Он на болотах затаился

Местные прозвали его Яшкой, стараясь обходить эти места стороной. Однако, тропу к его дому знал каждый. Знали настолько, что могли безошибочно ступить на каждую кочку без страха сгинуть в трясине даже в ночи. Идти предстояло долго, риск провалиться в болото преследовал до самого его дома. Впрочем, домом эти развалины сложно было назвать. Покрытые плесенью гнилые стены, провалившаяся внутрь крыша, совсем крошечное отверстие окна возле дверного проема почерневшей полусырой дверью, невозможно было поверить, что кто-то может жить здесь. И, тем не менее, это было логовом Яшки, окруженным топью со всех сторон.
Внутри логова было еще мрачнее, еще жутче, чем он думал. Никакой мебели, вместо досок пола все та же сырая земля, проросшая травой. Запах плесени доводил до рвоты, разъедал сознание, заставлял дышать через раз, отнимал все силы, отчего ноги сгибались в коленях сами собой. Умереть в таком месте было легче легкого. Не верилось, что сюда приходили за помощью. Нет, не местные. Местные наоборот, отговаривали гостей, пытались отправить их домой всеми возможными методами. Да и сам Яшка не очень-то и хотел видеть в своем «доме» посторонних. Уж слишком высока была цена за его возможности: ходили слухи даже о воскрешениях Яшкой мертвых.
Старый ли, молодой – никто из местных ни разу не видел Яшку в лицо. А те, которые однажды приходили в это гиблое место, хранили упорное молчание. Оно и неудивительно, если на твоих руках человеческая жизнь. И неважно, что она способна спасти твою собственную, быть может, и жизнь самого близкого тебе человека.
-Где ты? – негромко сказал Тимофей, оглядываясь в темноте развалин, и достав из-за пояса пистолет, повторил уже громче, — Где ты, сукин сын?
Он винил в смерти дочери не больную жену Верку, притащившую десятилетнюю Маришку сюда на погибель, но эту тварь, требовавшую жизнь ребенка взамен исцеления его жены. Не имеет значения, как Тимофей узнал об этом, он и сам с трудом понимал, каким образом оказался у своей цели. Наверное, все-таки, есть справедливость в этом мире, какие-то силы, которым так же не все равно.
Но вот в темноте перед ним возник человек в грязном рубище, с длинной и такой же грязной бородой и длинными грязными космами волос. Было ощущение, что Яшка только что выбрался из трясины, окружавшей его логово. И из-за болотной грязи Тимофей не мог определить возраст его, и от увиденного он даже оцепенел, а рука с оружием сама собой опустилась. Отвращение и страх окружали Яшку невероятно плотным кольцом, а теперь набросились и на его гостя. Где-то на черном грязном лице Яшки открылись глаза, мелкие, взгляд которых больно пронзал насквозь, настолько острым и холодным он был. В ту же секунду Тимофей почувствовал твердую хватку тяжелых мокрых пальцев яшкиных неимоверно длинных рук, выползших откуда-то снизу и обхвативших его ноги с целью не дать гостю уйти.
-Почему же не стреляешь? – каким-то хриплым и клокочущим голосом задал вопрос Яшка, сам не двигаясь с места.
И этот голос сбросил все оцепенение, поразившее Тимофея изнутри, отрезвил его сознание, освежил воспоминания о дочери и жене, у которой точно что-то замкнуло в голове однажды.
-Ты убил мою дочь, — не с первого раза сказал Тимофей и вновь поднял оружие, целясь в голову бородатого нечто в человечьем обличье, — Заставил мою жену утопить ее в этой чертовой трясине ради ее собственного исцеления.
-Одна жизнь всегда стоит другой жизни, — непоколебимо ответил Яшка, — Она знала.
-Она не понимала, что делала, — Тимофей повысил набиравший прежнюю силу голос, — Она была больна. Но твое исцеление сделало ей хуже. Хуже нам обоим, — добавил он, — На кой черт людям такое спасение?
-Я нужен им, — будто приговор выносил Яшка, — Они хотят, готовы, и будут платить. Там, откуда ты пришел, и ты, и твоя жена, и ваш с ней ребенок, их не удержат никакие родовые связи, никакие запреты…
Тимофей нажал на курок всего раз, чувствуя, что теряет прежнюю решимость, вступив в диалог с убийцей его дочери. Направляясь в это место, он жаждал разрядить в Яшку всю обойму, наградив каждую пулю самыми оскорбительными эпитетами, какие только мог вспомнить. Но дело было не только в эмоциях, кипевших в крови. Тимофею уже приходилось стрелять на поражение. За это его и выперли со службы, с трудом замяв скандал, который грозил стать достаточно громким. Он, конечно, не был вспыльчив, по крайней мере, не до такой степени, чтобы кидаться в драку или хвататься за пистолет при каждом косом взгляде в его сторону. Просто сейчас перед ним был убийца его дочери, существо, которое требовало жертву в обмен на возможность жить без страданий, которое по-другому просто не могло существовать. Конечно, это было неправильным.
И очень многое оставалось для него неправильным. Невыносимым и непонятным. Хотя, нет. Например, Тимофей очень хорошо понимал недовольство местных жителей, узнавших о том, что он сделал. Они ведь пытались наставить нуждавшихся в помощи Яшки людей на путь истинный в своих попытках отправить тех обратно, будучи сами до конца не уверены в кровожадности болотного отшельника, но предчувствуя исходившую от него угрозу, витавшую вокруг. Местные были совсем другие люди, заметно отличавшиеся от привычного Тимофею общества как поведением и манерами, так и взглядами на окружающий мир. И их мир оставался для них неприкосновенным для поругания, чего нельзя было бы сказать о действительности, в которой Тимофей провел всю свою жизнь с рождения, целиком разгаданной и оттого скучной и монотонной.
И Яшка, будто, так же был родом из той действительности, что и Тимофей. И местные чувствовали эту отчужденность, эту несвойственность их мира. Они не могли сказать, когда именно Яшка поселился на болотах, и, кажется, для них он представлялся злом, не родившемся из глубины трясины, но свалившемся с неба, и разведшем трясину вокруг себя. Но не им она была предназначена, ведь они знали эти места всю свою жизнь, и вряд ли бы кто-нибудь из них угодил бы в ловушку. Вполне возможно, что сам Яшка чурался появления местных у своего логова.
Но нет, Яшка не боялся их, несмотря на их недоступность своим чудодейственным возможностям, несмотря на их собственные возможности избавиться от столь жуткого своего соседа. Однако, они не избавлялись, и Тимофей слышал в свой адрес неподдельное осуждение своего поступка. Они не хотели видеть его, убийцу, на своей земле, а он не пытался как-то оправдаться или просто объяснить мотивы. Местные собрались в толпу, требуя от него как можно быстрее убраться, тяжелые холодные взгляды их глаз были страшнее любого пистолета, и Тимофей понимал, что не может выдержать это испытание на прочность. На выезде из селения ему встретилась пара дорогих иномарок, свернувших с дороги на прокатанные колеи, освобожденные им только что.
То были очередные страждущие, однозначно спешившие на встречу с болотным Яшкой. Они, естественно, не знали о том, что Тимофей недавно пустил ему пулю в лоб, но он вдруг пришел к мысли, что мог не убить своего обидчика. А даже если бы и убил, тот мог вернуться к жизни. Просто из-за того, что Яшка был нужен. И был нужен настолько, что воскреснул бы по воле первого же страдальца, например, тех ребят на иномарках, направлявшихся на болота.
-Суки, — не смог сдержаться Тимофей, — Суки, больные на голову.
В эту секунду он ненавидел их. Против воли он представил, как местные рассказывают очередным гостям об убийстве Яшки тем человеком, который просто не мог не повстречаться последним, покидая поселение на черной подержанной машине. Он подумал, что уже хочет пообщаться с теми, кого жестко обломал, даже максимально снизил скорость автомобиля, то и дело глядя в зеркало заднего вида. В конце концов, у Тимофея был пистолет с почти полной обоймой. Но пока его никто не преследовал, так что Тимофей вынужден был съехать на обочину и полностью остановиться.
И вот, наконец, задремавшего в водительском кресле Тимофея разбудил стук в закрытое стекло дверцы. Резко распахнув глаза, он обнаружил, что уже знакомые ему иномарки стояли аккурат перед его машиной, а снаружи его ожидали двое молодых ребят атлетического сложения. Оба они были в армейском камуфляже, оба с короткими стрижками, им бы еще автоматы наперевес.
-Нам сказали, что это ты стрелял в него, — без предисловий заявил один из них, мордатый и рыжий, с неприятными наглыми глазками, — Можно узнать, зачем?
-Значит, была причина, — спокойно ответил Тимофей, приоткрыв окно всего на четверть.
-Слышь, чел, мне ссать на твои причины, — не повышая голоса, но сменив тон на более холодный и грубый заявил рыжий, — Это место находится под круглосуточным наблюдением, никто не может вот так войти туда, и в кого-то стрелять. Запомни, Яшка принадлежит нам, и ни тебе применять против него оружие.
-Значит, вы должны быть в курсе, что он людей убивает…
-А ты как хотел? – усмехнулся рыжий боец, — За все надо платить. А кто не может, тот сюда свой нос не сует. Короче, к тебе повышенное внимание. Еще раз здесь появишься – церемониться с тобой никто не станет. Давай, вали.
Он отошел в сторону, дав Тимофею возможность проехать.
-Так он жив? – только поинтересовался все понявший Тимофей.
И эта новость его не обрадовала.
-Что ему какая-то пуля? – сказал рыжий, — Пока он нужен, его не возьмет ни один снаряд. Смирись уже…

конец