Встреча

Давно замечено умными людьми, что настоящее разочарование постигает человека дважды: когда он долго не может добиться того, чего страстно желает, и когда, наконец, добивается того, чего страстно желал.
Вместо спокойной работы над диссертацией аспиранту Андрею пришлось тратить время на утомительную суету, чтобы не то что преуспеть, а для начала выжить в одном из самых дорогих городов мира.
Поначалу его грело чувство принадлежности к элитному вузу, были в новинку впечатления от обустройства на новом месте, в комнате-«двушке» университетского общежития, радовали новые знакомства, возвращения домой вечерними иллюминированными проспектами. Но уже через два месяца единственным отчётливым желанием молодого человека по утрам стало укрыться одеялом с головой и поспать, чтобы никто не входил в комнату и не тревожил ещё хотя бы час-другой.
В одном из внешне солидных издательств на Новом Арбате, где он благодушно согласился отработать «испытательный срок» без оформления трудового договора, ему через полтора месяца указали на дверь, ничего не заплатив. Впоследствии он сам поражался своей наивности, которую можно было объяснить только эйфорией первых недель пребывания в столице. Пришлось срочно устраиваться дежурным администратором в гостиницу своего же универа, что давало маленький, но стабильный заработок, ибо первоначальные деньги были давно истрачены, и каждому соседу в своём блоке он был уже хоть немного, да должен.
Появились и частные ученики по «наводке» приятеля с другого факультета – молодого, но более практичного. Вместе с тем, необходимости собирать материал к будущей диссертации и вести обязательные занятия со студентами никто не отменял. Приходилось раз в неделю ездить в Химки в диссертационный зал государственной библиотеки и тратить с трудом зарабатываемые сотни на ксерокопии чужих мыслей из чужих работ, казавшихся в важной тишине читального зала нужными и значительными, чтобы потом, внимательно вчитавшись в них дома, понять, что всё это «вода», что авторы безбожно передирают друг у друга и из устаревших источников, и использовать этот материал можно не более чем на несколько процентов.
Если в сентябре-октябре Андрей съездил раза два на «малую родину», то потом дни понеслись рысью, слились в одну летящую вперёд массу, не давая возможности вздохнуть и распрямиться. Через полгода, словно очнувшись, он ощутил на улице, что пришла весна, и понял, что время нигде не бежит так стремительно, как в Москве.
Самым трудным периодом для него стала вторая половина лета. В июне закончились платные занятия со школьниками, которым он помогал готовиться к экзаменам, потом гостевые этажи закрыли на летний ремонт, и для теоретика новейшей истории наступил период жёсткого безденежья.
В детстве, когда он, бывало, воротил нос от супа и котлет, ему приходилось слушать рассказы бабушки о голоде во время войны. Тогда они звучали для него как поучительная, но, всё же, далёкая притча. Теперь он на собственной шкуре испытал – не голод, конечно, просто недоедание. И пришёл в ужас от того, насколько хрупкими оказались его принципы и гордость перед этим старым, как мир, самым банальным бичом человека.
Чтобы не пересказывать все его мытарства, упомянем только: в августе он дошёл до того, что рано утром, пока немногочисленный не разъехавшийся на каникулы народ в общаге спал, он тихо вставал, надевал самую незаметную и старую одежду и с хозяйственной сумкой последовательно и внимательно обходил лестничные пролёты всех шестнадцати этажей своего корпуса в поисках оставленных пивных бутылок. Собранную противную добычу, вытряхнув из неё последние капли, он, преодолевая брезгливость, ополаскивал из-под крана, не высушив, как следует, нёс в находившийся неподалёку пункт приёма стеклотары, выстаивал очередь с какими-то алкашами, получал в окошечке на руки несколько десятков рублей и покупал на них полкило самых дешёвых пельменей, полторашку лимонада и, если хватало, банку килек в томате. Через час он уже «пировал» в своей комнате с блаженством, не снившимся никакому Лукуллу. Иногда, не выдержав, он начинал грызть сырые пельмени до закипания воды в кастрюльке. Это были недели, когда он, молодой парень выше среднего роста, похудел до пятидесяти восьми килограммов.
Но прозябание не бывает вечным для терпеливого и деятельного. В следующие несколько лет жизнь, что называется, немного наладилась. Он работал и подрабатывал, опубликовал несколько статей в научных журналах, выступал на конференциях, написал в целом диссертацию и уже выходил на защиту. Пришлось, правда, отсрочить это событие на год с небольшим после формального окончания аспирантуры – за три года не успел, работа «дозрела» на четвёртом.
Окреп он и внешне, не пренебрегая регулярными занятиями на свежем воздухе в университетском спорткомплексе, расположенном сразу же за его корпусом в лесопарке – бегал по лесным дорожкам, отжимался от брусьев, подтягивался. Вернул нормальный вес, но продолжал оставаться худощавым и на первый взгляд несколько субтильным. Чтобы не приобрести преждевременно образ «ботаника», упрямо долго не надевал очки, несмотря на начавшее ухудшаться зрение.
Бытовая и учебная круговерть в сочетании с невысокими заработками не оставляли ему времени для полноценной личной жизни – с неторопливым ухаживанием, постепенным развитием отношений. Но эпизодическими короткими встречами с девушками, не исключающими неожиданную, ни к чему не обязывающую близость, основанную на взаимном молодом голоде, он не был обделён.
Казалось бы, четырёхлетняя суета и новые впечатления должны были стереть из его памяти образ Гали. Но к своему удивлению в начале пятого года пребывания в столице, в сентябре, он поймал себя на том, что не может забыть лицо и объятия той чем-то необычной, импульсивной и своенравной, жадной до жизни и удовольствий, но конкретной и собранной в достижении своих целей подруги. Всё же, прежде чем рвануть в родной город, он позвонил их общей знакомой, преподавателю Есауловой, которая когда-то пыталась играть роль покровительницы их нестойкого союза. Татьяна Сергеевна, эмансипированная, модная женщина средних лет, сразу узнала его голос. После нескольких дежурных вопросов и обязательной демонстрации интереса к делам собеседницы он напрямую спросил об Истоминой.
– Галя? Нет, Галя не замужем. Ты приезжай, если хочешь, повидайся с ней… Да не замужем ещё, я же говорю. Вся в работе, высокую должность занимает… Я её иногда вижу, она у нас в академии по совместительству на четверть ставки работает» – тут в голосе Есауловой появилась неизбежная для женщины при разговоре о другой, более молодой женщине, ирония, – она с та-а-акими формами ходит, у неё та-а-акая грудь… Ну ладно, рада была слышать, Андрюшечка.
Аспирант повесил трубку телефона-автомата (в середине нулевых ещё звонили из автоматов на первом этаже учреждений) и почувствовал, как что-то отпустило внутри. Галя свободна, и это главное. Остальное неважно. Стала начальницей? Ха, это Галка-то с её несдержанностью и замашками? С формами? Ну, звезда наупинского филиала академии правосудия всегда была такой – есть, на что посмотреть, за что подержаться.
Ничего не понятно. Ладно – на месте разберёмся.
С тем и выехал.
В ближайшую пятницу Андрей приехал в Наупинск. Здесь надо сказать, что с Галей они не поддерживали переписку. То было время, когда бумажная почта ещё не совсем «умерла», а электронная ещё не была доступна большинству. Не всякий обитатель общежития мог позволить себе подключение к интернету из своей комнаты, да и подержанный компьютер у Андрея появился недавно – в основном, для написания текста диссертации, а не для забав. В начале недели вечером он зашёл в интернет-кафе, нашёл через поисковики страницу Истоминой в «Моём мире» (в фотоальбоме среди множества фотографий были только два изображения её лица) и, с удивлением отмечая растущее внутренне волнение, отправил ей пару строчек с предложением увидеться в субботу. Побродив по похолодавшим улицам, убив два часа, он вернулся, взял ещё пятнадцать минут и, не особо надеясь на скорую реакцию, всё же увидел ответ на своё письмо, открыл, прочитал тоже короткое, удивлённо-сдержанное, но вроде бы доброжелательное согласие.
Итак, он приехал в пятницу вечером в город, с которым у него было связано немало обжигающих неизжитой памятью воспоминаний юности. Предварительно созвонился с бывшим однокурсником-холостяком и переночевал у него. А утром, заставив себя встать не слишком поздно после вчерашних посиделок, возлияний и разговоров, пробежался по двум адресам в связи с рабочими вопросами, освободился и заторопился на встречу.
Стояли чудесные погожие дни ранней осени. В три часа, как было уговорено, Андрей стоял на центральной аллее городского парка имени какого-то Белобровина и, как все неспешно гуляющие люди, млел от сладкой истомы «бабьего лета». Солнце пригревало, в прозрачном воздухе иногда мелькали почти невидимые паутинки. Большие старые липы и клёны вздымали свои ещё не облетевшие охряные и медные кроны в чуть поблекшее с лета, но чистое голубое небо.
На входе в парк он хотел было купить цветы, но потом подумал, что Гале будет неудобно гулять весь вечер с букетом в руках, и решил подарить цветы позже.
Хотя казалось, что мир застыл в полудрёме, время, тем не менее, шло. Галина опаздывала. Было уже без четверти четыре. Он стал вглядываться попеременно то в один, то в другой конец аллеи, пытаясь определить её среди идущих прохожих. Ну и где она? Вот идёт супружеская пара, катят перед собой коляску с ребёнком. Идёт высокий пожилой человек в шляпе и тёмном плаще. Жарковато ему в плаще-то сегодня. Идёт невысокая полная женщина в светлом костюме. Вон бегут как угорелые две девчонки в ярких курточках и модно разодранных на коленях джинсах. Ещё одна пара – военный в зелёной форме и его пассия. Где же?
Невысокая, кругло-широкая молодая женщина в бежевом костюме поравнялась с ним и сказала нараспев знакомым голосом:
– Ну, привееет! Вот это сюрприз, что ты приехал! – и только тогда он узнал Галю.

* * *
Несколько безмолвных секунд он разглядывал изменившуюся подругу. Галя располнела. Не в том кокетливо-преувеличенном смысле, который иногда вкладывают в это слово женщины, а действительно, по-настоящему располнела для своих двадцати шести лет и не очень высокого роста – явно достигла, а скорее всего, перешла трёхзначный рубеж. Впрочем, благодаря хорошему сложению и былой физической активности это не казалось чрезмерным – сохранилась общая миловидность и женственность. Но это была уже какая-то другая красота.
Чуть смугловатое лицо с еле заметным пушком над верхней губой, обрамлённое короткой модной стрижкой (светлый каштан), лишь немного пополнело и было почти прежним – не самым красивым, но живым и привлекательным, с быстрым, всё «схватывающим» взглядом умных карих глаз. Ухоженные, пухлые, с аккуратным маникюром, руки Истоминой украшало по два перстня на каждой (а правое запястье – ещё и тонкий золотой браслет, нежную шею – цепочка). Короткая причёска позволяла видеть в ушах достаточно большие, но не до вульгарности, серьги. На плече висела сумочка из крокодиловой кожи. Пиджачок удачно подобранного костюма был по случаю тёплой погоды расстёгнут. Грудь, и прежде немаленькая, заметно выросла и уже начинала пообвисать под своей тяжестью, но так же дразняще выдавалась вперёд, натягивая ткань блузки. Под грудью наплыло немало мягкого, и в это мягкое туго врезался верхний край прямой бежевой юбки, которая ниже тесно охватывала широкие бёдра. Выдавался холмом под поясом округлый, словно Галя была в положении, животик. Выше чуть приоткрытых коленей угадывались по очертаниям налитые, ладные ноги.
Но разительная перемена была не в деталях, а в общем впечатлении. Как только Галина Анатольевна заговорила, прежняя ребячливая девчонка исчезла. Перед Андреем была холёная глянцевощёкая молодая начальница, тесно «упакованная» в модный костюмчик.
Она взяла его под руку, и они пошли по аллее вглубь парка. Разговор не клеился. Точнее, шёл обмен репликами, но какой-то вымученный.
– Ты, говорят, на повышение пошла?
– Да, работаю директором департамента. Уже больше года.
– Трудно?
– Не то, чтобы… самое главное – правильно делегировать полномочия и не дружить с подчинёнными. А у тебя как?
– А у нас? А у нас в квартире газ, это раз…
– Скрытничаешь? – москвич, москвич…
– Какой я на фиг москвич? Предзащиту прошёл, теперь на защиту.
– Ничегооо себе! (с искусственным и от этого неприятным восторгом) На права ещё не сдал? Давно пора бы.
– А ты получила?
– Ещё в прошлом году… Но сегодня я на служебной.
– Так тебя ждут? Ты ненадолго?
– Пока отпустила водителя. Когда надо будет, вызову, отвезёт домой.
При вроде бы доброжелательном настроении Галины Андрей не мог не заметить, что теперь между ними был некий барьер. И этот барьер не имел ничего общего с неловкостью от долгого расставания. Идущая под руку с ним женщина уже выработала в себе привычку не поддаваться эмоциям, говорить взвешенно, просчитывая каждую реплику, сохраняя дистанцию между собой, принадлежащей к кругу избранных, и «простым смертным», хоть и старым знакомым, но оставшимся по другую сторону жизненного водораздела.
Как выяснилось из разговора, рядом с Андреем уверенно шла недавно назначенная директор департамента одного из областных министерств. Из-за жары она сняла пиджак и теперь несла его на руке вместе с сумочкой. Он пытался собраться с мыслями от полученной информации, одновременно украдкой продолжая разглядывать спутницу, и отметил для себя, что её походка несколько изменилась. На Гале были дорогие туфли на довольно высоком каблуке, которые заставляли её идти энергичными короткими шагами, заметно покачивая тяжеловатыми бёдрами.
Андрей пропустил её вперёд, когда они проходили через ворота, ведущие в другую часть парка, оглядел сзади и внутренне вздохнул, увидев, как основательно округлился тыл его бывшей возлюбленной.
Ехидная Есаулова не преувеличивала насчёт «та-а-аких форм». Покачивались в такт шагам немаленькие женские «шары», обтянутые юбкой. И при каждом шаге – то под одним, то под другим попеременно – ткань образовывала резкую складку, подчёркивая снизу их пышность. Проходящий мимо мужчина средних лет тоже не удержался от откровенно заинтересованного взгляда. Заметив это, Истомина сдержанно-самодовольно улыбнулась. Будь она менее самоуверена, уловила бы во взгляде случайного прохожего кроме невольного вожделения ещё и снисходительную иронию.
– А знаешь, спасибо, что на прогулку вытащил. Так хорошо пройтись!
– На велосипеде удаётся поездить? Раньше, помню, часто каталась.
– Да какое там – отмахнулась – некогда. Всё работа, работа… Даже поесть и то времени нет.
«Ну, тут ты явно лукавишь, – усмехнулся про себя аспирант – Чтобы содержать такое «богатство», как у тебя… времени нет». Но идею с едой поддержал как мог:
– Куда пойдём? – наигранно-оптимистично предложил он: – Давай попьём хорошего кофе? За то время, что я тут не был, на Весенней открыли чудесную кофейню.
– Кофе – это хорошо, – живо откликнулась Галина Анатольевна, – но надо что-нибудь посущественнее. У нас сегодня был рабочий день. В три закончили, но замучались ужасно. Пашем с утра, голодные, злые, как собаки. Тут в парке открыли новый итальянский ресторан. Зайдём? – и «голодающая», приложив пухленькую руку себе пониже большой груди, прибавила как-то заговорщически-томно: – Я что-то так захотела есть…

* * *
Ресторан «Итальянский дворик», расположенный в самом центре Белобровинского парка – уютное, огороженное местечко – имел закрытые павильоны для холодной погоды и выставленные на веранду и дальше – во двор под навесы – столики для летней. Наша пара выбрала вариант трапезы на свежем воздухе и подошла к ближайшему свободному столику. Но тут возникла неожиданная заминка. Галина не спешила присаживаться, озабоченно озиралась по сторонам. К ним уже торопился паренёк-официант в тёмно-красном форменном переднике. Он узнал Истомину.
«Рады вас видеть снова! Вам у нас понравилось»? (а Галка-то не в первый раз здесь. Интересно, с кем она раньше была? ) – «Да, да, – сказала она, – принесите кресло, как в прошлый раз».
А ларчик просто открывался! Одного взгляда на пластмассовые летние стулья с подлокотниками, расставленные вокруг, было достаточно, чтобы Андрей запоздало понял: во-первых, сидеть на таких его спутнице не по статусу, а во-вторых, втиснувшись в такое ненадёжно-неширокое изделие, она потом рискует подняться вместе с ним.
На самом деле Истомина только один раз была в этом «Дворике», предпочитая «Престиж» или «Барсучью нору» – лучшие рестораны Наупинска. Когда-то её в тот и другой сводили по разу шеф и влиятельный поклонник. После она приезжала туда сама, сначала изредка, потом стала завсегдатаем с «платиновыми» картами почётного гостя.
Официант с бейджиком «Андрей» («вот ведь непрошеный тёзка! » – почему-то остался недоволен аспирант) уже нёс над головой и ловко поставил к столику широкое, плетёное, но устойчивое кресло с подлокотниками. Заботливо положил на сиденье плоскую подушечку и убежал за меню. Истомина передала Андрею свой бежевый пиджак, который он повесил вместе со своей джинсовой курткой на ближайшую вешалку. После чего попытался приобнять и притянуть к себе Галину, как в прежние времена. Но та решительно освободилась, спихнула с себя и отвела его руки («Не позволяй себе лишнего»). Он принял делано-виноватый вид («Ах, как я смею? »), попытался сказать что-то шутливое, наткнулся на молчание и осёкся. Самое обидное – Галя не возмущалась, не сердилась вслух, что является, как известно, оборотной стороной неравнодушия, а просто молча, с досадливой гримаской показала, что ей неприятна эта неуместная попытка приставания. («Ну да, я же теперь не принадлежу к её кругу»). Она демонстративно отошла на два шага в сторону, облокотилась на перила, ограждающие площадку, и стала рассматривать оформление летнего павильона.
У неё появилась новая привычка – стоя, на что-нибудь облокачиваться.
«А может, я мнителен. Со мной всё в порядке, но у неё наверняка сейчас кто-нибудь есть, вот и не хочет целоваться-обниматься. Тем более на людях».
Выждав какую-то одну ей ведомую паузу, молодая женщина вернулась, опустилась в кресло и придвинулась к столу. Несмотря на подушечку, она села по уровню чуть ниже своего компаньона из-за глубины кресла, так что её круглые колени оказались довольно высоко. Но от нескромного взгляда сверху её ноги прикрывал («эх! ») низко спускающийся со стола край скатерти.
Аспирант заказал себе самую дешёвую пасту «карбонара» и бокал «домашнего» сухого красного, имея в виду, что ему как джентльмену придётся потратиться на обоих. Но когда стала заказывать спутница, он слегка вздрогнул. Водя аккуратным ноготком по меню, Истомина медленно диктовала почтительно склонённому официанту свой выбор, состоявший не менее чем из пяти пунктов: «Салат по-итальянски с беконом, каннеллони с начинкой из фарша, говядина тальята…» Андрей прослушал остальное, уловив только слово «паста».
– Два раза макароны? – удивлённо влез он в перечень.
Истомина недовольно посмотрела на друга (мешает девушке заказывать! ) – Ну да, паста с креветками под соусом бешамель. Это и каннеллони – совершенно разные вещи.
– Попробуйте наше новое блюдо, – попытался завладеть инициативой официант. Но Галина Анатольевна прервала его предложение:
– Нет, как-нибудь в другой раз, – она сделала чуть обиженное лицо, – Женщине иногда приходится себя ограничивать, ну вы понимаете.
– Да-да, конечно, – закивал официант. – Это всё?
– Одно меню не уносите, – попросила заказчица – Десерт будем позже.
Она настояла на том, чтобы вместо сухого «домашнего» они взяли на двоих бутылку выдержанного марочного («а там как пойдёт»). Парень лихорадочно пытался вспомнить цены и точное содержимое своего кошелька. Вроде должно было хватить.
За едой их разговор пошёл легче, чем во время ходьбы по парку. То ли прошли первые минуты неловкости, то ли хорошее вино слегка развязало им языки и убрало настороженность. Словно сговорившись, они не касались темы, как у кого дела «на личном фронте»: Андрей оттягивал минуту неизбежного объяснения. Его бывшая пассия тоже не спрашивала в этом направлении. Зато оба стали оживлённо рассказывать друг другу о всевозможных других новостях, о своих успехах. И чем дальше, тем большую неловкость чувствовал аспирант, которому нечего было противопоставить блестящим галиным достижениям. Руководство, мероприятия, реализация программ, работа с населением и организациями, ознакомительные поездки за рубеж, встречи здесь, в их городе, с зарубежными партнёрами…
«Всё-таки, несмотря на своё сибаритство, она умеет работать и хорошо знает своё дело».
Он медленно ковырял вилкой свою пасту карбонара, стараясь, чтобы её хватило на всё количество вина. Для себя он успел подметить ещё кое-что новое в спутнице – её иную, чем раньше, манеру есть. Прежде это была обычная для девушки неспешная разборчивость. Теперь она поглощала поставленную перед ней еду с деловитой основательностью, как работник физического труда после смены (и оживлённый разговор ей не мешал! ), словно заключив с кем-то пари съесть за один присест как можно больше.
Первые два её блюда, включая каннеллони, исчезли за четверть часа – официант только успевал менять тарелки. Но, добравшись до говядины «тальята», Галина стала есть помедленнее. Несколько раз она машинально опускала руку и с мимолётной тенью недовольства на лице проводила себе по поясу. И мужчина догадался, что его подругу немилосердно сжимает прямая деловая юбка, которая и так ей тесновата, а теперь и вовсе…
– Ой, Андрюш, посмотри! – замахала рукой Галина куда-то за спину компаньону – Там, похоже, нашу новую рекламу повесили? Давно обещали. – Он повернулся, но краем глаза успел заметить, как Галина Анатольевна быстро расстегнула пуговицу на юбке.
– Ты имела в виду тот рекламный щит? – обернулся он.
– Нет, я ошиблась, это не то, – на смугловатом, милом лице Гали читалось облегчение. Аспирант снова наполнил бокалы, и она с воодушевлением предложила новый тост.
– Душа моя, – неожиданно заботливо она притронулась своей рукой с аккуратным маникюром к руке мужчины – и от этого забытого ощущения он ощутил словно лёгкий удар током, – тебе надо больше есть. Ты худой, как не знаю что. Упадёшь тут со мной – кто тебя до поезда отведёт? Закажи себе какое-нибудь мясо!
(«Надо же! Лёд что ли тронулся, господа присяжные заседатели? Или она просто от еды добреет? Впрочем, как и все мы…»).
Истомина, перехватив пробегавшего официанта, заказала для Андрея шашлык и салат. –«Ну всё, – обречённо подумал аспирант, – теперь точно не хватит. Если только не поровну…».
Это была только половина их застолья. Ещё с полчаса Галина насыщалась – так же деловито-безостановочно. «Что значит, привычка», – добродушно, думал про себя Андрей, сам уже сытый, – «но, всё-таки, раньше она ела меньше». Но тут же отвечал себе: «А у неё уже всё не как раньше. В ней больше нет ничего от прежней девчонки. Она – дама, состоятельная молодая дама, начальница. И может себе позволить. И в некотором смысле – не обязательные ли это издержки её должности и значения? Не компенсация за нервы и ответственность? ».
Между тем у расправлявшейся с двумя заключительными блюдами Гали речь стала перемежаться лёгкими вздохами. Пасту девушка кушала уже неспешно, словно нехотя.
«Ну всё уже, всё, – потешался про себя чуть захмелевший аспирант, – куда тебе ещё? »
– Принесите каппучино – в перерыве между придыханиями сказала Галина официанту, убиравшему со стола тарелки, – Ты что будешь на десерт?
– Да я вообще-то не…
– Два каппучино и профитроли с кремом Маскарпоне два раза!
– Нет, мне, пожалуйста, только чай.
Ещё с четверть часа они сидели, вяло перебрасываясь малозначительными репликами, попивая быстро остывающие кофе и чай. Попытку Андрея рассчитаться Галина мягко, но решительно пресекла, вложив в папочку со счётом несколько сине-зеленоватых купюр. Парень всунул в папку две свои бумажки по пятьсот и несколько по сто, пытаясь сохранить лицо, но испытывая прилив благодарности подруге за понимание.
Несколько минут они молча отдыхали от «испытания желудка», исчерпав темы для беседы. Наконец Истомина подала Андрею руку: «Ну, спасибо этому дому, пойдём к другому».
Он потянул Галину из кресла. Молодая начальница осторожно приподнялась, чтобы не толкнуть стол. Живот у неё стал как на шестом месяце, откровенно и кругло выпирал. Андрей несколько секунд невольно смотрел на него, осознавая, что неприлично пристально пялится, наконец, стал подавать спутнице одежду. Истомина, поймав его взгляд, слегка покраснела, быстро натянула пиджачок, застегнула спереди, после чего деланно-бодро предложила: «Пойдём ещё пройдёмся? ».
(«Серёгу всё равно нельзя дёргать раньше полседьмого – подумала она о водителе – надо убить время»).
Они неспешно двинулись в сторону восточных аллей. Галина под руку со спутником вновь обрела уверенность и ступала короткими, но энергичными шагами.
Неожиданно она вызвала в воображении аспиранта образ пчелиной «матки». «Управляет своим маленьким ульем, посылает гонцов и сборщиков нектара. Раздаёт поручения и наказания, принимает подношения, раздувает брюшко… Интересно, сколько «трутней» имеют к ней доступ? » Неожиданно ему вспомнилась выдержка из когда-то читанного «по диагонали» садоводческого журнала: «Одна из главных опасностей для пчелиной „царицы“ – недоосеменённость». Его бросило в жар приятного стыда, мелькнула горько-весёлая, немного мстительная мысль: «А не твой ли это случай, дорогая? Может, тебе того самого не хватает, вот и подсела на еду как на антидепрессант?
Я пьян. Чушь всякая лезет в голову. Надо встряхнуться».
– У меня нервная работа, требует больших затрат энергии, – словно угадав его мысли, заявила Истомина. Впрочем, без ноты сожаления, просто констатируя – Но как хорошо пройтись, не правда ли? Славно, что мы сегодня гуляем! »
Столичная жизнь вырабатывает искусство говорить не то, что ты думаешь, а то, что от тебя ожидают услышать.
– Галка, ты замечательно выглядишь! Красивая, молодая, видная. Ты стольким раньше занималась – и ушу, и в походы на байдарках ходила («лет шесть назад» – пронеслось мельком в его голове) – подготовленная, любой спортсменке фору дашь.
Он был неприятен сам себе.
Даже самые умные люди почти верят в то, что хотят о себе услышать.
– Да, – тряхнув головой, заявила Истомина, – я всегда пыталась быть активной. Движенье – жизнь!
Перед ними было начало знаменитой Белобровинской лестницы – длиннейшего подъёма наверх в несколько сотен ступеней, обнесённого с одной стороны деревянными перилами. Марши восхождения чередовались с небольшими площадками с цветочными клумбами.
– Пошли наверх, – потянула рукой друга Галина. И словно к ней вернулась порывистость её двадцати лет, она смело ринулась на первый марш подъёма. Правда, теперь ей было не так легко, как когда-то, взбегать по ступенькам. И всё же стала взбегать – достаточно энергично.
Андрей устремился следом. Перед ним почти на уровне лица ходили ходуном «полушария», обтянутые юбкой, мелькали налитые икры, темнели резковато выраженные, как у всех полных женщин, подколенные ямки. И снова он не мог ответить себе определённо, нравится ему это или нет. Пока это было немного непривычно.
Аспирант резво взбегал, стараясь держаться рядом.
Были времена, когда Галя, тренированная, плотная, под семьдесят, без особого труда пробежала бы до конца всю лестницу. Было несколько лет назад время, когда она, «аппетитная», пятипудовая, натягивала на ладное тело велосипедки, эпатируя мужчин своими формами, и гоняла на двухколёсном «друге». Было недавно и то время, когда она, почувствовав необходимость в моционе, возвращалась домой пешком. Но теперь она отвыкла от физических усилий, забыла, когда в последний раз обходилась без машины, и пыталась заставить совершить подвиг свои шесть с половиной пудов.
После четырёх маршей Истомина стала замедлять темп. Ещё через три запыхалась, уже не взбегала, а шла – пока ещё энергично – наверх. Но на очередной площадке, словно потеряв равновесие, покачнулась и остановилась, ухватившись рукой за перила.
Андрей обхватил её стан, удержал и притянул к себе – широкую, тяжёленькую фемину. Ощутил её объёмы и податливость. «Мягкая вся… ох, Галка-Галка», – подумал невольно, но без неприязни.
Галина отдувалась. Её смугловатое лицо стало почти красным. Теперь ей было не до сопротивления другу.
Красочный осенний день медленно поворачивался наливным яблоком на мировом дереве.
Некоторое время они стояли, прижавшись друг к другу, как в старые добрые времена. Ничего не говоря. Эта минута неожиданно «сломала» тонкий лёд, невидимую перегородку, мешавшую им до этого. Из пафосной оболочки вдруг проступила обычная, немного растерянная, страдающая от веса девушка, которой при всём статусе по-прежнему нужны была сила и поддержка партнёра.
Или показалось?
– Спасибо, без тебя я могла бы упасть – лукавый голос, никакой беззащитности. Не специально ли изобразила готовность упасть, чтобы проверить его реакцию?
Резковато заиграл вызов у неё в сумочке. Нырнула рукой, выловила последнюю модель Siemens’a
«Да, Сергей? Освободился? Подъезжай к входу в центральный парк со стороны Ломоносовской. Я подойду минут через пятнадцать».
«Надо сейчас, потом будет поздно», – решился Андрей.
– Галка, – сказал он хрипловато – отпустив её из объятий, но продолжая держать за руки, – хотел тебе сказать… Давай сойдёмся, будем жить вместе, – дальше говорить вдруг стало легче и слова понеслись быстро – вернусь сюда насовсем, мне есть, где жить. А если не захочешь жить у меня – снимем квартиру. Я говорил с одним завкафедрой в Современном Гуманитарном. Как только я получу степень – они меня возьмут. Со следующего семестра возьмут на работу. А до этого времени что-нибудь ещё найду… Поживём вместе, раньше же хотели… Если всё будет устраивать – …поженимся.
Истомина смотрела на него ласково, со странным выражением, значение которого он раньше угадал, чем понял.
– Андрюш, – начала она с паузами, – ты хороший, ты всегда был хорошим. Но понимаешь, мы не можем быть вместе.
Ещё до следующей фразы он уже знал, что ему придётся услышать.
– Я люблю одного человека. И хочу быть с ним всегда.
Игравший всеми красками осени день лопнул как радужный мыльный пузырь, обрызгав лицо скользкими каплями.
– А он тебя… любит?
– Мы помолвлены. И скоро поженимся.
Он молчал, чувствуя нарастающий стук крови.
– Ты не расстраивайся. Всё у тебя будет хорошо. Ты же умный, талантливый. Ну зачем тебе Наупинск? Ты уже многого добился, а пойдёшь ещё дальше. Сейчас станешь кандидатом – и делай карьеру в Москве, пробивайся. У вас там в вузе такие девушки – красивые, умные…
– Мне нужна ты. Я только недавно понял, что все эти четыре года мне была нужна только ты. Зачем я тогда уехал?
– Зачем я тебе? Я взбалмошная, резкая, самолюбивая. Тебе покладистая девушка нужна.
– Откуда ты знаешь, кто мне нужен?!
– Ты мягкий, добрый. А меня надо держать, не давать воли.
– Галя…
Снова обхватил, привлёк к себе, чуть не со стоном опустился перед ней на колени, обнимая милые, полные ноги, прижавшись к ним лицом…
– Андрей! – решительно освободилась, шагнула назад – Глууупый! Вставай! Что с тобой – стала испуганно озираться, оглядываться, не видит ли кто, голос стал строже, – Держи себя в руках!
И чуть ласковее – Ну, приходи в себя, приходи. Всё в порядке, всё хорошо – Он поднялся, пошатываясь, закрыл горящее лицо руками, опустив голову.
Ещё с минуту она легко гладила его по волосам.
Наконец отнял руки от лица, распрямился.
– Я пойду. Но сначала тебя провожу.
– Хорошо.
Через десять минут он открыл перед ней дверцу бесшумно подъехавшего чёрного BMW, подал руку, помог своей (уже не своей!) тяжёленькой девушке забраться внутрь, и – для уже устроившейся на заднем сиденье – выдавил прощальную улыбку и помахал рукой.

* * *
«Ну и дурак! »
Аспирант зло, дёрганной походкой, с горящим лицом шёл по направлению к вокзалу. От души пнул носком подвернувшийся на тропе бумажный пакет.
Бредущий навстречу поддатый мужичок с бутылкой пива в руке счёл нужным среагировать:
– Ты чё, бл.., как бешеный?!
«Получу степень, буду работать преподавателем, снимем квартиру… Нужно ей это при том, что она уже имеет, наивный чукотский юноша. Ты не сможешь ей обеспечить привычный уровень комфорта. Не будет она прыгать с тобой по съёмным квартирам со старой мебелью, наводить порядок, пытаться создать жалкое подобие уюта».
Через четверть часа он уже стал спокойнее. Что-то внутри него подсказывало, что всё получилось правильно – независимо от его воли.
«Признайся себе – ты уже не любишь её. И вряд ли когда-нибудь любил. Иначе бы не уехал. «Зацепила» она тебя. Просто зацепила когда-то. А это другое. Это пройдёт. Уже проходит».
Быстрая ходьба успокаивала. Улицы родного города летели ему навстречу и развевались за спиной, как волосы. Но родные стены не помогали. В Москву, в Москву, в Москву! – как все три сестры вместе взятые!
«Хватит жить в общаге. Защититься через два месяца – и рвать из этого клоповника. Надоело. Снять квартиру… Нет, квартиру ещё не по карману. Комнату. Найти нормальную работу. Закрутить роман с девушкой попроще – невысокой, фигуристой, с карими глазами, с хорошей грудью, широкими бёдрами…».
Ближе к вокзалу с мелочным удовлетворением подумал: «Хорошо, что не потратился на розы».

* * *
– Домой, Серёж.
Первое, что сделала в машине Истомина, пользуясь тем, что была на заднем сиденье – реализовала желание, которое не давало ей покоя весь последний час, даже во время объяснения с другом – выдохнув как можно глубже и сжав пальцами левой руки края молнии сбоку на юбке, осторожно, чтобы не сорвать, расстегнула молнию вниз. После чего почувствовала себя свободнее.
«Мала стала. Завтра надо надеть что-нибудь другое».
Реакция тела на подъём наверх по лестнице немного озадачила её, но не лишила обычного душевного равновесия.
«Надо, конечно, немного скинуть».
Встреча со старым другом, давно вышедшим за границы её успешного мира, и вовсе не произвела смятения.
«Решился на объяснение. Надо же. Забавный. Спохватился спустя столько времени. И, похоже, сильно расстроился, «убит» ситуацией. Ничего, пройдёт, может, даже будем друзьями по переписке».
Всё же, небольшое волнение и смущение остались. И вызывали дискомфорт. И она инстинктивно убрала его самым своим безотказным способом.
– Серёж, притормози.
В окне была вывеска кофейни – той самой, новой, на Весенней, куда приглашал её Андрей. Стоит ли? А, семь бед – один ответ. Передала водителю купюру:
– Возьми «латте» и «наполеон».
Полчаса тому ей казалось, что она ещё долго ничего не сможет съесть после «Итальянского дворика». Но…
Кофе с молоком был в меру горяч, вызывал умиротворение, слойка такая, как надо – с достаточным количеством масляного крема.
Пока она жевала и запивала, водитель терпеливо ждал, склонившись на баранку.
Промокнула губы, посмотрелась в зеркальце, подвела губы.
– Едем.
Блаженно откинулась на спинку сиденья, рассеянно теребя золотую цепочку сумочки, наблюдая в окно за прохожими. Уже через несколько минут она забыла все досадные мелочи прошедшего суматошного дня и лениво плавала в приятных воспоминаниях и мыслях о своём женихе.

* * *
Человек предполагает, а располагают, как известно, совершенно другие силы.
Андрею, идущему на вокзал, никто не мог бы сказать в тот момент, что после защиты он не сразу поменяет условия проживания, а застрянет в студенческом общежитии ещё на два года, да и учёная степень не окажется безотказным пропуском в лучшую жизнь, а следующая его девушка будет совершенно не похожа на Галю.
Галине, расслабленно мечтающей в кожаном салоне авто, никто не шепнул на ушко, что тот, с кем она помолвлена, не женится на ней, хотя и не по её вине, и она будет из-за этого сильно страдать. А вместо того, чтобы скинуть, начнёт ещё больше толстеть.
Оба они не знали, что это не последняя их встреча.