Хорошими делами прославиться нельзя

Было начало осени. Стоял тёплый сентябрь. Я сел в электричку, направлявшуюся из Москвы в мой родной город. В субботу утром людей в электричке было много. Как ни странно, для меня нашлось место рядом с бабушкой, окружённый громоздкими сумками. Она сама пригласила меня сесть рядом с ней. Ей было, наверное, около 70 лет. Лицо у этой бабушки было очень доброжелательное. Я, не сомневаясь, согласился и приютился с краешка рядом с ней. Некоторое время спустя она со мной заговорила, начала спрашивать, как меня зовут, сколько мне лет, учусь ли я. Рассказала и про себя: она возвращалась домой в деревню, после того как гостила в городе у детей.

Обычно бабушки, гружённые всевозможными гостиницами, едут из провинции в город, а не наоборот. Не так было с моей бабушкой. Что и где в Москве она скупила и теперь везла в этих баулах, я понять не мог. Неожиданно прервав свой рассказ, бабушка указала на свои огромные сумки и сделала мне предложение. Она попросила выйти с ней вместе на её станции и помочь донести сумки до её дома в деревне. Говорила она так уверенно, что это действительно больше походило на деловое предложение, чем на просьбу. В благодарность за мои услуги она обещала напоить меня чаем и дать гостинцев.

Немного подумав, я согласился. Домой я не сильно торопился, родители на весь день уехали в гости и должны были вернуться только вечером. К тому же, погода стояла просто замечательная и мне стало очень интересно посмотреть на деревню в сентябре.
В ответ на моё согласие бабушка стала подробно рассказывать, через сколько остановок мы выйдем, как будем добираться до деревни и т.д. И тут у меня сложилось впечатление, что я был не первый завербованный ею грузчик и, что она проворачивала эту схему не в первый раз.

Гружённые каждый двумя огромными сумками, мы вышли на станции, прошли по тропинке и скоро оказались в поле. Мы шли минут пятнадцать, а следов деревни, кроме тропинки, по которой мы шли, не было. Сначала мы о чём-то говорили, потом замолчали. Меня вдруг стали одолевать странные мысли. «Как я так легко согласился идти куда-то с незнакомым человеком, пусть даже и с милой бабушкой?»," Почему деревня находится так далеко от станции?". Дальше становилось хуже. В голове стали всплывать сюжеты из всяких фильмов, и я уже начал бояться, что окажусь в какой-то паранормальной деревне. Или, что бабушка эта — участница какой-то секты или преступной схемы. И Бог знает куда и к кому она меня приведёт. «И что вообще я несу в этих баулах?» Мне стало чудиться не весть что, и фигура бабушки, идущей впереди меня, начинала казаться зловещей. Я тут же пытался себя урезонить, посмеяться над своими нелепыми подозрениями, но секунду спустя уже раздумывал, что мне делать и как бежать, если и правда, окажется, что меня, как наивную овечку вели на заклание. В таких мыслях я плёлся по полю за бабушкой. Вдобавок, солнце совсем скрылось за облаками, и небо стало совсем серым.

Вдруг, моя бабушка заговорила:
— Я когда иду по полю, мне всегда петь хочется.
И так громко она запела какую-то песню! Да не то, что громко запела, — вспоминаю я сейчас. Она просто заорала! Так что птицы, сидевшие в поле, тут же взлетели. Я опешил, даже остановился от неожиданности. Теперь я уже думал про другое: «Зачем она так орёт?» Я вспомнил, что в лесу люди громко поют, чтобы отпугивать медведей. Но мы шли по полю, лес был далеко. Есть ещё какие-то другие животные, которых можно отпугивать таким образом? Я оглянулся. Или она кого-то предупреждает о своём приходе?

Деревня как раз показалась невдалеке. Всё это было странно, и я решил, что в гости не зайду, никаких чаёв пить не стану и гостинцев не возьму. Кто знает, что будет в этом чае. Когда оставалось метров двести до деревни, бабушка перестала петь. И я не смог удержаться и спросил её, зачем она так громко пела.

— А когда идёшь по полю, чувствуешь этот простор, хочется петь во всю силу… Да и глуховатой я стала, поэтому тоже, наверное.

Дом бабушки находился с краю, в конце улицы. Я уже знал это из её рассказов. Невдалеке показалась речка. Вообще, эти уютные тёплые осенние деревенски пейзажи немного усыпили мою бдительность. Когда мы уже подходили к дому, я заметил дедушку, стоявшего на крыльце соседнего дома. Он мне показался немного сказочным. Наверное потому, что у него была пушистая седая борода, и такие же пушистые, почти белые волосы. Увидев бабушку, сосед подошёл к нам, поздоровался, поинтересовался, где бабушка подобрала меня. Я кратко рассказал о нашей встрече и не постеснялся упомянуть, как мы шли по полю, и как бабушка громко пела.

— А-а, это она всегда так орёт. Это мы знаем. Когда ветер с поля дует, на другом конце деревни слышно, что она идёт, — он указал рукой на мою спутницу.

Бабушка пригласила нас обоих в дом. Тут под давлением двух пар глаз и ещё двух тяжёлых сумок, которые нужно было занести в дом, я совсем забыл про свой план никуда не заходить. Оказавшись в доме, я сразу как-то успокоился, дом бабушки совсем не напоминал логово контрабандистов или штаб-квартиру местной преступной группировки. Все подозрительные мысли стали куда-то улетучиваться. Мы помыли руки, на плите уже грелся чайник, на столе, за который меня пригласили сесть, быстро оказались какие-то маринации, хлеб и так далее и тому подобное. Пока собирали на стол, в дом без стука вошёл молодой человек лет тридцати или чуть моложе. Он был одет в современную одежду, улыбался, поздоровался с бабушкой и назвал её «баба Таня». Тут я понял, что ни разу за это время не спросил мою спутницу, как её зовут. Серёжа, так его звала баба Таня, вежливо поздоровался со мной за руку. Сразу избрав меня почему-то в главные слушатели, он заговорил о своём мотоцикле, о том, где он его купил, как и сколько раз он его уже починил, сколько проехал и так далее. Я ничего не знаю о мотоциклах, и сейчас не интересуюсь ими, но тогда мне хотелось знать хоть что-то, чтобы хоть как-то поддержать его монолог.

Баба Таня и дед-сосед сразу заняли какую-то молчаливо-жевательную позицию. Они, видимо, уже всё знали про этот мотоцикл. Серёжа ничего не ел, только говорил и почему-то всегда смотрел прямо мне в глаза. Так что я даже уже удивлялся, что там в моих глазах такого, что заставляло его так внимательно, не отрываясь, смотреть туда. Постепенно разговор перешёл от мотоциклов к более общим деревенским темам: урожай, погода, скотина. Баба Таня активно стала принимать в нём участие, дед делал короткие замечания. Серёжа так же много говорил, говорил хорошо, интересно и, к счастью, перестал сверлить меня глазами, похоже понимая, что я здесь гость и в их деревенских делах мало что смыслю.

Попивая чай, слушая эти простодушные разговоры, я совсем забыл мои смешные тревоги и подозрения. Оказалось очень приятно побывать в такой простой компании. И уже даже чёрный кот с зелёными глазами, лежавший тут же на полу, не наводил на меня страха. Это был совсем не Бегемот, да и бабушка моя совсем не походила на Маргариту. Серёжа ушёл вскоре после того, как допили чай. Я тоже собирался было уходить, чтобы успеть на следующую электричку, как вдруг на пороге неожиданно появился ещё один гость. Мужчина лет пятидесяти, невысокий, полноватый, с лёгкой небритостью на запыхавшемся красном лице. Перед нами явно стоял рыбак: он был одет в камуфляжный костюм, и от него немного пахло рыбой и какой-то сырой тиной. Очень ярко и нетерпеливо жестикулируя руками, он сразу заговорил:

— Вот ты где, дед! Я тебя ищу же! Я подсак забыл дома, сейчас туда бежать времени нет! Ты понимаешь, я щуку поймал, килограмма четыре точно, только она у берега в коряги, в траву залезла, мне всю леску там спутала. Мне, чтобы её не упустить, подсак нужен! Дай свой, у тебя был?!

Дед спокойно выслушал эту тираду, молча вышел из дома и направился к своему. Рыбак, не сводивший глаз с деда, последовал за ним. Мы с бабой Таней, не сговариваясь, молча решили, что нам тоже интересно и вышли на крыльцо посмотреть, что будет дальше.

Дед вскоре вынес из дома подсак и дал его рыбаку, нетерпеливо ожидавшему его на улице. Он буквально так и прыгал на месте, и, когда дед вручил ему в руки подсак, он подскочил, будто его ударил током и уже было помчался на речку к своей щуке, как вдруг его что-то остановило. Он повернулся к деду и сказал:
— Слушай, старик, пошли со мной, там лучше вдвоём. Ты с воды её подсаком, а я залезу в траву, леску распутаю… мне нельзя её рвать, японская леска! Ты её подсаком, а я чтобы она ещё хуже её не замотала, я распутаю, и вытащим. У меня с собой есть болотные сапоги, я тебе дам!

Мы с бабой Таней смотрели на деда, ожидая его ответа. По лицу его видно было, что он не разделял энтузиазма рыбака. Может, намеренно мучая собеседника своим четырёхсекундным молчанием, он, наконец, ответил:
— Куда я сейчас полезу, ещё в этих сапогах. Вон, — указал он на меня. — Возьми паренька, он тебе подержит подсак”.

Этого я не ожидал. Тут же я почувствовал на себе нетерпеливый, испытующий взгляд рыбака. Он, наверное, впервые за всё это время обратил на меня внимание. Ему хватило секунды, чтобы оглядеть меня с ног до головы и сделать выводы о моих способностях.

— Да? — сказал он, вопросительно смотря на меня. Ну, вообще-то, почему нет. Пойдёшь?

Не думая, я почему-то сразу кивнул. В ту же минуту он руками призвал меня к себе, и начал с азартом ещё раз рассказывать свой план, что нужно было сделать мне, а что будет делать он. Мы торопливо приближались к речке, баба Таня, видимо из любопытства, а может, чувствуя какую-то ответственность за меня, последовала за нами. Чем ближе мы приближались к берегу, тем громче говорил рыбак. Когда мы уже почти дошли, он забежал вперёд, подлетел к спиннингу, который стоял у берега в рогатке, слегка подергал за леску и стал глядеть в воду. У берега раздался всплеск.

— Ага! Сидишь! Ну сейчас, недолго осталось!

Затем он резко повернулся, взял болотные сапоги, лежавшие неподалёку, подбежал ко мне и велел быстро их надевать. Впервые я облачался во что-то подобное. На мне были джинсы, вовсе не широкие, но тем не менее, было сложно натянуть резиновые сапоги на джинсы по самые бёдра. Рыбака явно раздражало, что приходилось так долго со мной возиться. Наконец, он закрепил лямки сапог за ремень моих джинс, чтобы сапоги не сползали.

Пока мы всё это проделывали, я задумался, как странно и совершенно неожиданно развивается мой день. Затем я стал думать про миссию, которую мне поручили выполнить, про эту несчастную щуку. Тут я понял, какой же я всё ещё был ребёнок! Я почему-то представил эту щуку несчастной, потерянной, с человеческими эмоциями, как в мультфильме и уже в воображении придумал, как эту щуку ищут собратья. Как они уже приготовили план спасения, хотели воспользоваться моментом, пока рыбак побежал к соседу за подсаком, чтобы спасти её. И тут в самый неподходящий момент рыбак возвращается и надежды на спасение не остаётся. «Откуда у меня в голове рисуются такие сострадательные нелепые картины, где мой мужской охотничий инстинкт?» — думал я.

С некоторой неуверенностью я взял сачок и начал заходить в воду, ноги мои немного застревали в тине, покрывавшей дно речки. Насколько я мог понять ситуацию из рассказов рыбака, дело обстояло так.

Наш рыбак тащил крупную щуку, но уже у самого берега щука, надеясь как-то спастись, нырнула в коряги, видимо, чтобы схорониться или отцепиться. Теперь рыбак уже не мог тащить рыбу — леска запуталась в корягах. Дёргать было нельзя — леска могла оторваться и тогда бы рыба вместе с дорогими снастями осталась под водой. Лезть в воду одному, да ещё и без подсака, просто с голыми руками было невозможно — он бы обязательно её упустил, поэтому пришлось срочно бежать за подмогой, благо дед жил с краю деревни недалеко от речки. Ему уже очень повезло, что щука хорошо зацепилась и не решалась рвануть с крючка, порвав губу. Может, смирившись, она дожидалась своего часа.

По его словам, берег был достаточно пологий и щука пряталась неглубоко, так что я спокойно должен был зайти в воду в этих болотниках и, не намокнув, без проблем её вытащить. К счастью, солнце снова вышло из-за облаков, и лучи ярко освещали полупрозрачную воду у берега. Когда я уже залез в воду выше колен, я увидел, как предательски отблескивала на солнце чешуя нашей щуки, легко обнаруживая её место укрытия.

Всё это время мой рыбак руководил моим каждым шагом. Сам он в резиновых сапогах до колен тоже зашёл в воду и, следя по леске рукой, начал её распутывать. Я, тем временем, аккуратно поймал щуку в воде и поднял её ближе к поверхности. Она всё ещё была на крючке, поэтому уплыть не могла. Рыбак, увидев, что добыча его никуда не делась и уже попалась окончательно, сам засиял на солнце, как чешуя щуки под водой. Успокоившись, он довольно распутывал свою японскую леску. Это была двойная победа: рыба не ушла и дорогую леску удалось сохранить. Распутывание лески заняло не очень много времени. Вскоре мы встретились, стоя в воде. Он аккуратно намотал леску на руку, велел мне поднять сачок повыше над водой. Оказавшись в воздухе, щука проворно завертелась в сачке. Рыбак, крякая от радости, достал щуку и вытащил крючок с приманкой из её большого рта. Повертев её в руке и осмотрев щуку со всех сторон, он опустил её обратно в подсак.

— Ну всё, пошли на берег, —сказал он, сделав движение рукой, означающее следовать за ним. Весь вид его говорил о том, как он был счастлив в эту минуту. Я тоже проникся духом добытчика и, улыбаясь, держал в руке тяжёлый подсак. Баба Таня также довольно улыбалась. Все мы в этот момент пребывали в какой-то гармонии.

Вся наша операция продлилась немногим больше пяти минут. Но за это время, пока я стоял неподвижно в воде, тина успела хорошенько засосать мои ноги. Я попробовала шагнуть вперёд — дёрнулся, но у меня не получилось сделать и шага, словно я оказался в зыбучих песках. Пытаясь освободить свою ногу, я обернулся назад, руки мои невольно опустились. Наконец, нога освободилась, я сделала шаг вперёд, обернулся лицом и увидел:

— Шлёп! —из опущенного мною сачка, щука ловко выпрыгнула в воду, махнув нам на прощание хвостом.

Почти десять секунд продолжалась гробовая тишина. Я смотрел на пустой подсак, затем поднял взгляд на моего рыбака. Глаза его были полны искреннего удивления и непонимания. Он выглядел как обманутый ребёнок, которому вместо обещанной конфеты, в рот положили горькое лекарство. Я очень хорошо запомнил этот его уязвимый взгляд, потому что уже через секунду лицо его исказилось в гневе.

— Идиот!!! — зарычал он в бешенстве.

Он со злостью бросил в сторону леску, которую до этого аккуратно сложил в руке. Ему уже не нужна была его дорогая японская леска — либо всё, либо ничего! В деревне тоже есть место драме, особенно на рыбалке. Он подошёл ко мне, вырвал у меня подсак и стал осматривать его, видимо, ещё надеясь, что четырехкилограммовая щука могла как-то спрятаться на дне сачка. Ничего там не найдя, он с силой пихнул мне его обратно в руки, так что я даже покачнулся. Затем он развернулся, забрал всё же свою леску, плававшую рядом на поверхности воды и,
извергая всевозможные проклятия, вышел на берег и начал собирать свои рыболовные снасти.

Баба Таня молча наблюдала эту картину. Она раз взглянула на меня. В её взгляде я увидел жалость ко мне и одновременно, мне показалось, лицо её так и говорило: «Дурачок! Даже я смогла бы вытащить эту щуку на берег… Большое дело!». Она даже не пыталась утешить неутешного рыбака, лишь только иногда стыдила его за некоторые бранные высказывания, относившиеся ко мне.

Я всё слышал, но совсем не обращал внимания. Я даже ничего не сказал, не пытался оправдаться, извиниться, ни упрекнуть: " Зачем вы мне это доверили, донесли бы сами!". Нет, я всё думал о только что случившемся. Перед глазами моими представал этот «плюх!» и изящный взмах хвоста. Как ловко, в одно мгновение! Я стоял и смотрел на воду, представлял, как смеётся надо мной эта щука, уплывая от нас всё дальше.

Наконец, рыбак и баба Таня направились к дому. Я тоже выполз из воды, подобрал на берегу свои кроссовки и последовал за ними. Со стороны мы представляли собой странную процессию. Во главе шёл рыбак, не прекращавший свои стенания, следом баба Таня, сделавшая траурное лицо, видимо, из сочувствия к утрате. Неся в одной руке пустой подсак, в другой — кроссовки, в конце шёл я в мокрых болотных сапогах, которые скрипели при каждом шаге.

Вскоре наш рыбак очнулся от агонии, в которой он находился всё это время. Вероятно, это я пробудил его к реальности своим скрипом. Он обернулся ко мне и потребовалось подсак и болотные сапоги. С нетерпением наблюдая, как я соскребаю длинные резиновые сапоги со своих джинс, он сквозь зубы прошипел:

— Ух, нес-с-частный!

Получив сапоги обратно, он, ни слова не сказав, развернулся и пошёл. Мы с бабой Таней тоже молча направились к дому. Подходя, мы увидели, что сосед дед вышел навстречу рыбаку, чтобы узнать об успехе миссии. Рыбак махнул рукой, отдал соседу подсак, и как несложно было догадаться, стал в красках рассказывать деду о том, что произошло, не забывая, конечно, упомянуть и о моей роли во всём случившемся. Об этом я догадался, когда дед обернулся и многозначительно посмотрел на меня. Мы с бабой Таней стояли и смотрели, как они уходили вдоль по тихой деревенской улице.

Потом баба Таня завела меня в дом, начала утешать. На этот раз я действительно собирался уходить, и она стала собирать мне сумку с гостинцами. Я молча смотрел на виновницу всех моих сегодняшних приключений — вспомнил сегодняшнее утро, когда мы только встретились. Баба Таня вышла провожать меня на крыльцо. Тут мы услышали гул мотоцикла и вскоре перед нами оказался Серёжа на своём небезызвестном мотоцикле. Здороваться второй раз было нечего, поэтому он просто кивнул нам.

— Дядя Толя рыбак рассказал мне, что у вас приключилась, — сказал он, плохо скрывая улыбку. Ну ничего, со всеми бывает! Не болейте! — он махнул нам рукой и уехал.

«Конечно, со всеми бывает, но с тобой бы уж точно такого не случилось» — мрачно рассуждал я про себя. «Где был этот Серёжа, зачем он ушёл так рано? Задержался бы он минут на 10, взяли бы его вместо меня на рыбалку и все были бы довольны. И щука бы варилась уже в ухе».

— Ну-у… Если Серёжа узнал, то теперь вся деревня про вашу историю будет говорить… и соседняя тоже — он же на мотоцикле, — сказала баба Таня.

Мне было уже всё равно. Я вежливо попрощался с моей подругой, поблагодарил за гостинцы и побрёл обратно. Пробыв в этой деревне всего несколько часов, я уходил отсюда легендой. Мне вспомнилась песня старухи Шапокляк: «Хорошими делами прославиться нельзя». Я шёл по полю, солнце начинало клониться к закату, и от этого солнца осенние деревья пылали ярче. Это было очень красиво, я помню, что я это приметил, но думал я совсем о другом. В голове раз за разом звучал «плюх», а перед глазами мелькал хвост щуки. Я вспомнил, как громко баба Таня пела свою песню, идя по полю сегодня. Задумался на секунду и запел (заорал) во все горло:
«Хорошими дела-а-ами прославиться нельзя!!!»