Поваренная книга выживания. (Заварка мироздания.)

После борща, компота и пирога, который теперь числился в кадастре как «малая архитектурная форма», Борис Петрович решил:

— Надо что-то лёгкое. Простое. Душевное.

Чай.

Он хотел покоя.

А вышел на связь с космосом.

Мужчина достал банку с надписью: «Травы. Не выбрасывать!». Открыл и вдохнул аромат… чего-то, что могло как успокоить, так и заставить видеть своё детство в HD.

— Ну… чабрец. Мелисса. Что-то ещё зелёное. А вот это… кажется, валерьянка. Или крапива. Или сушёный варан. В общем, успокаивающее, — кивнул он сам себе.

Туда же бросил: кусочек корня имбиря, который выглядел, как палец из сказки про Бабу Ягу; и цедру апельсина (вместе с пакетиком, потому что отлепить было уже невозможно).

Залил всё кипятком.

Настой зашипел.

Из чашки повалил пар. Густой, ароматный, подозрительно фиолетовый.

Борис Петрович взял чашку. Отпил. Закрыл глаза.

И тут началось.

Он услышал, как поют крыши.

Увидел, как чайник улыбается.

На стене проступили контуры великого зелёного Будды с половником, который говорил:

— Борис… слушай кран. Он знает больше, чем ты думаешь.

Из радио послышался голос:

— Добро пожаловать в путешествие. Сегодня мы летим внутрь себя.

А жена, вернувшись через два часа, застала Бориса в позе лотоса, он обнимал швабру и шептал:

— Я заварил тишину. Она на вкус как воспоминание о лете 1976-го…

Ох, и досталось же ему от супруги.

Вот с этих самых пор Борис Петрович больше не экспериментирует на кухне.

Во-первых, в чайнике завёлся голос, который каждое утро тихо шепчет:

— Борис… ну давай, ещё щепоточку…

А Борис Петрович делает вид, что не слышит. Особенно если дома кто-то есть.

Во вторых, жена поставила видеокамеру, после того случая с бормотанием «Я одуванчик в мире кипятка».

Теперь он даже за сахаром тянется медленно, с паспортом и под надзором.

Поэтому пьёт он строго «Гринфилд». Пакетированный. Без аромата. Без цвета. Без воспоминаний.

А банку с надписью «Травы. Не выбрасывать!» жена вывезла на дачу и закопала.

Мужчина иногда смотрит в окно в её сторону. И в глазах у него лёгкая тоска… и немного фиолетового пара.

Но это ещё не всё.

У Бориса Петровича завёлся новый интерес. Вышивание крестиком.

По вечерам он сидит с пяльцами, в очках и с таким выражением лица, как будто разбирает мины.

— Вышивка — это как чай, только без галлюцинаций, — философски говорит он, аккуратно прокладывая строчку на салфетке с рисунком «Домик в соснах».

Иногда, правда, в его вышивках проступают силуэты…

Ой, но это совсем другая история. Может быть, когда-нибудь и расскажу.