Горе от ума?

В 1985 году я учился в институте на четвёртом курсе. Осенью, из-за демографических проблем, была отменена отсрочка для студентов, и я, в возрасте двадцати трёх лет, был призван в ряды Советской армии. «Преклонный» возраст и статус студента, в армии был дополнительным раздражителем и для дедов, и для сержантов, и для офицеров. Дедов и сержантов я раздражал по определению, и как дух, и как старший по возрасту, и как студент, который не является «рабочей косточкой». Офицеров ещё в училище предупреждали, что каждый студент постарается блеснуть своим интеллектом и поставить офицера в неловкое положение. Поэтому им рекомендовали сразу поставить студентов «на место». Мой ротный, эту рекомендацию реализовал на первом же политзанятии. Увидев скуку на моём лице, он попросил поднять руку тех, кому эта тема занятия известна, и им здесь делать нечего. Руку поднял только я, и был моментально отправлен на свинарник. Стёкла едва выдержали дружный смех шестидесяти человек, а я понял, что в армии не надо умничать, причём – НИГДЕ!
Но меня поджидал ещё один фактор – интеллектуально-национальный. После перевода в подразделение выяснилось, что все сержанты моего взвода киргизы, из одного горного аила. Они с акцентом говорили по-русски, и очень гордились недавно присвоенными званиями. Мне трудно провести анализ национального фактора, поскольку мирного сосуществования парней разной национальности в армии я не заметил. Но киргиз нашего призыва, с которым я оказался в одном взводе, полы никогда не мыл. Сержанты ему запрещали, ведь киргизский мужчина не должен выполнять женскую работу. Меня так и подмывало спросить своих сержантов, а кто мыл полы в нашем взводе, когда их только что призвали? Но я благоразумно сдержался.
Славяне кучковались по принципу землячества, а представители остальных народов СССР – по национальному. Я же придерживался принципа поведения «один на льдине». Разница в возрасте в пять лет, и четыре курса института за плечами, не способствовали сближению даже со своим призывом. Я старался больше читать, благо было необходимо вызубрить наизусть стопку разных уставов, наставлений, фамилии и должности членов Политбюро и Военного совета, историю боевого пути части и передовицы из газеты Красная звезда. Вполне естественно, что вскоре я начал без запинок отвечать на все вопросы на занятиях, тогда как мои сержанты, в такой ситуации больше походили на комсомольца-подпольщика, попавшего на допрос в гестапо. И тогда, ротный поручил мне позаниматься с отстающими сержантами. Ситуация была абсурдной, поскольку это сержанты должны были подтягивать молодых солдат, ведь сержант должен безукоризненно знать всю обязательную в армии литературу. А с этим у моих сержантов было туго. Я начал добросовестно выполнять поручение ротного, но как можно было объяснить жителям горного аила, в чём заключается агрессивная сущность блока НАТО? Сержанты начинали дремать уже через несколько минут после начала ликбеза. Будить их я не решался.
Над этой ситуацией смеялись все остальные сержанты нашей роты. Киргизы как-то отшучивались, но на меня начали смотреть злобно. И тогда, самый статный из киргизов, наверно потомок баев, сержант Доллоталлиев Нурмухамед, который вопреки Устава требовал, чтобы я обращался к нему не «товарищ сержант», а «командир», предъявил мне претензию:
— Ты почему нам так плохо помогаешь? Мы ничего не можем запомнить! Все сержанты над нами смеются! Ты хочешь нарушить приказ ротного? Да я тебя в дисбат отправлю!
— Виноват, командир, но я уже дважды повторял с вами тему НАТО, но вы все спите на занятиях.
— Это я, твой командир, могу сказать тебе, рядовому, что ты спишь на занятиях! А ты не можешь! Что будем делать?
— Не могу знать, ведь я рядовой, а Вы – сержант.
Услышав это, Доллоталлиев замолчал, его щёки порозовели, и он снисходительно посмотрел на меня. Потом его глаза хитро загорелись, видимо активизировалась азиатская хитрость, и он миролюбивым тоном произнёс:
— А давай наоборот?
— Не понял, товарищ командир.
— Ты командир, а я – ты.
— И что дальше?
— Что бы ты придумал?
В этот момент я понял, что Доллоталлиев меня перехитрил. Пришлось занять активную жизненную позицию.
— Дайте мне право будить вас на занятиях. А я постараюсь объяснить по-простому. Без цитирования Брежнева. И сделайте так, чтобы смеялись надо мной.
— А как? – радостно спросил Доллоталлиев.
— Ну, я коз и баранов доить не умею (про барана я специально сказал, чтобы разрядить обстановку). На коне не ездил.
Доллоталлиев согнулся пополам от смеха. Что именно его рассмешило, я так и не понял, но он меня отпустил. А уже этой ночью, после отбоя, я в первый раз был поднят и препровождён в бытовку. Там сидели все четыре сержанта, уроженцы Киргизской ССР, и хитровато на меня смотрели. Заговорил Доллоталлиев, по праву боевого командира:
— Ты кончил институт?
— Нет, забрали с четвёртого курса.
— Ты директором завода будешь?
— Нет, инженером.
— А чему тебя там научат?
— Читать чертежи и схемы, делать проекты, расчёты. Ну, и тому подобное.
— Значит, ты будешь умным?
— Скорее образованным.
— Тоже хорошо. И тебя будут уважать?
— Не знаю, как получится.
— А старики будут считать тебя мужчиной?
— Да, — озадаченно ответил я.
— А ты сможешь оседлать коня и проскакать на нём до райцентра?
— Нет.
И тут киргизы дружно заржали, обмениваясь репликами на родном языке. Я смиренно стоял и молчал, чтобы ненароком не нарваться на наряд вне очереди. Веселье длилось долго, а потом Доллоталлиев, успокоившись, пояснил мне суть происходящего:
— У нас в Киргизии, если парень не может оседлать коня, и доехать на нём до райцентра, то он не мужик. И его в институт не возьмут. А ты, правда, барана никогда не доил?
— Нет.
Тут киргизов накрыл очередной приступ ржания. Доллоталлиев, давясь от смеха, выдавил:
— Доят коз, коров, а баранов – нет!
И в бытовке снова грохнул приступ смеха. Доллоталлиев махнул рукой на дверь, и я пошёл спать.
Несколько следующих ночей всё повторялось заново. Вопросы не изменились, реакция на мои ответы тоже. Меня это начало доставать. Я с детства не переваривал идиотов. Но гражданские способы прекращения этого ночного идиотизма здесь не годились. Стоило сержантам захотеть, и моя служба превратилась бы в ад. Но стало обидно и досадно, и за себя, и за родной институт. И меня осенило. Когда Доллоталлиев, в очередной раз, спросил меня про экипировку коня и про поездку в райцентр, я ответил:
— А Вы сможете поставить на коня радиоуправление?
Мой боевой командир завис. Остальные киргизы закрыли открытые для смеха рты, и с надеждой посмотрели на Доллоталлиева. А Доллоталлиева заклинило. Я решил продолжить атаку:
— Известно, что в Германии предпочитают пропорциональную систему, а в России – дискретную. А у вас в Киргизии какую?
— А зачем это надо? – выдавил Доллоталлиев.
— А если война, всадник погиб, коня надо вернуть к нашим, а иначе он к врагу ускачет. Вы нажимаете кнопку и конь возвращается в нашу конюшню. Всё просто!
Доллоталлиев внимательно посмотрел на мою серьёзную физиономию, и растерянно произнёс: «Отбой, боец!» Больше меня ночью не поднимали.
А я максимально упростил свою лекцию про НАТО: Американцы пришли в Европу, чтобы разбить Гитлера. А после войны домой не ушли. Значит, хотели напасть на СССР. И для этого в 1949 году образовали блок НАТО. А блок Варшавского договора был создан в 1955 году, для защиты. Значит блок НАТО – агрессор, так сказал Генеральный секретарь КПСС, Брежнев Леонид Ильич. Но киргизы успели позабыть эту простейшую схему. Сержант Мукаев, видимо прочитавший в школе Малую землю, заявил на политзанятиях, что Брежнев разбил Гитлера, и тот образовал блок НАТО. Сержант Исимбаев заявил, что блок НАТО построил Брежнев. Сержант Турсунбаев заявил, что блок Варшавского договора создал Гитлер, и поэтому он агрессор. Сержант Доллоталлиев, как потомок баев, ответил мудро: «Раз Варшавский договор до сих пор не напал на НАТО, значит он не агрессор. А раз НАТО хочет напасть на Варшавский договор, значит он агрессор. Так сказал Брежнев». Ротный заставил меня ответить на вопрос. Выслушав, он выразительно посмотрел на меня и улыбнулся, как то нехорошо. За следующие четыре субботы, я стал родным для всех обитателей свинарника. Хорошо, что сержантов из Киргизии было всего четверо!