Гастроль на табурете.
Возрастные ограничения 0+
Выходные маленькой Леночки начинались по графику, составленному кем-то из Министерства Торжественных Смыслов: вода, пища, музыка и легкий приступ паники.
Пластинка с надписью «Оркестр Поля Мореа», с легкой претензией на аристократию и консерваторию, хранилась в серванте. Рядом с рюмками и неприкасаемой вазой в виде лебедя.
Леночка знала, если случайно поцарапать пластинку, произойдёт что-то ужасное. Например, слоны вымрут. Или мама окончательно превратится в предупреждение.
Мама, впрочем, уже начинала преображаться: глаза её расширились до уровня прожекторов, голос напоминал совещание в Мосгордуме: «НЕ ПОЦАРАПАЙ! СЛЫШИШЬ! НЕ ПОЦАПАПАЙ!»
Сама пластинка казалась живым существом. Её трясло от страха, как и Леночку. Установка диска напоминала запуск космического корабля: всё шло медленно, страшно и в гробовой тишине.
Но стоило игле коснуться винила, как всё преображалось. Музыка лилась густая, драматическая, с оттенком французской грусти и советского ковра.
Первая композиция: «Любовь ушла».
Леночка начала «петь» срывающимся голосом, как сирена гражданской обороны, и через секунду уже стояла на табурете в маминой длинной юбке. Табурет служил сценой, космодромом, пьедесталом и местом начала галлюцинации.
Любовь действительно уходила из всех живых существ в пределах слышимости. Птицы уносились в Крым без билетов, несмотря на то что был июнь.
Соседи падали на пол, затаив дыхание и приборы.
А Леночка пела.
Она не попадала в ноты, она на них нападала. Артистично. Со звериной тоской.
Из кухни выглядывала мама. В её глазах была смесь нежности, тревоги и лёгкой надежды.
«Пусть поёт, – думала она, – может, зачтётся где-то. Ну, в дипломе, например. Или в передаче «Удивительное рядом». Вдруг кто-то ищет ребёнка, способного заглушить турбину самолёта без микрофона».
В этот момент кафе на берегу Сены медленно материализовалось в кухне, а Леночка уже собиралась давать автограф гусенице на подоконнике.
К третьей композиции девочка вошла в раж. Теперь она была не просто певицей, она была Мирей Матьё, Эдит Пиаф и частично мухой, попавшей в банку с эхо, одновременно.
Музыка звучала из «Юности-301», как будто сам проигрыватель тоже хотел петь, но был подавлен бытовым советским стоицизмом.
Пластинка вращалась, скрипела, стонала, но не сдавалась. Как все вокруг.
Двор под окном вымер. Кошки растянулись на спинах и притворились, что они каменные изваяния, застигнутые врасплох музыкальной пыткой.
Папа ушёл за хлебом три часа назад и не вернулся. Возможно, он решил начать новую жизнь в другом городе.
Леночка между тем достигла кульминации. Она стояла на табурете с таким выражением лица, словно исполняла гимн планете, которой пока нет. Наступила долгожданная тишина.
Минутная.
Девочка снова включила «Любовь ушла», ведь по её расчётам, первая попытка вызвала лишь слабую сейсмическую активность скорби. А ей нужна была катастрофа.
Микрофон у Леночки был один — мамина расчёска. Она пела, а расчёска, будто музыкальный усилитель, заряжалась. Да так, что после каждого выступления мама просыпалась с причёской, как будто её только что выгуляли по зоопарку.
Из ванной вышел дед. Он был в халате, с мокрой головой и лёгким недоумением на лице. Он пережил войну, два развала страны и один ремонт в хрущёвке, но никогда не слышал, чтобы «Любовь уходила» настолько тяжело…
Он шепнул бабушке:
— Это уже не любовь ушла. Это мы, походу, собираемся.
Тем временем мама всё ещё сидела на кухне. Она уже не просто воображала успех Леночки, она принимала поздравления от мэра Парижа, вручала автографы послу Гватемалы и сдержанно отказывалась от предложения стать героиней телешоу «Мать года» на ОРТ.
И только сосед снизу бил шваброй в потолок в такт музыке. Возможно, даже аккомпанировал. Или звал на дуэт.
Когда всё закончилось, мама сказала:
— А теперь — борщ.
Леночка сняла воображаемые каблуки, корону и побежала мыть руки.
А бабушка с дедушкой, которые всё это время молча сидели в креслах, переглянулись и задумчиво протянули:
— Может, лучше запишем внучку в кружок кройки и шитья? Для безопасности окружающих…
Граждане, талант — штука громкая. Иногда даже очень. Поэтому берегите уши, нервы и веру в прекрасное. И если внук внезапно танцует лезгинку на табурете, а внучка кричит в расчёску как в микрофон, не паникуйте. Это просто взросление. Или спектакль. Или… репетиция апокалипсиса.
Пластинка с надписью «Оркестр Поля Мореа», с легкой претензией на аристократию и консерваторию, хранилась в серванте. Рядом с рюмками и неприкасаемой вазой в виде лебедя.
Леночка знала, если случайно поцарапать пластинку, произойдёт что-то ужасное. Например, слоны вымрут. Или мама окончательно превратится в предупреждение.
Мама, впрочем, уже начинала преображаться: глаза её расширились до уровня прожекторов, голос напоминал совещание в Мосгордуме: «НЕ ПОЦАРАПАЙ! СЛЫШИШЬ! НЕ ПОЦАПАПАЙ!»
Сама пластинка казалась живым существом. Её трясло от страха, как и Леночку. Установка диска напоминала запуск космического корабля: всё шло медленно, страшно и в гробовой тишине.
Но стоило игле коснуться винила, как всё преображалось. Музыка лилась густая, драматическая, с оттенком французской грусти и советского ковра.
Первая композиция: «Любовь ушла».
Леночка начала «петь» срывающимся голосом, как сирена гражданской обороны, и через секунду уже стояла на табурете в маминой длинной юбке. Табурет служил сценой, космодромом, пьедесталом и местом начала галлюцинации.
Любовь действительно уходила из всех живых существ в пределах слышимости. Птицы уносились в Крым без билетов, несмотря на то что был июнь.
Соседи падали на пол, затаив дыхание и приборы.
А Леночка пела.
Она не попадала в ноты, она на них нападала. Артистично. Со звериной тоской.
Из кухни выглядывала мама. В её глазах была смесь нежности, тревоги и лёгкой надежды.
«Пусть поёт, – думала она, – может, зачтётся где-то. Ну, в дипломе, например. Или в передаче «Удивительное рядом». Вдруг кто-то ищет ребёнка, способного заглушить турбину самолёта без микрофона».
В этот момент кафе на берегу Сены медленно материализовалось в кухне, а Леночка уже собиралась давать автограф гусенице на подоконнике.
К третьей композиции девочка вошла в раж. Теперь она была не просто певицей, она была Мирей Матьё, Эдит Пиаф и частично мухой, попавшей в банку с эхо, одновременно.
Музыка звучала из «Юности-301», как будто сам проигрыватель тоже хотел петь, но был подавлен бытовым советским стоицизмом.
Пластинка вращалась, скрипела, стонала, но не сдавалась. Как все вокруг.
Двор под окном вымер. Кошки растянулись на спинах и притворились, что они каменные изваяния, застигнутые врасплох музыкальной пыткой.
Папа ушёл за хлебом три часа назад и не вернулся. Возможно, он решил начать новую жизнь в другом городе.
Леночка между тем достигла кульминации. Она стояла на табурете с таким выражением лица, словно исполняла гимн планете, которой пока нет. Наступила долгожданная тишина.
Минутная.
Девочка снова включила «Любовь ушла», ведь по её расчётам, первая попытка вызвала лишь слабую сейсмическую активность скорби. А ей нужна была катастрофа.
Микрофон у Леночки был один — мамина расчёска. Она пела, а расчёска, будто музыкальный усилитель, заряжалась. Да так, что после каждого выступления мама просыпалась с причёской, как будто её только что выгуляли по зоопарку.
Из ванной вышел дед. Он был в халате, с мокрой головой и лёгким недоумением на лице. Он пережил войну, два развала страны и один ремонт в хрущёвке, но никогда не слышал, чтобы «Любовь уходила» настолько тяжело…
Он шепнул бабушке:
— Это уже не любовь ушла. Это мы, походу, собираемся.
Тем временем мама всё ещё сидела на кухне. Она уже не просто воображала успех Леночки, она принимала поздравления от мэра Парижа, вручала автографы послу Гватемалы и сдержанно отказывалась от предложения стать героиней телешоу «Мать года» на ОРТ.
И только сосед снизу бил шваброй в потолок в такт музыке. Возможно, даже аккомпанировал. Или звал на дуэт.
Когда всё закончилось, мама сказала:
— А теперь — борщ.
Леночка сняла воображаемые каблуки, корону и побежала мыть руки.
А бабушка с дедушкой, которые всё это время молча сидели в креслах, переглянулись и задумчиво протянули:
— Может, лучше запишем внучку в кружок кройки и шитья? Для безопасности окружающих…
Граждане, талант — штука громкая. Иногда даже очень. Поэтому берегите уши, нервы и веру в прекрасное. И если внук внезапно танцует лезгинку на табурете, а внучка кричит в расчёску как в микрофон, не паникуйте. Это просто взросление. Или спектакль. Или… репетиция апокалипсиса.
Свидетельство о публикации (PSBN) 78724
Все права на произведение принадлежат автору. Опубликовано 05 Июля 2025 года
Автор
Пишу истории, где чулки разговаривают, соседи спорят с холодильниками, а реальность иногда путается с юмором. В жизни я мама, жена, человек с чайником на..
Рецензии и комментарии 0