Бабуллинг.

У каждого подъезда есть свои постовые. У этого были Зинаида Петровна и Валентина Сергеевна. Две женщины почтенного возраста, но с амбициями уровня Совбеза. В руках у них не портфели, а семечки, зато функции те же. Обсуждать соседей, фиксировать климат и регулировать движение воздуха.

— Жара, Валь, — жалуется Зинаида Петровна, обмахиваясь газеткой, — хоть яичницу на асфальте жарь.

— Или мозги, — философски добавляет Валентина Сергеевна и так отстреливает шелухой, что даже голуби на проводе пригнулись.

— Слыхала, Гальку из сорок первой по «скорой» забрали? — прищурилась Зинаида Петровна.

— Да ну? А я думала, она на даче.

— На даче! Она ж с давлением, а всё туда же лезет! Врач ей сказал: «Сидите в прохладе», а она грядки копать. Ну вот и докопалась. Саму теперь закапают.

— Эх, Галька, Галька… — вздохнула Валентина. — Не баба, а экскаватор.

Они ещё минут пять качали головами, перемывали косточки то Гальке, то её зятю, пока вдруг из-за угла не выплыла фигура. Медленно, чинно, как корабль на параде. Сумка при ней, очки на носу, платок туго повязан. Лицо незнакомое.

Старушки переглянулись. Зинаида Петровна первой включила режим «народной дипломатии». Такой нарочито дружелюбной:

— В тенёчке отдыхали?

Незнакомка с улыбкой кивнула:

— Да, там воздух свежее, полегче дышится.

— Ну правильно, правильно, — закивала Зинаида Петровна. — На солнцепёке только дураки сидят.

Та уже ключами брякает, дверь подъезда открывает.

Но Зинаиду Петровну любопытство душило сильнее жары:

— А вы из какой квартиры?

Гостья замерла, обернулась… взгляд холодный, отрезвляющий:

— А вам какое дело? — и юркнула в подъезд.

И тут Зинаиду Петровну точно током шандарахнуло. Добродушная улыбка в секунду сменилась праведным гневом. Дверь медленно закрывалась, так она в неё локтем — бух! И голосом, способным согнать ворон с тополя, закричала:

— Да чтоб ты вообще сдохла… с@ка такая…!

Эхо ещё не успело разойтись, а Зинаида Петровна уже повернулась к Валентине Сергеевне:

— Нет, ты видела, Валь? Я ведь по-доброму спросила! Из-за заботы! Вдруг ей плохо станет! Вот тварь!

Валентина Сергеевна, спокойная, как памятник, также спокойно ответила:

— Ну да. Ты ж её дверью почти придавила. Забота у тебя что надо. Хоть скорую вызывай…

— Вспомнила! Она на четвёртом этаже живёт, в 37-й квартире, под Галькой.

— А Галька-то в больнице… — вдруг осенило Валентину Сергеевну.

— То-то и оно! — Зинаида Петровна хлопнула себя по колену. — Значит, эта… как её… Антонина Михайловна она. Это та, что прошлой зимой снег с балкона сбрасывала прямо на детскую площадку!

— А-а… — кивнула Валентина Сергеевна. — Та самая, что мусорный пакет в подъезде забывает?

— Она самая! Ты представляешь, Валь, мне «какое дело»? Я ж председатель домкома! Я за всё в ответе!

Вечером, разгребая картошку на кухне, Зинаида Петровна то и дело бросала злобные взгляды в потолок, будто сквозь перекрытия видела ту самую «Антонину Михайловну».

— «Какое дело»… — ворчала она, яростно чистя овощи. — Я тебе покажу… какое мне дело!

На следующий день у подъезда появилось объявление: *«Уважаемые жильцы! Напоминаем, что оставлять мусор в подъезде запрещается. Нарушители будут разоблачены и пристыжены. С уважением, домком»*.

А через неделю Зинаида Петровна с торжеством доложила Валентине Сергеевне:

— Видала? Теперь её муж мусор выносит!

— Ну и слава богу, — вздохнула Валентина Сергеевна. — Вони меньше будет в подъезде. Садись…

Но Зинаида Петровна уже прищурилась, глядя на новую фигуру вдали:

— Слушай, а это кто такой идёт?..