Сказка про рыбака, золотую рыбку и бабу!

Жила старуха со стариком, в далёком рыбацком посёлке. Жили они вместе, почти тридцать лет и три года. Старик работал в рыбацкой артели, старуха сельпом заправляла: жили не тужили, пока на их посёлок «злой перестрой» не нагрянул.

Работы не стало, все приморские земли под застройку боярам, да купцам отдали.

Погоревали, погоревали, старик с бабой, — да деваться не куда, приноровились по новым правилам жить, в супер — маркеты ходить и как тогда говорили «глаза продавать» да от безденежя красные ценники искать.

Дети были, да разъехались: в столицах, лучшую длю искать вознамерились.

Старику обидно, скучно стало, горевал он по прошлой жизни: по утренним ветрам, да по холодным брызгам любимого моря. Запил старик горькую, да так, что свет белый для него померк. Как утро, так к друзьям спешит, в старые покосившиеся лодочные ангары, чудом спрятавшиеся от глаз «новоришей», в мелких лиманах да тростниках, прошлую жизнь под хруст пластикового стакона, оплакивать.

Баба, как не старалась, не смогла старика на правильный путь наставить.

Встала она как-то утром, смотрит, а старик у окна стоит, в ладошку смотрит и что-то бубнит: рожа красная, опухшая, губы трясутся, сам не свой.

— Что опять до чёртиков нажрался…!

Старик не переставая бубнить, лягнул бабку ногой, типа: — Отвали, не мешай!

— Ну надо же! – воскликнула она, — Ты ещё и так можешь…, силушку то видно, не всю пропил…! Так чего же в море не выйдешь: рыбки то, ой как хочется!

Старик перестал бубнить, замер словно чего-то испугался: затем медленно повернулся к бабе выдохнув ей в лицо, такое количество перегара, что та в миг опьянела.

— Дура…! – прохрипел он, — Чего на больную мозоль наступаешь, лучше деньжат подкинь. А если рыбки хочешь…, так лодка пока не совсем сгнила…, надо…, иди сама и лови.

Баба от злости онемела, взяла кастрюлю с остатками вчерашней каши, да как швырнёт в деда: тот голову руками зажал,-- мелочь уже посчитанная выскользнула, по полу рассыпалась, загремела.

— Ты чего баба, с ума сошла, чего едой швыряешься...: и так, пяти рублей не хватало, — заныл дед, опускаясь на колени, чтобы собрать злато да серебро, — Помру ведь..., подкинь деньжат!

Испугавшись своего порыва, баба смотрела на мужа, ползающего по полу среди гречки и думала: «Хотела бы она, что бы он помер, — или нет…?»

А старик всё ныл и ныл: ей вроде жалко его стало, да и стыдно, что кастрюлей чуть не пришибла.

Но денег то в доме, всё равно не было: поэтому, решать давать ему чего или нет, ей не пришлось.

Но одно решение, она, всё же приняла. Обойдя стороной, всё ещё мечущегося по полу благоверного, баба вышла из повалившегося на одно ребро домика и направилась к морю.

Идти не далеко было, домишка то на самом обрыве стоял: поэтому- то, земля никому из властью- наделённых, не понадобилась.

Великое переселение денежных мешков, мимо прошло. Так и остался домишка догнивать свой век, вместе с бабкой и дедом на семи ветрах, ожидая, когда оползень его стянет, или ещё какое недоразумение приключится.

Неспокойным показалось бабе море: белые буруны, так и бежали на перегонки друг с другом, шептали гудели, но больших волн не поднимали, песочек ласково покрывали.

Постояла она с минуту, огляделась, а найдя темнеющий остов бывшего лодочного пристанища, уверенной поступью направилась к нему.

«Я что, не баба…? Или у меня рук нет…! Вот молодость и вспомню, да деньжат заработаю. За рыбку то сейчас на рынке, хорошие деньги дают» — думала она, решаясь на такое давно позабытое ей действо.

В детстве, она с батей рыбачила, потом с сыном иногда баловалась, а по молодости, с мужем в море, на промысел ходила

«Навык кое какой есть! Не пропаду…!» — убеждала она себя, тягая по песку лодку и опасаясь, как бы спину не сорвать.

Лодку на воду спустила, вёсла в уключины вставила, сеть проверила: решила дальше мелководья не идти. Страх, нервишки то, так и подтачивал.

С Морем шутки плохи!

Села баба в лодку, невод закинула, а слёзы из глаз так и льются.

Сидит плачет, причитает, — Ловись рыбка…, ловись золотая, избавь меня от этого урода ненасытного, с горлом лужёным! — и как только она, про золотую вдруг вспомнила: потом сама удивлялась.

Затихла морская гладь, даже ветерок рябь не поднимает, лодка слегка покачивается, по корме водичка шлёпает, а баба всё плачет да причитает.

— Приплыла бы ко мне рыбка, да помогла, исполнила мои желания, я бы их все, на своего козла извела. Достал паразит, никакой жизни нет, не могу больше на его пропитую рожу смотреть. Слёзы за борт льются, в солёной водице растворяются.

Шлёпнула в сердцах баба веслом о воду: тут то море под лодкой забурлило, сеть задёргалась и потянула в глубину.

В испуге баба подпрыгнула, схватила невод и стала тянуть: не тяжёлым оказался невод, из воды вынырнул, на дно лодки плюхнулся. Баба охнула: на ногах не удержалась, на скамейку упала, да так, что та, хрястнула гнилыми досками и дыбом встала.

Не поймет баба что случилось: сеть вроде пуста, а шевелится, — пригляделась, а там рыбка лежит одна одинёшенька, хвостом бьёт, ротик открывает по сети мечется.

Жалко ей рыбку стало, — Красивая…! Чешуя на солнце блестит словно золото, — жаром отливает: кончики плавников голубым кантиком оторочены, а на голове, каёмка красная выступает, будто корона. Глазки большие, тёмные, глубины морские напомнили: посмотрела в них баба и решила выпустить рыбку, не хотела она такое совершенство губить. Только сеть распутала, в руки взяла, над водой занесла, как услышала.

--Ты что ли звала…? За мужика своего просила, да воду подсаливала...!

Баба замерла, руки разжала: рыбка бряк, опять на дно лодки упала, хвостиком забила глазками завращала.

— Я…? – испуганно пролепетала баба не в силах сообразить, что происходит.

— Ну что...? Будем желания загадывать…, или так…, только для виду слёзы лили!

Тут, в голове у бабы что-то щёлкнуло, вспомнила она сказку про «Золотую рыбку» что желания исполняла.

«Значит и правда, рыбка то…, — есть…! — посмотрев на переливающуюся живность она тихо прошептала, — И …, желания то, она, взаправду выполнить может…?

Баба опустилась на сломанную лавочку, еле сдерживая радость.

— Чего глазюками вращаешь…? Говори…, чего желаешь! Шлёпая губами проговорила рыбка.

— Говори…, --эхом повторила за ней баба, пытаясь отойти от шока.

— Ладно уж, выполню твои три желания, — снисходительно сказала золотая, не дожидаясь официальной просьбы, — Только уж и ты мне услужи.

Тут баба после её слов опомнилась, замотала головой так, что, лодка зашевелилась, грозя зачерпнуть водицы.

— Услужу, не сомневайся! – торопливо сказала она, даже не задумавшись над тем, чего же от неё хочет, владычица морская.

На секунду рыбка замолчала, затем стукнула хвостом, — Хочу, чтобы мой Феня, бухать перестал!

Тут баба опять в непонятки ушла. Глаза вылупила, пытаясь сообразить, про что это ей говорят.

— Понимаешь…, — начала золотая, — Не могу я, в свою пользу, желания загадывать. Поэтому, ты, загадаешь одно для меня: а я, за это…, твои два желания исполню.

Увидев недоумение на лице бабы, рыбка видимо решила проверить так ли её поняли.

— Муж у меня есть…! Феня! Поняла…? Баба молча покачала головой, — Ну вот…! -удовлетворённо сказала рыбка, — Бухает он по-чёрному, сколько не старалась ничего не помогает.

У бабы рот открылся, язык вывалился, глаза с плошки стали, — И твой…! —только и смогла проговорить она.

— А что мой…? Гневно сказала рыбка. – «Свинья грязь всегда найдёт!»

— Как утро,-- обиженно скривив ротик продолжала золотая,-- К каракатице наведается, на бухается чистой речной водички: — потом к дельфинехе, да к рыбе молот пристаёт. Им то хаханьки, да флирт, а я потом, всё это дерьмо разгребаю. Прячу его, от их муженьков ревнивцев по водорослям, да за камнями, что бы в гневе ластой не зашибли, или шашлык из него не сделали. Достал падла! Ну как…, договор!

Видимо от переизбытка чувств, рыба так подпрыгнула, что чуть из лодки не вылетела: а у бабы на сердце посветлело.

«Ну уж если в морях такой беспредел, то что уж, о земных «двуногих обезьянах говорить».

Она внимательно посмотрела на дно лодки, — Так что…, говоришь, мне два достанется…?

— Что мало…? — обеспокоенно спросила рыбка.

Баба, стала быстро шевелить извилинами, «Два, вроде и не мало…! Но и не много..., когда такое счастье, ещё привалит, и того вроде надо и другого. Про мужика своего, она, как-то сразу забыла: а вот про шубу, как у Светки, да про домик получше, где ни будь в столице…, это да! Ещё деньжат побольше: что б не переводились. Это очень бы надо.

— Ладно…! Я согласна! – наконец сказала она.

Рыбка весело зашевелила плавниками, — Ну всё…, выпускай тогда! Только смотри не обмани, тебе же хуже будет.

— Да ты чего…! Слово! Всё сделаю как договорились, — А желания сейчас говорить...? — торопливо спросила баба, увидев, как блестя чешуёй рыбка уходит на глубину.

— Не…! Я твои желания выполнять не буду, — донеслось до неё, — Закидывай невод и жди! А дальше как договорились…!

Рыбка в последний раз вильнула хвостом и пропала. Баба наклонилась над водой пытаясь в след за ней проникнуть в морские глубины.

— А если не исполнит…, — тревожно думала баба. --Может я своё счастье профукала, — ругалась она, закидывая невод и наклоняясь ещё ниже к воде, в надежде увидеть рыбку. Невод плавно скользил в низ, а баба чуть не плакала.

Тёмные воды моря молчали: они были абсолютно безразличны к её стенаниям и просьбам.

Села баба на сломанную лавочку, подпёрла голову рукой и без всякой надежды, стала смотреть на волны. Лодку тихонько покачивало, баба задремала: во сне, она шла по морскому дну и искала золотую рыбку. Много разной живности плавало вокруг неё, — но рыбки нигде не было.

Вдруг красивая картинка померкла, морское дно под ногами затряслось, и баба проснулась.

Невод бешено дёргался, лодка накренилась так сильно, что стала черпать воду бортом,

в испуге баба упала на дно, схватила невод и стала тянуть. Буквально через минуту, на дне лодки опутанный водорослями, лежал серенький, маленький сморщенный карасик.

— Что за хрень...? —громко ругнулась баба, подняв со дна рыбёшку.

— Я не хрень..! Я муж…! Феня! — торжественно сказала существо, — Я приплыл, чтобы выполнить твои желания.

Держа серенькое тельце в руках, баба удивлённо посмотрела в маленькие выпученные глазки, — Ну точно после бухалово…, — решила она, — Рожа то, вся отекла…, слюнявая и воняет блювотиной!

— А что же ты, — Муж…, такой страшненький…? Твоя то, вон королевна: блестит, переливается.

Карасик обиженно открыл рот и стукнул хвостом, — А за чей счёт, она такая…, растакая! Да если бы не я…, то была бы она…, — он задумался, — Короче..., там, где была…! — дальше он не договорил, задохнувшись от обиды.

— Давай, говори свои желания…, а то мне сегодня не когда! Да и вообще..., это не моя работа, прислуживать тут всяким.

Баба весело посмотрела на рыбу, — Что, к каракатице торопишься? Серенький заелозил по дну лодки, открывая и закрывая рот, явно пытаясь добратся до голубой водицы у ног бабы. Заметив, поползновение нового знакомого, баба улыбнулась,- Да у тебя дружок «сушняк…!»-сочувственно сказала она и аккуратно подвинула тельце к лужице с морской водой.

— Говори! – простонал он, — А то я, по желаниям то не мастак, могу и напортачить.

Баба, смотрела то на дно лодки, то на него и думала, — «Рыбий век не долог и чего это я, свои желания, попусту тратить буду. И вообще..., где золотая, а где я!

— Ты дурака то не валяй, положено желания выполнять, вот и выполняй, — грозно сказала она, тут же забыв, про обещание данное золотой рыбке и про её предупреждение.

А серенький, так шустро извивался, будто что-то предчувствовал, — Говори уже, что тут раздумывать..,-- поторапливал он…

Баба больше терпеть не могла, из неё так и пёрло: подняла она голову к небу и на одном дыхании выпалила.

— Вначале, — дом большой хочу, и что бы всё как положено, с прислугой и шофёром.

Второе, — деньжат побольше и что бы не переводились.

Третье, — что бы мой «бухарить» перестал, да за ум взялся, мужиком наконец стал!

И так она быстро всё это проговорила, будто всю жизнь только об этом и думала.

Дух перевела, на серого смотрит: а тот ожил, похорошел, чешуйками заблестел пузечко выпятил, — Ну за результат не ручаюсь..., — запел он, — Редко мне, моя, такие ответственные дела поручает. Он шлёпнул хвостиком, — Если честно…, то я, от неё, какого-то подвоха ожидал. Никак не мог сообразить, чего это, она, сегодня такая добрая, да покладистая. Даже за вчерашнее, скандал не устроила…, он на секунду замер, глазками завращал, будто что то вспоминая. — Всё же это как-то странно …!-тихо проговорил серенький, пристально посмотрев на бабу и ничего не прочитав на её лице, весело закончил,-- Чё я мучаюсь....! Пойми вас баб…! — Давай не тяни, выпускай меня, а то у каракатицы по утрам очередь.

Растерянная баба, подняла рыбину и не пререкаясь выпустила её море.

Потемнело синее море, заиграли гребнями волны, ветер нагнал тучи тёмные. Страшно стало бабе, поспешила она к берегу. Только причалила, пена белая берега окутала, море забушевало, под ноги бросается, лодку вытянуть не даёт, рычит злится.

Поднялась баба к дому, а дома то и нет: стоит на холме замок, окружённый большим забором и охрана кругом, ходит.

Подошла она к воротам, позвонила: вся в предвкушении, сейчас сказка начнётся.

Но ворота не открылись, что-то звякнуло и чужой голос выдал: — Прислуга с заднего входа входит, — баба опешила, — Да какая я тебе прислуга, --«козёл!» Открывай…, уволю!

Но ворота молчали.

Делать не чего, пошла баба искать вход, нашла калиточку, вошла, а к ней сразу мужик кой то подбегает, швабру с ведром в руки толкает, — Опаздывать не принято, — говорит, — Отмывай первый и второй этаж, приём у хозяина сегодня!

Опешила баба, стоит, в руках ведро держит и по сторонам головой вертит: видит, а на крыльце её муженёк стоит, — холёный, расфуфыренный, а с ним рядом тёлка молодая, с длинными патлами.

Баба как заорёт, — Чего козёл драный, тут делаешь и что за шкидра на тебя вешается! Ведро бросила и к муженьку рванула, а её за руки схватили за спину заломили, повалили да рожей в землю уткнули. Только одно и услышала.

— Кто эта старуха…?

Хотела она крикнуть, что, — жена она, хозяйка…! Да в рот земля набилась, а в глазах золотая рыбка встала и слова свои повторила, — Смотри не обмани…, тебе же хуже будет!

Вздрогнула баба проснулась: лежит она на спине, пот глаза застилает, рука болит за спиной застряла, рубашка мокрая. По кровати постучала, тело поискала: нашла, вздохнула, тихонько потрясла, — Вась, а Вась, жив? Водички дать?

Стыдно стало бабе за свой обман, — Хоть и сон, а не хорошо получилось, — подумала она и решила про этот сон, никому не рассказывать.

Но где-то в глубине души червячок ожил, — Давно я на рыбалку не хаживала, чем чёрт не шутит…, сказки то не дураки писали. Может это знак…!

Баба подвинулась поближе к мужу: грудью прижалась, горячим дыханием одарила и в ушко тихонечко ласково прошептала. — Вась, а Вась, День рыбака скоро, самогоночки то выгонишь? Да и за рыбкой бы на лиманы сходить!

Вот и пойми этих баб!

Конец!