Книга «Плаваем на обломках тонущего совка»
Больница (Глава 4)
Оглавление
Возрастные ограничения 12+
Вечер. Больничная палата номер восемь. И я, с костылями, который остался один. А всего несколько часов назад нас было шестеро поломанных и переломанных. Увы, такая участь у палат в травматологии… Единственное, что сейчас радует, что все те, кто ушли, ушли по домам, на не в мир иной.
Пустая палата. Тусклый свет фонаря вдалеке позволяет различать очертания белых железных коек и тумбочек, которым больше пятисот лет, облупившейся штукатурки на стенах и одинокой керамической раковины в углу. Холодная светло-серая плитка на полу и бетонный потолок, покрашенный в белую краску. Забавно, что весь белый цвет в туском свете уличного фонаря казался едва заметным во тьме грязно-желтым. И даже белый подоконник на котором я сидел был этого же цвета.
За окном унылый российский вид: двор, пятиэтажки, вечно пьяная, вечно орущая и вечно гогочущая шпана.
Душный, густой, горячий воздух медленно усыплял меня: глаза слипались. Тишина в палате давила на уши. А в душе пел Стрыкало своё фирменное «Тик-так...». А я сидел на подоконнике с поврежденной ногой и ждал твоё сообщение, ждал, пока ты придёшь домой и сообщишь мне эту радостную новость. А ты не писала…
Я открыл окно, полной грудью вдохнул морозный воздух и задержал дыхание. Шпана орала на всю улицу, где-то вдалеке слышен шум автомобилей… Я медленно выдохнул пар, который густыми клубами разошелся вокруг и быстро растворился.
Выйдя из палаты, я сел на кушетку, наблюдая за другими больными, идущими в свои палаты. Ноги, руки, челюсти, головы, плечи — травмы на любой вкус. И только сейчас я заметил, что на стене мозаикой выложена прекрасная картина: Ленин и рабочие на красном фоне. «Прекрасный призрак прошлого, хранящий настоящее ...» — думал я, возвращаясь обратно в палату, чтобы снова сесть на подоконник…
Пустая палата. Тусклый свет фонаря вдалеке позволяет различать очертания белых железных коек и тумбочек, которым больше пятисот лет, облупившейся штукатурки на стенах и одинокой керамической раковины в углу. Холодная светло-серая плитка на полу и бетонный потолок, покрашенный в белую краску. Забавно, что весь белый цвет в туском свете уличного фонаря казался едва заметным во тьме грязно-желтым. И даже белый подоконник на котором я сидел был этого же цвета.
За окном унылый российский вид: двор, пятиэтажки, вечно пьяная, вечно орущая и вечно гогочущая шпана.
Душный, густой, горячий воздух медленно усыплял меня: глаза слипались. Тишина в палате давила на уши. А в душе пел Стрыкало своё фирменное «Тик-так...». А я сидел на подоконнике с поврежденной ногой и ждал твоё сообщение, ждал, пока ты придёшь домой и сообщишь мне эту радостную новость. А ты не писала…
Я открыл окно, полной грудью вдохнул морозный воздух и задержал дыхание. Шпана орала на всю улицу, где-то вдалеке слышен шум автомобилей… Я медленно выдохнул пар, который густыми клубами разошелся вокруг и быстро растворился.
Выйдя из палаты, я сел на кушетку, наблюдая за другими больными, идущими в свои палаты. Ноги, руки, челюсти, головы, плечи — травмы на любой вкус. И только сейчас я заметил, что на стене мозаикой выложена прекрасная картина: Ленин и рабочие на красном фоне. «Прекрасный призрак прошлого, хранящий настоящее ...» — думал я, возвращаясь обратно в палату, чтобы снова сесть на подоконник…
Рецензии и комментарии 1