Кошмар

Заводская лаборатория химической очистки воды, обеспечивающая контроль качества подаваемой воды на технологическую линию непрерывного и сложного производства, работает всегда, независимо от наступления выходных и праздничных дней. В этот обычный воскресный или субботний день, в вечернюю смену, когда нет ни заводского, ни цехового начальства, молодые женщины, работницы этой лаборатории, чтобы как-то интереснее и разнообразнее провести это время, скоротать свою рабочую смену, очень медленно и однообразно от безделья и скуки тянущуюся на производстве. Они проявили некоторую смекалку и организовали там, что, в общем-то, совсем не ново, небольшой сабантуй, или может быть лучше сказать, посиделки с выпивкой.

Для этих целей заранее на смену были принесены водка, пиво и закус-ка. Сдвинули имеющиеся в заводской лаборатории столы, убрали с них всякие реактивы, колбы, банки, склянки. На их месте расставили бутылки с водкой и пивом, стаканы, для любительниц изысканных манер — малообъёмные мензурки, разложили закуску. И началось, радостно захлопали в ладоши и закричали – наливай!

Кроме шести или семи молодых женщин-лаборанток, самой старшей из них, наверное, ну, не более лет двадцати восьми — участниц вечеринки. На смене несли дежурство ещё две совсем уже не молодых, пожилых женщин- аппаратчиц; пятидесяти двух лет Александра Ивановна, и пятидесяти трех лет Евдокия Ивановна не принимавших участия в этой вечеринке. Они сидели в стороне в нервном напряжении и были сильно недовольны происходящим. Они с суровыми и мрачными лицами, предчувствовали будто, приближение стихийного бедствия сулившего новые жертвы и потери похожие на те, что когда-то пришлось пережить им. Они, сокрушённо покачивая головами, с недоумением наблюдали за проделками, по их мнению, потерявших рассудок молодых женщин.

Ближе к полуночи сабантуй или попросту попойка были в самом разгаре. Чуть поверх голов участниц вечеринки от выкуренных сигарет зависло сизое облако табачного дыма. Раздавались несуразные пьяные крики. Иные, из них, испытывали особое нетерпение, и тормошили рядом сидящих всяким вздором. Бестолковой суетой кого-то куда-то торопили и громко кричали то, Машка наливай, то Томка разливай. Их циничные рассказы, перемешанные с матерной руганью, сменялись какими-то несуразными и не членораздельными фразами, похожими на птичье щебетание. То, заливаясь хохотом, они возбужденно махали руками, перебивая друг друга, желая что-то сказать. Почти после каждой фразы, у многих на устах блин, блин, и всё какой-то блин. Повторяли это слово как заклинание, заклинившее и зависшее в их пьяных головах, как будто в окутавшем их облаке сизого дыма, летают ещё и какие-то блины. То бессвязно, часто повторяя, выкрикивают они застрявшее, и так же зависшее в их головах, слово – пардон, пардон, пардон. Чему пардон, кому пардон, зачем пардон совершенно непонятно это было Александре Ивановне и Евдокии Ивановне. И ещё более всего, прямо как дьявольское наваждение, как призрак носится после, многих фраз, засевшее и зависшее в их головах слово кошмар! Ха-ха кошмар, какой кошмар! Это же кошмар! Будто бесы на круге ада в преисподней решают участь попавшего туда грешника, предвкушая удовольствие, обмениваются такими фразами. Их слова не составляли мало-мальски вразумительной фразы. Их лексикон явно не превышал лексикона Элочки-людоедки, а её лексикон был значительно беднее, чем у дикого племени людоедов. А, кошмар и вправду уже завис над всеми, знаковым сизым ядовитым облаком, охватившим всех.

Именно так, и не иначе сидящие поодаль от них, две пожилые женщины, Александра Ивановна и Евдокия Ивановна наблюдали этот кошмар, как дьявольское наваждение, будто грешники, почитатели Вакха и Бахуса, в адовой купели творили противные здравому смыслу безобразия. Творившееся на их глазах, их уму было непостижимо, вызывало беспокойство и тревогу у них. Внушало им страх за собственное благополучие и, наверное, за благополучие близких им людей. Вызывало у них предчувствие пришествия новых мировых катастроф, что всё так зыбко, что творящиеся здесь безобразия это напоминание об их скором приходе. Творящееся поразило их воображение, граничащее с коллапсом сознания. Всё, что они видят, вызывает в их сознании тревогу и сомнение – возможно ли такое, может быть, это их сознание производит такие неадекватные образы перед ними. А на самом деле всё совсем не так страшно, всё приглядно и пристойно. И вообще, что это? – не плод ли воображения их помрачённого сознания, с помощью вмешавшегося дьявола в их сознание. Или всё наоборот, это нечистая сила, вселившись в несчастных, попрала нормальный ход вещей в природе, и теперь они пошли вспять.

Кошмар, пережитый ими когда-то в прошлом им понятен всё же более, чем творящийся перед ними теперь. Они хорошо помнят своё довоенное и военное, голодное и полное лишений детство, — как кошмар. Они так же хорошо помнят как кошмар и послевоенную голодную и полную лишений молодость. Целая половина прожитой ими жизни была кошмаром! Половину жизни следовали за ними как кошмар голода, холода и тревоги. К ним тогда являлся кошмар, только в каком-то ином виде. А теперь, на их глазах творится ещё какой-то кошмар, не поддающийся разумному объяснению, да ещё вместе с какими-то блинами и пардонами. Это, они уже никак не знали, как понимать.

Евдокия Ивановна и Александра Ивановна прожившие тяжёлую, полную лишений жизнь, где не находилось места расслаблениям, никак не могли поверить в окончательный приход относительно лёгкой и не особо принуждённой жизни последнего десятилетия или чуть более, так именуемой теперь эпохи застоя. Им всегда казалось, что этот кусочек хорошей жизни в длинной череде лихолетий и невзгод, это как какое-то недоразумение, о чём очень скоро спохватятся небожители там наверху и быстренько выправят положение. В противном случае, этим небожителям пировать и матовать будет не на что, и спать спокойно они там не смогут от того, что уже многим становится жить лучше, чем прежде. Это затишье как перед бурей и что не за горами новое адово время, просто оно ждёт своего часа, чтобы обрушиться новым кошмаром в жизнь ничего не подозревающих умиротворённых людей. И как всякие умельцы от идеологии, эти покорные слуги небожителей хозяев этой жизни, будто шаманы колдовским приворотом, ну, разумеется, за хорошее вознаграждение, будут выдавать его, то наступающее адово время, за великое благодеяние и с усердием будут внушать это простым смертным. А внушить то, что чёрное это белое, а белое это чёрное, эти шаманы могут, профессия у них такая. А так, чтобы создавать жизнь без кошмаров, желаемую, конечно же, всеми, хозяева этой жизни в силу собственной паразитической природы не могут, у них попросту нет таких потребностей. Вот такой потаённый страх нагонял на этих двух женщин уже много поживших, и много повидавших на своём веку, происходящий на их глазах кошмар. Они предчувствовали, и этот кошмар напоминал им, что вурдалаки скоро опомнятся и придут в эту жизнь с новым кошмаром со своими людоедскими проектами под названием – «реформы».

А творящаяся перед их глазами пьяная вакханалия каких-то осатанев-ших или обезумевших ничтожеств воспринималась ими как глумление над здравым смыслом и более того безмыслие, пустота и фальшь в каждой звучащей здесь фразе переполняло всё существо этих двух женщин негодованием и отвращением переходящими в какое-то неприятие или даже ярость. Понималось ими как грубый необузданный цинизм и святотатство, явившихся откуда-то незнакомых с нравственностью и культурой варваров. Будто творящийся рядом с ними кошмар помимо их воли и желания непременно и сейчас снова войдет и в их жизнь, и, поэтому, страстно желающие какими-то экстренными действиями воспротивиться, отодвинуть его приход как можно дальше в будущее. Это может быть у них рефлекс такой, бездумная реакция на действия несущие какую-то опасность. Им хотелось, если не прекратить, то хотя бы отдалить эту действительность, явившуюся, будто ну прямо с полотен Босха, изображавшего всякое исчадие ада.

Лишённые всякого юмора из-за предыдущей кошмарной жизни, не имеющие возможности как-то оградить себя от столь не желанной для них сюрреалистичной картины, противной и совершенно несовместимой с их миропониманием, ощущали только, как тёмные силы их злобно гнетут. С тревогой и страхом говорили они, что мир кверху тормашками пошёл, как перед последними днями. Были вынуждены присутствовать и наблю-дать эту вакханалию. Подавленные, с суровыми и мрачными лицами эти две пожилые женщины, всё с большей тревогой в ожидании будто горя или опасности, продолжали следить, что же ещё эти бесы и черти вытворят здесь, превратившие это помещение заволочённое дымом, в преисподнюю. И больше не выдержав таких испытаний, их терпение перешло через край, Александра Ивановна от переполнившего её гнева, от избытка злости и ненависти врывается сквозь густую пелену табачного дыма к сидящим там, к уже мало вменяемым молодым женщинам. И громко, чуть не задыхаясь, в ярости, и от бессилия прекратить этот кошмар, прокричала им – вы, что творите! Вы как черти в преисподней беситесь здесь! Вы, прокуренные и пропитые наскрозь, стервы безмозглые! Это что, дыму то напустили, дышать нечем, чертовки, по хлеще чёрных мужиков! И, обращаясь к первой, попавшейся ей на глаза из всех собравшихся здесь, она кричала: «Это ты, Машка, стерва безмозглая, превращаешь, жизнь в кошмар! И далее, обращаясь, уже ко всем остальным продолжала – И ты, Светка сволочь, такая же безмозглая пропойца, превращаешь жизнь в кошмар! Это вы все, здесь собравшиеся, сволочи и пьяницы безмозглые, превра-щаете жизнь в кошмар! Это вы, бесы и твари безмозглые и есть, тот самый кошмар! Но подождите стервы и пьяницы, немного осталось до того времени, когда от кошмара вам жить не захочется! Вы сами и есть тот самый кошмар! И что же вы за создания-то такие, в вас нет ничего ни ума, ни совести, ни стыда! Вы же совсем осатанели! Опомнитесь!».

На её вторжение, и её монолог, молодые женщины ответили непонятной, малосвязанной речью, обильно укомплектованной матерной руганью и жестами означающими — вон отсюда. После чего вскоре разошлись, чтобы проспаться до утра. Ночь хэллоуина (кошмара) благополучно прошла и сменилась рассветом наступившего дня. Точно так, как, их утро прохладой встречает…

Таким образом, и не каким-то другим выразила своё отношение к творящемуся ночному кошмару, вышедшая из терпения Александра Ивановна. Пророчившая приход в их жизнь следующего кошмара, находя полную поддержку своим действиям со стороны Евдокии Ивановны, вторившей ей – тут без пьянства не удумаешь, как жить, а у этих пьянство, тягота-то какая, в голове не укладывается. Да как же ему было не прийти, когда в стране советской такие люди есть. Вскоре, сбылись слова Александры Ивановны, кошмар оказался не за горами.