Выбор

Мощным взрывом фугаса первый в колонне БТР с желто-голубым флагом и бойцами ВСУ на броне приподняло над землей и перевернуло, сбросив с дороги. Солдаты посыпались с него в разные стороны, словно комья грязи из-под колес. С КАМАЗов, ощетинивших борта автоматами, стеной огня смахнуло остальных воинов батальона А…. нацгвардии Украины. Следующий за КАМАЗами УАЗик- «батон» был изрешечен пулями и, покатившись без управления, свалился в кювет и задымил. Танк, следующий в хвосте колонны, подожгли гранатометами. Грохот и стрекотание смерти разом охватили все окружающее бой пространство, заглушая утренние звуки жизни на земле Донбасса. Угрюмый лежал на холме метрах в ста пятидесяти от места засады и чувствовал себя шахматистом, взору которого полностью открыты все фигуры, участвующие в баталии на игровой доске. Угрюмый не любил участвовать в засадах, где внезапно навязанный скоротечный расстрел с ближней дистанции становился при хорошей подготовке нападающих фактически простым расстрелом. Из правильной засады практически нет выхода. Обороняющиеся обречены. Угрюмый был сторонником хорошо подготовленного, выверенного, единственного, но хирургически точного выстрела на пределах дальности снайперского оружия. Он неуютно чувствовал себя в несвойственной ему работе стрелка- скорострельщика. Тем более с винтовкой- болтовиком. Для решения подобных задач, считал снайпер, больше подходит СВД. Однако Угрюмый как умелый, опытный солдат выполнял любую боевую работу хорошо. Из-за колеса КАМАЗа показалась голова отдающего распоряжения офицера. Угрюмый коротко прицелился, выжал спуск, вернул после выстрела точку прицеливания, зафиксировал попадание, перевел прицел на следующую цель – пулеметчика, повторил цикл. Потом еще раз, еще. Сканируя через прицел обстановку, Угрюмый увидел молодого солдатика, который полулежа в ямке за кустами, тщетно пытался стрелять из автомата с пустым магазином. Наверное, в горячке внезапного боестолкновения, мальчишка в первые же секунды выпустил в никуда одну длинную очередь, полностью истратив патроны. Теперь же не мог понять, что происходит с оружием. Угрюмый видел судорожные, панические движения, перекошенное лицо, широко раскрытый в истерическом крике рот, наполненные ужасом безумные глаза. Мальчишка был совсем близко, что позволяло стрелять на выбор в любую часть тела врага. Угрюмый навел перекрестье прицела на голову. Начал выжимать спуск. Внезапно снайпер по артикуляции губ, дыханию, слезам обильно текущим по бледным щекам горе-солдата понял, ощутил, даже услышал сердцем, как мальчишка кричит, пораженный до глубины души смертельным отчаянием: «Мама! Мамочка! Спаси меня!». Угрюмый помедлил и выстрелил в край ягодицы ВСУшника. «Это вместо отцовского ремня», – внутренне улыбнулся снайпер. Мальчишка бросил автомат и свалился в кусты. Угрюмый продолжил работу. Через несколько минут все было кончено. Группа захвата вышла на досмотр. Получив сигнал, Угрюмый снялся со своей позиции и кружным путем, самостоятельно возвратился в расположение отряда ополчения. Там среди пленных он увидел и раненого им мальчишку. Кроме страха и слез, на его лице присутствовал стыд, от полученного «тяжелого» ранения. Доктор отряда, посмеиваясь, обрабатывал рану. Угрюмый подошел. — Как звать? – на вопрос снайпера мальчишка поднял заплаканное лицо:

— Олег. — Откуда ты, малой? — Из Макеевки. У меня здесь мама и маленькая сестра, – жалобно отвечал пленный. Подошел Кузнец из группы разведчиков. Он пристально вгляделся в лицо мальчишки и неожиданно рванул из кобуры пистолет: — Ах ты, гнида! Несчастным прикинулся! Вспомнил я тебя, гад. Два месяца назад мы с Хмурым тебя в плен взяли после налета на блок пост. Ты тогда тоже рыдал, умолял пощадить, обещал больше не воевать. А сам снова здесь! – Кузнец дернул затворную раму. Пленный вскрикнул. Угрюмый быстрым движением выхватил пистолет у Кузнеца: — Остынь, брат,– сказал снайпер, – пусть объяснится. – Он повернулся к сжавшемуся мальчишке. Тот с надеждой глядя в лицо Угрюмого, запричитал: — Дяденька, пощадите! Когда меня обменяли, то сразу забрали в СБУ. Там били и пытали. Заставляли записаться добровольцем. Сказали, что убьют всю семью. Я испугался и согласился. Решил дезертировать домой. В Макеевку. Я вообще воевать не могу. Я больной. У меня неврастения. К маме хочу! – он разрыдался. Столько детской искренней наивности было в его глазах, столько униженности и позорной покорности в его просительной позе, столько умоляющей надежды в его взгляде на Угрюмого. Кузнец выругался и махнул рукой: — Тьфу! Слизняк! Даже раздавить тошно, – он забрал протянутый снайпером пистолет, снял с боевого взвода, убрал в кобуру и, пожав плечами, вышел. — Что будем с ним делать? – спросил командира Угрюмый. — Помазать ему задницу, переодеть и доставить под конвоем к матери. Пусть сама с ним занимается. Подлечится, потом контрразведчики с ним поговорят. – Командир ушел в штаб. Угрюмый смотрел на пленного. Что-то жалкое, убогое, болезненное было в нем. Как в полуживом, едва вылупившемся птенце.
— Спасибо вам, дяденька! – прошептал мальчишка. Угрюмый промолчал. Было очень жалко этого слезливого паренька. Он никак не мог понять, что делают такие женоподобные мальчики на войне. Зачем они здесь. Снайпер спросил:
— Отец есть?
— Был. Погиб несколько лет назад. В шахте. Мама одна осталась, – мальчишка успокоился и говорил ровным звонким голосом. Угрюмый погладил пленного по голове. «Пусть живет. На радость маме!» – подумал снайпер и удалился. Прошло несколько месяцев. Война шла своим чередом. Однажды Угрюмого вызвали в штаб. Там он встретил своего товарища из боевого подразделения контрразведчиков, Эрика. Командир после взаимных приветствий сказал Угрюмому: — Надо помочь контрразведчикам. В Донецке работает группа украинских диверсантов. Они стреляют из восьмидесятого миномета в самом городе. Много пострадавших среди гражданского населения. Несколько дней назад, ты об этом знаешь, они попали в очередь за гуманитарной помощью. Среди погибших старики, дети. Есть версия, что некоторые мины прилетают из частного сектора в районе Бакинки. Там целый коттеджный поселок пустой. Люди разъехались. Эрик со своими бойцами несколько раз получал сигнал от жителей, оцеплял район, прочесыва, но диверсанты быстро скрывались, как будто их предупреждали заранее. Либо работал наблюдатель. Задача следующая. Нужно скрытно пробраться в один из домов на Бакинке, занять позицию. Наблюдать. В случае обнаружения диверсантов сообщить их местоположение. При попытке уйти или оказать сопротивление уничтожить. Но хотя бы одного взять живым для допроса. Работаешь под прямым руководством Эрика. Угрюмый принял задачу и сразу же выехал на рекогносцировку. Побродил по району, изучил обстановку, измерил дальности, нашел двухэтажный дом с чердаком, обеспечивающим обзор на все стороны. Наблюдал ветер. Вернулся в расположение, подготовил оружие и экипировку и вечером того же дня, занял позицию на северной стороне чердака. Четверо суток Угрюмый не покидал позицию. На пятый день вечером к одному из домов с большим, закрытым, высоким забором, двором и железными воротами подъехала Газель «Скорая помощь». Ворота открылись, и навстречу машине вышел ополченец в горке и с автоматом. Машина въехала внутрь двора. Через минут десять из металлической двери в воротах вышли трое в гражданской одежде, простились друг с другом и разошлись в разные стороны. Всю ночь на территории двора было тихо, и свет в доме не горел. С рассветом трое гражданских вернулись. Открывал им все тот же ополченец с автоматом в маске балаклаве, закрывающей лицо. Часов в десять утра в поселок въехал фольксваген-транспортер, который остановился возле ворот соседнего с Угрюмым дома. Из минивэна вышел Эрик и несколько его бойцов. Они пошли вдоль забора, стучась в двери домов и заглядывая во дворы. Когда Эрик постучался в ворота двора с Газелью, ему открыли. Он зашел во двор. Через минуту командир контрразведчиков вышел. Его провожал все тот же ополченец в маске балаклаве, который запускал Газель во двор. Они простились рукопожатием, Эрик с бойцами сели в фольксваген и уехали. «Еще один наблюдательный пост. Или засада,» – подумал Угрюмый, разминая затекшие конечности. Прошло полчаса. Снайпер начал подумывать о смене сектора наблюдения. Вдруг он услышал знакомый звук: «Тон!» Угрюмый замер. Секунд через тридцать из центра Донецка донесся звук взрыва. Снайпер внимательно стал осматривать соседние с ним дома. Через окно второго этажа дома, что стоял напротив, в глубине комнаты Угрюмый разглядел одного из троицы, держащего телефон возле уха. Потом этот человек подошел к окну и махнул рукой кому-то, находящемуся во дворе с Газелью. И снова Угрюмый услышал звук выстрела восьмидесяти двух миллиметрового миномета – «Тон!» Снайпер прицелился в правое плечо диверсанта. Сухо, словно тихий щелчок хлыста, прозвучал выстрел дозвуковым патроном через глушитель. Корректировщик упал. Снайпер набрал номер телефона Эрика. Коротко доложил. Взял винтовку и быстро переместился на крышу, откуда хорошо просматривался двор с Газелью. Угрюмый занял позицию и приник к прицелу. Он четко увидел Газель. В ее крыше была аккуратно прорезана квадратная дыра, замаскированная под люк. Через это отверстие взору Угрюмого открылось темное очертание миномета, стоящего внутри машины, и две человеческие фигуры возле орудия. У ворот для визуальной связи с корректировщиком стоял еще один диверсант в маске балаклаве. Он был одет в ополченскую горку. За спиной висел автомат. Снайпер прицелился в фигуру у миномета. Тихий выстрел. Отдача. Из Газели, через задние двери вывалилось тело. Диверсант у ворот оглянулся, увидел убитого и закричал: «Засада!» Он бросился к забору в сторону Угрюмого. Снайпер спокойно выцеливал другого диверсанта из Газели. Тот выпрыгнул из машины и упал сраженный в голову. Под ним сразу же образовалась лужа крови Угрюмый замер, наблюдая. Диверсант в горке перелез через забор и спрыгнул во двор дома, на крыше которого лежал снайпер. Снова выстрел. Диверсант схватился за ногу и упал в кусты рядом с забором. Забрав винтовку, Угрюмый рванул вниз. Он тихо приблизился к лежащему в кустах диверсанту. Тот, лежа ничком, еле слышно стонал, часто дыша и дрожа всем телом. Оружия при нем не было видно. Угрюмый подошел почти в упор, вложил винтовку в плечо, тихо скомандовал:
— Лечь на живот! Ноги врозь! Руки на затылок! Не дергаться! – диверсант вздрогнул и послушно выполнил команды. Снайпер уперся коленом между лопаток диверсанта и сорвал с него маску. Сделал шаг назад. Навел оружие. Резко сказал:
— Переворачивайся на спину, гад! Руки держи на затылке! – диверсант перевернулся. Угрюмый взглянул в его лицо.
— Дяденька?! – вскрикнул диверсант.
— Ну ты и сволочь, Олежек! – жестко сказал Угрюмый. — Сколько вас еще здесь? Олежек, всхлипывая, простонал:
— Нас четверо было. Теперь ты всех убил! – и тут свалился в истерику: – Не убивай, дяденька! Я все расскажу! Только не убивай! – Угрюмый пнул диверсанта по раненной ноге:
— Эрика откуда знаешь? Он тоже на СБУ работает?
— Нет, – Олежек скривился от боли, – Эрик дядя мой! Двоюродный брат моего отца. Он не знает ничего! Когда с другими, бывшими в вашем плену, я попал в СБУ, меня там сильно били. Угрожали. Заставили на них работать – рассказывать про других военнослужащих. Потом отправили в зону АТО, где я и попал к вам. И вот… когда я… когда вы меня отпустили раненного домой, они нашли меня и сказали, чтобы по выздоровлении записался в ополчение для информационной работы. Иначе, сказали, они убьют и маму и сестру. Я встретился с дядей Эриком, сказал ему, что хочу искупить свою вину и попросился в ополчение. Он поверил мне и пристроил к себе в поисковую группу. Я только передавал информацию о действиях контрразведки. А позавчера они схватили меня и посадили в эту Газель. Заставили ящики с минами таскать. И вот я оказался здесь. Я первый раз с ними поехал. Просто очень боялся за маму и сестру! Очень боялся! Дяденька, я больше не буду! Простите меня! Пожалейте! Проявите милосердие! – он затрясся в рыданиях, всхлипывая, брызгая слезами и слюной. – Дяденька! Обещаю! Клянусь! Это в последний раз. Я все равно пешка! Я– червь! Я – негодяй и предатель! Дяденька, только не убивайте! Смилуйтесь, ради Бога! – он достал нательный крест.– Мы же православные! – мальчишка зашелся в истерике. Угрюмый снова пнул его ногой:
— Заткнись, – ровным голосом сказал снайпер. – Война не компьютерная игра! Здесь умирают по-настоящему. И только один раз. Через твое предательство погибли многие люди! Это не детская шалость, за которую тебя накажут, лишив сладкого или выпоров ремешком. Война – это всегда выбор, который тебе дает Бог! Либо ты готов умереть за других, либо другие умрут за тебя! Ты убиваешь врага, чтобы жили твои близкие, жила твоя Родина, память твоих предков. А ты, гнида, хочешь выжить сам, а у тебя на Родине, через твое предательство, гибнут старики, женщины и дети! Значит ты – враг своей Родине! – Угрюмый достал пистолет. Мальчишка вскинулся, хотел что-то сказать, но снайпер быстро дважды выстрелил предателю в грудь. Тот упал на спину, раскинув руки. В этот момент во двор вбежал Эрик с двумя своими бойцами.
— Стой! Не стрелять! – закричал контрразведчик. Угрюмый, будто не слыша, спокойно прицелился и выстрелил в голову лежащего Олежки. Затем убрал пистолет и повернулся к ошарашенным бойцам и их командиру.
— Зачем мальчишку-то? – спросил Эрик – Ты и так всех их убил. Даже допросить некого. А это был племяш мой, – горестно продолжил контрразведчик,–- я его с рождения знаю. Может, его заставили! Он всегда трусоватым был. Его, скорее всего, сильно запугали. Зря ты! Ну, наказали бы мы его – посадили бы на подвал! Убивать-то зачем? Тем более так! – Эрик был сильно расстроен. Угрюмый перехватил винтовку:
— Прости, брат, ошибся я! Война есть война! С кем не бывает? А убил я не всех. Там, – он показал рукой, – на втором этаже лежит раненый диверсант. Вот его и допроси! – снайпер повернулся и пошел на выход.
— Зверюга ты, Угрюмый! Душегуб безжалостный! Даже не раскаиваешься! – в сердцах сказал Эрик, и суровые бойцы его одобрительно закивали, соглашаясь с командиром.
— Так и есть! – бросил через плечо Угрюмый и вышел в калитку, а на сухом, твердом, ровно бьющемся снайперском сердце, не зарастающей глубокой трещиной запечатлелась еще одна болезненная рана, нанесенная войной.
Николай Брест.