Русалка 2 продолжение.
Александр Возрастные ограничения 12+
Продолжение.
И вот, значит, пришла к этой Колдунии нигерийской Русалочка с мужем своим Аспирантом Ельским и с пирожками разной выпечки – всё, как положено, потому что всё-таки боязно приходить к колдунии совсем без мужа и без угощения.
Вот когда не замужем вовсе – тогда можно и без мужа, а так обязательно, что была поддержка какая-то, да и вообще не так боязно.
Посмотрела Колдуния внимательно на эту парочку, оглядела хвост русалкин со всех сторон, чешую на прочность попробовала, съела пирожок с мармеладной начинкой и за дело сразу же принялась.
Первым делом обвязала рыбий хвост лианами пальмовыми крепко-накрепко крест-накрест, зарыла Русалку до пояса в прибрежный песок и стала ходит вокруг неё три дня без перерыва, окуривать шишками с острова Пасхи и бубнить что-то по-нигерийски.
И так беспрерывно ходит Колдуния всё время, даже в туалет никак не сбегает – потому что это такой ритуал особый и требует максимальной сосредоточенности, чтобы нигде не проскользнула чужая тень невзначай и не испортила ритуал.
Через 3 дня наконец выдернули Русалочку из песка, как репку спелую и все в посёлке прямо ахнули – нету больше рыбьего хвоста у белой девушки!
А зато появились у неё 2 ножки точёные невероятной красоты и стройности!
Тут же масаи и масайки устроили танцы весёлые с бубнами и стали качать Колдунию, а она, бедная, совсем сомлела от недосыпания – её подкидывают, а у неё голова вверх-вниз мотается, как у тряпичной куколки.
Положили осторожно Колдунию под кусток ракитовый и тихенько на цыпочках пошли отмечать событие дальше, уже на просторах степи масайской, чтобы поплясать вволю и выпить самогонки досыта.
Русалка от радости просто совершенно обезумела – стала за слонами бегать и за хвостики их дёргать, а потом начала уже и ко львам приглядываться, но Аспирант сумел-таки уговорить её отказаться от таких выходок и увел в отдельную в хижину.
Наутро к ним в гости заглянул Чунгарик – Сынок Царя Лумумбы XXIII-го:
– Уважаемые товарищи, друзья мои, Аспирант и Русалочка, Царь Лумумба XXIII-й приглашает вас на праздничный завтрак по случаю торжества в честь удачного удаления хвостового наслоения.
Русалка сразу же Аспирантушку своего подхватила под ручку, и они поспешили на площадь, где уже столы ломились от всяких пищевых изобретений.
На троне Царь Лумумба XXIII-й с посохом кедровым как раз покушал цыплячью ножку и смотрел весело на чавкающую детвору масайскую – видать, вспомнил своё беззаботное голоногое детство.
Увидел Русалочку, разулыбался, посох кедровый в сторонку отставил и подбежал к ней с радостными восклицаниями:
– Дай-ка посмотреть, дорогуша, что тут Колдуния намудрила? А ну-ка задери ножку левую.
А можешь повыше?
А теперь правую, тоже повыше, пожалуйста.
Бегает вокруг и рассматривает её пристально, как какую-то «Тойоту» японскую.
А потом остановился, как вкопанный и говорит:
– Вот что, пошлём-ка мы тебя осенью на конкурс «Мисс Мира» (Miss World) для улучшения нашего имиджа и известности мировой.
И палец вверх поднял, как знак восклицательный.
Тут вдруг прибежал гонец, запыхавшийся с дальних рубежей северной провинции, присел за стол, скушал тарелку холодца из бегемотовых ушей и косточек, отдышался и докладывает Лумумбе XXIII-у:
– Понимаешь, Царь, налетели они ночью, пока все спали в своих хижинах и сразу же принялись колоть спящих масаев своими подсосами острыми.
И ещё всех коров покололи и буйволов, даже теляток не пожалели супостаты. Прямо тати ночные, а не цеце и по виду они не такие как у нас принято, вот полюбуйся, – и вытащил из-за пазухи сухую цеце муху-восьминожку.
– А ну-ка, ну-ка, посторонитесь, товарищи, – подбежал Аспирант с пинцетиком маленьким и стал внимательно эту засохшую фигурку мухину смотреть.
А гонец объясняет дополнительные сведения со ссылками на показания пострадавших жителей.
Прилетели откуда-то такие вот неизвестные науке мухи цеце 8-илапчатые и с подшёрстком из овчины – совсем как пауки летучие.
И у них совершенно жужжания не слышно – к примеру, сидит гражданин, пьёт свой кисель кокосовый и прислушивается к разному гудению и жужжанию, а тут очень бесшумно к нему на плечо эта цеце садится и делает в коже дырочку незаметную.
Вот такая катавасия получается – гражданин пьёт беззаботно свой кисель, а в это же время какая-то неизвестная муха тоже пьёт его же кисель, получается!
Да ладно бы только пили из граждан всякое – так они, мерзавцы, ещё притащили с собой целый букет разных болячек: ветрянку, чумку собачью, соплетечение зеленоватое, отхаркивание, всевозможные ковыряния, почёсывание непроизвольное и ещё много чего другого разного.
И никакой прививки нет от этой цеце нет и никакие колдунии не знают, как от неё больных жителей вылечить.
Ну, тут Аспирант неоткладно взялся за изучение этой проблематики и решил сделать всевозможные научные опыты, чтобы отыскать средство против необычных этих 8-ногих паразитов.
А эти самые 8-ногие совсем недавно появились на просторах, не то, что древние привычные 6-илапки жесткокрылые.
Местные тётеньки масайские поговаривали, что такая цеце получилась от наглого паучьего насилия, очень даже жестокого вноркоуволакиемого и с жестокими отклонениями.
Но на самом же деле всё было совсем не так – не было никакого насилия и надругательства.
Цеце эта сама и виновата – отправилась поздним вечером к подружкам на вечеринку, а вокруг ни зги не видать, шла-шла она по просторам саванны, да и провалилась невзначай в норку к местному сплошь мохнатому пауку-вурдалаку птицеедскому.
Поначалу, конечно же, испугалась до… ну, до этой самой, типа до ускришки, а потом ничего, как-то прижилась, приноровилась, в общем, не было никакого насилия и принуждения.
Всё как-то само собой получилось, так что зря тут всякое придумывают злые языки.
Они просто завидуют, когда у кого-то получается, а у них обломы только везде и завись их гложет по всем параметрам.
А вот вы сами как бы себя чувствовали, если бы провались в норку поздним вечером?
Вот, то-то же.
Сидит теперь Аспирант за своими пробирками и реагентами безотрывно целыми сутками, а к Царю всё новые гонцы подбегают и докладывают тревожные новости отовсюду из разных провинций и поселений масайского царства.
А Русалка очень заскучала отчего-то, пока Аспирантушка её в своих опытах погряз совершенно и поэтому уходила вечерами на берег моря посмотреть на местных русалок масайских, как они ныряют в прибрежных волнах и хохочут заливисто, а пареньки масайские бегают по бережку с пальмовыми ветками и машут им для приманивания.
А они – ноль внимания, потому что не уверены в добрых намерениях местного населения – смотрит на них Русалочка и откровенно завидует несмотря на то, что они все чёрненькие, как угольки.
Тогда, чтобы избавиться от этой скуки купил ей Аспирант моноласт большущий в местной лавке промкопторговской, чтобы на 2 ноги сразу надевала.
Поплавала Русалочка с этим моноластом, даже наперегонки соревнование устроила с местными, да разве за ними угонишься с таким резиновым хвостом искусственным!
И Русалочка опять совсем загрустила, сидит в хижине и даже на улицу не выходит и жалуется всё время:
– Как-то мне грустно и печально, наверное, это потому, что все хижинки тутошние совершенно без окошков. И как это местные граждане без них обходятся, непонятно.
Тогда Аспирант оторвался от своих важных опытов и попросил Чунгарика «слетать» к своему папаше за топориком или пилкой по-быстрому.
И ещё обязательно стамеску прихватил для гладкой отделки, чтобы занозков не было.
Местные умельцы за 2 зеркальца в хижинке по-быстрому окошко сварганили, все заусенцы стамеской срезали и шероховатости наждачкой тщательно почистили.
Сиди теперь Русалка и наблюдай обыденность африканскую с павианами и жирафами!
И ещё котика нашли ей подходящего, чтобы всё было, как положено, когда сидишь у окошка и смотришь на жизнь заоконную.
Рыжего котика, породы, правда непонятной, но ласкового и с мурлыканием приятным, уютным и не шумным.
А долгими африканскими вечерами она теперь всё время смотрит по телеку фильмы про любовь и про танцы всякие, с разными па и вывертами.
Смотрит и на ножки свои новые любуется – то одну, то другую вытянет и смотрит до самого отбоя.
Очень ей нравится разглядывать фильм про основной инстинкт, где Шэрон Стоун закидывает ножку на ножку, а все мужики вокруг смотрят и облизываются.
Особенно Майкл Дуглас облизывался, а ничего хорошего из этого у него и не получилось.
А телевизор откуда у масаев вдруг взялся, спросите вы.
Очень просто – выписали по AliEхpressу, а курьер на верблюде доставил за 2 дня – вот и вся недолга, такая вот простая история.
Тем временем Аспирант упорный добился-таки поразительных успехов.
И стал на себе испробовать воздействие каждого снадобья, потому что так издавна положено в фармацевтике – если придумал сам что-то новое по лечению граждан – ну, какие-нибудь зелья или снадобья, то сначала на себе испробуй, а уже потом пускай в общее пользование.
Постарался и придумал таблеточки почти от всех недугов, а вот против желтушной лихорадки никак не получается – чего-то не хватает в наборе ингридиентовом, чего-то очень мелкого, но очень нужного, необходимого.
А у самого уже озноб разливается по всему телу от этой лихорадки, и температура высокая и щёки совсем жёлтые сделались.
Пошёл он к Колдунии спрашивать совета, а она пожевала листок фисташковый, запила самогонкой кокосовой и говорит, слегка с картавинкой характерной:
– Мочевина нужна обязательно засохшая и в большом количестве для запуска поточной линии, а вот тебе сейчас нужна только жменька какая-то, чтобы победить свою хворобу.
Но в наших краях нет такой нужной, потому что всегда дефицит питьевой и содовый наблюдается, это только в дальних краях можно найти, где полно воды и изобилия содового.
Приплёлся усталый совершенно Аспирант домой, прилёг на койку и говорит:
– Послушай, Русалочка, очень нужно привезти из Ельска мешочек с засохшей мочевиной, чтобы создать, наконец, нужное снадобье против желтушной лихорадки.
Русалочка взглянула на Аспиранта, пожелтевшего очень внимательно, и говорит:
– Конечно-конечно, я вижу, как ты мучаешься, мой дорогой, и я сейчас же распоряжусь, чтобы запрягали экипаж с самым опытным кучером.
– Нет-нет, нужно это побыстрее сделать – поэтому купи билет в самый скорый поезд и возьми в провожатые Чунгарика, он надёжный попутчик и товарищ очень верный.
Русалочка неоткладно уселась вместе с Чунгой в поезд дальнего следования, в самое комфортабельное купе с откидными мягкими креслами, бесплатной пиццей и картошкой фри в бумажных пакетиках, и отправилась поскорее за мочевиной.
Едут они по бескрайней саванне, а Чунгарик в это время задумал чёрную аферу и решил подмешать в русалкин чай порошок из лепестков дикого баобаба.
А этот баобаб совершенно лучшее снадобье, чтобы уговорить любого для чего-нибудь, совершенно всего, чего только тебе захочется.
Просто пришёл к проводнице и говорит:
– Вот тебе, дорогуша, 1 франк австрийский, а ты сделай мне чаю 2 стакана в фирменных подстаканниках с паровозиком. И пару бутербродиков с докторской или любительской, как получится.
Проводница широко улыбнулась и тут же сделала очень хорошего чаю 2 стакана в самых лучших подстаканниках и бутербродики, как заказывали.
А Чунгаринкмба XI-й Сынок царский, когда нёс этот чай, то по дороге и сыпанул в 1 стакан это самое снадобье «безвольное».
И подал этот стаканчик с чаем Русалочке на небольшом подносике.
Утром спрашивает у Русалки:
– А давай, милая, по дороге заедем в Оперу венскую? Там, говорят, как раз дают «Тангейзера». А мы всё-таки давненько его не видели.
А потом ещё и в ресторан зайдём, отметим наше прибытие в Вену и съедим чего-нибудь вкусное. Ты что любишь вкусное в ресторане?
И наклоняется к Русалке всё ближе и ближе с явными масайскими намерениями, а тут входит проводница и говорит:
– Давайте за чай и бутерброды рассчитаемся, уважаемые господа пассажиры.
Русалочка спросонья и говорит:
– Конечно, давай, отчего же не посмотреть на «Тангейзера», тем более мы давно не смотрели на него и вообще давно мы в ресторане не были.
И опять уснула совершенно беспамятно.
Приехали они в Вену, Русалка манто меховое нацепила, и они сразу пошли в Оперу местную, чтобы взглянуть на текущий репертуар оперный.
А на ступеньках в это время пристроилась стайка бродячих ивановских кукольников и они разложили какие-то свои вещички для обмена на местное продовольствие или валюту – это как повезёт, потому что поиздержались в пути бедолажки.
– А им куда надо-то, ты не знаешь случайно?
– Да говорят, в какой-то Мистельбах, вроде бы или Мистельбух – не помню точно.
– И где же там у нас этот Мистельбах располагается-то?
– Да тут рядышком, совсем от Вены недалеко, если по прямой, километров э-э-э…
– Ну, ладно, это совсем нам и не к чему, не об этом речь.
А местные граждане смотрят слегка с презрением на их кукольниковый затрапезный вид, на разложенные для обмена вещички и шепчут на своём венском диалекте:
– О майн гот, куда смотрит наша полиция, в конце-то концов?
И нервно пробегают мимо, слегка поправляя бриллиантовые серёжки и колье, если они у кого имеется.
А Русалка почему-то остановилась около кукольников, поправила манто своё с горностаевыми хвостиками и стала рассматривать всё подробно – особенно ей понравился ножик перочинный с котиком на рукоятке пластмассовой и засохшие кусочки чего-то блестящего, но очень оригинального.
– А это что у вас такое жёлтенькое?
– А это как раз мочевина природная натуральная, посмотрите – с каким приятным желтоватым отблеском.
– Ой как интересно! И какое смешное название – мочевина!
И дала каждому кукольнику по 2 франка австрийских, чтобы выпили кофейку за её здоровье.
Кукольники очень горячо поблагодарили за это, без лишних поклонов и экивоков, очень по-благородному, как это у всех кукольников принято.
А Русалка остановилась на ступеньках Оперы венской, глаза прикрыла, лоб сделала в морщинки мелкие и как будто что-то вспоминает усиленно, а что именно? Не помнит совершенно – хоть убей, не помнит и всё тут.
Тут уже третий звонок дают для зрителей, так что бежать надо поскорее, а то ведь пропустят самое интересное начало, где увертюру делают очень таинственную.
Вот посмотрели они своего «Тангейзера» печального в Опере венской, вышли на улицу, а Русалка застегнула меховое манто на все пуговицы и говорит совершенно громким голосом:
– Ой, вот и вспомнила! Мне же надо сухую мочевину из Ельска привезти Аспиранту любимому!
И побежала догонять кукольников ивановских во всю свою прыть на новеньких ножках.
А через 2 дня прямо с поезда прибежала на этих своих новеньких ножках Русалка в хижинку, где лежал пластом жёлтенький Аспирант и смотрел в потолок печальным взором, потому что уже готовился к скорому своему уходу в мир иной, где все его недуги закончатся и будет ему полное облегчение.
Русалка перво-наперво сварила ему наваристого бульончику из свежей брокколи с добавлением масленичной культуры «артишок испанский».
На второе зажарила яишенку с шампинионами и ещё налила для сугреву небольшую рюмку самогонки кокосовой.
Потрепала своему Аспирантику кудри весело и говорит:
– Посмотри, дорогой мой, что я привезла!
И высыпала на стол горку мочевины отборной:
– Это я около Оперы венской выменяла на своё манто у ивановских кукольников!
– Да что ты говоришь, милая, и откуда же у простых ивановских кукольников столько мочевины ценнейшей оказалось? Такого высшего европейского, прямо скажем, наилучшего качества?
– А вот этого они и не сказали, я их спрашиваю, а они всё своё заладили – «Никак не можем сказать тебе, матушка, потому что давали подписку о неразглашении и вообще мы за родной патриотизм в своём искусстве сражаемся», во как!
– Ну, да ладно с ними, а я теперь всецело отдамся своим изысканиям, а ты, дорогая, посиди пока у окошка своего с котиком – уж очень он тебя заждался, такой неугомонный, всё ходит и мявчит надоедливо.
А где-же Чунгарик наш? Что-то я его не вижу.
– А он, представляешь, решил остаться в Вене навсегда – уж очень ему понравилось сидеть около Оперы. Разложит на ступеньках оперных какие-нибудь бусики масайские, зеркальце своё вот недавно положил и расчёску мелкую. Говорит, что хочет там открыть мелкооптовую точку и для этого нужно капитал сначала накопить.
– А полиция его не приструнивает?
– Сначала приструнивала как следует, а потом он ксиву выправил с указанием своего масайского титула, так они и отстали – говорят: ну их нафиг, этих масаев, нам тут надо ещё с кукольниками разбираться, как следует.
– А, ну ладно тогда, пойду поработаю, сделаю средство от проклятой жёлтой лихорадки на радость себе и всем остальным жителям.
Посидел так 3 дня безвылазно за своими пробирками и спиртовками, всю мочевину, почитай, израсходовал подчистую.
А на последней порции закричал радостно:
– Эврика! Вот, свершилось наконец!
Налил из колбочки в небольшую стопочку немножко снадобья и выпил залпом зеленоватую мутную субстанцию, потому что она на удивление очень горькой оказалась, наверное, оттого что мочевина была свежая и наилучшего европейского качества.
Поэтому и пришлось залпом, а по-другому очень горько получается.
Щёки у Аспиранта враз стали розовые, в глазах блеск зажёгся, и он тут же обнял свою Русалочку крепко-накрепко и пустился танцевать вальс «Дунайские волны».
А этот вальс, кстати, написал румынский композитор Иосиф Ион Иванович в 1880 году. Это так, для знания, а то многие думают, что это Штраус сделал или вообще русское что-то.
Натанцевались вдоволь, а потом Аспирант вышел на площадь и говорит всем масаям, масайкам и масайчикам:
– Товарищи-граждане, подходите ко мне по очереди – счас я буду вам делать инъекцию для защиты вашего здоровья от ужасной неизлечимой лихорадки!
Первым, конечно, подбежал Царь Лумумба XXIII-й, даже свой кедровый посох впопыхах забыл в хижине, а за ним все остальные в очередь выстроились.
«Ого-го!», подумал Аспирант и испугался, что не хватит всем масаям этого целебного снадобья.
Стал давать каждому строго по 1 капельке через пипеточку малюсенькую.
И так безостановочно 3 дня и 3 ночи давал всем гражданам, а на 4-й день, наконец, очередь закончилась, а в пробирке грамм 50 ещё осталось.
Вот так и получилось, что вокруг во всех остальных племенах люди страдали и мучились, а у масаев все живы-здоровы и уже приступили к зяблевой безотвальной вспашке полей под следующий урожай зернобобовой культуры в виде сои, чечевицы и немножко люцерны для прокорма местного рогатого поголовья.
Вот чего, спрашивается, я так подробно иногда объясняю всякие такие загогулины – а вот скажите, уважаемые, вы знали про вспашку безотвальную зяблевую?
То-то же – я вам по-серьёзному про такие тонкие вещи рассказываю, а вы мотайте себе на всякий случай непредвиденный.
Вот, к примеру, подойдёт к вам вечером, да в темноте, какой-нибудь гражданин шатающийся, а вы ему и расскажете что-то полезное про зернобобовую культуру и особенности в получении повышенной урожайности.
Так что слушайте и запоминайте.
А Аспирант тем временем призвал всех спасённых жителей помочь соседям своим, которые страдают и мучаются!
Так и сказал:
– Дорогие мои масаи и масайки! Прошу вас напрячься и сделать всё возможное в деле спасения всего прогрессивного человечества, а начать нужно со своих таких же чёрненьких, а потом и для беленьких начать распространять такое гуманное отношение!
А ему масаи говорят, даже не раздумывая:
– Ты только скажи, дорогой, что делать-то нужно для такого необходимого спасения?
– А вот что, мои друзья – нужно счас же неоткладно всем изготовить по полкило мочевины отборной в виде блестящих красивых кристалликов, чтобы не ударить в грязь лицом перед лицом импортной мочевины.
– Ты давай, это самое – научи нас, что и как, а мы уж постараемся, не ударим в грязь ни лицом, ни темечком.
А как известно, самое дорогое и ответственное у масаев как раз темечко и есть, потому что по их верованиям душа оттуда выходит во время сна хозяина и путешествует до утра, а потом через темечко снова забирается тихонько в голову и там уже отсыпается как следует.
Аспирант не стал время зря перетирать лишними разговорами, а на собственном примере показал, что и как нужно сделать в процессе изготовления первоклассной мочевины.
Масаи сразу же всё досконально поняли и разбежались по своим хижинам неоткладно.
А уже через 3 дня Аспирант сделал из полученной мочевины кристаллической столько снадобья целебного, что весь мыс Доброй Надежды вздохнул с превеликим облегчением, а за ним и Берег Слоновой Кости, Лимпопо, озеро Танганьика, водопад Виктория, Африканский Рог и всё Эфиопское нагорье наконец-то вздохнули с облегчением.
И так продолжалось целых 3 года, это самое всенародное излечение, а когда везде совсем не осталось хворобы никакой, собрались все Цари и Короли-Вожди африканские, помолились как следует, спели песню благодарственную и тут же стали на своих рублях портрет Аспиранта напечатывать.
Одним словом – стал Аспирант от этого национальным всеобщим героем для всей Африки и за её пределами тоже о нём слагают стихи хвалебные.
Молодец, одним словом – вот что значит упорство и тяга к знаниям!
Тем временем в далёкой Вене давно минули времена, когда впервые на ступеньках знаменитой Оперы, Чунга разложил свои диковины незатейливые с целью как-нибудь наладить точку для своего торгового бизнеса.
А пока стоял долгими зимними вечерами на ступеньках оперных, то слушал все прекрасные арии оперные, которые доносились из оперных окошек и незаметно так запоминал, потому что память у него, как у каждого масая, была совершенно отменная.
И потом очень удачно пел эти арии для своей торговой рекламы и популярности – раньше нарядные герры и фрау старались мимо него проскользнуть скоренько, а теперь совсем и не проскальзывают – стоят и слушают вполоборота, а потом похлопают и обязательно что-нибудь, да и купят.
Однажды местный капельмейстер герр Штраубе пошёл купить себе гамбургеров с луково-колбасной начинкой на обед в очень расстроенных чувствах, потому что ведущий тенор герр Хейнике растянул лодыжки, прыгая на батуте с красотками из местного стриптиз-бара.
И что же теперь делать? Никак у герра Штраубе не получается ума приложить каким-то образом.
«Ой-вей», одним словом, как говорится.
А тут на ступеньках увидел он – стоят нарядные фрау и герры и слушают незнакомого торговца уличного, а потом восхищённо хлопают и покупают у него всякие безделушки незатейливые.
Подбежал к нему капельмейстер герр Штраубе и спрашивает:
– А вы, товарищ, сможете, к примеру, спеть арию Вольфрама фон Эшенбаха из «Тангейзер»-оперы?
– Конечно, могу, даже очень запросто, потому что мне эта ария и самому очень нравится, прямо до чёртиков.
– А ну-ка, ну-ка, спойте, только, пожалуйста вполголоса, чтоб не привлекать лишнее внимание.
Ну, Чунгарик и спел всю арию фон Эшенбаха полностью, а герр Штраубе тут же с ним контракт заключил как следует, по всем правилам на 10 лет.
И в тот же вечер вышел Чунга нарядный во фраке с бабочкой на сцену и спел эту затейливую арию перед всем честным народом австрийским.
Прям на «бис» спел, как все знаменитости поют с продолжительными аплодисментами.
А после этого взял себе новое имя – Отто Зильберштейн и стал получать жалованье именно по этой графе, где написано «Отто Зильберштейн – целых 10.000 гульденов за выступление».
Ну, вот и стал Чунга знаменитым и успешным – талантище, одним словом!
Сделал себе некоторые пластические изменения в местной платной поликлинике – увеличил кое-где объёмы и нос подправил до мировых стандартов, потому что все оперные так делают, а то не сделаешь и коллеги будут на тебя косо поглядывать.
Теперь его и родной папка не признает, не то что приятели по Опере.
А вот про своих приятелей – Аспиранта и Русалку совсем ничего и не знает, слышал только краем уха, что они где-то в африканской саванне маются от всяких цеце и желтухи лихорадочной.
Так вот, за это время Аспирант стал повсеместно национальным всеобщим Героем для всей Африки за свои заслуги и за её пределами.
И сложили о нём везде прекрасные стихи хвалебные на языках всех многочисленных племён и народностей.
Да ещё повсеместно напечатали на своих рублях портрет Аспиранта в знак особенной благодарности и теперь каждый вечер жгут костры в его честь и поют песни торжественные, потому что чёрненькие – самые благодарные граждане и благородные.
Решили вдобавок ещё Цари и Вожди африканские насобирать по всей великой Африке подписи для присвоения Аспиранту Премии Нобилиевской.
Целых полгода собирали и в засуху, и под проливными дождями тропическими, собрали аж 200 миллионов, а Аспиранту – национальному герою целого континента, всё никак не дают и не дают эту нобилиевскую премию, дураки этакие!
И вот как-то вечером, в северном городке, у которого смешное название Осло, как раз во время заседания в овальном зале всего Совета по присуждению Премии им. А.Б. Нобиля заходит в зал симпатичная гражданка безукоризненной внешности и своими стройными ножками слегка бравирует.
Значит, зашла в этот Овальный зал, где заседал этот Комитет-совет по присуждению Премии Нобилиевской, села на стульчик венский, ногу на ногу закинула и говорит голоском прерывающимся, видно, от волнения внутреннего:
– Вы тут что, совсем осатанели? Где ещё такое видано – человек жизни своей не щадил, совершил, можно сказать подвиг во имя всего прогрессивного человечества, а вот вы, господа, сами-то что путного сделали?
Тут господа зачесались и зашушукались, и стали в колокольчики звенеть для острастки и поучительства.
Позвенели так минут 10, а потом из тайной дверки вышел Глашатай в ливрее золочёной, в треуголке и громким голосом высказался:
– Премия Нобиля А.Б. присуждается мистеру Аспиранту, который в Африке совершил небывалый подвиг с риском для жизни во имя спасения всего прогрессивного человечества!
Господа похлопали аплодисментами и назначили через 5 дней сделать Церемонию награждения, чтобы это было как положено – торжественно и чтоб Аспирант обязательно фрак надел или смокинг чёрный с бабочкой.
– И ещё чтобы благодарную речь сказал, потому что так принято издавна, слышите, милочка?
– Да слышу я, слышу, не глухая, чай, хотя и сугубо ельская.
А для красоты церемонии не поскупились комитетчики и пригласили к тому же очень известного тенора Отто Зильберштейна прямо из знаменитой Венской Оперы для исполнения чего-нибудь торжественного по поводу награждения лауреата Премии.
И сразу в середину зала его поставили, чтобы все услышали и порадовались прекрасному тенорическому звучанию.
Вышел нарядный Отто Зильберштейн и запел прекрасным тенором на чистом немецком языке «Оду к Радости» с особенными переливами вокальными – даже суровые члены Избирательной Комиссии прослезились от этого.
«Freude, schöner Götterfunken,
Tochter aus Elysium!
Wir betreten feuertrunken...» и так далее.
А потом присутствующие все вместе спели Гимн в память Нобиля и объявили про окончание протокола награждения, быстренько надели салфетки-слюнявчики и дружно пошли откушать варёную треску по-ословски и выпить бокал глинтвейна изысканного по рецепту древнегреческого Аристотеля.
Тут же все корреспонденты стали сообщать в свои редакции об этой важной мировой новости и повторять на все лады про «самопожертвование», «подвиг» и «во имя всего прогрессивного человечества».
Ха-ха, как будто для непрогрессивного ничего и не будет хорошего! А может и не будет, кто его знает.
Ладно, поживём – увидим.
А в Ельском Международном Университете сразу же устроили торжества с салютом в честь Аспиранта бывшего, а теперь самого почётного Академика и приколотили досочки памятные на все глубокие инициалы, которые когда-то в молодости Аспирант вырезал на ровных поверхностях.
И вот, значит, пришла к этой Колдунии нигерийской Русалочка с мужем своим Аспирантом Ельским и с пирожками разной выпечки – всё, как положено, потому что всё-таки боязно приходить к колдунии совсем без мужа и без угощения.
Вот когда не замужем вовсе – тогда можно и без мужа, а так обязательно, что была поддержка какая-то, да и вообще не так боязно.
Посмотрела Колдуния внимательно на эту парочку, оглядела хвост русалкин со всех сторон, чешую на прочность попробовала, съела пирожок с мармеладной начинкой и за дело сразу же принялась.
Первым делом обвязала рыбий хвост лианами пальмовыми крепко-накрепко крест-накрест, зарыла Русалку до пояса в прибрежный песок и стала ходит вокруг неё три дня без перерыва, окуривать шишками с острова Пасхи и бубнить что-то по-нигерийски.
И так беспрерывно ходит Колдуния всё время, даже в туалет никак не сбегает – потому что это такой ритуал особый и требует максимальной сосредоточенности, чтобы нигде не проскользнула чужая тень невзначай и не испортила ритуал.
Через 3 дня наконец выдернули Русалочку из песка, как репку спелую и все в посёлке прямо ахнули – нету больше рыбьего хвоста у белой девушки!
А зато появились у неё 2 ножки точёные невероятной красоты и стройности!
Тут же масаи и масайки устроили танцы весёлые с бубнами и стали качать Колдунию, а она, бедная, совсем сомлела от недосыпания – её подкидывают, а у неё голова вверх-вниз мотается, как у тряпичной куколки.
Положили осторожно Колдунию под кусток ракитовый и тихенько на цыпочках пошли отмечать событие дальше, уже на просторах степи масайской, чтобы поплясать вволю и выпить самогонки досыта.
Русалка от радости просто совершенно обезумела – стала за слонами бегать и за хвостики их дёргать, а потом начала уже и ко львам приглядываться, но Аспирант сумел-таки уговорить её отказаться от таких выходок и увел в отдельную в хижину.
Наутро к ним в гости заглянул Чунгарик – Сынок Царя Лумумбы XXIII-го:
– Уважаемые товарищи, друзья мои, Аспирант и Русалочка, Царь Лумумба XXIII-й приглашает вас на праздничный завтрак по случаю торжества в честь удачного удаления хвостового наслоения.
Русалка сразу же Аспирантушку своего подхватила под ручку, и они поспешили на площадь, где уже столы ломились от всяких пищевых изобретений.
На троне Царь Лумумба XXIII-й с посохом кедровым как раз покушал цыплячью ножку и смотрел весело на чавкающую детвору масайскую – видать, вспомнил своё беззаботное голоногое детство.
Увидел Русалочку, разулыбался, посох кедровый в сторонку отставил и подбежал к ней с радостными восклицаниями:
– Дай-ка посмотреть, дорогуша, что тут Колдуния намудрила? А ну-ка задери ножку левую.
А можешь повыше?
А теперь правую, тоже повыше, пожалуйста.
Бегает вокруг и рассматривает её пристально, как какую-то «Тойоту» японскую.
А потом остановился, как вкопанный и говорит:
– Вот что, пошлём-ка мы тебя осенью на конкурс «Мисс Мира» (Miss World) для улучшения нашего имиджа и известности мировой.
И палец вверх поднял, как знак восклицательный.
Тут вдруг прибежал гонец, запыхавшийся с дальних рубежей северной провинции, присел за стол, скушал тарелку холодца из бегемотовых ушей и косточек, отдышался и докладывает Лумумбе XXIII-у:
– Понимаешь, Царь, налетели они ночью, пока все спали в своих хижинах и сразу же принялись колоть спящих масаев своими подсосами острыми.
И ещё всех коров покололи и буйволов, даже теляток не пожалели супостаты. Прямо тати ночные, а не цеце и по виду они не такие как у нас принято, вот полюбуйся, – и вытащил из-за пазухи сухую цеце муху-восьминожку.
– А ну-ка, ну-ка, посторонитесь, товарищи, – подбежал Аспирант с пинцетиком маленьким и стал внимательно эту засохшую фигурку мухину смотреть.
А гонец объясняет дополнительные сведения со ссылками на показания пострадавших жителей.
Прилетели откуда-то такие вот неизвестные науке мухи цеце 8-илапчатые и с подшёрстком из овчины – совсем как пауки летучие.
И у них совершенно жужжания не слышно – к примеру, сидит гражданин, пьёт свой кисель кокосовый и прислушивается к разному гудению и жужжанию, а тут очень бесшумно к нему на плечо эта цеце садится и делает в коже дырочку незаметную.
Вот такая катавасия получается – гражданин пьёт беззаботно свой кисель, а в это же время какая-то неизвестная муха тоже пьёт его же кисель, получается!
Да ладно бы только пили из граждан всякое – так они, мерзавцы, ещё притащили с собой целый букет разных болячек: ветрянку, чумку собачью, соплетечение зеленоватое, отхаркивание, всевозможные ковыряния, почёсывание непроизвольное и ещё много чего другого разного.
И никакой прививки нет от этой цеце нет и никакие колдунии не знают, как от неё больных жителей вылечить.
Ну, тут Аспирант неоткладно взялся за изучение этой проблематики и решил сделать всевозможные научные опыты, чтобы отыскать средство против необычных этих 8-ногих паразитов.
А эти самые 8-ногие совсем недавно появились на просторах, не то, что древние привычные 6-илапки жесткокрылые.
Местные тётеньки масайские поговаривали, что такая цеце получилась от наглого паучьего насилия, очень даже жестокого вноркоуволакиемого и с жестокими отклонениями.
Но на самом же деле всё было совсем не так – не было никакого насилия и надругательства.
Цеце эта сама и виновата – отправилась поздним вечером к подружкам на вечеринку, а вокруг ни зги не видать, шла-шла она по просторам саванны, да и провалилась невзначай в норку к местному сплошь мохнатому пауку-вурдалаку птицеедскому.
Поначалу, конечно же, испугалась до… ну, до этой самой, типа до ускришки, а потом ничего, как-то прижилась, приноровилась, в общем, не было никакого насилия и принуждения.
Всё как-то само собой получилось, так что зря тут всякое придумывают злые языки.
Они просто завидуют, когда у кого-то получается, а у них обломы только везде и завись их гложет по всем параметрам.
А вот вы сами как бы себя чувствовали, если бы провались в норку поздним вечером?
Вот, то-то же.
Сидит теперь Аспирант за своими пробирками и реагентами безотрывно целыми сутками, а к Царю всё новые гонцы подбегают и докладывают тревожные новости отовсюду из разных провинций и поселений масайского царства.
А Русалка очень заскучала отчего-то, пока Аспирантушка её в своих опытах погряз совершенно и поэтому уходила вечерами на берег моря посмотреть на местных русалок масайских, как они ныряют в прибрежных волнах и хохочут заливисто, а пареньки масайские бегают по бережку с пальмовыми ветками и машут им для приманивания.
А они – ноль внимания, потому что не уверены в добрых намерениях местного населения – смотрит на них Русалочка и откровенно завидует несмотря на то, что они все чёрненькие, как угольки.
Тогда, чтобы избавиться от этой скуки купил ей Аспирант моноласт большущий в местной лавке промкопторговской, чтобы на 2 ноги сразу надевала.
Поплавала Русалочка с этим моноластом, даже наперегонки соревнование устроила с местными, да разве за ними угонишься с таким резиновым хвостом искусственным!
И Русалочка опять совсем загрустила, сидит в хижине и даже на улицу не выходит и жалуется всё время:
– Как-то мне грустно и печально, наверное, это потому, что все хижинки тутошние совершенно без окошков. И как это местные граждане без них обходятся, непонятно.
Тогда Аспирант оторвался от своих важных опытов и попросил Чунгарика «слетать» к своему папаше за топориком или пилкой по-быстрому.
И ещё обязательно стамеску прихватил для гладкой отделки, чтобы занозков не было.
Местные умельцы за 2 зеркальца в хижинке по-быстрому окошко сварганили, все заусенцы стамеской срезали и шероховатости наждачкой тщательно почистили.
Сиди теперь Русалка и наблюдай обыденность африканскую с павианами и жирафами!
И ещё котика нашли ей подходящего, чтобы всё было, как положено, когда сидишь у окошка и смотришь на жизнь заоконную.
Рыжего котика, породы, правда непонятной, но ласкового и с мурлыканием приятным, уютным и не шумным.
А долгими африканскими вечерами она теперь всё время смотрит по телеку фильмы про любовь и про танцы всякие, с разными па и вывертами.
Смотрит и на ножки свои новые любуется – то одну, то другую вытянет и смотрит до самого отбоя.
Очень ей нравится разглядывать фильм про основной инстинкт, где Шэрон Стоун закидывает ножку на ножку, а все мужики вокруг смотрят и облизываются.
Особенно Майкл Дуглас облизывался, а ничего хорошего из этого у него и не получилось.
А телевизор откуда у масаев вдруг взялся, спросите вы.
Очень просто – выписали по AliEхpressу, а курьер на верблюде доставил за 2 дня – вот и вся недолга, такая вот простая история.
Тем временем Аспирант упорный добился-таки поразительных успехов.
И стал на себе испробовать воздействие каждого снадобья, потому что так издавна положено в фармацевтике – если придумал сам что-то новое по лечению граждан – ну, какие-нибудь зелья или снадобья, то сначала на себе испробуй, а уже потом пускай в общее пользование.
Постарался и придумал таблеточки почти от всех недугов, а вот против желтушной лихорадки никак не получается – чего-то не хватает в наборе ингридиентовом, чего-то очень мелкого, но очень нужного, необходимого.
А у самого уже озноб разливается по всему телу от этой лихорадки, и температура высокая и щёки совсем жёлтые сделались.
Пошёл он к Колдунии спрашивать совета, а она пожевала листок фисташковый, запила самогонкой кокосовой и говорит, слегка с картавинкой характерной:
– Мочевина нужна обязательно засохшая и в большом количестве для запуска поточной линии, а вот тебе сейчас нужна только жменька какая-то, чтобы победить свою хворобу.
Но в наших краях нет такой нужной, потому что всегда дефицит питьевой и содовый наблюдается, это только в дальних краях можно найти, где полно воды и изобилия содового.
Приплёлся усталый совершенно Аспирант домой, прилёг на койку и говорит:
– Послушай, Русалочка, очень нужно привезти из Ельска мешочек с засохшей мочевиной, чтобы создать, наконец, нужное снадобье против желтушной лихорадки.
Русалочка взглянула на Аспиранта, пожелтевшего очень внимательно, и говорит:
– Конечно-конечно, я вижу, как ты мучаешься, мой дорогой, и я сейчас же распоряжусь, чтобы запрягали экипаж с самым опытным кучером.
– Нет-нет, нужно это побыстрее сделать – поэтому купи билет в самый скорый поезд и возьми в провожатые Чунгарика, он надёжный попутчик и товарищ очень верный.
Русалочка неоткладно уселась вместе с Чунгой в поезд дальнего следования, в самое комфортабельное купе с откидными мягкими креслами, бесплатной пиццей и картошкой фри в бумажных пакетиках, и отправилась поскорее за мочевиной.
Едут они по бескрайней саванне, а Чунгарик в это время задумал чёрную аферу и решил подмешать в русалкин чай порошок из лепестков дикого баобаба.
А этот баобаб совершенно лучшее снадобье, чтобы уговорить любого для чего-нибудь, совершенно всего, чего только тебе захочется.
Просто пришёл к проводнице и говорит:
– Вот тебе, дорогуша, 1 франк австрийский, а ты сделай мне чаю 2 стакана в фирменных подстаканниках с паровозиком. И пару бутербродиков с докторской или любительской, как получится.
Проводница широко улыбнулась и тут же сделала очень хорошего чаю 2 стакана в самых лучших подстаканниках и бутербродики, как заказывали.
А Чунгаринкмба XI-й Сынок царский, когда нёс этот чай, то по дороге и сыпанул в 1 стакан это самое снадобье «безвольное».
И подал этот стаканчик с чаем Русалочке на небольшом подносике.
Утром спрашивает у Русалки:
– А давай, милая, по дороге заедем в Оперу венскую? Там, говорят, как раз дают «Тангейзера». А мы всё-таки давненько его не видели.
А потом ещё и в ресторан зайдём, отметим наше прибытие в Вену и съедим чего-нибудь вкусное. Ты что любишь вкусное в ресторане?
И наклоняется к Русалке всё ближе и ближе с явными масайскими намерениями, а тут входит проводница и говорит:
– Давайте за чай и бутерброды рассчитаемся, уважаемые господа пассажиры.
Русалочка спросонья и говорит:
– Конечно, давай, отчего же не посмотреть на «Тангейзера», тем более мы давно не смотрели на него и вообще давно мы в ресторане не были.
И опять уснула совершенно беспамятно.
Приехали они в Вену, Русалка манто меховое нацепила, и они сразу пошли в Оперу местную, чтобы взглянуть на текущий репертуар оперный.
А на ступеньках в это время пристроилась стайка бродячих ивановских кукольников и они разложили какие-то свои вещички для обмена на местное продовольствие или валюту – это как повезёт, потому что поиздержались в пути бедолажки.
– А им куда надо-то, ты не знаешь случайно?
– Да говорят, в какой-то Мистельбах, вроде бы или Мистельбух – не помню точно.
– И где же там у нас этот Мистельбах располагается-то?
– Да тут рядышком, совсем от Вены недалеко, если по прямой, километров э-э-э…
– Ну, ладно, это совсем нам и не к чему, не об этом речь.
А местные граждане смотрят слегка с презрением на их кукольниковый затрапезный вид, на разложенные для обмена вещички и шепчут на своём венском диалекте:
– О майн гот, куда смотрит наша полиция, в конце-то концов?
И нервно пробегают мимо, слегка поправляя бриллиантовые серёжки и колье, если они у кого имеется.
А Русалка почему-то остановилась около кукольников, поправила манто своё с горностаевыми хвостиками и стала рассматривать всё подробно – особенно ей понравился ножик перочинный с котиком на рукоятке пластмассовой и засохшие кусочки чего-то блестящего, но очень оригинального.
– А это что у вас такое жёлтенькое?
– А это как раз мочевина природная натуральная, посмотрите – с каким приятным желтоватым отблеском.
– Ой как интересно! И какое смешное название – мочевина!
И дала каждому кукольнику по 2 франка австрийских, чтобы выпили кофейку за её здоровье.
Кукольники очень горячо поблагодарили за это, без лишних поклонов и экивоков, очень по-благородному, как это у всех кукольников принято.
А Русалка остановилась на ступеньках Оперы венской, глаза прикрыла, лоб сделала в морщинки мелкие и как будто что-то вспоминает усиленно, а что именно? Не помнит совершенно – хоть убей, не помнит и всё тут.
Тут уже третий звонок дают для зрителей, так что бежать надо поскорее, а то ведь пропустят самое интересное начало, где увертюру делают очень таинственную.
Вот посмотрели они своего «Тангейзера» печального в Опере венской, вышли на улицу, а Русалка застегнула меховое манто на все пуговицы и говорит совершенно громким голосом:
– Ой, вот и вспомнила! Мне же надо сухую мочевину из Ельска привезти Аспиранту любимому!
И побежала догонять кукольников ивановских во всю свою прыть на новеньких ножках.
А через 2 дня прямо с поезда прибежала на этих своих новеньких ножках Русалка в хижинку, где лежал пластом жёлтенький Аспирант и смотрел в потолок печальным взором, потому что уже готовился к скорому своему уходу в мир иной, где все его недуги закончатся и будет ему полное облегчение.
Русалка перво-наперво сварила ему наваристого бульончику из свежей брокколи с добавлением масленичной культуры «артишок испанский».
На второе зажарила яишенку с шампинионами и ещё налила для сугреву небольшую рюмку самогонки кокосовой.
Потрепала своему Аспирантику кудри весело и говорит:
– Посмотри, дорогой мой, что я привезла!
И высыпала на стол горку мочевины отборной:
– Это я около Оперы венской выменяла на своё манто у ивановских кукольников!
– Да что ты говоришь, милая, и откуда же у простых ивановских кукольников столько мочевины ценнейшей оказалось? Такого высшего европейского, прямо скажем, наилучшего качества?
– А вот этого они и не сказали, я их спрашиваю, а они всё своё заладили – «Никак не можем сказать тебе, матушка, потому что давали подписку о неразглашении и вообще мы за родной патриотизм в своём искусстве сражаемся», во как!
– Ну, да ладно с ними, а я теперь всецело отдамся своим изысканиям, а ты, дорогая, посиди пока у окошка своего с котиком – уж очень он тебя заждался, такой неугомонный, всё ходит и мявчит надоедливо.
А где-же Чунгарик наш? Что-то я его не вижу.
– А он, представляешь, решил остаться в Вене навсегда – уж очень ему понравилось сидеть около Оперы. Разложит на ступеньках оперных какие-нибудь бусики масайские, зеркальце своё вот недавно положил и расчёску мелкую. Говорит, что хочет там открыть мелкооптовую точку и для этого нужно капитал сначала накопить.
– А полиция его не приструнивает?
– Сначала приструнивала как следует, а потом он ксиву выправил с указанием своего масайского титула, так они и отстали – говорят: ну их нафиг, этих масаев, нам тут надо ещё с кукольниками разбираться, как следует.
– А, ну ладно тогда, пойду поработаю, сделаю средство от проклятой жёлтой лихорадки на радость себе и всем остальным жителям.
Посидел так 3 дня безвылазно за своими пробирками и спиртовками, всю мочевину, почитай, израсходовал подчистую.
А на последней порции закричал радостно:
– Эврика! Вот, свершилось наконец!
Налил из колбочки в небольшую стопочку немножко снадобья и выпил залпом зеленоватую мутную субстанцию, потому что она на удивление очень горькой оказалась, наверное, оттого что мочевина была свежая и наилучшего европейского качества.
Поэтому и пришлось залпом, а по-другому очень горько получается.
Щёки у Аспиранта враз стали розовые, в глазах блеск зажёгся, и он тут же обнял свою Русалочку крепко-накрепко и пустился танцевать вальс «Дунайские волны».
А этот вальс, кстати, написал румынский композитор Иосиф Ион Иванович в 1880 году. Это так, для знания, а то многие думают, что это Штраус сделал или вообще русское что-то.
Натанцевались вдоволь, а потом Аспирант вышел на площадь и говорит всем масаям, масайкам и масайчикам:
– Товарищи-граждане, подходите ко мне по очереди – счас я буду вам делать инъекцию для защиты вашего здоровья от ужасной неизлечимой лихорадки!
Первым, конечно, подбежал Царь Лумумба XXIII-й, даже свой кедровый посох впопыхах забыл в хижине, а за ним все остальные в очередь выстроились.
«Ого-го!», подумал Аспирант и испугался, что не хватит всем масаям этого целебного снадобья.
Стал давать каждому строго по 1 капельке через пипеточку малюсенькую.
И так безостановочно 3 дня и 3 ночи давал всем гражданам, а на 4-й день, наконец, очередь закончилась, а в пробирке грамм 50 ещё осталось.
Вот так и получилось, что вокруг во всех остальных племенах люди страдали и мучились, а у масаев все живы-здоровы и уже приступили к зяблевой безотвальной вспашке полей под следующий урожай зернобобовой культуры в виде сои, чечевицы и немножко люцерны для прокорма местного рогатого поголовья.
Вот чего, спрашивается, я так подробно иногда объясняю всякие такие загогулины – а вот скажите, уважаемые, вы знали про вспашку безотвальную зяблевую?
То-то же – я вам по-серьёзному про такие тонкие вещи рассказываю, а вы мотайте себе на всякий случай непредвиденный.
Вот, к примеру, подойдёт к вам вечером, да в темноте, какой-нибудь гражданин шатающийся, а вы ему и расскажете что-то полезное про зернобобовую культуру и особенности в получении повышенной урожайности.
Так что слушайте и запоминайте.
А Аспирант тем временем призвал всех спасённых жителей помочь соседям своим, которые страдают и мучаются!
Так и сказал:
– Дорогие мои масаи и масайки! Прошу вас напрячься и сделать всё возможное в деле спасения всего прогрессивного человечества, а начать нужно со своих таких же чёрненьких, а потом и для беленьких начать распространять такое гуманное отношение!
А ему масаи говорят, даже не раздумывая:
– Ты только скажи, дорогой, что делать-то нужно для такого необходимого спасения?
– А вот что, мои друзья – нужно счас же неоткладно всем изготовить по полкило мочевины отборной в виде блестящих красивых кристалликов, чтобы не ударить в грязь лицом перед лицом импортной мочевины.
– Ты давай, это самое – научи нас, что и как, а мы уж постараемся, не ударим в грязь ни лицом, ни темечком.
А как известно, самое дорогое и ответственное у масаев как раз темечко и есть, потому что по их верованиям душа оттуда выходит во время сна хозяина и путешествует до утра, а потом через темечко снова забирается тихонько в голову и там уже отсыпается как следует.
Аспирант не стал время зря перетирать лишними разговорами, а на собственном примере показал, что и как нужно сделать в процессе изготовления первоклассной мочевины.
Масаи сразу же всё досконально поняли и разбежались по своим хижинам неоткладно.
А уже через 3 дня Аспирант сделал из полученной мочевины кристаллической столько снадобья целебного, что весь мыс Доброй Надежды вздохнул с превеликим облегчением, а за ним и Берег Слоновой Кости, Лимпопо, озеро Танганьика, водопад Виктория, Африканский Рог и всё Эфиопское нагорье наконец-то вздохнули с облегчением.
И так продолжалось целых 3 года, это самое всенародное излечение, а когда везде совсем не осталось хворобы никакой, собрались все Цари и Короли-Вожди африканские, помолились как следует, спели песню благодарственную и тут же стали на своих рублях портрет Аспиранта напечатывать.
Одним словом – стал Аспирант от этого национальным всеобщим героем для всей Африки и за её пределами тоже о нём слагают стихи хвалебные.
Молодец, одним словом – вот что значит упорство и тяга к знаниям!
Тем временем в далёкой Вене давно минули времена, когда впервые на ступеньках знаменитой Оперы, Чунга разложил свои диковины незатейливые с целью как-нибудь наладить точку для своего торгового бизнеса.
А пока стоял долгими зимними вечерами на ступеньках оперных, то слушал все прекрасные арии оперные, которые доносились из оперных окошек и незаметно так запоминал, потому что память у него, как у каждого масая, была совершенно отменная.
И потом очень удачно пел эти арии для своей торговой рекламы и популярности – раньше нарядные герры и фрау старались мимо него проскользнуть скоренько, а теперь совсем и не проскальзывают – стоят и слушают вполоборота, а потом похлопают и обязательно что-нибудь, да и купят.
Однажды местный капельмейстер герр Штраубе пошёл купить себе гамбургеров с луково-колбасной начинкой на обед в очень расстроенных чувствах, потому что ведущий тенор герр Хейнике растянул лодыжки, прыгая на батуте с красотками из местного стриптиз-бара.
И что же теперь делать? Никак у герра Штраубе не получается ума приложить каким-то образом.
«Ой-вей», одним словом, как говорится.
А тут на ступеньках увидел он – стоят нарядные фрау и герры и слушают незнакомого торговца уличного, а потом восхищённо хлопают и покупают у него всякие безделушки незатейливые.
Подбежал к нему капельмейстер герр Штраубе и спрашивает:
– А вы, товарищ, сможете, к примеру, спеть арию Вольфрама фон Эшенбаха из «Тангейзер»-оперы?
– Конечно, могу, даже очень запросто, потому что мне эта ария и самому очень нравится, прямо до чёртиков.
– А ну-ка, ну-ка, спойте, только, пожалуйста вполголоса, чтоб не привлекать лишнее внимание.
Ну, Чунгарик и спел всю арию фон Эшенбаха полностью, а герр Штраубе тут же с ним контракт заключил как следует, по всем правилам на 10 лет.
И в тот же вечер вышел Чунга нарядный во фраке с бабочкой на сцену и спел эту затейливую арию перед всем честным народом австрийским.
Прям на «бис» спел, как все знаменитости поют с продолжительными аплодисментами.
А после этого взял себе новое имя – Отто Зильберштейн и стал получать жалованье именно по этой графе, где написано «Отто Зильберштейн – целых 10.000 гульденов за выступление».
Ну, вот и стал Чунга знаменитым и успешным – талантище, одним словом!
Сделал себе некоторые пластические изменения в местной платной поликлинике – увеличил кое-где объёмы и нос подправил до мировых стандартов, потому что все оперные так делают, а то не сделаешь и коллеги будут на тебя косо поглядывать.
Теперь его и родной папка не признает, не то что приятели по Опере.
А вот про своих приятелей – Аспиранта и Русалку совсем ничего и не знает, слышал только краем уха, что они где-то в африканской саванне маются от всяких цеце и желтухи лихорадочной.
Так вот, за это время Аспирант стал повсеместно национальным всеобщим Героем для всей Африки за свои заслуги и за её пределами.
И сложили о нём везде прекрасные стихи хвалебные на языках всех многочисленных племён и народностей.
Да ещё повсеместно напечатали на своих рублях портрет Аспиранта в знак особенной благодарности и теперь каждый вечер жгут костры в его честь и поют песни торжественные, потому что чёрненькие – самые благодарные граждане и благородные.
Решили вдобавок ещё Цари и Вожди африканские насобирать по всей великой Африке подписи для присвоения Аспиранту Премии Нобилиевской.
Целых полгода собирали и в засуху, и под проливными дождями тропическими, собрали аж 200 миллионов, а Аспиранту – национальному герою целого континента, всё никак не дают и не дают эту нобилиевскую премию, дураки этакие!
И вот как-то вечером, в северном городке, у которого смешное название Осло, как раз во время заседания в овальном зале всего Совета по присуждению Премии им. А.Б. Нобиля заходит в зал симпатичная гражданка безукоризненной внешности и своими стройными ножками слегка бравирует.
Значит, зашла в этот Овальный зал, где заседал этот Комитет-совет по присуждению Премии Нобилиевской, села на стульчик венский, ногу на ногу закинула и говорит голоском прерывающимся, видно, от волнения внутреннего:
– Вы тут что, совсем осатанели? Где ещё такое видано – человек жизни своей не щадил, совершил, можно сказать подвиг во имя всего прогрессивного человечества, а вот вы, господа, сами-то что путного сделали?
Тут господа зачесались и зашушукались, и стали в колокольчики звенеть для острастки и поучительства.
Позвенели так минут 10, а потом из тайной дверки вышел Глашатай в ливрее золочёной, в треуголке и громким голосом высказался:
– Премия Нобиля А.Б. присуждается мистеру Аспиранту, который в Африке совершил небывалый подвиг с риском для жизни во имя спасения всего прогрессивного человечества!
Господа похлопали аплодисментами и назначили через 5 дней сделать Церемонию награждения, чтобы это было как положено – торжественно и чтоб Аспирант обязательно фрак надел или смокинг чёрный с бабочкой.
– И ещё чтобы благодарную речь сказал, потому что так принято издавна, слышите, милочка?
– Да слышу я, слышу, не глухая, чай, хотя и сугубо ельская.
А для красоты церемонии не поскупились комитетчики и пригласили к тому же очень известного тенора Отто Зильберштейна прямо из знаменитой Венской Оперы для исполнения чего-нибудь торжественного по поводу награждения лауреата Премии.
И сразу в середину зала его поставили, чтобы все услышали и порадовались прекрасному тенорическому звучанию.
Вышел нарядный Отто Зильберштейн и запел прекрасным тенором на чистом немецком языке «Оду к Радости» с особенными переливами вокальными – даже суровые члены Избирательной Комиссии прослезились от этого.
«Freude, schöner Götterfunken,
Tochter aus Elysium!
Wir betreten feuertrunken...» и так далее.
А потом присутствующие все вместе спели Гимн в память Нобиля и объявили про окончание протокола награждения, быстренько надели салфетки-слюнявчики и дружно пошли откушать варёную треску по-ословски и выпить бокал глинтвейна изысканного по рецепту древнегреческого Аристотеля.
Тут же все корреспонденты стали сообщать в свои редакции об этой важной мировой новости и повторять на все лады про «самопожертвование», «подвиг» и «во имя всего прогрессивного человечества».
Ха-ха, как будто для непрогрессивного ничего и не будет хорошего! А может и не будет, кто его знает.
Ладно, поживём – увидим.
А в Ельском Международном Университете сразу же устроили торжества с салютом в честь Аспиранта бывшего, а теперь самого почётного Академика и приколотили досочки памятные на все глубокие инициалы, которые когда-то в молодости Аспирант вырезал на ровных поверхностях.
Рецензии и комментарии 0