День Шахматиста.

Дед отчаянно всхлипнул и проснулся. Мутными глазами он пробежался по знакомым обоям и окончательно пришёл в себя. Ему приснился странный сон. До того необычный, что он даже не знал, что о нём думать — старику приснилось, что он молодая девушка. Мало того, ему воочию представилось, что он моется в бане, натирая своё упругое тело мягкой мочалкой, по ногам, рукам, по молочным грудям. Дед машинально потрогал своё хилое тело и перекрестившись стал думать, к чему такой сон? Старуха его хорошо умела разгадывать сны, но старуха давно умерла. А он дряблый и старый зажился на этом свете, зажился до срама, до бабьего обличия в сновидениях, — тьфу, гадость! Старик сплюнул и стал тяжело приподниматься с постели. Звуки жизни медленно просачивались в его изработавшийся мозг. Из полуоткрытого окна доносились близкие голоса и звон посуды. Глаза старика напряглись и повернувшись к окну он прислушался. Пьяный бабий голос визгливо выводил:
— А я всё ем да ем… ем да ем.
— А ты не ешь, а пей. Я когда пью вообще не ем.
— Да-а, выпить ты Федька не дурак, но закусывать тоже надо.
— Надо. Но я либо пью, либо закусываю.
— Ты когда не пьёшь, жрать-то горазд.
Огромным сизым носом дед всосал ароматный воздух и беспокойно заёрзал. Он тоже хотел сидеть за столом. Ему даже обещали это собравшиеся родственники. Но очевидно он не вовремя уснул и праздник начался без него. Напрягшись, старик скинул ноги на пол и стал шаркать ими по полу. Но сколько он не елозил ногами, тапочек на месте не было:
— От хрень-то какая! – Тихо выругался он и оперевшись о кровать, встал на пол.
Дед посмотрел вниз и увидел сквозь дырки в носках серые когтистые пальцы. Так идти за стол было срамно. Отчаянно махнув рукой, он вновь опустился на кровать. Из окна потянуло мясными закусками и сигаретным дымком. Дед принюхался и смачно выругался:
— От блядь-то!
Ответил ему голосистый бабий фальцет:
— Ой мороз, мороз, не морозь меня…
Песню никто не поддержал, и она грубо оборвалась.
— Эх Федя, наливай!
— Это мы завсегда. Я когда пью вообще не ем.
— А я как ем так остановиться не могу, всё ем да ем.
— А ты выпей и не ешь.
— Не получается
— Это видно.
Громко урча животом дед сполз на пол и заглянул под кровать. Его домашние тапки лежали в самом дальнем и тёмном углу. Старик почесал редкие волосинки на голове, тяжело вздохнул и по-пластунски полез под кровать. Из окна раздалось стройный звон стаканов и прерывистое «Ура!».
— Вот блядь что делают-то! – Старик дополз до тапок, схватил их костлявыми пальцами, но развернуться не смог. Справа была стена, прямо стена, а слева кровать упиралась в шкаф, выход был только назад, но назад деду не ползлось, не подавалось тело назад. Дед поёрзал ногами, бросил тапки и упёршись руками, попытался вытолкнуть тело. Но руки скользили и не было в них сил оттолкнуться и высвободить его.
— Эй, помогите! – Пискнул он.
— Наливай, Федя! – Гаркнули из окна.
— Это не застоится.
— Ты закусывай.
— Я когда пью не закусываю.
— А мне Зиночка наложи холодца, я когда ем то не останавливаюсь.
— Это заметно.
— С Праздничком вас!
Дед интенсивно засучил ногами и заскулил:
— Родственники бля, освободите!
Но за окном не слышали, за окном гуляли.
— Ой то не вечер, то не вечер, мне малым-мало спало о-оось…
На этот раз песню дружно подхватили:
— Мне малым-мало спало-оось, ой да во сне привиделось…
Застрявший дед лежал под кроватью, плакал и тоже тихонечко подпевал:
— А есаул догадлив был, он сумел сон мой разгадать… — Дед шмякнул кулаком по полу и вскрикнул, — вот почему я тут – потому что в бабу превратился, в голую бабу. – И дед заревел громко и по-детски.
Через час сгустились тучи и пошёл проливной дождь. Суета, хохот и звон посуды доносились из полуоткрытого окна:
— Винегрет несите в дом, и хлебушко…
— А по мне все эти закуски — блажь. Я когда пью никогда не ем.
— А я Федя, всё ем да ем.
— Ешь тётка ешь, тебе не помешает.
— В дом гости дорогие, в дом!
Гурьбой зашли в дом и нашли деда под кроватью. Опустив голову на тапочки, он спал и тихонько постанывал как щенок. Гости вытащили его за ноги и положили на кровать:
— И когда успел наклюкаться-то?
— Старой закалки дед, наш пострел везде поспел!
— Молодец!
— Пойдёмте гости дорогие на кухню, картошечки сварим и выпьем, за великий праздник.
Вышли толпой и затворили дверь. Только толстая внучка Нюрка осталась сидеть возле старика. Она поглаживала его костлявое плечо и причитала:
— Вот ведь и бабушка худая была, и мама, и дед, и папа…, а я всё ем да ем, ем да ем… — И заплакала горько-горько.
Проснулся дед, открыл мутные глаза и долго смотрел на внучку.
— Слышь Нюрка, а какой сегодня праздник-то?
— Так день шахматиста, государственный праздник!
Дед тяжело вздохнул и прогнал внучку:
— Ты это, иди, справляй!
— Я пойду дедушка, ещё покушаю!
Встала и вышла, тяжелая и дородная. Дед закрыл глаза и стал вновь проваливаться в свой эротический сон, где он был и девушкой, и дедушкой, и бабкой и всем чем попало:
— Хорошо накормили, шахматисты хреновы!