Разговоры

Первый человек, с которым говорю по утрам, — я. Уговариваю себя подняться, руки не болеть, потерпеть ещё несколько лет и согласиться хотя бы сегодня участвовать в моих затевашках. Они не очень «за», но куда деваться. Голове достаётся за склеротичные выходки, принуждающие не вполне проснувшиеся ноги нарезать дополнительные круги по дому. В конце – концов, договариваемся до выхода к зверям. И наступает очередь собак.
Дуэт с Рэксом прекрасно отрепетирован. Он на все мои реплики отвечает голодным, нетерпеливым поскуливанием и прыжками в длину и высоту. «Не суй нос в чашку, ты же знаешь, я это не терплю. Иди на место, жди. Ну! Сидеть! Не ной, будешь истеричным, как дурак Мальчик. Ты же приличный пёс». На долгожданное «кушай» терпеливый овчар отвечает смачным чавканьем. «Не глотай куски целиком, как крокодил. У тебя ж такие зубы — мечта старухи с протезом. Только мясо и жевать». Увещевания бесполезны. Проглотит всё, пока иду к вольеру Мальчика, и прибежит проверить, вдруг что ещё обломится. Обычно впустую. Но случались и удачи. Трудно сохранять выдержку даже воспитанной собаке, когда в отведенной хозяйкиной руке без присмотра остается кусок мяса. Проглотил за долю секунды, а там и наказание можно стерпеть – просидеть полдня запертым в вольере.
Собаки однозначно умнее людей. Без лишних слов понимают команду «Та-а-а-к!» и ретируются. А на «Так, б…дь!», даже не пытаясь молиться своему собачьему богу, сваливают в будку и притворяются мёртвыми. В отличие от работников коммунальных служб, месяцами не понимающих чего от них хотят, прекрасно реагируют на простые распространенные предложения. «Бери свою косточку и п…дуй на место. Не истери, получишь. Не ори на кошек, идиот, им же на тебя плевать». Про истерики обычно поучения получает полукровка Мальчик. У него папа овчар, а мама гулящая. И дворняжья наследственность периодически даёт себя знать непослушанием, истериками, агрессией. Всё окупается прекрасными охранными качествами. Гостей я всегда прошу близко к вольеру не подходить, потому как у нас начальник охраны нервный. Рекс без команды не тронет, а Мальчик безо всяких проволочек порвёт на куски. И если вы решите задобрить собачку мяском, всё равно порвёт, после вмиг заглоченного лакомства.
Утренние разговоры с кошками обычно про терпение и наглость. Советую им вместо того, чтобы требовать еду, пойти посмотреть на проеденный мышами мешок с зерном. И Муся, устыдившись, после завтрака послушно занимает пост, надолго замерев над щелью в полу. Муся знает – мышь там. Я тоже знаю – она обязательно поймает, мастер. А толстой, наглой котяриной морде все мои упреки в лени и обжорстве нипочём: «Дрыхнешь, бездельник? А потом ещё и мышь у Муськи отнимешь, мерзавец!» Он такой, он отнимет.
Цесарок, вечно орущих, как попугаи в джунглях, можно заткнуть на о-о-очень короткое время только едой. Окрики типа: «Да замолчите вы, хабалки! Цыц, балаболки!»,- как с гуся вода. У гусей, кстати, тоже рот редко закрывается. Больше них галдят только утки. И говорить с ними бесполезно, всё равно переорут. Из птиц одни только куры, хоть и выступают, но как-то реагируют на мои реплики, часто нецензурные. Как говорил мой незабвенный руководитель: «Такая интеллигентная женщина, с букетом из высших образований, и так выражаешься». А я и не ругалась до двадцати пяти лет. Потом стала начальницей и поняла всю силу могучего и великого инструмента. Подчиненные, тоже интеллигентные люди с букетами, непечатные слова понимали на «раз», а вот длинные литературные тексты только через сто раз.
С козами сначала общий поклон: «Что, девушки и не девушки, заждались?» А потом с каждой особый разговор. Индивидуальный подход, понимаешь ли. С малышнёй обнимашки: «Козюлечки, малышечки, соскучились!» С дурковатыми Белкой и Стрелкой строго и по существу: «Не суй морду в чужую чашку! Опять провод жуешь, паразитка! Не влезай, убьёт!» Могучему папе всех козлят комплименты, вполне заслуженные: «Борюсик, пей, мой хороший, скорей. Ты у меня умница, хоть и козёл». «Глафира, опять сено на пол бросаешь! Не можешь вести себя по-человечески. Коза!» «Всё, ребята, ешьте, пейте, веселитесь! Мне к кроликам пора»,- заканчиваю я козьи разговоры. Да! Все, без исключения, козы знают команды: «Так!» и «Так, б…дь!». И реагируют на них также как псы и коты.
С кроликами тоже со всеми по-разному. Гордому породистому красавцу: «Ну, что, ушастый? Всё чистоту ушками на полу наводишь. Не зря ты баран, хоть и французский». Добродушному великану: «Выходи, Леопольд, завтракать пора». Молоденькому самцу: «Ты как тут, будущий половой гигант?» Вредной крольчихе: «Я тебе потопаю! Ишь, топотунья! Не связывайся со мной, морду набью!» «Ешьте зерно, ребятки, нынче мороз, теплее будет».
Про еду мы часто беседуем. С цесарками: «Хватит есть. Спать пора. При таком питании вы уже страусов должны догнать по размерам». С курами: «Что это вы сегодня едите, как лошади, а несётесь, как мыши?» С крольчихами: «Ты рожать собираешься или только жрать? Я тебе что – собес?»
Думаете, разговор у меня односторонний, как у настоящего шизофреника, с самой собой? Во-первых, зверьё отвечает, на своем, на зверином. Правда, болтают они куда меньше людей, в основном по существу. Во-вторых, доверяют не пустому трёпу, а чувствам, интуиции, интонации. Говорят же, животное не обманешь. Это точно. Я хоть и понужаю их время от времени матюком, но люблю. И они это чувствуют. Изредка обижаются, тогда прощения прошу. Прощают. Всегда. Короче, я женщина строгая, но справедливая. И хоть у меня не забалуешь, живется живности хорошо.
Один дачник – пенсионер, бывший директор школы, пасущийся периодически в моей библиотеке, как-то спросил: «А тебе не скучно тут без людей? Поговорить не с кем». «Разговоры у меня с утра до вечера. Исключительно душевные. А вот успею ли до ухода отдохнуть от пожизненных разговоров с людьми, не знаю». Люди очень много говорят. Беда в том, что мы не можем не думать, не крутить водоворот часто ненужных, никчемных, тревожных мыслей. Еще большая беда – мы не можем молчать. И разговоры наши так редко имеют смысл и приносят пользу.