Без пробела и пощады.

Валентин был человеком аккуратным. Ну, насколько это вообще возможно в однушке с балконом, забитым мешками с «пригодится».

Он не лез в политику, не ел после шести, и покупал вещи по акции, потому что бюджет был с элементами выживания.

Однажды в хозмаге у вокзала он увидел полотенце цвета «варёный асфальт».

Ценник гласил: «Полотенце стерильное, банное – 199₽».

— Ну стерильное, банное… — протянул Валентин, — так это ж и для тела, и для души.

Взял. С гордостью. Как будто купил не кусок ткани, а сертификат на гигиеническую свободу.

Придя домой, он расправил покупку на диване, снял очки, чтобы посмотреть сердцем.

И вдруг увидел, что с полотенца на него смотрит не тишина и чистота, а нечто гораздо более агрессивное.

ПОЛОТЕНЦЕ СТЕРИЛЬНОЕБАННОЕ, — было написано заглавными буквами. Без пробела. Без пощады.

Точно это не принадлежность к ванной культуре, а диагноз.

Валентин замер.

— Это что, угроза?.. — прошептал он. — Или признание?

Он загуглил. Поискал в словарях. Даже спрашивал у Алисы, но та подозрительно молчала. Наверное, знала, что такие полотенца нельзя обсуждать вслух.

На следующий день он пришёл в тот же магазин:

— Простите, у вас полотенце… как бы это… ругается.

Продавец, уставшая женщина с лицом, пережившим пять распродаж подряд, махнула рукой:

— Китай. Там, знаешь, с пробелами всё сложно. У нас на прошлой неделе тряпки для уборки завезли «ГЕНЕРАЛОЧКА», скандал был.

— Ничего себе…

— Да, у нас вообще всё сложно.

Валентин вернулся домой. Повесил полотенце на гвоздик в ванной.

Теперь, каждый раз выходя из душа, он смотрел на надпись и чувствовал, что жизнь уже не будет прежней.

Поскольку иногда достаточно одного пробела, чтобы из чистоты получилось… нечто личное.

С тех пор как в ванной поселилось полотенце-оскорбитель, Валентин стал чувствовать тревогу. Лёгкую такую, фонящую. Словно у него в квартире кто-то нецензурно матерится, но вежливо, через рушник.

Полотенце смотрело с вешалки, как судья, и каждый день напоминало:

«Ты, Валентин, не просто умылся, ты вступил в конфликт с грамматикой».

Он пытался не обращать внимания. Перестал читать, снял шторку с надписью «Мой день начинается с кофе и улыбки», так как теперь день начинался с напряжения и разочарования.

Даже кот Тимофей начал сторониться ванной.

Но всё решилось само собой.

Валентин получил путёвку в санаторий по профсоюзной линии.

Думал взять простое белое полотенце, но рука сама потянулась за тем самым, стерильноебанным.

В санатории, в номере, он аккуратно разложил полотенце на спинке кресла. Чтобы привыкало.

И тут пришёл сосед по комнате.

Борис Львович. Филолог в отставке.

С пиджаком, в котором лежала ручка. И словарь. Всегда. На случай, если надо кого-нибудь поправить в лифте.

— О! — сказал Борис Львович, глядя на надпись. — Это что же вы… пропагандируете?

— Я?.. Ничего… оно… из магазина.

— Ага. И что вы хотели этим сказать?

И тут начался лингвистический скандал.

Борис Львович вызвал администратора. Администратор вызвал старшую горничную. Старшая горничная вызвала электрика, просто, чтобы посмеяться.

Электрик позвал жену.

Жена электрика знала китайский.

— О, — сказала она, — это просто ошибка перевода. Там должно быть «полотенце стерильное, банное».

— А вы уверены, что там не личное?.. — уточнил Борис Львович, нахмурившись.

Спор затянулся.

В дело вмешались отдыхающие.

Один пенсионер начал читать лекцию о семи значениях слова «банное», другой доказывал, что всё это шифр ЦРУ, зашитый в полотенечный абзац.

В итоге Валентина переселили в одноместный номер.
С полотенцем.

И бесплатным душем.

С этого дня он больше не спорил с надписями. Он просто жил.

А когда кто-то спрашивал, зачем он носит с собой полотенце с неприличной надписью, он спокойно отвечал:

— Это не полотенце. Это философия жизни.