«Большой сбор»
Возрастные ограничения 18+
…Конец восьмидесятых.
Балтика. Минная гавань.
Ноябрь. Полночь. Ветер. Снег с дождём.
Четыре часа назад вся Бригада поднята по сигналу «Большой сбор».
Штаб дивизиона рейдовых тральщиков и шнуроукладчиков в полном составе привычно расположился в ходовой рубке самого быстроходного корабля дивизиона, прозванным за то моряками «Антилопой».
Командир корабля старший лейтенант Стариков Валерий Феликсович, проще Феликс, как все его называют с момента появления в имени легендарного отчества, чтобы не мешать напряжённой работе коллег по подготовке штабной документации к возможному оперативному выдвижению в назначенную точку, стоит на ходовом мостике.
– О чем задумался, командир? – неожиданно сзади хлопает его по плечу начальник штаба.
– Никак нет, товарищ капитан третьего ранга, – браво выдыхает «старлей», отводя глаза в сторону, – ни о чём!
– Ну, а всё же, – буравит глазами «кап-три». – Я ж тебе не замполит какой-то, на залихватский доклад типа: «Да здравствует КПСС!» – не реагирую, просто так не отстану.
– Понимаете, Николай Георгиевич, – неохотно начинает Феликс, – жену вчера ночью в роддом отправил, а что там и как у неё до сих пор выяснить не сумел. А тут ещё эта тревога!
– Так во-от, значит, ради кого, – многозначительно тянет, – Всевышний собрал нас сегодня здесь, в Минной гавани, ночью.
– Ради кого? – дивится «старлей».
– Ради… – загадочно улыбается.– А кого вы, кстати, ждете: мальчика или девоньку?
– Мальчика, – непроизвольно улыбается в ответ. – Имя уже есть.
– У-у-у, – скептически машет рукой, – это-то вы зря. У нас с женой, – вздыхает, – тоже имя было, два раза, а вот родились две девоньки.
– Нет-нет! – расширяются глаза Старикова. – Этого не может быть! У нас пацан, точно, УЗИ показало…
Ему вдруг привиделось, как жена будит его прошлой ночью, сказав, мол, время пришло, пора ехать за сыном. И он тут же по-флотски быстро и четко, не проронив ни звука, накинул на голое тело корабельную «канадку» и в течение каких-то десяти минут домчал до ближайшего телефона-автомата аж к проходной судоремонтного завода, – в общежитие, как и в Минной гавани, нет городского номера, лишь оперативная внутренняя связь.
Они привычно «прочухали» паровозиком, прижавшись друг к дружке, по длинному почти стометровому коридору вдоль трёх десятков входных дверей комнат соседей. Их будущий первенец шёл во главе, слитой воедино, колонны по одному, к удивлению, ни шевелясь и ни брыкаясь в этот раз, отчетливо давая о себе знать короткими болезненными ежеминутными схватками изнутри с обоих боков, видимо, пока ещё лишь готовясь рвануть на выход.
Как и положено, в карету «скорой помощи» его не пустили, пришлось десять километров до больницы бежать вслед за машиной бегом, благо спортивная форма двадцатиоднолетнего юноши позволяет этот неожиданный спринт на стайерскую дистанцию. Но благодаря этому он таки успел ободряюще помахать в окошко своей Малышке, спешно увозимой на каталке из приемного покоя в родильное отделение.
…– Да ладно, ладно, Стариков, не бузи, – смеётся начштаба. – Мальчик, так мальчик, сейчас выясним…
– Как это… выясним?
– Не просто выясним, – хохочет, – а и обмоем…
– Что обмоем?..
– Да ножки же, ножки… обмоем твоей доченьки, не зря ж всё это…
– Что это?.. – почти рыдает от нетерпения Стариков.
– Ну, сбор этот не зря! – загадочно разводит руками начштаба. – Давно, видишь ли, заметил: когда Бригаду собирают по «Большому сбору», то случается что-то необычное, важное, хорошее. Вот и сегодня…
– Что сегодня?
– Человек родился сегодня, – хлопает по плечу. – Значит так, Феликс, телефон-автомат на КПП нам не помощник, а вот телеграфное отделение на проходной у дежурного по судоремонтному заводу должно помочь.
– Как… помочь? – расширяются глаза Феликса. – В роддоме ночью ни один телефон не ответит.
– Ответит, – легкомысленно машет рукой Николай Григорьевич. – Там, у них на военном заводе спецсвязь со всеми объектами жизнеобеспечения города, в крайнем случае, попросишь, чтоб отбили телеграмму в больницу, те тут же ответят.
– А тревога?
– Да Бог с ней… тревогой-то, – беззаботно хохочет. – Если что – я за тебя!
– А вдруг выход?
– Если выход начнется, ты услышишь громкоговорители в гавани, и пока морские снимутся с якоря, за ними базовые, потом только наши, успеешь. К тому же «Антилопа» пойдёт последней, минут пятнадцать-двадцать у тебя точно есть, – деловито втолковывает начштаба. – Беги, Феликс, беги, не теряй времени, – по-доброму улыбается.
– Спасибо, товарищ командир, – наконец благодарно выдыхает обезумевший от счастья Стариков и… срывается с места…
«Этого не может быть!», – первое, что приходит в голову молодому папаше, только что услышавшему новость о рождении доченьки.
– Рост – пятьдесят, вес – три двести, – сухо ответила ему трубка спецсвязи, заспанным женским голосом.
– А мама, как мама?
– Удовлетворительно.
– Когда родила?
– Утром, в десять.
– Вы… не могли б… – запинается, – уточнить: кто ж все-таки родился?
– Не морочьте голову, – хмыкнули в ответ.
«Этого не может быть», – второе, что приходит в голову Старикова с неподдельным интересом и упрямой безысходностью всматривающегося внутрь ухающей длинными гудками телефонной трубки.
– Поздравляю вас, папаша, – ласково улыбается ему пожилая телефонистка, слышавшая, как и положено ей, весь этот нехитрый разговор. – Девочка – это ж так здорово!
– Спасибо, – отдав трубку, машинально улыбается тот, растерянно глядя в окно на живущий своей жизнью большой город,
– Поздравляю, – лукаво подмигивает тот яркими огнями гостиницы напротив, стучит колесами запоздалых красных трамвайчиков, шепчет шинами, идущих в парк, длинных сдвоенных троллейбусов, скрипит метлами уборочной техники у витрин закрытых магазинов и даже празднует праздно шатающейся по широким тротуарам молодёжью вокруг входов ночные, а значит очень дорогие бары и винные магазины.
Ошарашенный полученным известием и одновременно заторможенный Феликс, как во сне, выходит на улицу. Тут хорошо, бессуетно, нет никакой тревоги, город живет своей привычной шумной жизнью, словно издеваясь над ним, смеясь, хохоча.
Увы, не всё на свете, а точнее очень даже и немногое, нам дано изменить, но зато… мы можем изменить свое отношение к неизменяемому событию.
И тут вдруг ему на ум приходит третья мысль: «Пузырь, точней шило…», – ну, то есть корабельный технический спирт, выдаваемый для протирки контактов многочисленных корабельных механизмов, – «…для обмывки ножек их с Малышкой первенца… не подойдет»!
«Что же делать?»
«Ах, до чего ж всё-таки живучий вопрос!..» – четвертое, что приходит ему на ум, – «…у меня нет пузыря, не подготовился…».
Куда же бежать?
А тут ещё эта не к месту тревога.
Может обратно… на корабль?
Неожиданно, словно что-то накрыло, он чувствует невообразимый прилив сил, энергии, нескончаемой радости. И тут, пятое и последнее, что приходит ему в голову: «Я – папа, у нас дочь, и… снова всё повторится»!
Всё!
Полуобморочное состояние молодого папаши снимается по мановению руки. Теперь он больше не может стоять на месте, о чем-то думать, размышлять, переживать, сердце бухает, что набат на параде Победы, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди и бежать, бежать!..
Душа, ликуя, уносится под небеса, где, наверно, неистово поёт хвалу Господу – «Аллилуйя», а ноги заплетаясь и приплясывая, то ли вальс, то ли марш мчат в неизвестном направлении.
Куда мчат?..
Зачем?..
А-а-а!.. Ну, конечно…
…В «Калинку» – коммерческий продуктовый магазин, недавно открывшийся тут, напротив заводской проходной по случаю, видимо, начавшейся недавно в стране антиалкогольной компании, в котором населению почти круглосуточно стали продавать дорогущие марочные вина и крепкие элитные напитки.
Ну, а ночью цены тут, – жуть! – возрастают втрое.
Но про то Феликс, конечно же, не знает и совершенно не думает, да и вообще вряд ли о чем теперь думает, – в его груди навеки вечные поселилось огромное благостное чувство, словно с ним произошло событие вселенского масштаба.
Впрочем, рождение первенства, дочери, разве не является таким?!
У него… – нет, пардон! – у них родилась дочь.
Доченька!!!
Да-да!..
Но!?
А как с ней… обращаться?
Ну, ведь она же… не пацан, не сын.
О сыне он мечтал лет с пятнадцати-шестнадцати, когда попал в казармы Нахимовского училища в тесный коллектив замечательных неравнодушных ищущих себя и настоящего дела мальчишек – романтиков морского судьбы. Но чем больше его учили мужеству флотской жизни, прелести и доблести флотского экипажа, романтики дальнего плавания, величию и праведности здорового карьерного роста, тем больше ему хотелось собственной семьи, тихого домашнего уюта, любимой нежной жены, смешного маленького сына. И что там говорить, мечталось, просто о своём собственном личном холодильнике на своей собственной кухне в своей собственной квартире, где всегда для его домочадцев будет наготове торт фирмы «Север» и лимонад «Буратино» или «Дюшес». Тогда он ещё не знал, что для любого человека нет ничего более ненужного и надоедливого, чем просто имеемое у него во веки веков то, во что он ни вложил ни грамма своего личного усилия.
…– Будьте добры два ящика лучшего коньяка, – громко хлопнув массивной дубовой дверью, выкрикивает с порога взъерошенный офицер одиноко стоящей девушке-продавщице у прилавка крепких напитков.
– Армянского или… «Белый Аист»? – дивится та, глядя на потертую лейтенантскую шинель и повидавшую виды фуражку в его руке, предварительно снятую во время быстрого бега, предпринятого им из-за боязни, что магазин вдруг закроется перед его носом.
– «Белый Аист»! – не задумываясь, выдыхает «старлей» красивое никогда раньше не слышанное название, представив гордую птицу, парящую в небе над деревенскими избами, где он в детстве каждое лето гостил с родителями у бабушки.
– Двести пятьдесят пять рублей в кассу,– ехидно растягивая гласные, сладко поёт красавица, предвкушая, видимо, реакцию свалившегося с Луны офицера…
Моряки редко покупают алкоголь, а уж если и берут, то, безусловно, простенькую бутылку «беленькой». Да и правда, зачем им водка, когда выдаваемого для протирки контактов «шила», даже после урезанной по случаю начала антиалкогольной компании нормы, вполне достаточно для приготовления трехлитровой банки вкусной домашней брусничничной или клюквенной наливки в соответствующей пропорции и удобоваримом градусе. Да и не пили-то моряки, вопреки бытующему мнению, тогда, да и не пьют и теперь много и беспробудно, – так, лишь на праздники, – по причине хотя бы того, что дел у настоящего флотского офицера всегда невпроворот, а для этого всегда нужно быть в форме.
12.04.2019г.
Автор, как обычно, приносит извинения за возможные совпадения имен и описанных ситуаций, дабы не желает обидеть кого-либо своим невинным желанием слегка приукрасить некогда запавшие в его памяти обычные, в сущности, житейские ситуации. Все описанные здесь события, диалоги, действующие лица, безусловно, вымышленные, потому как рассказ является художественным и ни в коем случае не претендует на документальность, хотя основа сюжета и взята из дневников и воспоминаний моих друзей и товарищей периода 1987-1991гг.
Автор благодарит критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь и терпение выслушать всё это в сто первый раз.
Балтика. Минная гавань.
Ноябрь. Полночь. Ветер. Снег с дождём.
Четыре часа назад вся Бригада поднята по сигналу «Большой сбор».
Штаб дивизиона рейдовых тральщиков и шнуроукладчиков в полном составе привычно расположился в ходовой рубке самого быстроходного корабля дивизиона, прозванным за то моряками «Антилопой».
Командир корабля старший лейтенант Стариков Валерий Феликсович, проще Феликс, как все его называют с момента появления в имени легендарного отчества, чтобы не мешать напряжённой работе коллег по подготовке штабной документации к возможному оперативному выдвижению в назначенную точку, стоит на ходовом мостике.
– О чем задумался, командир? – неожиданно сзади хлопает его по плечу начальник штаба.
– Никак нет, товарищ капитан третьего ранга, – браво выдыхает «старлей», отводя глаза в сторону, – ни о чём!
– Ну, а всё же, – буравит глазами «кап-три». – Я ж тебе не замполит какой-то, на залихватский доклад типа: «Да здравствует КПСС!» – не реагирую, просто так не отстану.
– Понимаете, Николай Георгиевич, – неохотно начинает Феликс, – жену вчера ночью в роддом отправил, а что там и как у неё до сих пор выяснить не сумел. А тут ещё эта тревога!
– Так во-от, значит, ради кого, – многозначительно тянет, – Всевышний собрал нас сегодня здесь, в Минной гавани, ночью.
– Ради кого? – дивится «старлей».
– Ради… – загадочно улыбается.– А кого вы, кстати, ждете: мальчика или девоньку?
– Мальчика, – непроизвольно улыбается в ответ. – Имя уже есть.
– У-у-у, – скептически машет рукой, – это-то вы зря. У нас с женой, – вздыхает, – тоже имя было, два раза, а вот родились две девоньки.
– Нет-нет! – расширяются глаза Старикова. – Этого не может быть! У нас пацан, точно, УЗИ показало…
Ему вдруг привиделось, как жена будит его прошлой ночью, сказав, мол, время пришло, пора ехать за сыном. И он тут же по-флотски быстро и четко, не проронив ни звука, накинул на голое тело корабельную «канадку» и в течение каких-то десяти минут домчал до ближайшего телефона-автомата аж к проходной судоремонтного завода, – в общежитие, как и в Минной гавани, нет городского номера, лишь оперативная внутренняя связь.
Они привычно «прочухали» паровозиком, прижавшись друг к дружке, по длинному почти стометровому коридору вдоль трёх десятков входных дверей комнат соседей. Их будущий первенец шёл во главе, слитой воедино, колонны по одному, к удивлению, ни шевелясь и ни брыкаясь в этот раз, отчетливо давая о себе знать короткими болезненными ежеминутными схватками изнутри с обоих боков, видимо, пока ещё лишь готовясь рвануть на выход.
Как и положено, в карету «скорой помощи» его не пустили, пришлось десять километров до больницы бежать вслед за машиной бегом, благо спортивная форма двадцатиоднолетнего юноши позволяет этот неожиданный спринт на стайерскую дистанцию. Но благодаря этому он таки успел ободряюще помахать в окошко своей Малышке, спешно увозимой на каталке из приемного покоя в родильное отделение.
…– Да ладно, ладно, Стариков, не бузи, – смеётся начштаба. – Мальчик, так мальчик, сейчас выясним…
– Как это… выясним?
– Не просто выясним, – хохочет, – а и обмоем…
– Что обмоем?..
– Да ножки же, ножки… обмоем твоей доченьки, не зря ж всё это…
– Что это?.. – почти рыдает от нетерпения Стариков.
– Ну, сбор этот не зря! – загадочно разводит руками начштаба. – Давно, видишь ли, заметил: когда Бригаду собирают по «Большому сбору», то случается что-то необычное, важное, хорошее. Вот и сегодня…
– Что сегодня?
– Человек родился сегодня, – хлопает по плечу. – Значит так, Феликс, телефон-автомат на КПП нам не помощник, а вот телеграфное отделение на проходной у дежурного по судоремонтному заводу должно помочь.
– Как… помочь? – расширяются глаза Феликса. – В роддоме ночью ни один телефон не ответит.
– Ответит, – легкомысленно машет рукой Николай Григорьевич. – Там, у них на военном заводе спецсвязь со всеми объектами жизнеобеспечения города, в крайнем случае, попросишь, чтоб отбили телеграмму в больницу, те тут же ответят.
– А тревога?
– Да Бог с ней… тревогой-то, – беззаботно хохочет. – Если что – я за тебя!
– А вдруг выход?
– Если выход начнется, ты услышишь громкоговорители в гавани, и пока морские снимутся с якоря, за ними базовые, потом только наши, успеешь. К тому же «Антилопа» пойдёт последней, минут пятнадцать-двадцать у тебя точно есть, – деловито втолковывает начштаба. – Беги, Феликс, беги, не теряй времени, – по-доброму улыбается.
– Спасибо, товарищ командир, – наконец благодарно выдыхает обезумевший от счастья Стариков и… срывается с места…
«Этого не может быть!», – первое, что приходит в голову молодому папаше, только что услышавшему новость о рождении доченьки.
– Рост – пятьдесят, вес – три двести, – сухо ответила ему трубка спецсвязи, заспанным женским голосом.
– А мама, как мама?
– Удовлетворительно.
– Когда родила?
– Утром, в десять.
– Вы… не могли б… – запинается, – уточнить: кто ж все-таки родился?
– Не морочьте голову, – хмыкнули в ответ.
«Этого не может быть», – второе, что приходит в голову Старикова с неподдельным интересом и упрямой безысходностью всматривающегося внутрь ухающей длинными гудками телефонной трубки.
– Поздравляю вас, папаша, – ласково улыбается ему пожилая телефонистка, слышавшая, как и положено ей, весь этот нехитрый разговор. – Девочка – это ж так здорово!
– Спасибо, – отдав трубку, машинально улыбается тот, растерянно глядя в окно на живущий своей жизнью большой город,
– Поздравляю, – лукаво подмигивает тот яркими огнями гостиницы напротив, стучит колесами запоздалых красных трамвайчиков, шепчет шинами, идущих в парк, длинных сдвоенных троллейбусов, скрипит метлами уборочной техники у витрин закрытых магазинов и даже празднует праздно шатающейся по широким тротуарам молодёжью вокруг входов ночные, а значит очень дорогие бары и винные магазины.
Ошарашенный полученным известием и одновременно заторможенный Феликс, как во сне, выходит на улицу. Тут хорошо, бессуетно, нет никакой тревоги, город живет своей привычной шумной жизнью, словно издеваясь над ним, смеясь, хохоча.
Увы, не всё на свете, а точнее очень даже и немногое, нам дано изменить, но зато… мы можем изменить свое отношение к неизменяемому событию.
И тут вдруг ему на ум приходит третья мысль: «Пузырь, точней шило…», – ну, то есть корабельный технический спирт, выдаваемый для протирки контактов многочисленных корабельных механизмов, – «…для обмывки ножек их с Малышкой первенца… не подойдет»!
«Что же делать?»
«Ах, до чего ж всё-таки живучий вопрос!..» – четвертое, что приходит ему на ум, – «…у меня нет пузыря, не подготовился…».
Куда же бежать?
А тут ещё эта не к месту тревога.
Может обратно… на корабль?
Неожиданно, словно что-то накрыло, он чувствует невообразимый прилив сил, энергии, нескончаемой радости. И тут, пятое и последнее, что приходит ему в голову: «Я – папа, у нас дочь, и… снова всё повторится»!
Всё!
Полуобморочное состояние молодого папаши снимается по мановению руки. Теперь он больше не может стоять на месте, о чем-то думать, размышлять, переживать, сердце бухает, что набат на параде Победы, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди и бежать, бежать!..
Душа, ликуя, уносится под небеса, где, наверно, неистово поёт хвалу Господу – «Аллилуйя», а ноги заплетаясь и приплясывая, то ли вальс, то ли марш мчат в неизвестном направлении.
Куда мчат?..
Зачем?..
А-а-а!.. Ну, конечно…
…В «Калинку» – коммерческий продуктовый магазин, недавно открывшийся тут, напротив заводской проходной по случаю, видимо, начавшейся недавно в стране антиалкогольной компании, в котором населению почти круглосуточно стали продавать дорогущие марочные вина и крепкие элитные напитки.
Ну, а ночью цены тут, – жуть! – возрастают втрое.
Но про то Феликс, конечно же, не знает и совершенно не думает, да и вообще вряд ли о чем теперь думает, – в его груди навеки вечные поселилось огромное благостное чувство, словно с ним произошло событие вселенского масштаба.
Впрочем, рождение первенства, дочери, разве не является таким?!
У него… – нет, пардон! – у них родилась дочь.
Доченька!!!
Да-да!..
Но!?
А как с ней… обращаться?
Ну, ведь она же… не пацан, не сын.
О сыне он мечтал лет с пятнадцати-шестнадцати, когда попал в казармы Нахимовского училища в тесный коллектив замечательных неравнодушных ищущих себя и настоящего дела мальчишек – романтиков морского судьбы. Но чем больше его учили мужеству флотской жизни, прелести и доблести флотского экипажа, романтики дальнего плавания, величию и праведности здорового карьерного роста, тем больше ему хотелось собственной семьи, тихого домашнего уюта, любимой нежной жены, смешного маленького сына. И что там говорить, мечталось, просто о своём собственном личном холодильнике на своей собственной кухне в своей собственной квартире, где всегда для его домочадцев будет наготове торт фирмы «Север» и лимонад «Буратино» или «Дюшес». Тогда он ещё не знал, что для любого человека нет ничего более ненужного и надоедливого, чем просто имеемое у него во веки веков то, во что он ни вложил ни грамма своего личного усилия.
…– Будьте добры два ящика лучшего коньяка, – громко хлопнув массивной дубовой дверью, выкрикивает с порога взъерошенный офицер одиноко стоящей девушке-продавщице у прилавка крепких напитков.
– Армянского или… «Белый Аист»? – дивится та, глядя на потертую лейтенантскую шинель и повидавшую виды фуражку в его руке, предварительно снятую во время быстрого бега, предпринятого им из-за боязни, что магазин вдруг закроется перед его носом.
– «Белый Аист»! – не задумываясь, выдыхает «старлей» красивое никогда раньше не слышанное название, представив гордую птицу, парящую в небе над деревенскими избами, где он в детстве каждое лето гостил с родителями у бабушки.
– Двести пятьдесят пять рублей в кассу,– ехидно растягивая гласные, сладко поёт красавица, предвкушая, видимо, реакцию свалившегося с Луны офицера…
Моряки редко покупают алкоголь, а уж если и берут, то, безусловно, простенькую бутылку «беленькой». Да и правда, зачем им водка, когда выдаваемого для протирки контактов «шила», даже после урезанной по случаю начала антиалкогольной компании нормы, вполне достаточно для приготовления трехлитровой банки вкусной домашней брусничничной или клюквенной наливки в соответствующей пропорции и удобоваримом градусе. Да и не пили-то моряки, вопреки бытующему мнению, тогда, да и не пьют и теперь много и беспробудно, – так, лишь на праздники, – по причине хотя бы того, что дел у настоящего флотского офицера всегда невпроворот, а для этого всегда нужно быть в форме.
12.04.2019г.
Автор, как обычно, приносит извинения за возможные совпадения имен и описанных ситуаций, дабы не желает обидеть кого-либо своим невинным желанием слегка приукрасить некогда запавшие в его памяти обычные, в сущности, житейские ситуации. Все описанные здесь события, диалоги, действующие лица, безусловно, вымышленные, потому как рассказ является художественным и ни в коем случае не претендует на документальность, хотя основа сюжета и взята из дневников и воспоминаний моих друзей и товарищей периода 1987-1991гг.
Автор благодарит критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь и терпение выслушать всё это в сто первый раз.
Рецензии и комментарии 2