Погружение в Неизведанное

Было темно. До того, как мы отправились в путь, сумерки уже успели сгуститься над нашим непривычно шумным в эту ночь городом. Кто-то запускал фейерверки в небо цвета антрацита, и их хлопки, грохот и вой разрезали тишину, которая была мне столь необходима. Это должно было стать чем-то особенным, приближением к той квинтэссенции покоя и отчуждения, которой в определенной мере недостаёт каждому из нас. Минуты прибавляли темноте силы. Из окна виднелись лишь несколько бледных мерцающих звёзд, блеск которых затмевался вспышками салютов, а потом – снова сплошной темнотой.
Мы выехали вчетвером. Наш путь был недолог. Он занял не больше часа. Машина шумела больше, чем мы. Музыка, – именно она входила в эту ночь так идеально, как меч входит в ножны, – сопровождала меня в этот час:
Над миром, уснувшим беспечно,
Возвышается тенью зловещей
Исполин, вознесенный из камня,
Грозный идол со звериным оскалом.
Эта песня мягко наложилась именно на эту ночь. Свет фар выхватывал из мрака фигуры и тени, каждая из которых выглядела, словно распростертая ладонь древнего Бога. Ничего не существовало, кроме нашего света. Ничего. Впереди зиял чёрный провал, сумрак пожирал деревья, здания, дорогу. Там, где не было города, не было и нас. Солипсизм был ощутим. Его можно было потрогать, как любого живого человека, но в той ночи не было ничего, кроме нашей машины и звёзд, которые взгляд выхватывал из окна.
Их становилось всё больше. Можно было разглядеть кроны деревьев в лесах, тянувшихся по обе стороны от нашей машины.
Мы приехали наконец. Музыка уже давно не играла. Выходя из машины, я словно делала шаг в пустоту, в простор бесконечной Вселенной, окруженной звездами со всех сторон. Насколько хватало взгляда, окружал в своей молчаливой замкнутости звёздный небосклон. И тишина. Только шорох травы, стрёкот кузнечиков и неведомая музыка неба, которую я, быть может, и придумала себе. Мы легли на единственное, что могло существовать в этом пространстве полумрака и серебра – на траву, жесткую, пахнущую влагой и болотом – фьюжн ночной свежести.
И слова закончились. Густое полночное небо расчерчивалось серебряными нитями, безмолвным небесным криком, переливалось и густело. Неподвижное, оно было самым живым в пространстве замершего мира и, казалось, дышало, на выдохе выталкивая из себя блестящие лучи, короткие вспышки падающих звёзд. Отчетливо выделялся семизвёздный Ковш Большой Медведицы. Неторопливо летели белесые спутники, теряясь в Млечном Пути. Тишина стояла. Стояла такая тишина, первородная, глубокая, что даже без умирающих вспыхивающих звёзд она завораживала бы собой.
Мы встали наконец. Долго ехали назад. Видели красные огни города, белые в их кровавом сиянии провода. Заезжать туда нельзя было никому. И мы равнодушно проехали мимо. Впереди на дороге клубился туман, и мы нырнули в него. Огни прощально сверкнули позади. Оранжевый свет теперь рассеивал клубы белого дыма. Мы уезжали в чёрном. А вернулись в белом.