В лесу у стольного града
Возрастные ограничения 18+
Солнечный летний день только начинался. Мягко шелестел ветер, гоняя волнами высокую, по колено траву. Чирикали воробьи, порхая над лугом и высматривая в ней зазевавшихся кузнечиков да червячков на завтрак.
На дороге, что прибегала из-за горизонта, делила зелёный луг пополам и уходила в тёмный лес, чтобы через две версты снова выйти на волю — а там уже и до стольного града Киева недалеко — стоял могучий конь, всем першеронам на зависть. В седле сидел истинный богатырь — статный, мощного сложения, в сияющей на солнце кольчуге. Щит надёжно приторочен за спиной, в ножнах на поясе — меч булатный, у седла висит полупудовая булава.
Богатырь вглядывался в чёрный вековой лес. Дорога петляла, так что что там за первым поворотом, метрах в тридцати, поди угадай — всё заслоняли растущие плечом к плечу деревья. Да и слава об этой дороге хаживала самая дурная — а ехать надо. Лес — он огромный, если кругом объезжать — дня три уйдёт, не меньше.
Вздохнув, богатырь расстегнул ремешки которые удерживали за спиной щит и, надев тот на левую руку, пару раз ею взмахнул — всё ли ладно держится. Правой отстегнул от седла булаву — оплетённая кожей рукоять привычно легла в руку — и, слегка толкнув коня по бокам, послал того вперёд по дороге.
Лес сомкнулся над головой. Уже через несколько шагов вокруг царил полумрак, изредка пронзаемый невесть как пробившимися сквозь кроны деревьев тонкими солнечными лучиками. Конь неторопливо ступал ногами, склонив голову — видно ему это место тоже не очень нравилось. Богатырь внимательно смотрел то влево то вправо и прислушивался к малейшему шороху — лес тут был такой, что любому татю любо-дорого, частые деревья стояли почти вплотную к дороге — прячся-не-хочу.
Услышав шорох где-то в ветвях следующего дуба, огромного, в два обхвата, богатырь сжал ногами конские бока и тот послушно остановился. Несколько минут ничего не происходило, потом богатырь поднял голову в направлении шороха и пробасил:
«Вылезай давай, чудище лесное. Не то сам тебя найду да булавою» — богатырь воинственно потряс сжатой в правой руке булавой — «как есть угощу, и с переду да и сзаду!»
Какое-то время царила полная тишина, потом из-за ствола огромного, векового дуба боязливо выглянул сидящий в его ветвях мужичок — щуплый, малохольный, с нечёсанной копной соломенного цвета волос. Богатырь опустил державшую щит левую руку, а правую упёр в бок, оставив булаву болтаться на кожаном ремешке у запястья.
«Ну и кто ты будешь, чудище лесное?» — поинтересовался он — «да и как звать-тебя-величать, да зачем на дереве прятался да меня выглядывал? Отвечай же, не то у меня разговор короткий — как есть с дерева за портки стащу да и зашибу!»
«Ну живу я здесь» — тонким голосом ответил мужичонка, выбираясь из листвы и садясь на толстую ветку почти у самой земли. «Дом у меня тут, в дупле огромном, а зовут Соловей.»
«Это что же, который Разбойник?» — встрепенулся богатырь. «До наших мест аж слава дурная доходила — сидит, мол, в лесу дремучем Соловей-Разбойник на ветви дуба могучего, а как кто мимо проезжает — так свистом лихим того с коня сбросит, телеги купеческие остановит, да и обберёт, прости господи, до исподнего. Так вот ты какой! Ну да ничего» — булава опять плотно легла в правую руку — «вот сейчас тебя и попотчую, а голову твою князю Киевскому, красну солнышку, принесу — пущай по всей земле объявит, что сгинул супостат да по дороге можно ездить беспрепятственно» — и богатырь медленно направил коня к сидящему на низкой ветке мужичку. Тот вскочил на ноги и спрятался за ствол дерева, теперь виден был только один испуганный глаз.
«Смилуйся, богатырь могучий» — заверещал мужичонка — «поклёп всё да ложь безбожная! В жизни никого не грабил, да и не собирался даже! То всё люди дурные наговаривают!»
«Не грабил, говоришь?» — богатырь остановил коня и задумчиво почесал бороду. «А как же так выходит, что обозы купеческие в лес въезжают от товаров ломятся, а в стольный град Киев приезжают так, что и мышь церковную накормить нечем. Да все, как один, на тебя указуют — напал, мол, из чащи Соловей-Разбойник, так свистел, что у коней от страха-ужаса аж кровь в жилах застыла, а возницы те и вовсе с возов попадали; тут, мол, тать проклятущий как есть всё добро и унёс!»
«Ага!» — Соловей снова уселся на ветку у земли. «Видел я тех приказчиков. Как в лес подальше въедут, так сами телеги и останавливают, раздеребанят всё что поценнее, ну и дальше ехать, а потом всё вон на меня валят» — мужичонка, всхлипнув, утёр рукавом нос — «вот ужо и слава дурная готова, по всей земле ползёт.» Соловей постучал указательным пальцем себе по голове — «ну сам подумай — распотроши я хоть один обоз купеческий — ну и куда добро девать буду? На базаре не продашь — своё кровное любой купец да приказчик мигом признает, да к князю на правёж и потянет — говори, мол, откуда да как взял!»
Богатырь невольно кивнул, соглашаясь.
«Ну и вот» — продолжал Соловей — «в дупло к себе не заберёшь — там места-то всего поесть да поспать. В землю закопать — а на кой леший ляд тогда и грабить было. Вот так и живу, облыжно молвой людской обиженный.»
«Ну и ну» — призадумался богатырь. «А что, ты и вправду умеешь так свистеть, что б кровь в жилах от страха стыла?»
Вместо ответа мужичонка глубоко вдохнул, надул щёки, и — богатырь едва успел руками закрыть коню оба уха — издал такой лихой свист, что закачались деревья, откуда-то сверху упала без чувств пролетавшая мимо ворона, а самого богатыря закачало в седле — еле удержался.
«Знатно!» — признался богатырь. Потом ненадолго призадумался, потом лицо его осветилось новой мыслью — «а не хотел бы ты, чудо лесное, делу доброму послужить? Ну и я в долгу не останусь, хлебом да солью угощать буду, когда проеду.»
«Это как?» — заинтересовался мужичонка.
«Ну ты вот тут только рассказывал» — объяснил богатырь — «как приказчики купеческие сами, едва в лес въехав, с телег крадут безбожно, да на тебя ещё всё и валят. А вот если б ты, как увидишь, что остановился обоз, как свистнул да как гикнул — тот обоз бы до самого стольного града Киева мигом домчался, да без убытку.»
Соловей расцвёл медленной улыбкой.
«Ну, бывай, чудо лесное» — богатырь привесил булаву обратно к седлу и снова забросил щит за спину. «А мне тоже поспешать пора — надо бы дотемна в стольный град Киев поспеть» — и с этими словами он, слегка толкнув ногами коня, припустил по дороге ведущей уже из леса.
Богатырь уже проехал городские ворота, когда мимо него пронеслись, подпрыгивая по мощёной камнями дороге, четыре телеги, доверху гружёные добром и прикрытые дерюгой; лошади неслись вперёд с выпученными от ужаса глазами, возницы еле удерживали в руках вожжи, трясясь от страха. Богатырь неспешно направил коня им вслед — интересно ведь.
Когда он доехал до городского базара — тот был полон народа и гудел, как улей в лёт. Прыгающий на одной из купеческих телег возница истошно орал, махая руками:
"… а всё чудище лесное, Соловей-что-б-его-Разбойник! Еле убежали, так перепугал, что даже грабить-воровать не стали… упс..."
Богатырь усмехнулся в бороду и направил коня к княжескому терему. У ворот стояли на страже двое отроков в богатых кольчугах. Богатырь спешился и подошёл к одному из них.
«Добрый человек, а побеги ты к князю Владимиру-красну-солнышку, да скажи, что богатырь к нему в дружину проситься приехал. Да и что на дороге купеческой, по лесу чёрному идущей, не будет больше Соловей-Разбойник лютовать.»
Отрок рванул было в терем, но у самого крыльца остановился и обернулся:
«А князю-то как сказать? Как тебя по имени?»
«Илюшка я» — пробасил богатырь — «из-под Мурома. Так и говори.»
Отрок затопал сапожками по высоким деревянным ступеням.
На дороге, что прибегала из-за горизонта, делила зелёный луг пополам и уходила в тёмный лес, чтобы через две версты снова выйти на волю — а там уже и до стольного града Киева недалеко — стоял могучий конь, всем першеронам на зависть. В седле сидел истинный богатырь — статный, мощного сложения, в сияющей на солнце кольчуге. Щит надёжно приторочен за спиной, в ножнах на поясе — меч булатный, у седла висит полупудовая булава.
Богатырь вглядывался в чёрный вековой лес. Дорога петляла, так что что там за первым поворотом, метрах в тридцати, поди угадай — всё заслоняли растущие плечом к плечу деревья. Да и слава об этой дороге хаживала самая дурная — а ехать надо. Лес — он огромный, если кругом объезжать — дня три уйдёт, не меньше.
Вздохнув, богатырь расстегнул ремешки которые удерживали за спиной щит и, надев тот на левую руку, пару раз ею взмахнул — всё ли ладно держится. Правой отстегнул от седла булаву — оплетённая кожей рукоять привычно легла в руку — и, слегка толкнув коня по бокам, послал того вперёд по дороге.
Лес сомкнулся над головой. Уже через несколько шагов вокруг царил полумрак, изредка пронзаемый невесть как пробившимися сквозь кроны деревьев тонкими солнечными лучиками. Конь неторопливо ступал ногами, склонив голову — видно ему это место тоже не очень нравилось. Богатырь внимательно смотрел то влево то вправо и прислушивался к малейшему шороху — лес тут был такой, что любому татю любо-дорого, частые деревья стояли почти вплотную к дороге — прячся-не-хочу.
Услышав шорох где-то в ветвях следующего дуба, огромного, в два обхвата, богатырь сжал ногами конские бока и тот послушно остановился. Несколько минут ничего не происходило, потом богатырь поднял голову в направлении шороха и пробасил:
«Вылезай давай, чудище лесное. Не то сам тебя найду да булавою» — богатырь воинственно потряс сжатой в правой руке булавой — «как есть угощу, и с переду да и сзаду!»
Какое-то время царила полная тишина, потом из-за ствола огромного, векового дуба боязливо выглянул сидящий в его ветвях мужичок — щуплый, малохольный, с нечёсанной копной соломенного цвета волос. Богатырь опустил державшую щит левую руку, а правую упёр в бок, оставив булаву болтаться на кожаном ремешке у запястья.
«Ну и кто ты будешь, чудище лесное?» — поинтересовался он — «да и как звать-тебя-величать, да зачем на дереве прятался да меня выглядывал? Отвечай же, не то у меня разговор короткий — как есть с дерева за портки стащу да и зашибу!»
«Ну живу я здесь» — тонким голосом ответил мужичонка, выбираясь из листвы и садясь на толстую ветку почти у самой земли. «Дом у меня тут, в дупле огромном, а зовут Соловей.»
«Это что же, который Разбойник?» — встрепенулся богатырь. «До наших мест аж слава дурная доходила — сидит, мол, в лесу дремучем Соловей-Разбойник на ветви дуба могучего, а как кто мимо проезжает — так свистом лихим того с коня сбросит, телеги купеческие остановит, да и обберёт, прости господи, до исподнего. Так вот ты какой! Ну да ничего» — булава опять плотно легла в правую руку — «вот сейчас тебя и попотчую, а голову твою князю Киевскому, красну солнышку, принесу — пущай по всей земле объявит, что сгинул супостат да по дороге можно ездить беспрепятственно» — и богатырь медленно направил коня к сидящему на низкой ветке мужичку. Тот вскочил на ноги и спрятался за ствол дерева, теперь виден был только один испуганный глаз.
«Смилуйся, богатырь могучий» — заверещал мужичонка — «поклёп всё да ложь безбожная! В жизни никого не грабил, да и не собирался даже! То всё люди дурные наговаривают!»
«Не грабил, говоришь?» — богатырь остановил коня и задумчиво почесал бороду. «А как же так выходит, что обозы купеческие в лес въезжают от товаров ломятся, а в стольный град Киев приезжают так, что и мышь церковную накормить нечем. Да все, как один, на тебя указуют — напал, мол, из чащи Соловей-Разбойник, так свистел, что у коней от страха-ужаса аж кровь в жилах застыла, а возницы те и вовсе с возов попадали; тут, мол, тать проклятущий как есть всё добро и унёс!»
«Ага!» — Соловей снова уселся на ветку у земли. «Видел я тех приказчиков. Как в лес подальше въедут, так сами телеги и останавливают, раздеребанят всё что поценнее, ну и дальше ехать, а потом всё вон на меня валят» — мужичонка, всхлипнув, утёр рукавом нос — «вот ужо и слава дурная готова, по всей земле ползёт.» Соловей постучал указательным пальцем себе по голове — «ну сам подумай — распотроши я хоть один обоз купеческий — ну и куда добро девать буду? На базаре не продашь — своё кровное любой купец да приказчик мигом признает, да к князю на правёж и потянет — говори, мол, откуда да как взял!»
Богатырь невольно кивнул, соглашаясь.
«Ну и вот» — продолжал Соловей — «в дупло к себе не заберёшь — там места-то всего поесть да поспать. В землю закопать — а на кой леший ляд тогда и грабить было. Вот так и живу, облыжно молвой людской обиженный.»
«Ну и ну» — призадумался богатырь. «А что, ты и вправду умеешь так свистеть, что б кровь в жилах от страха стыла?»
Вместо ответа мужичонка глубоко вдохнул, надул щёки, и — богатырь едва успел руками закрыть коню оба уха — издал такой лихой свист, что закачались деревья, откуда-то сверху упала без чувств пролетавшая мимо ворона, а самого богатыря закачало в седле — еле удержался.
«Знатно!» — признался богатырь. Потом ненадолго призадумался, потом лицо его осветилось новой мыслью — «а не хотел бы ты, чудо лесное, делу доброму послужить? Ну и я в долгу не останусь, хлебом да солью угощать буду, когда проеду.»
«Это как?» — заинтересовался мужичонка.
«Ну ты вот тут только рассказывал» — объяснил богатырь — «как приказчики купеческие сами, едва в лес въехав, с телег крадут безбожно, да на тебя ещё всё и валят. А вот если б ты, как увидишь, что остановился обоз, как свистнул да как гикнул — тот обоз бы до самого стольного града Киева мигом домчался, да без убытку.»
Соловей расцвёл медленной улыбкой.
«Ну, бывай, чудо лесное» — богатырь привесил булаву обратно к седлу и снова забросил щит за спину. «А мне тоже поспешать пора — надо бы дотемна в стольный град Киев поспеть» — и с этими словами он, слегка толкнув ногами коня, припустил по дороге ведущей уже из леса.
Богатырь уже проехал городские ворота, когда мимо него пронеслись, подпрыгивая по мощёной камнями дороге, четыре телеги, доверху гружёные добром и прикрытые дерюгой; лошади неслись вперёд с выпученными от ужаса глазами, возницы еле удерживали в руках вожжи, трясясь от страха. Богатырь неспешно направил коня им вслед — интересно ведь.
Когда он доехал до городского базара — тот был полон народа и гудел, как улей в лёт. Прыгающий на одной из купеческих телег возница истошно орал, махая руками:
"… а всё чудище лесное, Соловей-что-б-его-Разбойник! Еле убежали, так перепугал, что даже грабить-воровать не стали… упс..."
Богатырь усмехнулся в бороду и направил коня к княжескому терему. У ворот стояли на страже двое отроков в богатых кольчугах. Богатырь спешился и подошёл к одному из них.
«Добрый человек, а побеги ты к князю Владимиру-красну-солнышку, да скажи, что богатырь к нему в дружину проситься приехал. Да и что на дороге купеческой, по лесу чёрному идущей, не будет больше Соловей-Разбойник лютовать.»
Отрок рванул было в терем, но у самого крыльца остановился и обернулся:
«А князю-то как сказать? Как тебя по имени?»
«Илюшка я» — пробасил богатырь — «из-под Мурома. Так и говори.»
Отрок затопал сапожками по высоким деревянным ступеням.
Рецензии и комментарии 0