Взыграло

«Блин, вот правильно бабушка, царствие ей небесное, говорила: «не было забот, так купила порося». Валя-Валя, уж от тебя я не ожидал!» – так разочарованно думал инженер Зубилин, с недоумением пялясь в экран телефона, где с утра пораньше началась его переписка с женой. Знал бы он десять минут назад, что сегодняшний выходной, радовавший весенней погодой, криками грачей и быстро бегущими по бирюзовому небу облаками, в их семье начнётся с такой фальшивой и такой минорной ноты, что лучше сразу оглохнуть, чем слышать это – он бы, может, вообще не встал сегодня.
Но теперь было поздно. Он уже проснулся, оделся, открыл окно на их четвёртом этаже подышать воздухом и, что самое страшное, сев обратно на кровать, зашёл в мессенджер. Там и поджидал его хищник в виде голосового сообщения от любимой Вали, где она с холодностью произнесла: «Доброе утро. Выспался, да?» Ответ Васи, как называла его супруга, на это был следующий:
– Доброе, дорогая. Послушай, что с тобой сегодня? Приболела?
– Нет. Всё прекрасно, – сообщение было дополнено равнодушным смайликом.
– Как же прекрасно? А тон?
– Если тон не нравится, лучше без скандала. Просто скажи, что не любишь, и иди себе куда глаза гладят, – на этот раз жёлтое личико было в слезах.
– Да отчего же мне тебя не любить, Валенька?
– Оттого, что не держишь слово!
Последовали три плачущих смайлика.
– Какое слово? Что я обещал? Целыми днями я на работе, забыть что-то мне простительно. Давай спокойно это обсудим.
Три покрасневших от недовольства лица.
– Эх, а Марина когда-то сказала, что ты тонко чувствуешь людей. Какая ошибка!
И вот теперь, печально подумав о том, что в семье незаметно для него появились проблемы, Зубилин написал:
– Успокойся, любимая. Всё можно решить. Нужно лишь желание. Давай поговорим.
Не ответив, Валентина отключила у себя Интернет и заблокировала Василия.
– Что за чертовщина? Что я должен был сделать? – уже меряя шагами спальню, возмущался инженер. Он, человек, по образованию и по складу ума привыкший к предельной точности и в жизни, и на работе, не мог вырыть из кладовых своей памяти то, невыполнение чего заставило так обидеться горячо любимую им женщину, которой он всегда оказывал всяческую заботу.
Первым делом Вася проверил дневник и электронные заметки. Всякий день он записывал в них свои мысли и обещания. «Хм, заводские дела её никак не касаются, – рассуждал он, спешно по очереди листая сначала первое, затем второе, – из личного в последний раз просила браслет месяц тому назад… и купил; любовницы у меня нет, так что без компромата… Но что же тогда? Что!?» Ответа на этот вопрос не было ни в письменном, ни в печатном виде. Зубилин перерыл весь свой ежедневник: за целый год, прошедший с их первого знакомства, ни одно дело не было упущено. То же происходило и в телефоне.
После, прежде чем копаться уже в собственном мозгу, инженер пересмотрел переписку с Валенькой от начала до конца. Доходило одиннадцать, а он не добрался и до середины чата и, голодный, удивлённый и неумытый, сидел за письменным столом, ломая голову. Наконец дочитав до сегодняшних сообщений, он отложил смартфон, изумлённо почесал в затылке, закрыл лицо рукой и быстрым движением головы с кем-то не согласился.
С минуту посидев в таком положении, Зубилин стремительно вскочил и с чуть слышным «Что я обещал?», произнесёнными сквозь зубы, вышел в коридор. Он шёл едва ли не рысью, словно беговая лошадь, ловко разворачиваясь около кухни и возле двери в спальню. Между тем, пока ноги его ровно и чётко выписывали по полу очень вытянутые овалы, руки беспорядочно вертелись у головы, не находя себе места, то ероша русовато-рыжие волосы их владельца, то сжимая в кулак его физиономию. Все эти телодвижения, напоминавшие танец аборигена, в конечном итоге принесли свои плоды: инженер… окончательно запутался в мыслях, затем также легко запутался в ногах и руках и, буквально споткнувшись на ровном месте, впечатался в линолеум.
Придя в себя, Василий, потирая ушибленные нос и лоб, отправился завтракать. Он знал, что супруга покончила с эти ещё полтора часа назад и сейчас отдыхала в своей комнате, так что для него не было никаких препятствий. Единственной проблемой была задачка, которую «задала» обожаемая им Валенька. Вынимая из микроволновки тарелку с яичницей, инженер едва не уронил её на пол, что, как известно, грозило генеральной уборкой в кухне. Затем, когда он уже держал на вилке небольшой кусок и почти положил его себе в рот, рука его, внезапно подчинившаяся мысли «Что же я ей обещал?» остановилась на полпути и опустила вилку зубьями вниз.
Так Зубилин просидел десять минут, а в голове его, как в компьютере, каждое мгновение снова и снова проносились сотни вариантов того, что могла ждать от него жена. Вещей? Тогда каких? Сходить в ресторан, в театр, в кино, в бар, в караоке? Съездить к родителям, к дяде, к сёстрам, к брату, к любому другому родственнику? Или, может быть, на море, в одну из столиц, да куда угодно? Завести питомца? Может, речь о детях? Чёрт его знает…
Инженеру начинало порядком надоедать думать о том, чего он не знает и не помнит. «Поди найди то, не знаю, что» – неожиданно для себя вспомнил он посыл известной сказки, и это воспоминание только сильней его раздражило. Всё чаще в мыслях и в разговорах с самим собой Вася упоминал слова «бес», «чёрт», «собака», «прах», «пропасть», «провалиться» и «тьфу». Между тем из комнаты Валентины доносилось лишь изящное могильное молчание. Зубилин будто бы был один во всей квартире… хотя нет, с ним по комнатам и коридорам бродила ещё одна особа, видимо, склеротичная. Это была многоуважаемая Память – общество, мягко говоря, неприятное в том случае, когда нечего вспоминать. Потому инженер и ругался.
Кое-как одолев завтрак, который, к слову, из-за напряжённых размышлений затянулся ещё на целый час, Зубилин вернулся в спальню. День его был испорчен бесповоротно, никаким делом, кроме вспоминания обещанного, он не мог заниматься – не было ни настроения, ни мотивации что-либо делать. Он, конечно, мог бы лечь спать, проснуться ночью и поработать, но инженер был человек принципиальный – если уж встал, то проведёт день до самой ночи без сна в глазу. Сейчас же он прилёг на кровать и закрыл глаза единственно для того, чтобы расслабиться и скинуть с себя на время груз мыслей, которые снежным комом навалились на него, а ему нужно было найти в этом сугробе иголку.
Прошло несколько минут наслаждения городским шумом, тиканьем настенных часов и покоем. Это были самые счастливые минуты сегодняшнего дня, если не считать тех, что были до рокового сообщения. В половине же второго дверь спальни распахнулась.
«Эта чёртова красавица тут зачем!» – мысленно обругал Василий Валентину, которая с равнодушным выражением лица стояла на пороге. Она между тем медленно и высокомерно подошла к мужу, полулежавшему на широкой для него постели, и сунула ему глянцевую серебристую коробочку. Разглядев название, Василий со злобой прокрутил в голове клишированные фразы из рекламы этого лекарства.
– Вот, – произнесла жена, – держи.
– Что это ещё такое!? Старик я, что ли, по-твоему?
– Нет, но эти таблетки от склероза помогут тебе наконец вспомнить о любимой жене и её желаниях.
И немедленно вышла. «Чтоб она пропала! Ещё и издевается – нет, чтоб прямо сказать, что нужно, я бы всё сделал, на край света пошёл бы ради неё. Но теперь данные устарели – никуда я не пойду. Ишь, дура выискалась!». Инженер заложил руки под мышки и мельком взглянул на лекарство.
– На кой бес мне это!? – процедил он и с силой швырнул глянцевую коробочку на ту половину кровати, что примыкала к стене.
Зубилин остался в полном одиночестве. Память едва вывозила навалившиеся на неё дела по поиску невыполненного, и оттого её владельцу становилось только обиднее. Все мысли и обещания слились в такой путаный комок, что в нём была одна серость – никаких мелких деталей было не различить. Как уж тут найти иголку какого-то крошечного воспоминания, важность которого Валя раздула до размеров слона!
Василий лежал, от бессилия вполголоса осыпая свою некогда ненаглядную трёхэтажными ругательствами. Долго так продолжаться не могло – разнимала скука, ноги сами чесались снова прокурсировать несколько раз по квартире. Не смея прекословить зову природы, Зубилин с зубовным скрежетом и яростным выражением лица отправился по кругу. Когда он в пятый раз заходил в пустующую кухню, в прихожей заканючил дверной звонок. «Кого ещё там несёт!?» – в гневе мелькнуло в голове инженера, но в ту же секунду он с досадой припомнил, что сегодня к обеду обещали зайти Ачеповские.
Зубилин натянул на своё сердитое лицо маску как можно большего спокойствия и даже удовольствия, покопался с замком и распахнул гостям дверь.
– Доброго денька! – сквозь искрящуюся улыбку произнёс школьный друг Василия, снимая обувь.
– Привет.
– Такая сегодня необыкновенная погода, – завела речь Софья, жена Ачеповского.
– Здравствуй, Софи. Да, очень весенняя. Прямо «Грачи прилетели». Пойдёмте обедать.
Ачеповскую, как порядочные люди, мужчины пропустили вперёд.
– Только после вас! – неожиданно по-джентельменски раскланялся друг Зубилина всё с той же гримасой, что состроил он на пороге.
– Да нет, что вы, вы гость, вам и идти первым! – неизвестно с чего вдруг раззадорился Зубилин, решив поиграть в Манилова и тоже искосясь в улыбке.
Ачеповский расхохотался и пошёл вслед за женой.
– А где это Валя? – спросил он, когда принялся за борщ.
– Ой, а у нас на днях такой случай…
– У меня тоже, – перебил Софи инженер, – случай. Потому Вали и нет.
– Вот вообще не понял, – искрящаяся улыбка тут же пропала. – Поясни-ка, друг.
И Василий с поминутными мрачными вздохами рассказал всё своё сегодняшнее злоключение.
Не успел он закончить, как в кухню, повинуясь пословице «Голод – не тётка», вошла Валентина. Взяв оставленные для неё тарелки с обедом, она по-прежнему холодно и высокомерно посмотрела на сердитого мужа и снова ушла к себе.
– Вот так сцена, – ухмыльнулся Ачеповский. – Драмтеатр, право слово.
Зубилин вздохнул.
– Какие страсти иногда кипят в обыкновенной семье! – снова влезла Софи. – Вот у моей двоюродной сестры была история. Она…
– Дорогая, я обожаю твои рассказы, но не нужно втыкать их к месту и не к месту.
– Молчу-молчу… как скажете.
– А ты, дружище, не отчаивайся! – продолжал школьный друг Василия, снова улыбаясь во все щёки, – Нашёл над чем мозги кипятить! Дело-то яйца выеденного не стоит… Что нам с ним делать, Сонечка? Ведь так он себя до безумия доведёт, ища в поле ветра.
– Так: мы часто встречаемся семьями, с Василием у тебя, любимый, дружба со школы по гроб жизни, отношения между нашими семьями вполне себе на уровне. Значит, нужно помочь.
– Вот я и помогу. Дай-ка подумать… А-а, так это не тогда ли было, когда мы-ы… хм, нет. Постой, да не в том ли это… Дело яйца выеденного не стоит – вспомнить. Эх ты!.. Чёрт побери, опять не то. Что-то и я не помню, когда это ты…
– Я же говорю: задала она мне такую задачу, что ответа не найдёшь. Всё равно если б она меня заставила вручную считать число «пи» до квадриллионного знака.
– Возможно, это обещание косвенно где-то упоминалось. А ты и внимания не обратил.
В глазах инженера заполыхало. Он рванулся из-за стола, мгновенно вытащил бутылку водки, две стопки и налил.
– Ну, за косвенное! – радостно провозгласил Ачеповский.
Чокнулись и выпили.
– Но что же я всё-таки обещал? – почесал в затылке Зубилин с приподнятыми глазами.
Собеседник подавился водкой, и от жжения во рту тотчас же закусил котлетой.
– Мда-а, – прохрипел он, – Дело нешуточное. Тут нужны хоть какие-то временные рамки, иначе только с ума сойдёшь. Что я предлагаю: вспомнить всё, абсолютно всё, о чём говорили, допустим, за последние две недели.
Василий так и сник.
– Как же это? Упомнишь ли все свои слова! Мало ли тем обсуждали.
– Это хоть какой-то план. Без плана – и вовсе каторга. Не беспокойся, вместе будем думать.
– Не расстраивайся, Василий, – напоследок ещё раз вставила своё слово Софи, на этот раз уместно. – Любую проблему можно решить. Нужно только желание.
– Спасибо, что зашли и поддержали.
Зубилин проводил гостей до двери.
– Удачи, Вася!
И снова он один.
Весь день после обеда был наполнен всё тем же туманом напряжённой мысли, что и в первой половине дня. Хоть он, этот туман, и принял несколько более светлый и лёгкий оттенок, Зубилин по-прежнему мучался в одиночестве, выполняя невыполнимое. Валя так и не вышла из своей комнаты. Спать инженеру пришлось наедине с Памятью, которая, как короед, уже проела себе сотни дорожек. Ночью ему только и снилось, что он сам, один или с женой, в обществе или нет, что-то говоривший, может быть, даже обещавший. Словом, к утру у Василия жутко, как с похмелья, раскалывалась голова, и, казалось, вся весенняя жизнь, по-вчерашнему радостная и полная тепла, была такой ему назло.
Встав в четыре утра и не обращая внимания на мессенджер, Зубилин чем-то позавтракал, машинально оделся, спустился на лифте на первый этаж, вышел из подъезда и уселся на скамейку. Он не хотел ни о чём думать – жена и заданная ей загадка были уже тысячу раз им прокляты, и в мыслях царили девственная духовная пустота и гнетущее отчаяние. Инженер согнулся в колесо и тупо глядел в одну точку на асфальте перед подъездом. Дома напротив понемногу розовели, отражая восходящее солнце, во дворе было тихо, как в гробу – только на проспекте, куда выходил этот двор, шумели шины.
Просидев десять минут, Василий, чтобы не замыливать глаза асфальтом, посмотрел вперёд, и его едва не хватил удар от изумления. Жуткая по своей нелепости картина предстала перед ним: с хриплым рёвом «Эврика!» из соседнего двора по мокрому асфальту мчался человек в одном ботинке, в наскоро накинутом на плечи пальто, из-под которого выглядывала пижама, и в шапке набекрень.
– Вспомнил!!! Вспомнил, Васюха! – подбежав, заорал Ачеповский Зубилину прямо в ухо так, что у того в голове всё зазвенело и задребезжало.
– Простудишься, – заботливо и тихо ответил друг, запахивая на собеседнике пальто. – Пойдём, всё расскажешь. Только умоляю, тише!
– Так вот! – восторженно, но вполголоса начался рассказ, когда снова уселись за стол, и инженер налил чаю. – Твоя жена гениальна! Но только не с той стороны.
– Как это?
– Вот так. Десять или даже двенадцать дней назад мы все вчетвером ходили в театр.
–Хм, что-то плохо помню… Хотя, вроде бы да.
– Смотрели «Трёх сестёр». В антракте, уж убей не помню в каком, вышли мы прогуляться, а Сонечка тогда дожидалась нас в ложе. Иду я, значит, иду следом за вами, гляжу себе в пол. А твоя Валя к этому спектаклю прихорошилась, припудрилась вся, надела то синее платье и бирюзовые туфли.
– Да-да, теперь вспоминается отчётливо…
– Словом, к её этому наряду в небесных тонах совершенно не шла заколка, которую она тогда надевала.
Василий, что-то подозревая, продолжал напряжённо слушать.
– Так вот, – всё не унимался от восторга друг инженера, – иду я за Валей и говорю негромко: «Ты, Валентина, сегодня очаровательна». Она вся так и зарделась, и ты на меня оглянулся со странным выражением лица. А я продолжаю: «Тебе только заколку эту заменить на какую-нибудь голубенькую или цвета морской волны, и картинка сложится». В общем, она была очень рада моим словам, а ты, вижу, что-то разволновался. «Так ли?» – спросил я. Ты отвернулся и промолчал.
– И ей нужна была от меня краем упомянутая в твоём комплименте заколка!? – с ударением на каждом слове проскрежетал зубами Зубилин.
Ачеповский, видя его бледность и оскал, внезапно сник, забеспокоился, и уже выходя из кухни, в ужасе бросил:
– Я п-потом…
Хлопнула дверь, а молодой инженер, который наконец уяснил суть всего этого гадкого анекдота, погрузился в безразличное молчание. Он не мог найти в себе душевных сил даже проклинать свою уже, казалось, неминуемо бывшую супругу. В шестом часу он, топая своими уличными ботинками, вернулся в спальню, вынул телефон и с равнодушным смайликом отправил жене следующее сообщение: «Валюша, ну для чего нужен был этот спектакль? Если бы ты ещё вчера сказала, я бы всё купил. Но почему...?»
Ещё немного позже, когда Василий снова уже сидел за кухонным столом, в комнату – о чудо! – всё-таки вошла Валентина, живая и здоровая.
– П-понимаешь, – начала она с виноватым заиканием, остановленная взглядом мужа, – на днях до того вечера в театре я как-то забежала к подруге. Она тоже замужем, и всё у них просто замечательно. То да сё, зашла речь о мужьях. Она давай мне хвастаться своим – что он, мол, настоящий мужчина, потому что, видите ли, думает о каждой мелочи, о которой его только можно попросить, и отвечает за каждое своё слово. Понимаешь, за ка-ждо-е! Мне даже как-то обидно стало – а вдруг ты у меня не настоящий мужчина…
Зубилин опешил – настолько дурацкого развития событий он и представить себе не мог. Посидев минуту с выпученными глазами, он нахмурился, дёрнулся из-за стола и, схватив на ходу пальто, скрылся в подъезде.
Некогда дорогая для него Валя успела лишь осознать, что произошло, побежать следом и с умоляющим возгласом «Вася!» остановиться рядом с уехавшим лифтом.