Моя Мартышка

Яркий солнечный луч, перемешанный с дымом, через витражи пронзал все помещение от потолка до пола. Солнце светило так ярко, что даже через толстые и холодные каменные стены чувствовались его сила и жар. Кажется, кожа местами даже плотнее прижималась к более глубоким своим слоям, чтобы не растерять внутреннюю прохладу.
Мыслей нет. Вообще никаких. В голове лишь слегка бежевато. Так, будто в белую краску, когда красили мою льняную широкую рубашку, добавили несколько капель крепкого кофе.
Я стоял в старом храме, передо мной горели и гасли свечи, то и дело заканчивая свою жизнь тонкой ниткой белого дыма. Это он заполнял церковь и перемешивался с солнцем.
Мыслей не было. Никаких. Как во время оргазма, когда мозг на несколько секунд проваливается в бездну. И ты ни о чем не думаешь, ничего не помнишь. В таком состоянии, мне казалось, я стоял минут десять. Пока солнце не повернулось и не зыркнуло ярким лучом мне в спину. Я даже почувствовал кожу в этом месте. В это же время сквозняком под мою широкую рубаху занесло клубок прохладного воздуха. Почувствовал его я тем же участком кожи − чуть левее позвоночника и ниже лопатки.
И тут я подумал, что мне нужно в другое время года. В любое.
Через два дня мою проблему любезно решил самолёт. Это была осень. Настоящая. С жёлтыми, бардовыми и розовыми листьями на деревьях. Лишь посреди двора стояла огромная зелёная ель.
С Геркой мы нарубили дров. Разожгли мангал. Пока его жена хлопотала на кухне, мы присели на полено и закурили. Потом хлопнули по рюмке водки.
— Ну и зачем нам столько рыбы?
— Из той, что крупнее, сейчас уху сварим. Можно ещё и поджарить.
— Герка, а мелочь куда девать?
— Ой, не переживай, в город заберём. Положим в морозильник, будем кота кормить, он такую еду уважает.
Большой дом стоит на окраине дачного посёлка. Сразу за забором − лес. Метрах в ста − озеро. На него мы и ходили днем порыбачить. Эта дача досталась Герке от деда. Он каким-то большим чиновником в советское время был. Дом добротный, с большим крыльцом. Помню по рассказам, что строили его из крымского камня. Какая-то в этом ценность, кажется, есть. Не разбираюсь в этом. Когда я приезжаю погостить, меня поселяют на втором этаже в комнате справа. Там их всего две по коридору. Из «моей» видно как раз ту самую зелёную огромную ель во дворе. И озеро в лесу. Я люблю ночью рассматривать его из окна. Садиться на широкий подоконник, и смотреть на него. Когда нет ветра, и в воде по косой отражается луна, кажется, что от берега до берега − зеркало. И мыслей нет. Вообще никаких.
— Хватит ржать, наливай лучше, — сказала мне Геркина жена, — и снова закатилась смехом.
— А мы чего? Так вышло.
Я люблю, когда в ухе побольше красных помидоров, лука и зелени. А тут мы под занавес готовки еще решили и тлеющее бревнышко в казан с ухой окунуть. Чтобы оно погасло в воде и наше варево пахло дымком. Вот только уронили его целиком в кипящий котел.
— Рукожопые, прости Господи, — не унималась Геркина скво.
Я разлил по рюмкам, мы опрокинули. Пожелали друг другу приятного аппетита и принялись пробовать уху.
— Хорошо получилось, пацаны. Требую добавки.
Мы с Герой улыбнулись и я наполнил наши тарелки ещё раз. Выпив ещё по рюмке, я отправился к себе. Ребята остались пить чай на веранде. Уже стемнело. Было лунно. Мне не терпелось взгромоздиться на подоконник и ни о чем не думать. Совсем ни о чем.
Лунный свет скользил по вздернутой лёгким ветром поверхности воды. В доме было тихо. Но не думать ни о чем не получалось. В кармане дернулся, стоявший на беззвучном режиме, телефон. Это было сообщение от Маргариты. Она прислала очередной пердимонокль, где по инструкции полагалось переслать все это тысяче друзей. Тогда было бы счастье. Меня такие послания очень раздражают.
Я смотрел на ночное озеро, а в руке крутил телефон.
— К чёртовой бабушке! — подумал я, открыл телефонную книгу и стал удалять номера тех людей, которым годами не звонил я, а они − мне.
Маша Старовойтова. Удалить? Да. Удалено…
Рита балерина. Удалить? Да.
Семён однокурсник. Удалить? Да. Удалено…
По этой схеме я вычеркивал из телефона, а, возможно, из жизни человека за человеком. Равнодушно. Тимофей сосед… Томочка… Яночка…
Телефон снова дёрнулся. Это было сообщение от Марты Адамовой: «Привет, кот. Как ты?». Она называла меня котом. В её квартире на набережной был широкий подоконник, где я часто лежал, как наглый усатый и полосатый, и смотрел на реку. Мы любили друг друга. Часто мы сидели здесь вместе, свесив ноги на улицу, пили вино, целовались, смотрели на реку и закат, много говорили, отмечали праздники.
С Мартой мы расстались лет 5 назад. С тех пор не общались.
— Привет, Мартышка. Неожиданно. Чего вдруг?
— Завтра день рождения. Грустно и одиноко. Смотрю фотографии. Воспоминания…
— Не грусти, Мартышка. Завтра отметим день рождения вместе.
Это была суббота. Утром я прыгнул в первую электричку и уехал в город.
Мне нужно было в Петербург. В другое время года.