения Ардашин.
– Уважаемый Шарах, дорогие друзья, вы должны меня понять. Ты можешь посадить кукурузу, где тебе заблагорассудиться, у нас земля плодородная, она везде вырастет. Ты также можешь пасти скот в любом другом месте. А вот виноград – это дело тонкое, – Инал принялся отстаивать свои позиции.
В кабинете образовался гул, все друг друга перебивали, каждый видел только свое. Шарах предложил поделить поле на три равные части. Но это не устроило Гудалия Анри, оказалось, что останется мало места для посадки кукурузы. Тогда он порекомендовал пользоваться полем поочередно, по годам, но с этим не согласился Инал Харбедия, ведь виноград за один сезон урожай не даст. Ардашина Бения вроде все устраивало, но он продолжал возмущаться за компанию. Говорят, в споре рождается истина, но в тот момент появилась лишь легкая неприязнь к Шараху. Каждый счел, что не был им услышан. Никто не ставил себя на его место, все желали получить поле, которое осталось принадлежать администрации. В итоге Гудалия, Бения и Харбедия ушли, как и пришли вместе, оставив исполняющего обязанности главы администрации в одиночестве.
Домой Шарах топал в темноте, голодный и уставший.
– Эх, природа, – обратился старик к окружающей среде, считая, что только она способна понять все тягости, возложенные на его плечи, – какая же ты все-таки красивая. Все в тебе работает правильно и идет своим чередом миллионы лет. Почему у людей так не получается? Видать, создатель у тебя умелый. Реки выполняют свою функцию, горы – свою, деревья – свою. Рыба в воде, животные в лесу, утром солнце, ночью луна. Все довольны, все счастливы. Вот я, всю жизнь слежу за своим хозяйством, тохаю в огороде, хожу на охоту, собираю урожай – я крестьянин. И что очень важно, мне нравится им быть. Куда это я главой заделался, не мое это. Ну не летает рыба, и не плавает птица. Природа демонстрирует, что все должно быть на своем месте, тогда будет гармония и счастье. Я даже не смог решить судьбу одного поля: выполнить просьбы своих друзей. Сложно быть абхазом и политиком одновременно. Абхаз – это апсуара, это прямота! Политика – это лавирование в угоду интересов. Не всегда удается совместить эти два понятия. Но если придется выбирать, я всегда выберу абхазское, ведь абхазом я родился, а политиком всего лишь попытался стать.
На следующий день Шарах снял с себя полномочия и вернулся в старый, ухоженный огород. Это был первый случай, когда председатель сам, добровольно, уволился по собственному желанию. В деревне все с пониманием отнеслись к поступку Шараха. Сельчане провели его искренними аплодисментами и добрыми рукопожатиями. Вот такой вот был, пускай всего один рабочий день, глава администрации в селе Аамта.
Анри Гудалия, Ардашин Бения и Инал Харбедия признали, что были не правы и спросили: могут ли они загладить свою вину. Шарах ответил, что все понимает и не обижается. Но от помощи отказываться не стал, взяв всех вышеперечисленных, он отправился домой к Тадари, помочь восстановить казенное имущество.