Поваренная книга выживания. (Борщ на грани.)

Борис Петрович не был кулинаром. Он был плотником, сантехником, немного философом и по субботам временно одиноким мужчиной.

А всё потому, что жена уезжала к сестре «на два дня, без телефона, но ты держись».

И вот настала суббота. Дом гремел тишиной, в которой слышно было, как холодильник думает о жизни.

— Надо приготовить борщ, — сказал Борис Петрович, расправляя плечи. — Я не слабак. Я мужчина. Я видел, как он варится в интернете. Да и вообще, я раз сто его ел.

Он достал кастрюлю. На ней было написано «2.5 л», но она смотрела на него, как будто умела вмещать амбиции и панику одновременно.

Первыми в ход пошли овощи.

Капусту Борис Петрович резал так, будто мстил ей за долгую зиму.

Под эту статью попали также морковь и лук.

Свёклу Борис Павлович нашёл в холодильнике, но она выглядела подозрительно чёрной и пахла… уже готовностью к загробной жизни.

Но он её всё равно натёр.

— На войне как на кухне, — буркнул он и кинул всё в кастрюлю. Без масла и без соли.

Мужчина достал из морозилки что-то. В пакете. Без названия. Но с костью.

— Ну… это, наверное, говядина, — решил он и закинул в воду.

Спустя час оказалось, что это… утка. Копчёная.

— Это даже лучше, — обрадовался он. — Борщ с уткой! Это вам не в столовке суп из вчерашней сосиски.

Открыв шкаф с приправами, Борис Петрович ощутил аромат всех континентов и эпох.

Он щедро насыпал всё подряд: куркуму («она ж везде»), корицу («вдруг придаст тепла»), тмин («для важности и загадки»), и какао…

Да, случайно. Он подумал, что это перец.

Всё кипело. Пузырилось. Из кухни поднимался запах… смутного времени.

Наконец-то…

Борис Петрович налил в тарелку нечто бордовое.

Внутри плавали клочья капусты, фрагменты утки, три лавровых листа и одна… гвоздика. Откуда она взялась, он не знал.

Мужчина вдохнул.

Сделал глоток.

Помолчал.

Наконец произнёс:

— Это, конечно, не борщ. Но если бы Тарковский снимал фильм про борщ, он был бы вот такой.

А жена, возвращаясь с дачи, уже не спрашивала: «Что ты ел?» Она просто молча открывала окна, улыбалась и говорила:

— Главное, что ты жив, Боря. Главное, что жив.

Продолжение следует...