Про Пармёна и зиму
Алексей Н. Возрастные ограничения 18+
Зима внезапно закончилась. Провёл ее Пармён Савелич как будто в спячке. Много пил и еще больше спал, мало закусывал, просыпался и снова пил. Маятником слонялся по дому от сундука с вином – в кухню, из кухни – в гостиную, на диван. За окном свирепела стихия, посыпало снежной мукой, выл ветер в форточках, и дни, казалось, заканчиваются, не успев начаться. А потом как-то раз проснулся Пармён, вышел на улицу расхристаный, почти в одних носках, натянутых кое-как поверх валенок – а снега то и нет! Совсем нету нигде! Охал, удивленно чесал темя и мурашки рассматривал на волосатых ножищах, никак не веря приходу весны.
Прийдя в себя кинулся было к клумбам, из которых торчали прошлогодние сухие стебли флоксов, но не добежал: поскользнувшись на оттаявшем суглинке, проехался на пятке, прорвав носок в лоскуты о камешек, да и шмякнулся весело в лужицу, не долетев двух локтей до ржавой косы, прислонённой к дому со стороны ласточкиного гнездышка. Поднялся, утирая похмельные сопли, улыбаясь тёплому весеннему денёчку и своему какому-то необъяснимому перерождению. Задрав бородищу стал смотреть в высокое сине-голубое небушко, растянувшее с запада на восток полоску самолетного следа, словно разогретую зефирину, размазанную соплей от горизонта до горизонта. Постоял чуть, крестясь всей пятерней. Голова закружилась вскорости. Присел на корточки у клумб и стал выдергивать из земли трупики хризантем и астр, бросая их в стожок, собирая сушняк на растопку, понимая, что топить печечку ещё прийдется с неделю, а может и боле.
Бесились вороны в голых деревьях, деля власть в стае и где-то за дворами призывно мукала корова. Пармён Савелич сидел у порога и борясь с головокружением и тошнотой пил просроченную ряженку. Вспоминал зиму прошедшую. Как мизинец ушиб о сундук в темноте, и ходить не мог сколько-то дней, как орал дурниной, когда сало закончилось, как хлеб хотел испечь да не найдя насадки от миксера пытался вымесить тесто руками, а потом перемазанный этим месивом так и уснул мумией на кухонном уголке. Много чего было. Мельтешили события в голове, какие-то ясно, а некоторые не совсем отчетливо. К примеру, хорошо помнил, как хотел кота в зимнюю спячку уложить, но ничего не вышло: тот высокомерно отверг сплетенное Пармёном из подушек и половичков уютное гнездо. А вот история о том, как на реке рыбачить в проруби собирался, только ободранными клоками осталась в памяти. Да и то потому лишь, что ледобур и мормышки пропали, а ватные портки появились из небытия и висели на сушильной веревке.
Воспоминаниями этими Пармён и отобедал. Время летело быстро, а похмелье уходило неторопливо. Голова гудела буржуйкой, переполненной жарким углем. Желудок урчал, с неохотой переваривая скисший и без того кисломолочный продукт, и в голос требовал водки. «Хорошая зима была! Эффектная», – думал Пармён, – «Жаль только, новогодняя ночь совсем не запомнилась. Наверняка ведь и шутихи народ пускал на реке, и на санях катались под гармонь, хмельные, и брат, Савелий Пармёныч, наверняка Дедом Морозом рядился и сахарными петушками на палочке всех соседей угощал». От этих грустных мыслей его отвлекла соседка, Раиса Саввична, которая поздоровалась, проходя мимо дома. Пармён Савелич глянул в ее сторону, не поворачивая головы и просипел приветствие в ответ, сам удивившись тембру своего голоса. Услышав соседа, Раиса Саввчина изменила свою траекторию и направилась напрямки к Пармёну, не снижая скорости.
– Ты углем-то али дровами запасся на зиму? Чем топить будешь? – спросила она подойдя.
– Углем… – прогудел Пармён, заспанным и чужим голосом, – Какую зиму топить?
– Дошутишься, Пармён! Десятое декабря, а у тебя ни дров, ни угля! Промерзнешь, как в прошлом годе, чёрт чудной!
Пармён Савелич подскочил, как ошпаренный:
– Как десятое декабря? – прогудел, схватившись за голову, – Ты шутить-то брось, балаболка! – и кулаком погрозил ей.
– Новый год скоро, пентюх! Руки-то из карманов вынимай, не то пропадешь! – и пошла себе дальше.
Тяжко дыша Пармён Савелич влетел в дом. С вытянутыми вперед руками, на манер зомби, прошагал напрямки к серванту. С верхней полочки достал айпад, пыль отер с него подолом майки и трясущимся пальцем щелкнул кнопку. Экран загорелся ослепительно, больно обжег глаза информацией – десятое декабря, половина третьего. Как громом пораженный, Пармён уселся тяжелым мешком на диван, и просидел так добрых полчаса. На настенном численнике красовалась пузатая цифрами дата – тридцатое ноября. Выходило, что десятидневный запой показался Пармён Савеличу длинной и утомительной зимой. Предательский арктический фронт, пришедший в середине ноября со снегом и зимними стужами, спутал в хмельной голове всякое мироощущение и календарную сетку. А вероломно следующий за ним теплый антициклон – подчистую растопил уличные сугробы, вместе с оледенением в мозгах от холодной водки. Полистал Википедию. Узнал о последствиях грядущего Глобального потепления и его влиянии на состояние погодных условий на среднерусской возвышенности и примыкающих к ней территориях. Познавательно.
Чуть погодя поглядел в календарь и внезапно вспомнил о наступающем празднике! Обрадовался, натянул одежу, что почище, захватил деньжат из шкатулки и вприпрыжку отправился в сельсовет, заказывать телегу каменного угля на зиму. На дворе уже темнело и закат был прекрасен! Солнце пятилось к земле, красное и аппетитное, загорались огоньки на селе и блестела от их света грязь и лужи игрались этими отраженными огоньками, как мячиками. И плевать, что снега нету – Новый год скоро!
Прийдя в себя кинулся было к клумбам, из которых торчали прошлогодние сухие стебли флоксов, но не добежал: поскользнувшись на оттаявшем суглинке, проехался на пятке, прорвав носок в лоскуты о камешек, да и шмякнулся весело в лужицу, не долетев двух локтей до ржавой косы, прислонённой к дому со стороны ласточкиного гнездышка. Поднялся, утирая похмельные сопли, улыбаясь тёплому весеннему денёчку и своему какому-то необъяснимому перерождению. Задрав бородищу стал смотреть в высокое сине-голубое небушко, растянувшее с запада на восток полоску самолетного следа, словно разогретую зефирину, размазанную соплей от горизонта до горизонта. Постоял чуть, крестясь всей пятерней. Голова закружилась вскорости. Присел на корточки у клумб и стал выдергивать из земли трупики хризантем и астр, бросая их в стожок, собирая сушняк на растопку, понимая, что топить печечку ещё прийдется с неделю, а может и боле.
Бесились вороны в голых деревьях, деля власть в стае и где-то за дворами призывно мукала корова. Пармён Савелич сидел у порога и борясь с головокружением и тошнотой пил просроченную ряженку. Вспоминал зиму прошедшую. Как мизинец ушиб о сундук в темноте, и ходить не мог сколько-то дней, как орал дурниной, когда сало закончилось, как хлеб хотел испечь да не найдя насадки от миксера пытался вымесить тесто руками, а потом перемазанный этим месивом так и уснул мумией на кухонном уголке. Много чего было. Мельтешили события в голове, какие-то ясно, а некоторые не совсем отчетливо. К примеру, хорошо помнил, как хотел кота в зимнюю спячку уложить, но ничего не вышло: тот высокомерно отверг сплетенное Пармёном из подушек и половичков уютное гнездо. А вот история о том, как на реке рыбачить в проруби собирался, только ободранными клоками осталась в памяти. Да и то потому лишь, что ледобур и мормышки пропали, а ватные портки появились из небытия и висели на сушильной веревке.
Воспоминаниями этими Пармён и отобедал. Время летело быстро, а похмелье уходило неторопливо. Голова гудела буржуйкой, переполненной жарким углем. Желудок урчал, с неохотой переваривая скисший и без того кисломолочный продукт, и в голос требовал водки. «Хорошая зима была! Эффектная», – думал Пармён, – «Жаль только, новогодняя ночь совсем не запомнилась. Наверняка ведь и шутихи народ пускал на реке, и на санях катались под гармонь, хмельные, и брат, Савелий Пармёныч, наверняка Дедом Морозом рядился и сахарными петушками на палочке всех соседей угощал». От этих грустных мыслей его отвлекла соседка, Раиса Саввична, которая поздоровалась, проходя мимо дома. Пармён Савелич глянул в ее сторону, не поворачивая головы и просипел приветствие в ответ, сам удивившись тембру своего голоса. Услышав соседа, Раиса Саввчина изменила свою траекторию и направилась напрямки к Пармёну, не снижая скорости.
– Ты углем-то али дровами запасся на зиму? Чем топить будешь? – спросила она подойдя.
– Углем… – прогудел Пармён, заспанным и чужим голосом, – Какую зиму топить?
– Дошутишься, Пармён! Десятое декабря, а у тебя ни дров, ни угля! Промерзнешь, как в прошлом годе, чёрт чудной!
Пармён Савелич подскочил, как ошпаренный:
– Как десятое декабря? – прогудел, схватившись за голову, – Ты шутить-то брось, балаболка! – и кулаком погрозил ей.
– Новый год скоро, пентюх! Руки-то из карманов вынимай, не то пропадешь! – и пошла себе дальше.
Тяжко дыша Пармён Савелич влетел в дом. С вытянутыми вперед руками, на манер зомби, прошагал напрямки к серванту. С верхней полочки достал айпад, пыль отер с него подолом майки и трясущимся пальцем щелкнул кнопку. Экран загорелся ослепительно, больно обжег глаза информацией – десятое декабря, половина третьего. Как громом пораженный, Пармён уселся тяжелым мешком на диван, и просидел так добрых полчаса. На настенном численнике красовалась пузатая цифрами дата – тридцатое ноября. Выходило, что десятидневный запой показался Пармён Савеличу длинной и утомительной зимой. Предательский арктический фронт, пришедший в середине ноября со снегом и зимними стужами, спутал в хмельной голове всякое мироощущение и календарную сетку. А вероломно следующий за ним теплый антициклон – подчистую растопил уличные сугробы, вместе с оледенением в мозгах от холодной водки. Полистал Википедию. Узнал о последствиях грядущего Глобального потепления и его влиянии на состояние погодных условий на среднерусской возвышенности и примыкающих к ней территориях. Познавательно.
Чуть погодя поглядел в календарь и внезапно вспомнил о наступающем празднике! Обрадовался, натянул одежу, что почище, захватил деньжат из шкатулки и вприпрыжку отправился в сельсовет, заказывать телегу каменного угля на зиму. На дворе уже темнело и закат был прекрасен! Солнце пятилось к земле, красное и аппетитное, загорались огоньки на селе и блестела от их света грязь и лужи игрались этими отраженными огоньками, как мячиками. И плевать, что снега нету – Новый год скоро!
Рецензии и комментарии 0