Внутри

Это странное состояние, но непобедимое. Поучительное. И не потому, что, если заноет печень или зуб (хотя и они тоже внутри), тут же побежишь к врачу…
А потому, что неожиданно может и врача оно поучить нужному, хотя, самодовольный и веселый Джим Питерсон был в таком настроении, что ему особо размышлять над чем-то не хотелось. Ну и зачем это делать, ведь все, что касается непосильного, прямо фонтанирующего золотыми жилами, труда стоматолога он наизусть знает.
И от этого только, кажется еще больше радуется жизни, наплыву клиентов – беспечных и суетливых любителей чипсов и сладостей, доходам и бесконечно любуется собой.
С первыми лучами солнца, он встает и бежит приводить свою довольно привлекательную холостяцкую внешность в порядок, наскоро выпив кофе с невкусным бутербродом.
А потом, перед выходом из дома что-то бормочет под нос об обязанности «улыбаться, быть ласковым с клиентами, чтобы они всегда думали о твоей гениальности, добродушии и почаще заходили лечиться именно у тебя».
Еще Джим твердо считает, что «абсолютно не грех напускать туман на посетителей заумными фразами, пусть и не так касающихся истинного положения их зубных дел, ведь от этого они будут только в восхищении и еще раз убедят себя в мысли, что лучшего доктора им не найти»!
А уж, прибывая на место работы, глупым образом не рассмотревший в себе талант актера детстве, Питерсон начинал им усердно пользоваться: он кокетничал с медсестрами и пациентами, сто раз любезно напоминал последним «подождать и присесть в уютные кресла».
А как приводили к нему на лечение ребенка, или подростка (особенно женского пола), он, как с перепугу, принимался сюсюкать и сыпать на пунцовых клиенток «солнышками» и «умницами», разъясняя им свои мелкие просьбы, аки мальчугану-двоечнику – степенно и до противного конкретно.
С придирчивыми и обещающими хорошую плату клиентами он вел себя по-иному: устрашал о жутких последствиях, щедро начиняя их терминами, которые могут случиться, если те отказывались выполнять советы или в чем-то сомневались; вращался на кресле вокруг земной оси, старательно подыскивая инструменты, трогательно выбирал самые удобные насадки на бор-машинку…
Просто утомлялся человек после такого яркого и громкого спектакля и мечтал вслух, в конце рабочего дня о «тортике или ресторане», тем самым умудряясь так или иначе намекнуть посетителям, что раз у него есть возможность на подобные капризы – значит, ему хорошо платят, раз платят – значит – отличный специалист!
Порою, как-то смешно представить, что Джим упорно борется за имидж «успешного и заботливого врача», уже вполне имя его! Стены его кабинета были увешаны престижными грамотами и даже медалями с золотыми статуэтками. Его клиника прямо за километр несла дух того, что она – качественно лечащая и комфортная, с нею можно не бояться «зубного доктора».
Но он все продолжал упорствовать, подыскивая себе оправдания тем, что «семью надо отвезти на море» (хотя это неправда), «хочется поддержать славу родной клиники» (уж слишком пафосно), захотел новый костюм (хотя сам выглядел всегда почти богачем), и так далее, и тому подобное.
Искренностью странноватый стоматолог никогда не отличался (или она была уж слишком броско выглядящей), потому сотрудники быстро раскусили его и даже стали со смешком говорить: «Эй, Джим! Ну куда ты лезешь? Ведь ты и так – лучший из лучших!.. Смотри не помешайся от достижения рекордов по клиентам!».
А это была лишь маленькая месть за большие обиды Питерсону со стороны… его внутреннего «Я»! Оно с пребольшим неудовольствием наблюдало, как его хозяин все сидит и сидит в кабинете, добиваясь каких-то тщеславных, безумных амбиций.
Оно порою даже унывало и пригорюнивалось: «Ну и когда ты закончишь? Я уже сомневаюсь, есть ли солнце за пределами этой стоматологической мишуры? Или ты ему тоже что-то там просверлил?...».
Внутренний Джим строго осуждал своего владельца и за кокетство, но ничего поделать не мог: «Что ты мне лепечешь о «перспективных служебных романах»?! Это дефективное явление природы – чувства – личное, пугливое и глубокое!.. А ты что-то о подарках мечтаешь… Да настоящая любовь – лучший подарок, близорукий!».
Сознание Питерсона еще чуть не пищало одним солнечным утром, когда тот сонный одевался на работу: «Не хочууу!.. Опять в эту фальшь, в этот ультразвук бор-машинки и твои сахарные до тошноты комплименты ехидным медсестрам?.. Ну нет! Лучше уволь!». Однако его владелец, ничего не подозревая, только ударил легонько по привычке портфелем в грудь и ускорил шаг.
«Ты что толкаешься?!.. Совсем уважение потерял!» — возмущенно закричал внутренний Джим и надулся. У него совсем испортилось настроение и пропало красноречие вместе с находчивостью, что моментально отразилось на самом стоматологе.
Его комплименты клиенткам и медсестрам получались невыразительными, ноги почему-то трусливо подкашивались перед посетителями-толстосумами, а инструменты валились из рук. В итоге особо изнеженный больной на всю поликлинику заорал от боли и, отругав ошеломленного Джима, зарекся больше порога не переступать его кабинета.
«Так тебе и надо, самовлюбленный!» — с чувством злорадности и важности бросил внутренний Питерсон и тут же смягчился: — Ну, все ты получил свое наказание, теперь давай мириться, а?».
Увы, слушать это теплое предложение его хозяину было некогда: к нему подошла его постоянная клиентка – смазливая дамочка с лицом куклы аристократки и, явно ударяясь в амбиции выполненного долга и вежливого безразличия, рассыпалась в лести, суя коньяк и маленькую коробку сладостей.
Что-то шепнуло сознанию закрасневшегося от такого знака вполне фальшивой благодарности стоматолога шепнуть: «Слушай, чего ты глазки закатил и опять возомнил себя королем мира?.. Ты просто выполнил свою работу, а она еще поскорее отделаться от тебя этим подарком хочет!..».
А яркая упаковка и аппетитный вид сладостей уже сделали свое молниеносное дело: записав напыщенную дамочку на следующую неделю, Джим довольно расплылся в комплиментах и опять входил во вкус мажора.
На такое дело, при котором алчность опять принялась точить сердце владельцу, внутренний Питерсон действительно обиделся. И он поспешил с тихой грустью понаблюдать, как счастливый и забывший все беды доктор жадновато поглаживает холенными руками бутылку с коньяком, и бросить:
«Ну все, с меня хватит!.. Если тебе так вскружила голову подобными пустяками эта кукла, попробуй, побудь с нею на глубинном «с глазу на глаз»…. А я пойду погуляю, мир посмотрю… то знает, может эта идея принесет тебе наконец пользу и ты будешь ценить меня и слушаться?.. А пока все, бывай, увидимся во время прихода дамочки!»
С этими словами внутренний Джим потихоньку, ворча, покинул тело хозяина. А тот окунался в мир сладких снов.
«Ну почему такая неудобная скрипучая кровать? Она же мне помнет всю прическу!» — капризно ни с того, ни с сего раздалось глубоко внутри Питерсона.
А он между прочим заметил, что ему всегда было плевать на свою укладку волос, чего же тогда он так думает?
«Ну, ладно, просыпайся давай!.. А то еще клиенты заметят, что я не в духе, это же недопустимо!» — заметил мысленно Питерсон и, нескладно двигаясь перекусить, внезапно ошарашено услышал свой внутренний голос, с интересом осведомившимся:
«Клиенты… А та дурочка с розовой помадой придет опять?.. А тот миленький мужчинка с платиновыми зубами?...»
«Что это такое, в самом деле?.. Что это вчера случилось непонятное такое?...» – со страхом подумал стоматолог, совершенно по-профессиональному изгоняя жуков из насиженных мест под холодильником, с испугом проглотив внутренний писклявый комментарий:
«Жукиии! Фуу!.. Что это за свинарник тут? Я же жду гостей вечером!....»
«Каких гостей?! – про себя возмутился Джим. – Я никого не жду!.. Что это со мною?.. Может я слишком вчера много выпил?...»
У него аж бутерброд из рук выпал, когда он услышал насмешливые нотки внутри себя:
«Как же! Пьяным себя ощущаешь, да?.. Не болтай чушь: от такого второсортного коньяка могут пребывать в экстазе только неотесанные мужланы из деревни!.. И что ты ешь, что ты ешь?!.. А ну положи эту гадость назад! У меня диета. Ты мне еще фигуру испортишь!...».
Стоматолог даже отпрянул от холодильника, холоднея и яростно постукивая себя по лбу: уж не спятил ли он?
«Ой-ей!!.. – истерически требовал голос внутри. – Понежнее ручонками-то!.. Еще макияж мне размажешь!».
Бедняга Питерсон даже предпочел удалиться на работу без завтрака, чтобы скорее выйти на свежий воздух: что это ему привидевается такое…. внутри его самого, может оно исчезнет с потоком прохладного утреннего воздуха?
Оказалось, наоборот: легкий ветерок поднял настроение странному внутреннему голосу с женским мышлением, и вследствие этого Джим, давясь холодным потом и будто проглотив язык, слушал его бодрый монолог:
«Так… вот тут отличный бутик, просто великолепный. Там, знаешь, хозяйка простофиля, и просто здорово, что достаточно одной истерики, чтобы заставить ее снизить цену на понравившиеся наряды… А я еще в нем хочу купить сумочку (в тон своим синим туфелькам) и кофточку, такую, знаешь, гламурненькую!...»
«О Господи! За что мне это? – чуть не плакал в мыслях Питерсон, мрачно огибая знакомые пыльные кварталы, – Где ж я так провинился, что в меня вселилась женщина?.. Что мне делать?..».
«Не мешай! – вскрикнула дамочка внутри его. – Что ты вообще понимаешь в моде, неряха, отстающая от соседки-стервы?!.. Ну-ка, слушай, чтобы победить ее!.. Да не забудь, что в том магазине такие классные духи… Уж пожертвуй пару долларов на них, жмотки кусок!...»
«Ага, сейчас, разбежался! – вкрадчиво возразил ей Джим, совсем упав духом и только думая, как он мог подцепить такую болтливую несушку?
Но рассуждать и пытаться прервать ее вдохновленные рассказы о платьях, пудре и киноактере, по которому она сходит с ума, оказалось неимоверно тяжело и бесполезно: голос имел хваткость в позиции, подобно гадюке, а в кресло уже сел первый пациент.
Джим сосредоточился на мысли лечить, но с трепетом заметил, как его рука, вместо того, чтобы взять метко нужный инструмент, перебирала их и выходило так, что он рассматривал их долго и чинно, с видом колеблющегося ребенка.
«Ну долго еще, доктор?» — раздраженно спросил клиент, уставший держать открытой челюсть.
«Помолчи! – ввизгнула внутренняя дамочка Питерсона. – Не видишь, я тут какие-то железки ищу… А это что такое?»
С этим отголоском любопытства стоматолог неконтролируемо взял щипцы и вырвал, заоравшему на всю Вселенную, пациенту зуб.
«Вы что делаете, доктор?!» — с тихим ужасом и стоном проблеял он, распластавшись в кресле в почти обморочном состоянии.
«Блин!!.. Зачем ты вмешалась?» — со злостью и маленькой растерянностью мысленно спросил свою мучительницу Джим и, успокаивая на все лады, дрожащего и схоронившегося в кресле от таких событий, клиента, честно признавался, что немного выпил и потому «вышла досадная случайность!»
«Не «случайность», а правильный ход!» — тут же встряла несушка, важно хмыкнув. – Пусть молчит!».
Питерсон, чтобы не сойти с ума и не прыгнуть в окно от навалившихся неприятностей, бешено загремел инструментами и облегченно заковырялся ими во рту у пациента.
«Ой, ой!.. – брыкался противный писклявый голосок внутри: – Как это мерзко… Нечисто тут как, Боже мой!.. Ой, фууу! Я что, должна вот это черное доставать прямо из этого мерзкого обителя кариеса?.. Не буду!»
«Заткнись!!» — от накопившейся ненависти к вселившейся в него дамочки Джим забылся и прорычал это вслух.
У клиента отвалилась челюсть и глаза увеличились до размеров тарелки НЛО. Питерсон сжался в комок и пассивным отчаянием наблюдал, как на писк пациента сбежался весь персонал и стал позорить его в самых насыщенных красках, что тот посмел грубить больному.
В это время несушка трусливо и предательски замолчала, выжидая времени еще поставить своей женской натурой палки в колеса в общем-то скромному и добродушному стоматологу.
И этот момент настал, после лавины перепалок с медсестрами, недовольных клиентов и резко поскромневших гонораров. Питерсон проклинал все спиртное и тот миг, когда обнаружил в себе дамочку, ехидно хихикающую на все эти события.
А контрольный выстрел в голову Джим получил после рабочего дня, когда решил расслабиться после стресса и зайти в кафе, чтобы поужинать (об этом настойчиво просил скрипящий от голода желудок) и пофлиртовать с хорошенькими знакомыми официантками.
«Что ты в ней нашла?.. Она замухрышка!.. А с такой дружить нельзя, еще поклонников испугает!...» — принялся снова регулировать ему жизнь голос, и от этого еда еле пропихнулась в горло, а ноги уныло потащились домой — спасть в скучную квартиру.
«Вот дурра!!.. вкрадчиво гневался Джим на внутреннюю жительницу, нервно ерзая под постылым одеялом. – У меня были клиенты, хорошенькие подружки, деньги… А она все в миг поломала!.. Я даже не думал, что среди женщин бывают такие козы глупые!..»
«Эй ты, хамло неотесанное! — тотчас вскипела та. – Отвечай за себя: ты сам дразнил рок постоянной удачей и слепой страстью к деньгам!.. И какой ты мужчина вообще, мне интересно знать?.. – ехидно спросила она, явно ожидая реакции и возможности еще с наслаждением выпить кровь не-хозяйке (она это осознала с яростью и детской гордыней).
«Ах ты!.. – досадно прошипел тот, оскорбившись и еле сдерживаясь от того, чтобы грохнуться со всей дури на пол и хоть раз отплатить дамочке за все свои страдания. – Знай свое место, женщина!...»
«Вы посмотрите, какой он властный, крутой!… — подобно пулемету, распространялась та, и, явно жалея себя, заметила – А я еще глаз на тебя положила!.. Я тебе еще коньяк с конфетами дарила!.. Все, приду к тебе послезавтра в последний раз – будешь знать!.. Лучше протезы носить, чем к такому неблагодарному ходить!..
«Мисс Борти?.. Так это Вы?» — с ужасом догадался стоматолог о своей самой богатой и капризной клиентке и, унижаясь, стал просить: — Давайте забудем все обиды… Послезавтра Вы ко мне придете, и мы расстанемся друзьями!.. Хорошо?»
«Ха! – настойчиво продолжала травить нервы Мисс Борти. – Ты мне чуть маникюр не испортил, а я за него шесть тысяч выложила!.. Не будешь окунать меня в свою дрянную работу – все будет так, как скажешь!»
В этот момент кровь ударила Джиму в голову: он было разбит от такого нападения за то, что не являлся женщиной и не особо ценил их мелкие привычки, за то, что был, как ему казалось, еще очень терпелив к внутренней гостьей, поставившей, наверное, себе задачу вконец убить его истеричным нравом. За то, что был самим собою и тоже пытался получать удовольствие от жизни, как только можно.
«Чем быстрее я с тобою расстанусь, тем лучше!» — с силой крикнул он ей и с головой укрылся одеялом.
На следующее утро, когда был выходной, Питерсон заранее мечтал о тонне лимона и виселице, а Мисс Борти щебетала о новой коллекции украшений, на которую он «был обязан» ее сводить. Что было исполнено в мгновение секунды, дамы снова не разбудить этот маленький пищащий вулкан, грозивший упрятать своими заявлениями в психушку.
Затем от Джима внутренний голос потребовал купить сережки с размером во всю зарплату. И тогда он понял, что его холостяцкая жизнь – это лучшее, что должно быть для него: не нужно выслушивать истерики жены и бегать перед ней на цыпочках, опасаясь быть распиленным на части дотошными укорами.
А укоры сыпались от Мисс Борти так, что стоматолог и ахнуть не успевал: то он тратит время ерунду, покупая патроны (для единственного утешения в этой быстрой и надоедающей этим жизни); то он не имеет вкуса, заменяя лампочку на огромной старомодной люстре; то вообще выглядит, словно чурбан липовый, валяясь на полу и ничего не делая (на самом деле, занимаясь йогой и дыхательной гимнастикой).
К вечеру Джим был так выжат психологически, что уже не питал иллюзий относительно того, что в Мисс Борти есть хоть грамм совести. Каково же было его удивление, что на следующий день, перед расставанием, она была тихой и даже жалостливо говорящей ему комплименты, одобряя все, что он ни сделает.
Питерсон с удивлением осознал, что это такая дружба и психика у женщин: самую лучшую подругу они хают, как только можно, чтобы потом, зная миг, когда она бросит, скулить и дарить ей подарки.
Удивительная женское отношение ко всему: все разрушив, она вдруг спохватывается и начинает собирать все по кусочкам, чувствуя себя виноватой и выглядящей даже трогательной. Ну разве можно такую судить?
«Вот я глупец — сердился на нее!.. – даже корил себя Джим, уже засыпая после радостно-утомившего дня, наполненного его любимой стрельбой по тарелочкам, подбадриванием любимой футбольной команды на стадионе и беседой с приятелями в пабе. – Она ведь тоже, оказывается, уважает мои интересы, только капризничает, потому, что это ее природа… Простите меня, Мисс Борти».
«Да ладно, чего уж там… — милосердно-просто отнекивалась та. – Я завтра приду к тебе а прием, только смотри, не засматривайся на медсестер, а то заревную и опять дуться буду!...»
«Конечно-конечно!» — с рвением пообещал он и уснул с теплой радостью от того, что помирился с человеком. Словно исправил все свои пороки….
«Удивительно, как это ты изменился в мое отсутствие!.. – изумленно восхищался внутренний Питерсон. – Не пьешь больше, не куришь, гадости другим не говоришь!.. Может, ты заболел?»
«Да нет, — облегченно ответил тот, с оптимизмом встречая равнодушные облака, – Просто я понял, что значит, быть с душой другого человека…».
«А, ты про эту дамочку? – осведомился его внутренний, родной голос. – Ну и как она тебе?»
«Весело провели время, конечно. – вдохновлено отзывается его хозяин. – С неприятностями, конечно, но я все поправлю… Ведь я сумею довольствоваться и тем, что имею…»
«Молодец, так держать! – бодро похвалил его внутренний Джим, давая себе слово больше никогда не покидать владельца ради скучной улицы, где его индивидуальность теряется и никому не нужна в толпе. – И все же ты рад, что не имеешь жены?»
«Рад, но всему свое время! – вкрадчиво улыбнулся стоматолог и вошел в святыню верной службы здоровья людей – свой кабинет.
«Это точно!» — лукаво будто подмигнул ему голос и погрузился в привычные профессиональные и житейские хлопоты.
Странно, но с тех пор, Джим был ужасно рад, что имеет такого верного друга – свое внутреннее «Я».
Оно научило его смотреть на жизнь и преодолевать трудности, ценить других. И даже скучать по писклявому и милому голоску, вопившему когда-то:
«Ой-ей!!.. Понежнее ручонками-то!.. Еще макияж мне размажешь!»….