Поляна непрошеных гостей, или когда Медведь ненадолго вышел.

Солнце, лениво пробивавшееся сквозь вековые ели, золотило опушку.
На поляне, которую медведь ВэВэ считал своей вотчиной лет эдак с тех пор,
как научился рычать громче чем пукать, царил непривычный шум.
А сам ВэВэ? ВэВэ отлучился. Ненадолго. Проверить границы.
Кинуть орешком с обрыва на сосновую шишку внизу (попал, кстати, с первого раза – врождённая меткость).
Он был уверен, что поляна – как его лапа: знакома до последней травинки, безопасна и ждет хозяина.
Как же он ошибался.
Едва могучий силуэт скрылся в чаще, как из кустов выползло… ну, выползло это.
Грязный свин Зе. Его розовая, в грязных проплешинах и вечных подтеках
неизвестного происхождения туша, с хрюканьем плюхнулась на любимый ВэВэ валун, оставив жирный след.
– Моя теперь! – прохрюкал он самодовольно, пуская пузырь слюной. – ВэВэ ушел! Старый дед!
Поляна свободна! Кто тут главный? Я! Зе! Самый умный, самый сильный!
Сильным его, конечно, назвать было сложно. Скорее, упругим от вечного поиска чужого добра.
Умным – и того меньше. Его мозг работал по принципу: «Увидел – схватил – спрятал».
Идеал – брюква. Ради куска этого корнеплода Зе был готов продать собственную бабушку,
если б она у него была. А уж медвежью поляну – так это раз плюнуть.
Из тени старой сосны, с сухим треском веток, спланировал старый орлан Доня.
Посадка была тяжелой, с подскоком. Перья, некогда гордые, торчали клочьями,
клюв был загнут в вечной гримасе недовольства.
– Ты чего расположился, Зе? – закаркал Доня, озирая поляну хищным взглядом торгаша,
оценивающего товар. – Поляна – недвижимость! Торговая точка! Ее не занять – ее арендовать надо!
Или выкупить! У меня, кстати, есть выгодная сделка! С тебя — три тонны прошлогодних шишек.
С меня – бурные аплодисменты плюс услуги по охране! Скидка при полной предоплате!
– Защита – это хорошо! залебезил Зе, лизнув белёсую гузку Дони. – Только скажи ВэВэ,
чтобы меня не трогал, ладно? И на поляне я останусь, тут, желудей припрятано видимо — невидимо!
А, шелупонь тоже поможет? Ты её уговоришь?
Шелупонь – это было собирательное название для всей мелкой, суетливой
и вечно недовольной живности, что ютилась по окраинам поляны. Жабы-паникерши,
зайцы с вечными приступами «ой, все пропало!», ежи-нытики, сороки-сплетницы.
Они уже толпились на опушке, перешептываясь и поглядывая на Зе с опасливым любопытством.
– А правда ВэВэ не вернется? – пискнула одна белка.
– Говорят, его видели у Чертова Брода! – зашептал еж.
– А что, если он вернется? Зе-то точно получит! – клекотала сорока.
– А я б на его месте… – начал заяц и запнулся, потому что не знал, что бы он делал.
Тут из-за пня, с громким «Ку-ка-ре-ку!»… которое тут же обломилось на полуслове,
выскочил облезлый петух Эм. Его перья были потрепаны, гребень поник, один глаз подбит.
За ним, не отставая ни на шаг, клюя его в спину сикатила старая курица Бри.
– Опять наврал? Опять?! – клюнула она Эма в хвост, выдернув последние приличные перья.
– Никакого достоинства! Весь в синяках! Где зерно, которое должен был найти?
Опять проиграл в петушиных бегах? Я знаю! Ты проиграл! Опозорил курятник!

– Парле ву кареку, дорогая! – засуетился Эм, пытаясь увернуться.
– Это не враньё! Это… переговоры! Я устанавливал контакт с местной фауной!
А зерно… зерно… его тут воробьи повыклевали! Все воробьи! Подлые твари!
– Врешь как сивый мерин! – клюнула Бри его в бок. – Ты просто тряпка!
Никакой гордости! Вот если б ты был как этот… этот Зе! Хоть знает, чего хочет! Занимает место!
Зе, услышав свое имя в таком контексте, надулся от гордости, как индюк.
– Верно, курочка! – похрюкал он. – Я не какой-то там петух-неудачник!
Я – Зе! Будущий хозяин поляны! И первым делом… – он огляделся, – …введу налог!
На шишки! На желуди! На солнечные зайчики! Все платить будут Зе!
И брюкву приносить! Много брюквы!
Орлан Доня фыркнул:
– Налог? Примитивно, Зе, примитивно! Нужна система! Биржа!
Ты даешь мне исключительное право сбора, я тебе – аплодисметы! Синергия! Экономия на масштабе! Я научу!
– Научишь? – усомнился Зе, но в глазах загорелся жадный огонек. – А сколько мне? Точнее?
Пока Доня, размахивая крыльями, рисовал в воздухе хитроумные схемы
из процентов и бонусов, а Зе тупо пытался сосчитать копытцем, на поляну вышло Само Спокойствие.
Панда Си. Он невозмутимо прошествовал к своему любимому бамбуковому уголку,
сел в позу лотоса (ну, почти), закрыл глаза и тихо проговорил:
– Ом-м-м. Поляна шумит. Шум – иллюзия. Ом-м-м.
Его появление вызвало переполох у Шелупони.
– Панда Си! Он же друг ВэВэ! – зашептались белки.
– Он все видит! Он все знает! – замер еж.
– Надо с ним договориться! – решила самая бойкая сорока. – Предложить ему… эээ… нихтферштейн… лучший бамбук?
Или… или он медитирует? Предложим тишину!
Сорока подлетела к Си, осторожно каркнула:
– Эм… уважаемый Си! Не желаете ли… абсолютной тишины на вашей части поляны?
Мы обеспечим! За… ну, скажем, за пару сочных корешков? Или за защиту от… от Зе?
Он же теперь хозяин! – Сорока кивнула на хряка, который в это время пытался стащить
у белки припрятанный орех, рыча: «Налог! Отдавай, шелупонь!»
Си медленно открыл один глаз.
– Ом-м-м. Хозяин? – Он посмотрел туда, где скрылся ВэВэ. – Хозяин вернется. Ом-м-м.
Шум – иллюзия. Ом-м-м. – И снова закрыл глаза.
Сорока отлетела, разочарованная.
– Говорит, хозяин вернется! И все! Никакого торга! Ну и панда!
Тем временем Зе, воодушевленный «уроками» Дони, решил проявить «административную волю». Он учуял запах чего-то съестного у семьи ежей. Те, дрожа, прижимались друг к другу.
– Ага! Утаиваете ресурсы! – прохрюкал Зе, тыча рылом в их норку.
– Конфискация! В пользу нового руководства! Немедленно!
Ежики запищали. Шелупонь замерла в ужасе. Доня одобрительно крякнул: «Правильный ход!
Укрепление вертикали!» Эм, пытаясь показать храбрость перед Бри, выступил вперед:

– Э-э-э, гражданин Зе! А, нам? Мы же в доле, Ну Бри, скажи ему! Можно договориться…
– Молчать, петушиное отродье! – рявкнул Зе, забыв о недавнем одобрении курицы.
– Кто не с Зе – тот против Зе! А противников… – Он сделал угрожающий шаг к ежам.
В этот момент из леса донесся звук. Не громкий. Но очень знакомый.
Сухой треск валежника под тяжелой поступью. Шелупонь затихла разом.
Сорока замерла с полураскрытым клювом. Ежики перестали дрожать и вытянули носы.
Доня нервно переступил с лапы на лапу. Эм спрятался за Бри,
которая вдруг перестала его клевать и настороженно вглядывалась в чащу. Даже Си тихо открыл глаза.
Только Зе, увлеченный грабежом ежиного припаса (оказалась червивая груша), ничего не заметил.
– Отдавай, колючая шелупонь! Или… – Зе занес копыто над норкой.
– Или что, Зе? – раздался низкий, спокойный, как гул далекого камнепада, голос.
Зе замер. Весь его «административный пыл» испарился, как слюна на солнцепеке.
Он медленно, очень медленно, повернул свою грязную морду.
На опушке, раздвигая кусты могучими лапами, стоял ВэВэ.
Его мех лоснился, маленькие глаза смотрели на Зе без злобы, но с таким ледяным презрением,
что хряку стало физически холодно. ВэВэ неторопливо обвел взглядом поляну:
Зе на его валуне, Доню, суетливую Шелупонь, Эма, прячущегося за курицей, Си, сидящего в лотосе. Взгляд вернулся к Зе.
– Ты что делаешь на моей поляне, Зе? – спросил ВэВэ тихо. Очень тихо.
– Я… я… – захрюкал Зе, отползая от ежиной норы. – Я… же имею право! Да!
Вот и Доня сказал, что можно! Правда, Дня?! – Он ткнул копытцем в сторону Шелупони.
– Они тут все! Тоже говорили, что можно! А я – чего? Ведь говорят же, да и моё….! Ё….
Шелупонь возмущенно зашумела. Доня резко взлетел на нижнюю ветку сосны.
– Ложь! – запищал еж. – Он сам грабил!
– Хотел ввести налог! – прокаркала сорока.
– Мою червивую грушу отобрал! – всхлипнул ежонок.
ВэВэ не спеша шагнул к Зе. Каждый его шаг отдавался в тишине глухим стуком.
Зе попятился, споткнулся о свой же хвост и плюхнулся в лужу – ту самую, что он же и натоптал у валуна.
– Твоё? – переспросил ВэВэ, глядя сверху вниз на перемазанного грязью хряка.
– Мой камень? Моя поляна? Что тут твоё, рыло ты немытое? А?
Он наклонился, его морда оказалась в сантиметре от пятака Зе.
– Знаешь, Зе, – сказал ВэВэ так тихо, что услышали все, – ты похож на ту самую червивую грушу.
Только воняешь сильнее. Пользы в тебе – ноль, а гадости, хоть свиней откармливай.
Зе завизжал, забился в луже, пытаясь встать и сбежать одновременно.
Грязь летела во все стороны. ВэВэ просто отступил на шаг, наблюдая за этим жалким зрелищем.
– А теперь, – ВэВэ поднял голову и обвел взглядом остальных, – все.
Кто пришел сюда без моего приглашения. Уходите. Сейчас. Пока я не передумал.
Тон не оставлял сомнений. Доня, не прощаясь, тяжело взмахнул крыльями и скрылся в небе.
Шелупонь – белки, зайцы, ежи – мгновенно рассыпалась по кустам, как тараканы при свете.
Только сорока, улетая последней, каркнула:
– Ахтунг! Я говорила! Говорила же! ВэВэ вернется! Теперь всем крышка, как в сорок пятом!
Эм, подгоняемый клювом Бри («Беги, тряпка! Опозорил нас перед медведем!»),
кубарем покатился к кустам. Бри клекотала ему вдогонку.
На поляне остались только ВэВэ, медленно вылезающий из лужи и отчаянно хрюкающий Зе,
и панда Си, который снова закрыл глаза.
– Ом-м-м. Шум уходит. Иллюзия рассеивается. Ом-м-м.
ВэВэ подошел к своему валуну, посмотрел на грязный след от свинячьего зада, фыркнул.
Одним движением лапы он сгреб кучу сухих листьев и энергично протер камень.
Потом плюхнулся на него, как ни в чем не бывало. Достал из-за уха припрятанную смолистую шишку, начал грызть.
Зе, наконец выбравшись из лужи, стоял посреди опустевшей поляны, мокрый,
перепачканный вонючей жижей, дрожащий от страха и унижения.
Он посмотрел на ВэВэ. Тот даже не удостоил его взглядом. Посмотрел на Си.
Тот медитировал. Посмотрел в сторону, куда сбежала Шелупонь и улетел Доня.
Там было пусто и тихо. Его «поддержка» испарилась.
Даже курица Бри, ругая Эма, назвала его, Зе, неудачником.
– ВэВэ… – хрипло начал Зе. – Я же… я хотел как лучше… Можно я… я тут в уголке?
Я тихо! Я буду полезен! Я… я брюкву найду! Самую большую!
ВэВэ медленно повернул голову. Его глаза сузились.
– Зе, – сказал он, выплевывая шелуху. – Ты воняешь. Твоя вонь мешает мне грызть шишку.
Уходи. Пока цел. И брюкву свою… засунь себе поглубже. Туда, где у тебя совесть должна быть. Если найдешь.
В голосе медведя не было злости. Была усталая констатация факта.
И это было страшнее любого рыка. Зе понял. Понял, что его игра проиграна.
Вчистую. Что он здесь никто. И хуже того – посмешище. Он жалобно хрюкнул,
развернулся и поплелся прочь с поляны, оставляя за собой мокрый, грязный след.
Его путь лежал вглубь леса, туда, где темнее, сырее и пахнет гнилью.
Туда, где его ждала только его собственная вонь и вечный голод,
ведь все тайники с брюквой он давно проел, а новых друзей, готовых поделиться, у него не было и не предвиделось.
ВэВэ доел шишку. Си тихо вздохнул:
– Ом-м-м. Гармония возвращается. Ом-м-м.
Медведь кивнул, глядя туда, где исчез жалкий, грязный силуэт хряка.
– Да, Си. Возвращается. – Он посмотрел на заходящее солнце.
– А знаешь, что самое смешное? Они все думали, что поляна – это кусок земли.
А она… – ВэВэ ткнул лапой себе в грудь, где билось медвежье сердце, – …она тут.
И пока она тут, никакой Зе, никакой Доня, никакая Шелупонь…
– он махнул лапой в сторону опустевшей опушки, – …ничего не отнимут.
Им остается только… зализывать раны да кусать локти.
Если, конечно, у петуха Эма хватит на это смелости.
Си тихо ухмыльнулся, не открывая глаз.
– Ом-м-м. Они уже кусают. Ом-м-м. И зализывают.
А Зе… – панда слегка повернул голову в сторону, откуда донесся отдаленный,
жалобный хрюк, быстро сменившийся чавканьем и отчаянным визгом – будто кто-то
поскользнулся и плюхнулся во что-то очень глубокое и вонючее,
– …Зе уже купается в своих перспективах. Ом-м-м.
ВэВэ фыркнул, достал еще одну шишку. Солнце садилось, окрашивая поляну в золото и багрянец.
Тишину нарушал только хруст шишки в медвежьих зубах и тихое, размеренное дыхание панды,
набирающего силу для новых медитаций.
А где-то далеко, в лесной глуши, в кромешной тьме и кромешной вони,
что-то хлюпало и хрипло хрюкало, пытаясь вылезти из трясины, в которую угодило по самую шею.
Но это уже была совсем другая история.
И конец ее, как и запах, был более чем предсказуем.