Темнота

Темнота.

С чего начать? С того что было пасмурно? Что апрель – неудавшийся комик, утопая в собственной слякоти, так и не выдал ни одной приличной шутки?
Я устал. Я смертельно устал все это вам пересказывать…
На кухне разговаривали двое. Их голоса, как непослушные дети то и дело выскакивали из-за двери поиграть в коридор коммуналки.
— Я устал. Я смертельно устал – говорил один голос.
— Я знаю, Ваня, знаю. – отвечал другой.
Царила вполне обычная атмосфера, своеобразие которой таилась в мелочах. Под старыми часами лишь дважды в сутки показывающими верное время висел красный вымпел с изображением Владимира Ильича Ленина и надписью:
« ВМЕСТЕ МЫ ПРИДЕМ К ПОБЕДЕ
КОММУНИСТИЧЕСКОГО ТРУДА!»
Напротив него, на одной из кухонных антресолей, занимая особое место среди кухонной утвари, скромно стояла иконка и сох на тарелке обкусанный сверху кулич. Длинный черный шланг, один конец которого был присоединен к раковине в глубине кухни, а другой неизвестно почему исчезал в форточке, делил пространство между Ильичом и Иконкой надвое… На подоконнике, прямо под шлангом, в стеклянной пепельнице тесно гнездились окурки и отчего-то походили на кильку.
Двое говоривших не были друзьями, однако беседовали очень тепло и доверительно. Первый был официантом из Гинзы, второй – водителем такси. Официант отлично жонглировал и мог двадцать раз подпрыгнуть стоя на руках, а таксис писал стихи и готовил восхитительный плов. Официанта звали Ваней, и через час он покинет кухню, чтобы принять душ, а затем отправится на работу. Таксиста звали Рим, и он ляжет спать, как только Ваня уйдет. Оба были пьяны и полны благодарности друг к другу за напоминание, что все это не имеет никакого значения, что иногда важно просто поговорить, не цепляясь друг за друга как за кусочки ускользающего настоящего…
— Может по пиву? – Вдруг приободрившись спросил Ваня.
— Не, башка с утра треснет. – Отвечал Рим. – Да и погодка не пивная совсем.
— Мда, вот если б летом…
— Летом другое дело! Летом все выпьешь. И всплеск воды, и дождик с неба…
— Это да… А чего шланг торчит? Машину мыл?
— Ага, только по такой погоде без толку все это. Плюнуть бы, да не могу в грязной машине людей возить!
— Как-будто они тебе скандалов не устраивают от того, что она чистая!
-Твоя правда с одной стороны и все таки… ты руки на работе моешь, после того, как покурить выйдешь?
— Конечно! Штрафанут еще…
— А если б не штрафовали?
— Хм… Не знаю, честно говоря…
— Вот поэтому так и живем… — Протянул Рим и грустно уставился в окно.
Постепенно светало, в город вползал туман. Первый трамвай скрылся в его объятиях не прекращая звучать на, казалось, давно оставленном позади переулке. Где-то залаяли собаки, загудели трубы и быть может от всех этих звуков, Ваня вдруг тяжело задумался.
— Послушай! – сказал он. — Я вот, что подумал. Ты вроде как стихи пишешь…
— Да что я там пишу! – Перебил его Рим. – Так, балуюсь, просто душа требует!
— Ну допустим, но все равно. Обычно в литературе, нас предостерегают на примере персонажей, те читают монологи, изливают душу давая понять читателю, что их путь гибелен. Но скажи, что делать тем, кто уже с ними на одной линии?
— Это ты о чем? – Нахмурился таксист, как будто ему отказывались платить по счетчику.
— Ну, не знаю, о Достоевском, например.
При этих словах Рим так сильно расхохотался что грохнулся вниз, к батарее и обнимаясь с ней, как со старым другом продолжал смеяться, кряхтеть и выдыхать словно чайник.
— Ты что, старушку зарубил? – Сквозь слезы спросил он.
— Нет. – Спокойно и обижено ответил Ваня. – Просто чувствую, что внутри у меня есть такая ТЕМНОТА, которой никогда и не с кем, как бы сильно того не захотел сам поделится я не смогу. Почему Я сам перед собой не встану и сам себе не поставлю вопрос – А КТО Я ВООБЩЕ-ТО? Потому что ответить мне будет некому…
Он было расчувствовался и собрался уходить, но Рим вдруг выпрямился и, не отрываясь однако от батареи, выговорил низким красивым голосом, слова, за которыми чувствовалась правда… Вот, что он сказал:
— Ты – человек. Вот и будь человеком. А не животным, которого все из-под палки заставляют делать. И помни всегда об этом. И поступай всегда соответственно.
-Это ты к чему? – С недоверием спросил Ваня.
— Мой руки или увольняйся к ебени матери – вот к чему!
— Да при чем же здесь руки? – Совсем обиделся Ваня.
— Да не при чем! Иди давай! Опоздаешь.
Утро окончательно пришло. Туман еще все еще кутал Петербург в свои перины. Ваня был готов к новому рабочему дню. Рим проводил его до двери, проследил, чтобы тот не забыл ключи, дал сигарет на дорогу и немного денег.
— Ты главное будь сегодня молодцом, не надо размазываться, иначе станешь либо злым, либо беспомощным – сказал он на прощание.
Официант помолчал, застегнул куртку и вышел на улицу.
А между тем город постепенно оживал… Дежурный дворник неслышно дал сигнал к наступлению и войска вооруженные шпильками, пиджаками, чемоданами, кейсами, рюкзаками, зонтиками, тросточками, тележками и конечно метлами – вывалились на Сенную, чтобы станцевать чечетку смерти на том, кто хотел скрыть Петербург от любопытных глаз. Засеяло солнце, заиграли по крышам и окнам его блики.
— Темнота – прохрипел Ваня и зашагал вперед.
Стихи Рима
Месяц неслышно лег,
Коснувшись челом пола.
Зимой они пили грог,
Летом носили поло.
Осенью, выйдя из дома
С авоськой, к Неве как к мамке,
Искали чего-то другого,
Окурки кидая в банки.

А летом хотели жить.
И что тут сказать, дружище?
Мы все уже много лет
Чего-то другого ищем.
Но вот ты выводишь буквы
В потрепанной старой тетради.
Тебе кажется это блюз,
А на деле тебя сломали.

Сломали нависшим вопросом, который стеснялись задать.
Как разглядеть солнце, записанное в тетрадь?
Как вдруг понять точно,
Что это чего-то стоит?
Голосовать можно,
Или дуэль устроить…
Можно гоняться за смыслом,
Можно расти медийно,
Можно еб**шить кислый,
Можно веревку с мылом.

На кухне моей тесно, как тесен теперь мой слог.
Когда ты не видишь Беса, не можешь понять где Бог.